Выход из метро в нюансах практически не запомнился – двигался по привычному для себя маршруту, на автопилоте, целиком поглощенный своими мыслями. Только в подземном переходе опять ошивались какие-то молодые мужики в камуфляже, изображающие музыкантов. При этом псевдовояки не просто стояли, а еще и немузыкально бренчали на своих гитарах, натужно выкрикивая нечто милитаристическое. Наверное, думали что поют. Вообще – музыканты в общественных местах меня раздражают чрезвычайно. Почему это они полагают, что так уж приятно слушать их голоса? Умели бы хоть петь по нормальному. Так нет же! Стоят и пытаются переорать друг друга, а их друзья прилипчиво пристают к прохожим с протянутой для денег шапкой. Каждый раз обламываюсь, идя через этот переход.
Район считался «спальным». Большинство городского люда уже разъехалось по разным работам, и только отдельные пешеходы все еще тянулись в направлении подземной станции. Не дойдя до дома, зашел в магазин купить разной жратвы. Так, самое основополагающее. Стоя в небольшой очереди, услышал монолог некоей старушенции: «Говорят все кризис… кризис… Что за кризис? Чего только не придумают! В войну вон даже по карточкам хлеба иногда не было, голодали… А сейчас картошка есть? Булка с маслом есть? Чего еще надо?»
«Да, – подумал я, – понимаю, конечно, что во время войны люди терпели все лишения и тяготы жизни ради победы и во имя нее. Сколько ей? Лет девяносто? Но сейчас-то время у нас не военное и сильного желания страдать, почему-то нет. Да и необходимости особой не вижу!»
Когда уже выходил из лифта на своем этаже, то повстречал хозяйку соседней квартиры – Антонину Ильиничну. Вот уж повезло! Признаться, не ожидал сегодня встретить эту веселую разговорчивую бабулю – она кем-то работала в местной управе и обычно уходила значительно раньше моего появления. Кроме того, она регулярно «стучала» на своих соседей и знакомых по подъезду – писала в «соответствующие органы» длинные многословные заявления. Причем делала это бескорыстно, из «гражданского долга» и чистой любви к искусству. В круг ее интересов входило все: кто что делает, кто с кем живет, с кем спит, когда и где, каким образом и сколько раз. А уж если некто приводил в гости явного иностранца – то тут уж повод для сериального доноса. Приобщенным к тайне оказался случайно и не преминул этим воспользоваться. Однажды меня вызвал патрон и, хихикая, показал рукописное заявление на мою персону. Ему, как руководителю, эту кляузу переслали «из органов» дабы ознакомил с нею меня, как одного из основных исполнителей некоего госпроекта, а по совместительству главное действующее лицо манускрипта. Видимо это сделали для порядка, и просто для ясности. Никто никаких санкций против меня предпринимать, разумеется, не собирался, но ознакомить решили, дабы наладил отношения с соседкой и не вызывал подозрений с ее стороны. Антонина Ильинична уведомляла, что веду «распутный образ жизни», не ночую дома, привожу к себе «средь бела дня гулящих девок» и вообще «морально разлагаюсь, тлетворно влияя на молодежь». Еще там говорилось, что я – подозрительная личность и, вероятно, «посещаю притоны». Смеясь, мой начальник отдал бумажку мне, и попросил вести себя потише, а разлагаться не столь откровенно. Потом я показал это заявление авторше и намекнул, что сам работаю в чем-то жутко серьезном и очень-очень государственном. Антонина Ильинична испугалась, и с тех пор сильно зауважала меня.
– О, Саша, здравствуйте! Давно вас не встречала. С работы?
– Здравствуйте Антонина Ильинична, – расстроено сказал я. Мое недовольство вполне могло сойти за усталость. – Да вот, ночь оттрубил, теперь буду отдыхать. В магазин тут по дороге заскочил, – я показал пакет. – За продуктами.
– Тяжело, наверное, вот так – ночами работать? – зачем-то спросила она.
– Да не особо. И потом уж привык, – кисло улыбнулся я.
– Ну, хорошо. Знаете, скоро общее собрание всех жильцов нашего кооператива. Будем нового председателя избирать. Приходите обязательно! Тут вечером всех обходили, списки сверяли и подписи собирали, но вас не было, так я взяла для вас бланк. Сейчас принесу…
И Антонина Ильинична сделала телодвижение в сторону своей квартиры.
– Погодите, а что с ним надо делать? – забеспокоился я. – С этим бланком?
– Как что? – удивилась соседка, затормозив почти у самой двери. – Заполните и распишитесь, за кого вы.
Есть такая категория людей – до чрезвычайности активных, деятельных, энергичных, но не способных свою энергию употребить в правильное русло для мирных целей. Крутятся, мечутся, а затем весь этот поток возьмет и даст по ушам отдельных тихих граждан, по несчастной закономерности проживающих поблизости от места обитания данного энерджайзера. И понеслось.
– Да мне на это как-то… – индифферентно брякнул я, – все равно же не знаю этих людей.
– Голосуйте за Ивана Кузьмича. Он бывший летчик, очень хороший человек, воевал! Очень честный.
– А голова у него варит?.. Ой, хотел сказать, что для председателя нужны всякие разные другие качества…
– Ну, что вы! – почти обиделась соседка. – Иван Кузьмич будет очень хорошим председателем! Он честный, правдивый и порядочный! Везде порядок наведет. Теперь все будут вовремя платить за уборку подъезда.
С этой уборкой тоже была увлекательная тема. Споры шли уже давно, и даже мне стали известны, поскольку их результаты время от времени появлялись в качестве объявлений на доске информации. Иногда читал эти дацзыбао. Те, из жителей, что обитали одни, безответно вопрошали: «А с какого это бодуна я должен сдавать за мытье столько же, сколько мой сосед, у которого трое детей, две собаки и хронические гости? Или соседка с нижнего этажа, у которой пять кошек? Разве мусорю больше них?» Вроде как справедливо и как бы правильно, но есть в этом какая-то дряннота. Может, это просто привык или воспитан как-то не так, но ни за что не стану препираться из-за копеек, дабы не калечить нервы себе и окружающим. Впрочем – окружающим как раз можно. Сказано сдать, значит, сдам. В моем основном доме не так. У нас всё это как-то более упорядоченно что ли, или централизованно, чем в этих старых многоэтажках, где двери с кодовыми замками появились несколько лет назад.
– Ладно, пусть будет Иван Кузьмич, – сказал я успокоительным тоном. – Распишитесь тогда за меня, ладно?
– Этого нельзя делать, вы сами должны! – возмутилась Антонина Ильинична.
– Да бросьте вы! – с подкупающей непосредственностью сказал я, махнув рукой. – Я вам доверяю. Поставьте там какую-нибудь закорючку другими чернилами, и все! Вы же меня хорошо знаете!
– Ну, как же так… – сконфузилась соседка.
– А мы никому не скажем! – произнес я с заговорщицким видом. – Это будет наш маленький секрет! А то устал зверски и мне сейчас не до подписи…
Ей давно уже было известно, с моих слов, что ночами у меня какая-то важная (возможно секретная!) работа на другом конце города. Кстати соседи – это хорошо знакомое такое явление. Они вообще большие любители вмешаться, в любом мире, в любой стране. Поэтому не хотел оставлять тут свою подпись. Мало ли что…
Отделавшись от излишне любезной соседки, отпер свою железную дверь, вошел, задвинул крепкий засов, снял куртку и глянул в зеркало, висевшее напротив входной двери. Оттуда на меня скучно смотрел плохо побритый человек с растрепанными волосами, серыми глазами, в не очень новом растянутом свитере и старых джинсах. Ничего особенного. Среднее лицо, средний рост, средний вес… таких людей вы встречаете постоянно и никогда не запоминаете их внешность. Одежда тоже средняя. Я не любил выделяться из толпы. Как там, в Божественной комедии у Данте? «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу»? Скорее уж в сумрачной прихожей. Нажал локтем на выключатель, в тот же момент лампочка перегорела. «…Утратив правый путь во тьме долины». Ага, теперь придется вкручивать новую.
По-моему самый неправдоподобный эпизод любого фильма – это когда главный персонаж, вернувшись к себе домой, первым делом задумчиво прослушивает автоответчик. Или неторопливо наливает сок из холодильника. Или садится на диван и включает телевизор. Или компьютер.
Вранье, такой герой сначала должен бежать в сортир.
Но я поступил вполне по стандартам Голливуда – сразу же врубил компьютер.
Потом закинул продукты в холодильник, посетил санузел, и с наслаждением расслабился. Это моя личная жилплощадь, собственное пространство в этом мире, только для меня одного и ни для кого больше. Но практически я не живу в этой квартире. Я тут работаю.
В романе Жоржа Сименона «Мегрэ и человек на скамейке» блистательный сыщик, проницательный добрый толстяк расследует очередное убийство. Комиссар Мегрэ, как обычно, гениально одолевает возникшую перед ним проблему: человек, труп которого был обнаружен ноябрьским вечером в Париже на бульваре Сен-Мартен, оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Погибший вел жизнь двойную и загадочную. Вечером и ночью он выглядел как хороший семьянин-подкаблучник, имевший престижную работу в Париже. Каждое утро он уходил на службу, а приходил… в съемную квартиру, где делал, что хотел, а главное – одевался, как хотел. А соседей и хозяйку этого дома уверял, что работает по ночам. Зато добывание денег у данного месье много времени не отнимало – он ловко и изобретательно воровал во время обеденного перерыва в крупных универмагах. Вечером же, он снова возвращался к своей жене и опять превращался в тихого порядочного человека, отдававшего супруге «всю зарплату», оставаясь для окружающих вполне законопослушным респектабельным гражданином.
Я не ворую в магазинах и вообще не ворую. У меня совсем иное поле деятельности.
Проверил почту. Кроме всякого мусора и прочего спама пришло только два полезных сообщения адресованных именно мне: одно от кого-то невнятного, и от заказчика. Как и все подобные письма, то, что от заказчика, не отличалось богатством стиля и не блистало словарным запасом. Там вообще не было никакого смысла – похоже на обычное спамовое письмо. Так мне сообщали, что сегодня надо зайти на определенный сайт, открыть нужную страничку, и считать оттуда единственное изображение. Потом зайти на другой сайт, и считать другое изображение. А уже в моем компьютере первая картинка преобразовывалась в многозначные числа. Этот шифр, на мой взгляд, вообще невозможно расшифровать без ключа и декодирующей программы. Вы когда-нибудь видели содержимое файла-фотографии? Нет? А вы полюбопытствуйте. Мешанина из символов – буквы, цифры, разные значки… Есть и русские буквы, как же без них? Программа-кодировщик считывает символы из записки, и ищет такие же в изображении. Это изображение и есть ключ. Вместо буквы кодировщик записывает номер этой буквы в другой файл. Или номер цифры или какого иного символа. Потом – следующий номер, и так далее. Когда буква повторяется, программа-шифровальщик ищет другое место, где есть эта буква, и записывает ее номер. И так до тех пор, пока вся записка не превратится в столбик несовпадающих чисел, которые потом монтируются в другую картинку. Дешифратор работает в обратном направлении. Главное, чтобы в компьютере отправителя и получателя имелся доступ к фотографиям-ключам. Кстати, вместо фотографии можно использовать и любой другой файл. Главное, чтобы он был достаточно большой и объемистый.
Я нашел ключ – сегодня он оказался неприличной фоткой дебелой блондинки с крупной расплывшейся грудью. Файл в формате «джейпег», он же – джей-пи-джи, от английского «Joint Photographic Experts Group», дословно: объединенная группа экспертов в области фотографии. Пропустил толстоватую блондинку через дешифратор и получил короткую записку. Нечего лишнего – полное имя клиента, его адрес, телефон и срок исполнения заказа. Все.
Согласно содержанию письма, на выполнение давался ровно месяц.
Ночью, раз в сутки из компьютера автоматически уничтожаются все следы этой деятельности, диск оптимизируется и никто, ничего никогда не восстановит. Через провайдера, конечно, можно определить, что смотрел сайт с голыми бабами. Ну и что с того? Им всем давно уже исполнилось восемнадцать лет. Да и мне тоже.
А вот другое письмо меня неприятно насторожило и сильно не понравилось.
Как говорится – синтаксис, орфография и грамотность на совести автора:
Следующая неделя будет небольшой кошмар для Вас, готовитесь. Мы разочарованы. Теперь Вам придется отвечать. Вообще обдумайте хорошенечко. Чтобы Вам думать не мешало мания величия, так на всякий случай сообщаю, что в моем распоряжении сеть ботов с суммарный пропускной способностью канала ~5 Гб/с. Кроме этого есть отличные и хорошие знакомые в mwt.ru, так же вполне вероятно, что измениться Ваш сетевой статус. Заранее приношу свои извинения за жесткость и угрожающий характер письма, но другого выхода не вижу, потому как личность я довольно принципиальная, что называется око за око зуб за зуб.
С уважением Ваша Тень.
Так, приехали. Судя по некоторым признакам, в достоверности которых не сомневался, это отправил кто-то с моей основной работы. Из офиса фирмы. Более того – из моего отдела. А нарочитая безграмотность текста походила на допущенную специально.
Однако угроза напрягала. Справлюсь, конечно, не смертельно, но неприятно.
У меня на работе почта организована так, что у каждого отдела свой сервер и собственный почтовый домен. Что делать – жизнь надиктовала жесткие правила. Как следствие – всегда видно, откуда ушло письмо и через кого. И от кого. Последнее, правда, легко обойти, но вот корпоративный сервер обойти не удастся. Систему, конечно же, чисто теоретически можно обмануть, но такое под силу разве что какому-нибудь суперкрутому хакеру, что случаются только в кино. Или нашему системному администратору, но с ним-то как раз у меня особых разногласий нет. Да и делить нечего.
Почесав в затылке, подошел к окну и посмотрел вниз. Там виднелся свежий газон, новый, обтянутый полиэтиленом, еще неработающий магазин, и очень-очень много разноцветных машин. Почти одни иномарки. С минуту разглядывал забитый автомобилями двор, потом вернулся вглубь комнаты. Распечатал второе письмо. Все распечатал, со всеми заголовками и вместе со служебной и скрытой информацией. Порылся в ящике стола, извлек карманную записную книжку с вложенным калькулятором и прицепил ее на пояс под удобным черным свитером. Затем помотал головой, словно взнузданный конь, и решительно сел за стол. Одиночество в квартире – это когда всегда знаешь, где что лежит. Одиночество в жизни – это когда невыносимо хочешь испортить кому-нибудь настроение, а некому. «Одиночество в сети» – это культовый роман Януша Вишневского.
Пора в Замок, а то сегодня опять ничего не успею.
После того, как все необходимые действия были совершены, врубил другой, новый компьютер, нацепил на голову несуразное приспособление, кем-то названное Шлемом Реальных Возможностей и растянулся на своей лежанке.
Хорошо, что в свое время не поленился вписать в этот интерьер двуспальный ортопедический матрас…
…Интерьер словно сошел с экрана голливудского фильма снятого по мотивам рыцарского романа Томаса Мэлори или какого-нибудь более современного произведения фэнтезийного жанра. Этим обстановка выдавала свою искусственность. Вариация на тему перемещения в параллельный мир, где наш современник оказывается в эпохе рыцарей, вероломных герцогов и сумасшедших колдунов. Историко-приключенческий роман, действие которого происходит в вымышленном мире, близком к реальному Средневековью. Доблестные рыцари дружат с волшебниками, бьются с орками, сражаются с троллями и прочими нехорошими существами. Самые сильные и крутые лезут в неравные поединки с драконами, а в свободное от драконов время – вступают в интимные отношения с прекрасными эльфийками. И добиваются желаемого, естественно.
Все это стало уже настолько обыденным стандартом, что делается тоскливо и скучно, но в моем конкретном случае все обстояло не так однозначно. В этом мире не существовало ни троллей, ни орков, ни гоблинов с оборотнями. Эльфов с феями тоже как-то не наблюдалось. Во всяком случае, ничего о таких не слышал.
Очень большая, по нашим меркам, комната. Весь пол покрыт плетеными циновками, а у самой кровати постелен мягкий ворсистый ковер. Дорогой, судя по внешнему виду. Стены без всякого подобия обоев, сложены из тщательно подогнанных серых камней. Потом, присмотревшись внимательнее, я определил их как куски базальта. Справа, во всю стену стеллаж с книгами в кожаных переплетах и с золотым теснением, а рядом – крепкая двухстворчатая дверь. На другой стене развешано всевозможное холодное оружие устрашающих форм и размеров. Распознавался солидных габаритов меч, парочку жутких с виду тесаков, несколько кинжалов разной конфигурации и величины и еще нечто, названия чему просто не смог подобрать. Но это явно было оружие, представлявшее собой цепь с острейшим иглами на звеньях и массивным шипастым шаром на конце. Ниже – огромный камин с весело потрескивающим пламенем. Перед огнем – изящно кованая решетка и какие-то инструменты, видимо специально предназначенные для обслуживания этого камина. На каминной полке выстроился ряд из десятка потемневших человеческих черепов с простыми чугунными подсвечниками между ними. Черепа скалились белыми зубами и смотрели на меня своими пустыми глазницами. У трех из десяти отсутствовали все передние зубы, а у двух крайних – не хватало только верхних резцов. Зубы. Резцы. Самая твердая и хрупкая часть тела, открытая для всеобщего обозрения. При внимательном рассмотрении становилось видно, что эти зубы не выпали сами, а были сломаны у основания. Или выбиты. Третью стену занимал большой гобелен, с подробным изображением молодой пары в натуральную величину, затейливо предававшейся откровенным любовным утехам на фоне пасторального пейзажа. Прямо напротив – зарешеченное стрельчатое окно-витраж. В промежутках между прутьями решетки сверкали прозрачные волнистые стекла, которые хорошо пропускали свет, но совсем не пропускали изображения.
Привычная уже среда обитания.
Моя кровать стояла в самой середине всего этого великолепия. С трудом освободился из объятий мягкого ложа, выкарабкался из-под балдахина и дернул за специальный шнурок. Считается, что он активизирует звонок где-то в недрах дворца, и тот, кому надо, сразу же услышит этот зов. Но иногда я почему-то сомневался в реальности такого простого механизма. Возможно потому, что сам никогда никакого звонка не слышал.
Никогда не забуду один из первых своих дней здесь.
…Свой мир они называли просто Миром, а страна именовалась «Королевство Вильфиер». Первый раз попал я сюда вовсе не случайно, как стало уже штампом для многочисленной фэнтезийной литературы. Меня туда переправили вполне намеренно и осознанно, причем по работе.
Двери открылись, и вошел старый слуга. Вернее – старший слуга. Он выглядел очень крепким, несмотря на возраст, и по виду вполне хорошо себя чувствовал. О его физической силе ходили легенды. Говорили, что Ольгерд (так его звали) мог руками гнуть лошадиные подковы, а кусок чугуна весом в один стоун забрасывал на сто шагов.
– Доброго здравия, повелитель.
Титул мой в этом мире звучал изящно – «Повелитель Королевства». Не король, а именно «Повелитель». Простенько и со вкусом. Как потом выяснилась, последнего короля не то зарезали, не то отравили, не то куда-то заживо замуровали, и с тех пор никаких королей не имелось, были только «Повелители». На эту тему никто говорить не любил, и мне, несмотря на все старания, так и не удалось выяснить истину. Причем откуда эти повелители брались, и куда потом девались, пока выведать тоже не получилось. По официальной версии, последний король «тихо умер, не оставив наследников». Ага, знаем, тихо он умер, как же.
– Здравствуй, Ольгерд. Я же просил, не зови меня «Повелитель». Умоляю тебя. Называй меня как-нибудь более демократично. Господин Алекс, например.
– Хорошо, повелитель.
Мысленно махнув рукой, я сказал:
– Что там у нас на сегодня? Только самое важное. Например, вечером?
– Сегодня вечером у Вас встреча с комендантами крепостей, прием отчета от Старшины Городского Собрания на предмет утверждения проекта ремонта городского водопровода. А еще вечером Вас желает видеть госпожа.
– Ну, про госпожу и так можно догадаться, она каждый вечер меня желает видеть. Иногда даже и в середине дня. Ладно. А сейчас кто-нибудь ждет?
– Ждут, повелитель. Внизу Вас ожидают коменданты крепостей.
– Отлично, тогда пойдем к ним.
– Я в полном расстройстве, повелитель, но, боюсь, что такое вряд ли удастся осуществить.
Язык у них должен был быть похож на какую-то латинизированную версию не то старогерманского, не то готского. Но все-таки сильно отличался как от немецкого, так и от латыни – произношением и словарным запасом. Я не лингвист, поэтому детали мне были не очень-то интересны. Из-за большого количества латинских и германских корней, обучение не показалось мне особенно сложным, произношение было простым, и уже через месяц вполне неплохо понимал других, а через два месяца уже сносно для окружающих изъяснялся без помощи жестов.
– Почему это вряд ли удастся? – не понял я.
– Им назначено на вечер, – ответил Ольгерд, – но они пришли не вовремя. А встретиться с ними раньше будет неуважительно к Вам, повелитель.
– Так чего ж тогда они приперлись в такую рань? – вопросил я, стараясь уяснить ситуацию.
– Боятся, что их опередят, повелитель. Они подождут, это им будет даже приятно.
– Ну, раз так… – рассеянно сказал я, почесав в затылке. – Короче, когда мы идем к этим господам? Во сколько часов?
– В семнадцать, повелитель, – уверенно констатировал Ольгерд.
– От герцога ничего новенького? – на всякий случай спросил я, хотя знал: будь для меня хоть какое-то послание, Ольгерд сразу бы мне сообщил. – Ни писем, ни сообщений?
– Ничего, повелитель.
Плохо. Последнее время письма на мое имя почти не приходили. Или – не доходили. Вся корреспонденция шла в Столичный Капитул. Власть ускользала из моих рук, как сухой песок между пальцами, но ничего поделать я уже не мог – непосредственных рычагов управления у меня почти не осталось. Вот если только…
– Ну, вот и ладушки, – сказал я, обрадовавшись неожиданно пришедшей в голову полезной мысли. – Значит в семнадцать? Тогда за полчаса предупреди меня, ладно? А пока не беспокой.
– Как прикажете, повелитель, – сказал Ольгерд, но, тем не менее, никуда не уходил. Это означало только одно: у него еще не иссяк запас новостей для меня.
– Значит, до вечера я свободен? – с сомнением сказал я, придав голосу вопросительные интонации.
– Вы всегда свободны в своих решениях, повелитель. Но…
Я когда-нибудь все-таки свихнусь от этого парня.
– Да? Что-то не так?
– Но, повелитель, сейчас же турнир.
Вот дьявол! Что еще за турнир? Ни фига не помню! В шахматы, или во что? Почему не знаю? Тогда реализацию моей новой идеи придется отложить на потом.
– Какой еще к черту турнир? Я что, должен в нем участвовать лично, так что ли? – я даже не скрывал своего раздражения. – Или как?
– Участвуют самые благородные рыцари всего Королевства. Без Вас не приступят, повелитель…
– А я что там делаю? Тоже считаюсь благородным рыцарем? – с содроганием спросил я. В качестве участника рыцарского турнира я себя совершенно не представлял.
– Присутствуете в своей ложе, как обычно.
Ага, присутствую, значит. Как обычно. Ну, слава богу. Это уже сильно легче.
– И как скоро начало этого эпохального мероприятия?
– Уже время идти, повелитель.
Тьфу ты черт… А я-то полагал, что до пяти часов можно полезным делом заняться…
– Ладно, идем раз так. Надо – значит надо. Ты будешь сопровождать меня, до моего места, – сказал я, поскольку понятия не имел, что там за турнир такой и где он должен происходить.
Никогда раньше на турнирах я не был, не довелось как-то. Или был, но не совсем я. Вернее – совсем не я. Лицо слуги просто осветилось искренним счастьем. Интересно, это он правда обрадовался, или прикидывается столь искусно?
– Позволю себе лишь одно пожелание, повелитель. Ваша одежда…
Только сейчас я сообразил, что пребываю в обычном своем домашнем одеянии – в рваных линялых джинсах и спортивной куртке китайского производства, но с лейблом а-ля Адидас.
– О, черт! Да, действительно. Что бы ты посоветовал? Только что-нибудь такое, чтобы просто и удобно. И быстро. Времени уже нет.
– Я бы осмелился рекомендовать Вам мантию…
В этой мантии я сам себе напоминал клоуна из цирка. Однако все остальные относились к ней вполне уважительно, да и преимущество налицо – надевать мантию действительно быстро.
Я быстро облачился, и мы отправились куда-то в неведомые глубины Дворца.
До сих пор мне так и не удалось научиться без затруднений ориентироваться в этом чертовом Дворце. Или в Замке, что будет намного ближе к истине. Что за вредитель его проектировал, интересно? Бесконечные запутанные коридоры, лестницы, башни, галереи и внутренние дворики. Многочисленные залы, палаты и подземелья тоже исчислялись трехзначными числами. А этажность? А подземелья, о которых я только и знал, что они существуют? В разных местах здания наличествовало различное количество этажей, как надземных, так и подземных. Весьма часто, чтобы перебраться из одного помещения в другое, приходилось совершать длиннейший путь по лестницам и хитроумным переходам. Вот черт! Надо будет обязательно изучить планы данного сооружения, а то, не ровен час, придется мне тут бегать одному – я ж просто погибну, заблужусь, как Тезей в Лабиринте без своей Ариадны!
Я чертыхался про себя, когда думал обо всем этом, следуя за слугой.
Тут Ольгерд взял со стены ближайший факел (только недавно узнал, кто и как меняет эти полезные осветительные устройства), и мы начали спускаться по узенькой винтовой лестнице куда-то в мрачную темноту.
Через некоторое время лестница закончилась, и мы очутились в длинном сводчатом коридоре, очень похожем на подземный ход или трубу некоей древней канализации. Наши шаги гулко раздавались в пустоте этого тоннеля, который местами менял направление, делая резкие изгибы. Стены, сложенные из каменных блоков размерами и формой с коробку для ботинок, покрывала неприятная влажная слизь. Местами между камней высачивалась вода, стекавшая ручейками вниз, где она собиралась в узкие канавки вдоль стен. Откуда-то слышался звук журчания и падающих капель, а воздух казался флажным и затхлым. Пахло плесенью, сыростью и еще чем-то малоаппетитным. Все это усиливало канализационные ассоциации.
Я тогда еще плохо ориентировался в обстановке, и практически постоянно чувствовал себя полным идиотом.
Мы шли долго, и это стало понемногу надоедать. Ход становился все ýже и ýже, явно поднимаясь вверх. Постепенно вода исчезла, камни сделались сухими и на вид боле чистыми, дышать становилось приятнее, а когда после очередного поворота впереди забрезжил дневной свет, то сразу стало понятно, что скоро выберемся на свежий воздух.