Александр Лонс
Химера. Сказка для взрослых
6. Турнир
Когда мы, наконец, вылезли из этого перехода, то Ольгерд почтительно поклонился и отошел в сторону, с достоинством заняв место где-то позади меня. Выбрались мы прямо в большую удобную ложу. Мою, по всей видимости. Я подошел к краю и, монголоидно щурясь от непривычно яркого солнца, оглядел открывшееся пространство. Все это поле я окрестил про себя манежем: довольно большая площадка, весьма смахивавшая на стадион какого-нибудь провинциального спортклуба. С двух сторон она ограничивалась трибунами, занятыми пестро одетой публикой. С третьей стороны располагалась моя ложа, и ложи поменьше. Кто там сидел, со своего места разглядеть просто не мог. При моем появлении трибуны сначала стихли, потом огласились нестройными приветственными криками и чем-то похожим на хаотичные аплодисменты. Видимо, меня уже заждались. В ложе, где оказался я, справа уже расположилась весьма привлекательная на вид молодая женщина с жутко сексуальным профилем, одетая в бирюзовое платье с глубоким декольте. За вырезом вздымалась симпатичная грудь. На шее у этой дамы сверкало что-то ослепительно-драгоценное. Чуть сзади и справа от нее стояла юная просто одетая девушка, с очень милым личиком и прекрасно сложенным телом, угадывающимся под ладно скроенным по фигуре платьем. Девушка густо покраснела, когда заметила, что я разглядываю ее. Новая служанка, подумал я. Как только спустился на предназначенное мне место, женщина, засверкав драгоценностями на шее, повернула в мою сторону красивое злое лицо, холодно, но широко улыбнулась одними только пухлыми губами и грациозно подала мне руку тыльной стороной ладони вверх. Я привстал и церемонно приложился к этой руке, одновременно заглядывая за вырез платья. Рука казалась на удивление мягкой и теплой. Это и была госпожа, что желала меня видеть сегодня вечером. В этот момент трибуны снова зашумели. Когда я уселся, моя соседка взяла большой белый платок и демонстративно им взмахнула. Ритуал был соблюден, и действие началось.
Насколько помнил из истории, рыцарские турниры в Европе появились еще до крестовых походов. Во всяком случае, существует упоминание о неких военных игрищах, происходивших в середине девятого века в Страсбурге после переговоров Карла Лысого с Людовиком Немецким. Но окончательно турниры оформились во Франции к середине двенадцатого века, а затем уже распространились на Германию и Англию. В некоторых справочниках изобретателем турниров значится французский барон де Прелли, но, скорее всего, он лишь разработал первые турнирные правила. Сначала рыцари бились как есть, в обычном вооружении. Позднее в моду вошли тяжелые турнирные латы, практически непригодные в настоящем бою. Из яростного кровавого сражения турниры преобразились в живописные театрализованные выступления, где условности приобретали всё большую роль, а борьба сделалась менее значительной и более формальной. Турниры на долгое время сделались обязательным элементом западноевропейской средневековой жизни, причем к участию допускались лишь самые благородные рыцари, те, что имели безукоризненную репутацию, а всякое нарушение рыцарского кодекса угрожало страшным несмываемым позором. Рыцарь-нарушитель лишался оружия, лошади и амуниции, после чего заключался в тюрьму на срок до трех лет. Герб, доказывающий знатное положение владельца и его место в родовой иерархии, стал основным пропуском на турнир. Подделка и подлог гербов карались смертью. Если какой-то простолюдин присваивал себе рыцарское звание и герб, то такого фальсификатора просто вешали на ближайшем дереве. Для специалистов, каковыми являлись герольды, предъявленный герб содержал все необходимые сведения. Вот почему немаловажным элементом турнирного этикета стали именно гербы, которых развелось такое количество, что пришлось навести хоть какую-то систему в этой области. Возникла целая наука – геральдика, регламентирующая, что и как может быть помещено на герб, объясняющая значение тех или иных символов. Истоки геральдики уходили в европейские Средние века, когда было необходимо получать сведения о человеке, не видя даже его лица, закрытого забралом. По этой причине геральдическая символика всегда легко читалась, не имела сложных рисунков и надписей, зато сам герб снабжался крупным цветным полем. Такие гербы обобщенно назывались блазонами, то есть щитами.
Возможно, я чего-то не то слышал о рыцарских турнирах, или просто читал неправильные книжки, но мероприятие, на котором случилось присутствовать, весьма отличалось от моих представлений на данную тему. Или мир, где мне довелось находиться, был не похож на средневековый европейский стандарт.
Сначала вышел какой-то важный тип разодетый как фазан, и воткнул в грунт длинную пику с большим красным гербом на верхнем конце. Герб, нарисованный на чем-то среднем между щитом, знаменем и воздушным змеем, весело затрепетал и заполоскался на ветру. Постепенно я смог разглядеть белую лошадь на красном фоне с витым бивнем нарвала, торчащим прямо изо лба. Затем нарядный мужик развернул имевшийся у него свиток и начал что-то длинно и неразборчиво кричать нараспев, поворачиваясь из стороны в сторону. Голос его временами срывался, и несколько раз он «давал петуха». Из памяти всплыло то самое слово – «герольд».
Наконец наряженный парень заткнулся, свернул свой свиток и куда-то ушел. Его место сразу же занял следующий герольд, и сцена повторилась почти в точности, только новый персонаж был раскрашен уже в другие цвета, кричал дольше, да и герб оказался иным. На белом фоне резко выделялось стилизованное изображение черной хищной птицы с распростертыми крыльями, растопыренными когтистыми лапами и свернутой набок головой. В одной лапе птица держала пучок стрел, а в другой короткий толстый меч. Расстояние между пиками с гербами я оценил шагов в двадцать.
Заиграла музыка – духовая, несколько визгливая и неприятная для моего слуха. Самих музыкантов не видел, вероятно, они скрывались где-то сбоку от трибун. Когда музыка прекратилась, зрители опять заорали. На поле манежа неспешно выехала пара всадников закованных в тяжелые турнирные латы с длинными пиками или копьями в руках. Крепких, толстоногих лошадей придерживало по паре пеших людей, которых я для себя обозначил как оруженосцев. Странно, всегда считал, что оруженосец положен один на рыцаря, но мало ли что бывает. Наконец рыцари остановились, ожидая какого-то сигнала, при этом лошадь одного из латников приподняла хвост и навалила прямо на траву манежа кучу дерьма. Трибуны стихли. Именно в этот момент и усомнился в виртуальности и модельности данного мира. Какой программист или дизайнер, скажите на милость, будет моделировать дефекацию лошади? Да и зачем? Для пущего натурализма что ли?
Надо сказать, что первоначально подобных сомнений не было. Даже намека не возникало. Ну, да, вполне реальный квест, приключенческая игра (адвенчура, бродилка или как там их еще называют?) – один из обычнейших игровых жанров, требующих от участника решения умственных задач для прохождения по сюжету. Множество людей тратило уймищу своего времени на такие развлечения. Отличительным свойством подобных игр стала великолепная графика и атмосферность, вынуждающая игрока окунуться с головой в мир игры, будь то загадочный полный ужасов замок, тропический лес, покинутая лаборатория сумасшедшего гения, темный город-призрак, средневековая крепость… Сюжет мог быть определенным или же предполагать множество исходов, выбор которых зависел от поступков участника игры. Самым успешным на сегодняшний день жанром (вернее поджанром) среди квестов считается экшн, основанный на реакции и рефлексах игрока, хоть традиционные головоломки в ней тоже присутствуют. Но я попал в компьютерную сетевую игрушку, выглядевшую как совсем живой мир, практически неотличимый от реального. А что тут такого? Новые технологии, прямое воздействие на мозг, все дела. Непосредственный интерфейс мозг – компьютер, обходящий стороной внешние органы чувств.
Короче – игра меня увлекала, но не более. А осознание факта, что за это еще и платят, причем вполне приличные деньги, придавало всему процессу особое очарование.
Кроме того, довольно скоро выяснилось, что в этом мире я мог колдовать и делать мелкие чудеса. То есть приобретал некие магические способности. Как ни печально это признавать, но набившие оскомину вопросы типа: «Что есть для тебя магия?», и желание каждого второго (если не первого) дать, наконец, четкое определение этой скользкой деятельности, на самом деле признак того, что мы живем в мире, лишенном этой самой магии напрочь. Тем не менее, результатом прочтения всякого рода фэнтезийной литературы стало некоторое количество завязших в мозгу определений. Магия – это умение оказывать воздействие на расстоянии с помощью одной из форм энергетики – силы мысли. Магия – это возможность воздействовать на тонкие миры, подчиняя себе тем самым события в физическом мире. Магия – это средство сверхъестественным путем достигать цели, не задумываясь, как эта цель будет реализована… По-моему только ленивый не придумывал своего собственного определения магии. В одном из современных фэнтезийных романов давалось еще более простое и изящное определение: «магия – это искусство словами изменять мир». Только тут возникала маленькая неувязочка. Согласно этой формуле получалось, что самый крупный маг и кудесник в нашей стране – ныне действующий премьер министр. Вот уж кто одними только словами изменял мир! Хотя – черт его знает, может он и правда крутой маг… В Большой Советской Энциклопедии скупо сообщалось: «Магия – это обряды, связанные с верой в способность человека сверхъестественным путем воздействовать на людей, животных, явления природы, а также на воображаемых духов и богов». Существовали также и другие определения магии, например известного медиевиста профессора А. М. Карпова: «Магическими называются поступки, адресованные достижению желаемой цели путем сверхъестественного нарушения законов природы». Под это определение подпадают и первобытные верования, и современная магическая традиция, и получение «благодатного огня». Но все эти дефиниции отмечали одну главную особенность, которую обычно не замечают. В основе магии всегда лежала вера в сверхъестественные силы, в способность человека эти силы контролировать и с их помощью воздействовать на окружающий мир. Правда, что подразумевать под понятием «сверхъестественное», уже никто особенно не пояснял. Всемогущая Википедия при запросе на это слово отсылала к одноименному американскому телесериалу.
Так вот, оказалось, что в Вильфиере я был способен делать некоторые вещи, которые иначе как магическими и сверхъестественными назвать трудно. Причем прежние сведения о полном отсутствии магии в Королевстве не оказались препятствием. Выяснилось данное обстоятельство вполне случайно – однажды о чем-то задумался и смахнул рукой хрустальный бокал с вином. Пока он падал, я успел очень захотеть и даже представить, как этот сосуд не только не разобьется, но даже и не расплещется. Все так и случилось! Бокал не разбился, встал вертикально, жидкость не пролилась и только концентрические волны некоторое время морщили ее поверхность. Так получилось, что это маленькое происшествие осталось никем не замеченным – в своих покоях я был тогда один. Серия несложных экспериментов, которую провел при первой же возможности, показала, что здешней реальностью вполне можно управлять, если соблюдать ряд правил и иметь в виду несколько законов, обойти которые никогда не удавалось. Для себя (и про себя) я назвал их «законами магии Вильфиера».
Первый выведенный мною «закон» гласил, что невозможно из ничего получить что-то, и что-то превратить в ничто. Я был не в состоянии что-либо получать из ничего, и исчезать предметы у меня тоже не могли.
Второй «закон» я сформулировал для себя так. Превратить один предмет в другой возможно только тогда, когда вес и элементный состав исходного и конечного предмета совпадают. Вероятно, часть массы терялась при этом на энергию превращения, но это предположение проверить не смог – столь точных весов там просто не существовало. Видимо дополнением к этому закону было условие, что то, что получается в результате, должно быть термодинамически более устойчиво, чем исходный материал. Говоря простым языком – я мог превратить алмаз в кучку сажи, но не наоборот.
Третий «закон». Кроме самого исполнителя, за магическими действиями никто не должен следить. Наличие стороннего наблюдателя полностью лишало меня всяких способностей на эту тему. Для осуществления какого-нибудь магического действия обязательно надо было остаться одному, сосредоточиться, наглядно представить, как произойдет желаемое, и очень этого захотеть. В присутствии кого-либо следящего, терялась даже возможность телекинеза – простейший трюк, которому я обучился в первую очередь.
И, наконец, четвертый «закон» магии Вильфиера гласил: «Магическое воздействие не должно принести вред никакому живому существу этого мира». «Закон» налагал строгий запрет на действия с любыми живыми объектами. Когда я попытался что-нибудь сделать с пойманным в Замке тараканом, то потерпел полное фиаско, в то время как умертвить насекомое естественным способом не составило особого труда. Обратным действием этого правила я считал невозможность кого-либо оживить или превратить неживое в живое. Воскресить утопленного в стакане с водой таракана так и не получилось, несмотря на значительные усилия с моей стороны. Управлять своим телом как-нибудь отлично от других людей я тоже не мог: не умел ничего на себе отращивать, превращать, изменять или заживлять. Когда я получил глубокий порез во время тренировок на мечах, то он затягивался дней десять, и никакие усилия не могли ускорить данный процесс. Исцелять других людей тоже не получалось. И еще одно – я так и не освоил левитацию, телепортацию и все то, что нам иногда удается во сне. Вероятно, это тоже было невозможно по тем же причинам. Я даже не мог изменять вес своего тела, не говоря уж о более сложных фокусах.
Все это я объяснил для себя, как недокументированные функции Игры, этакие сознательные лазейки, допущенные неведомыми программистами. Достаточно припомнить претензии к разработкам компании Майкрософт, которая использовала недокументированные функции Виндоус, операционной системы созданной ею же. Тем самым, Майкрософт добивалась большей производительности своих программных продуктов и, соответственно, значительного преимущества перед конкурентами, которые вынуждены употреблять более медленные программные интерфейсы, описанные в общедоступной документации. Там дошло до суда. Тут, похоже, дело обстояло сходным образом. Вероятно, разработчики тоже играли в «Вильфиер». А может, и не играли, а что-то еще там делали? Я тогда очень обрадовался, что тут есть эти недокументированные функции, и что мне удалось на них неожиданно наткнуться. Это давало хоть небольшое, но преимущество над окружающими, и не позволяло сомневаться в виртуальности данного мира. Но все равно, радовался неожиданным возможностям, как ребенок, получивший на день рождения новенький компьютер. Беда состояла в том, что я практически никогда не оставался один. Рядом все время кто-то крутился.
Но вернемся к турниру.
Сами рыцари друг от друга отличались мало, основная разница состояла в гербах, изображенных на щитах, да в цветах плюмажей на шлемах. У рыцаря с рогатой белой лошадью на гербе это был пучок белых перьев, а у рыцаря с черной птицей – черных. Соответственно так и решил называть про себя этих господ: Белым и Черным рыцарем.
Непосредственный сигнал к бою я прозевал, заметил только, что оба всадника вдруг сорвались с мест и, как будто в дикой радости, устремились навстречу друг другу с пиками наперевес. Зрители опять закричали. Пики почти одновременно громко ударились о щиты, причем у Черного рыцаря копье сразу же с треском переломилось, а у Белого как-то нелепо отклонилось в сторону и вывалилось из рук. Рыцари разъехались так, что каждый оказался на позиции практически исходной для противника. Тот из всадников, у которого потерялась пика, вдруг утратил равновесие, неуклюже задвигал руками и вывалился из седла. Я сначала подумал, что после такого падения любой нормальный человек не то, что встать, жить больше не может. Но нет! Белый рыцарь оказался мужиком крепким, и сразу после падения начал шевелить конечностями, изображая попытки подняться. Как только он шмякнулся оземь, Черный рыцарь, уронил обломок пики, остановил свою лошадь, развернулся на сто восемьдесят градусов и подъехал почти вплотную к Белому. При этом подбежавшие оруженосцы помогли Черному слезть с лошади, в то время как оруженосцы Белого объединенными усилиями поднимали своего господина на ноги. Сначала я решил, что Черный задумал проявить «рыцарство» и помочь своему сопернику. Но не тут-то было. Он взял из рук своего оруженосца устрашающих размеров меч, и явно начал выбирать удобную возможность прикончить противника. В этот момент он случайно наступил на кучу лошадиного помета, поскользнулся, вскрикнул и упал сам. Трибуны снова заорали. При этом Черный рыцарь потерял меч, который тут же подхватил оруженосец. В это время второй рыцарь уже стоял на ногах. Держа двумя руками свой меч, Белый рыцарь неуклюже подошел к Черному и, недолго думая, нанес точный удар куда-то между сочленениями лат своего противника. У того дернулись ноги, а из-под доспехов хлынула кровь. Трибуны просто взорвались криками, а победивший рыцарь поднял руку с окровавленным мечом вверх.
Самые благородные рыцари? Ага!
На этом поединок практически завершился. Выбежали какие-то люди и без всякого почтения за ноги уволокли безжизненного рыцаря прочь с манежа. По траве тянулась кровавая полоса. Тем временем Белый рыцарь поднял забрало, и скрипя латами, неуклюже поплелся к нашей трибуне. Похоже, что снова оседлать своего коня он бы уже не смог. Верные оруженосцы помогали ему, как могли. Оказавшись у самых трибун, он со скрежетом поднял закованную в латы руку и потянулся железной перчаткой в сторону моей дамы. Та натужно улыбнулась и обмотала платок вокруг стального запястья так, что рыцарь стал похож на легко раненного. Трибуны снова зашумели.
Да, будь у нашего олимпийского фехтования правила как здесь, то конкурентов по зрительскому интересу с другими видами спорта не наблюдалось бы.
Потом прошли еще какие-то поединки, которые уже не произвели на меня столь сильного впечатления. Основная схема повторялось, за исключением всяких мелочей и финала. Еще менялись гербы. Победа обычно присваивалась «по очкам»: поражение присуждалось тому, кто терял оружие или падал на спину, причем победитель должен был поставить ногу на грудь побежденного. Я не думаю, что последний что-то ощущал кроме горечи поражения – у каждого из рыцарей имелись такие крепкие кирасы, что нагрузку можно было бы и удвоить. К моей даме никто больше не подходил, и платков не просил. Видимо, этой привилегии удостаивались лишь особо избранные. К концу турнира травяной манеж так избили копытами, что он весьма напоминал вспаханное поле во время посевной кампании.
Покидать ложу пришлось прежним путем, причем уходили только мы с Ольгердом. Как возвращалась госпожа со своей служанкой, я не понял. Или они задержались в ложе, чтобы идти отдельно, или же вернулись другим путем. Откуда-то я знал, что живут они в том же Замке, что и я.
Встреча с комендантами замков и крепостей почти не сохранилась у меня в памяти. Помню только небольшую компанию суровых с виду дядек, со следами пагубных страстей на мужественных физиономиях. Кажется, они просили крупные суммы денег, которых у меня тогда попросту не было. Что-то я там говорил, что-то отвечали мне. Кажется, я им дал меньше, чем они просили. А вот прием отчета от Старшины Городского Собрания и утверждение проекта ремонта городского водопровода запомнился сравнительно неплохо.
Старшина городского собрания, или бургомистр, оказался вычурно одетым плотным немолодым господином с маленькими глазами и нечестным выражением физиономии. Все знали, что у бургомистра тесные связи с цехом каменщиков, и чтобы обеспечить им выгодные заказы, он, через разных третьих и подставных лиц организовывал пожары и обвалы старых, но вполне еще крепких зданий. Потом эти дома сносили, «чтобы предотвратить возможные жертвы». Для этого у него под рукой имелся главный смотритель городской застройки, который никогда не отказывал своему хозяину, да и каменщики не оставались в долгу и щедро благодарили бургомистра. Не на словах, разумеется.
Невысокая пузатая фигура бургомистра, казалось, так и выражала солидность и напористость. Его сопровождала пара просто одетых мужиков с каменными рожами профессиональных громил. За время нашей беседы сопровождающие не проронили ни единого слова. Наш разговор как-то сразу не заладился. Что-то случилось, и весь последующий словарный поток протекал уже вроде как помимо меня. То есть я, конечно, активно участвовал, но из моих уст вылетали такие слова и такие сведения, о которых я и понятия-то не имел. Я как бы наблюдал со стороны за этим разговором. То есть нет, не со стороны, конечно, говори сам, но каким-то чужим голосом. Хотя голос звучал, как мой… трудно объяснить. Это почувствовать надо.
– Мне рассказывали, – говорил я, – что это не всегда была городская собственность, первоначально – королевская. Водопровод был построен на личные средства короля. Потом передали городу, и произошло это не так уж давно. Как я понял, вы уже начали там что-то делать, да? В чем проблема?
– Работ разных очень много, – с понурым выражением начал оправдываться бургомистр. – Начали мы с того, что провели полную замену труб. В том, что у водопровода сменился хозяин, ничего противозаконного нет, он ведь в юрисдикции муниципалитета, а не правительства. Но мы согласны компенсировать затраты прежнему хозяину, что составляет чуть больше ста тысяч, затраченных на прокладку труб и их склейку. А все остальное – государственное имущество. Вот отсюда и конфликт.
– Чего-то я совсем ничего не понимаю, – сказал я. – Какой может быть конфликт? С кем? Водопровод с апреля позапрошлого года числится уже в вашем ведении. В мае того же года был передан в собственность городским властям официально. Учитывая все это, получается, что водопровод не имеет сегодня никакого отношения к Дворцу… И документ о передаче давно подписан. Еще при моем предшественнике, кстати. И подписан вроде не по собственной инициативе, а после настоятельной просьбы кого-то из муниципальной администрации. Я только одного не понял, как так получилось, что упомянутый документ скрепил подписью не повелитель Королевства, а глава Столичного Капитула?
– Это мы выясняем, – прокомментировал ситуацию бургомистр. – Однако как бы то ни было, юридической силы этот договор не имеет. Мало того, что Столичного Капитула, как юридического лица, не существует, он нигде не зарегистрирован – просто остался с королевских времен, как придаток. Поэтому получается, что водопровод все еще королевская собственность, то есть принадлежит Дворцу…
Чего ему от меня надо, догадаться было несложно. Он пришел просить денег. Из казны. А городское хозяйство такая область, что там никто и никогда не смог бы оплатить всех расходов и переделать всех дел. Но поскольку существовали более важные объекты финансирования, зависящие исключительно от Казны, я решил полностью отказать.
– К Дворцу он сейчас никак не относится, – снова повторился я. – Да, никаких документов я лично не подписывал, но, на мой взгляд, вопрос по водопроводу требует безотлагательного решения. Скоро лето. Город не может без воды. А так как собственник еще вроде как не определен, истинный хозяин не вполне ясен, то мое решение будет такое: все работы идут за счет муниципалитета. Причем работы должны быть выполнены как можно быстрее, я прослежу. Это городское хозяйство. На все я вам даю месяц, а деньги у вас есть, это мне известно. Я так сказал! Мне-то ваш водопровод вообще без надобности – у дворца своя вода, от города не зависим.
– Но повелитель… – опять подал голос старшина городского собрания.
– Что? Денег не дам! У меня свободных денег просто нет. На крепости не хватает. Дал меньше, чем нужно. Армию держать не на что, наемникам надо платить, полицию вооружать, снаряжение закупать, оружие делать. Стражникам жалование за месяц задолжали. Вы что хотите, чтобы сюда ворвались орды с окраин? Тогда вам уже никакой водопровод не понадобится. А у вас… одних только налогов с продаж сколько собираете! Ведь эти налоги остаются в городском бюджете! Вон купцы стонут от вас уже!
– Но… – что-то еще хотел возразить бургомистр.
– Что, разве еще что-то не ясно? – продолжал вещать я, постепенно повышая голос и тон. – По моим сведениям, Казна и так ежегодно отпускала вполне неплохие деньги на муниципальные нужды. На водопровод в том числе. Столица, как-никак, и мы все в ней живем. А результаты где? Есть, конечно, но мизерные! Зато себе лично вы отгрохали колоссальный особняк, с парками и фонтанами. Если вы так уж радеете за горожан, то продайте его!
– А где… – начал что-то возражать бургомистр, но я его перебил,
– Где вы будете жить со своей семьей? А чем плох ваш старый дом? Он вполне крепкий, большой и хороший, по-прежнему принадлежит вам. Я узнавал. Кстати, какое у вас жалование, запамятовал я?
– Ну, я сейчас не могу так сразу…
– Так вот, я вам проверочку устрою. Отчеты запрошу за последние годы, и мои люди все посчитают. Справочки наведем о ваших расходах, и доходах заодно. На что и когда были потрачены солидные суммы, полученные вами из государственного кармана. Или вы считаете, будто Казна это такая бездонная бочка, специально придуманная, чтобы можно было черпать оттуда бесконечно? Ничего подобного! Если найдут нецелевое расходование средств, виновные отправятся под суд. А потом – на Остров Скорби! Еще есть вопросы? Нет? Тогда все свободны!
Последнюю фразу уже практически орал. Наверное, зря я так. Надо было действовать, но дипломатичнее. Но чего уж там…
Когда все ушли, я вернулся в свои покои. Пора было домой, да и хотелось уже уйти отсюда. Этот дворец меня быстро утомлял. Но стоило мне прийти в свою спальню, сразу же появился старший слуга. Вот черт…
– Да, Ольгерд? – как можно вежливее сказал я. – Скажешь, что я был излишне резок?
– Нет, повелитель. Вас желает видеть госпожа Вульфила. – Торжественным тоном заявил этот парень. Можно было подумать, что меня желает видеть не кто иной, как генсек ООН или, как минимум, глава Международного Валютного Фонда. – Разрешите?
– Прямо сейчас? – чисто механически осведомился я. Судя по виду слуги можно было не сомневаться, что особых вариантов уже нет.
– Да, повелитель. Она здесь.
В этот момент двери раскрылись, и вошла давешняя дама, что я сегодня имел счастье лицезреть в своей ложе. На ней уже не было сверкающих драгоценностей, да и одежда стала другой. Сейчас на ней сидело легкое платье неопределенного покроя. Судя по складкам – только оно одно.
– Ступай, Ольгерд! – сказала она властным голосом. Но старший слуга, не трогаясь с места, вопросительно взглянул на меня.
– Спасибо, Ольгерд, можешь чувствовать себя свободным, – сказал я, и посмотрел на «госпожу».
…Она глубоко дышала, а ноздри ее расширялись от возбуждения. Я знал тогда, что зовут эту бабу Вульфила, но понятие не имел как надо правильно обращаться с ней. Довольно быстро стало понятно, зачем она пришла, но тогда мне совсем ничего хотелось. Кажется, прекрасно понимал все ее желания и устремления. Но мало ли какие у нее могли возникнуть идеи на мой счет? Вдруг не оправдаю ожиданий и надежд? Трудно было не сообразить, что означает эта полуулыбка, почти открытая грудь, облегающая юбка из мягкой тонкой полупрозрачной ткани…
– У меня есть женщина, – почему-то бухнул я. – И я ее люблю.
– Мне все равно, – спокойно сказала она, и села на низкое кресло из какого-то черного дерева, забросив ногу на ногу и поддернув юбку так, что обнажилось круглое колено. – Ты мой муж и любить должен только меня.
– Зачем тебе это надо?
– Долг. Ты должен исполнять свой супружеский долг. Вспомни, нашу первую ночь. Помнишь, ты же был тогда очень счастлив? Ты признался тогда, что все для меня сделаешь, о чем только я не попрошу. А я тогда сказала, что попрошу, но позже, а еще ты мне сказал, что всегда исполняешь свои обещания. Слово мужчины. И вот я прошу.
«Интересно, – подумал я, – что она имеет в виду? Что еще за первая ночь, когда я будто бы был „очень счастлив“? И почему я сам ничего об этом не знаю?»
– Чего тебе надо? Денег? Власти? Чего? – выговорил я очередную дурацкую фразу, услышанную в каком-то фэнтезийном фильме и вдруг всплывшую из мутных глубин памяти.
– Не-е-ет! – засмеялась она. – Тебя!
Она широко улыбнулась, обнажив ряд белых зубов, и облизнула пухлые губы своим розовым язычком.
– Но это же неправильно, – неуверенным тоном промямлил я, вспоминая что-нибудь более оригинальное. Никогда не говори женщине, что ты не достоин ее любви: она и сама про это знает.
– Ты обещал. Дал клятву. Все очень просто. Ты будешь со мной сейчас, а потом я уйду к себе.
– Но я… – снова начал я, но она закрыла своей ладонью мой рот.
– Я прошу! – Она произнесла эти слова тихо, почти шепотом, наклонившись слегка вперед. Левая грудь при этом выскользнула из ее декольтированного платья, и показался розовый сосок.
– Пожалуйста, – сказала она почти совсем не слышно, и медленно переползла с кресла на ковер, а потом на четвереньках подобралась к кровати, на которой сидел я. Потом она стала медленно поднимать юбку, поглаживая себя ладонями по бедрам.
– Я тебя ждала, ты мне снился по ночам, я чувствовала тебя и просыпалась от сладостной дрожи. Я хочу сейчас, здесь. Сделай это для меня, – прошептала она.
Я уже совсем не противился, даже для вида. Она расстегнула пуговицы на моих джинсах и залезла внутрь узкой ладонью. От прикосновения ее руки у меня все напряглось.
– Можно мне, – еще раз попросила она шепотом. Кажется, ее вовсе не смущал фасон моих штанов.
Я и хотел и не хотел этого, поэтому не сопротивлялся и не помогал. Тоненькими пальцами она расстегнула рубашку и прикоснулась своим животом к моему обнаженному телу.
– Минуточку, я сейчас, – воскликнула она, снимая платье.
Я молча наблюдал, как она медленно стягивает с себя одежду, а потом, наклонившись вперед, упирается грудью мне в колени и проводит рукой по моему животу. Потом она снова села на ковер у моих ног и стала трогать меня легкими прикосновениями пальчиков. Наклонилась ко мне и прикоснулась своей грудью. Еще раз. Потом так же провела языком. Наконец я не выдержал: