Александр Лонс
Просьба не беспокоить. Фантастический роман
– Ваше право, – пожала плечами ведущая. – Вы можете сомневаться, можете не соглашаться. Можете вообще отказаться от участия. До сегодняшнего вечера имеется возможность вернуть деньги. Напоминаю, что в случае отказа до подписания окончательного соглашения, возвращается вся сумма за вычетом накладных расходов. Как и прописано в соответствующем пункте вашего договора.
Все эти разговоры по-прежнему у меня записывались. При этом я старался не упустить никого из присутствующих.
– Скажите, – кто-то сзади снова спросил мужским голосом, – а участие иностранных спонсоров не делает нас и вас в глазах закона иностранными агентами?
– Нет. Никоим образом. На сотрудничество в области искусства и культуры закон об иноагентах не распространяется. Ещё вопросы?
– Какие-нибудь дополнительные ограничения или условия, что не отражены в документах? – не выдержал и всё-таки подал голос я.
– Нет, там всё сказано. Напоминаю, что участником запрещается пользоваться компьютерами и гаджетами. Вам предоставят одинаковые настольные компьютеры – «тонкие клиенты» с операционной системой и текстовым редактором. Все эти рабочие станции будут подключены к локальной сети без доступа в глобальную сеть. Никакого интернета. Сохранность ваших текстов обеспечивается использованием автоматического шифрования на отказоустойчивом оборудовании для хранения данных с резервным дублированием информации на нескольких независимых устройствах. Всё! Да, если станет известно, что конкурсант использовал наработанный ранее материал, вступает в силу пункт о нарушении договора. Уже рассказывала об этом пункте.
– Так что такое «тонкий клиент»? – задал вопрос очень полный пожилой господин с декорированной скобочкой на лысине. Человек явно давно уже страдал зеркальной болезнью.
– Такой компьютер без жёсткого диска, неспособный к самостоятельному вычислительному процессу. Фактически – терминал. К нему будут подсоединены: клавиатура, мышка, монитор и акустика, а также приложения, работающие по локальной сети. В вашем случае, там будет Вин-Ворд и ваше внешнее хранилище данных. Да, напоминаю самое главное. Отключать ваши тонкие клиенты от сети или выдёргивать какие-либо провода не разрешается. В случае проблем, вызывайте сервисную службу.
– Мы тут будем что, как в тюрьме, что ли? – возмутился всё тот же корпулентный господин.
– Отнюдь нет. Полная свобода передвижения. Всё есть в вашем договоре. Вы его что, совсем не читали?
– Читал, там ни слова о таком режиме, – не унимался толстяк.
– Тем не менее, в договоре всё ясно изложено. Ещё вопросы? Так, с вопросами закончили, сейчас перед вами выступит заместитель директора нашего отеля, Вячеслав Иванович Лисицын. Вячеслав Иванович – прошу вас!
Ведущая уступила место худощавому, улыбчивому очкастому господину. Его лысина неприятно сверкала в искусственном свете зала.
– Дорогие друзья, разрешите поприветствовать вас.
Далее Вячеслав Иванович минут двадцать произносил
какую-то ладно скроенную, но абсолютно не запоминающуюся речь, что сразу же выветривалась из моей головы. На память обычно не жалуюсь, но здесь наблюдалось нечто странное. Удивительный эффект. Для таких бессодержательных выступлений нужен особый талант. Не зря же сейчас говорят, что из всех искусств для нас важнейшим является искусство доклада.
– Что ж так долго-то, – буркнул я, понадеявшись, что не буду услышан.
Наконец Вячеслав Иванович закончил словоблудие и традиционно спросил:
– Какие-нибудь вопросы? – и тут же, не дав возможности никому ничего произнести, закруглил беседу: – Хорошо, раз вопросов нет, можете пока отдыхать. Напоминаю, что приёмные дни в понедельник и среду с пятнадцати до семнадцати часов в комнате номер сто один. Если что-то понадобится, обращайтесь!
Слово опять взяла ведущая.
– Так, дорогие друзья, ещё минута внимания. Завтра первый конкурсный день. Ровно в десять часов утра заработает сеть, и включатся рабочие станции. Ещё раз напоминаю, что с рабочих станций и с телефонов в ваших номерах будет возможность вызова экстренных сервисных служб. Подробную информацию обо всём вы найдёте на видном месте в жилых помещениях. А сейчас приступаем к разыгрыванию самих номеров. Подходим, достаём пронумерованные билеты, получаем ключ и карту гостя. Сразу же можно подписать соглашение и заселяться. С момента подписания вступают в силу условия договора. Розыгрыш и приём подписей до двадцати трех часов пятидесяти девяти минут. Просьба не опаздывать.
– Ну теперь начнётся, – прошептал мой сосед справа. – Вот гадюшник-то развели. Это же «Игра в кальмара»! Разве что приз победнее будет, чем в том фильме.
– Не понравился мне этот сериал. Думаешь, все так скверно? – в ответ тихо пробормотал я, хотя, разумеется, знал ответ на этот вопрос.
– Подозреваю, – поддержал беседу сосед, – ведь эта девушка почти открытым текстом призывает стучать друг на друга.
– Неужели? – усомнился я. – Может это просто так сказано. Ради драйва и привлечения читательской аудитории. Для красоты слога?
– Точно тебе говорю, – усмехнулся сосед. – Вот смотри, все они уверяют, что современному автору нужно обладать не только ярким литературным талантом, но уметь самостоятельно находить читателей и взаимодействовать с ними. Так?
– Да, но сейчас-то это общеизвестный факт, – заметил я.
– Полная фигня! – упорствовал сосед. – Большинство людей – серая масса. Не умеют ни думать, ни развиваться, ни мыслить. Как там кого-то находить и взаимодействовать? Но это не значит, что нельзя выбраться из толпы шаблонных людей. Можно. Самое основное, – реально оценивать собственные возможности. Как говорил гениальный американский физик Ричард Фейнман: «Главный принцип – не дурачить самого себя. А себя-то как раз проще всего одурачить». Слушай, ты тут раньше бывал? Нет? С кем-нибудь знаком в этой гостинице? Не мордально, а так чтобы по-приятельски?
– Не-а, – беззаботно солгал я, глядя на таймер, который отмерял последние часы вольной жизни. Инга приехала ещё вчера, но мы даже не виделись. – Никого не знаю. Вообще первый раз тут.
– Печально. Вот и я тоже первый. Рожи-то знакомые в этом зале мелькали, кое-кого узнаю по прежним писательским тусовкам, но приятелей среди них нет. Нам пока рано трезво смотреть на мир и на всех окружающих, поэтому предлагаю пойти и что-нибудь выпить. Говорят, тут хорошее нефильтрованное пиво. Сам, правда, ещё не пробовал, но отзывы самые лестные. Ты как насчёт этого? Отлично. Тогда давай тяпнем по кружечке и поговорим пока ещё можно. Потом уж подпишемся под их свирепыми правилами. Этот отель построен ещё при советской власти. Потом капитально отремонтировали, конечно. Хотели снести и другой возводить, но передумали. Отделались глубоким ремонтом. Знаешь, как раньше эта гостиница называлась? «Слава труду!»
– Тяпнуть пивка – идея неплохая, – я задумчиво встал со стула, незаметно отключил смартфон и посмотрел в сторону выхода. – Только марку ты будешь выбирать. Из меня хреновый специалист по крафтовым сортам. Слава труду, говоришь?
5. «Дьявол и десять заповедей»
Тема, на которую предстояло сочинять конкурсное произведение, прозвучала почти банально: «Дьявол и десять заповедей». Отдельно подчёркивалось, что это ни в коем случае не заголовок, а именно тема. Тут же вспоминался блистательный фильм Жюльена Дювивье, в главных ролях которого снялись: Фернандель, Луи де Фюнес, Ален Делон, Шарь Азнавур, Лино Вентура и другие звёзды старого французского кино. Только вот сегодня фильм совсем не смотрится. Современному зрителю он показался бы скучным. Да и отвыкли сейчас от черно-белого изображения. Думаю если бы вчера, после вступительного совещания, кто-то вознамерился показать эту киноленту, часть присутствующих уснула бы, а большинство просто сбежало.
Что касается моего возможного, но не обязательного участия в конкурсе, все представлялось легко и просто. Особо заморачиваться с идеями и сюжетными линиями не планировал. Решил описать всё, что будет происходить со мной на этом злосчастном мероприятии. Что-то типа дневника. Один день – одна глава, что выйдет – то выйдет. Дело даже не в какой-то уж особой честности и маниакальной моей порядочности. Наработки и задумки имелись, как и у любого пишущего человека. Да и помнились они достаточно хорошо. Беда заключалась в моей болтливости и в разболтанности моей. О только начатых или почти законченных идеях и проектах привык открыто делиться в соцсетях. Поэтому использовать прежние заготовки не мог по причинам вполне понятным. Не позволяли условия марафона.
Мне всё больше и больше не нравился этот марафон, и всё с ним связанное. Пахло непонятной опасностью. Вписаться в такое вдруг показалось плохой идеей. Стоит ли объяснять, что уже раз десять как пожалел о таком решении. Ну, в самом деле: изображать конкурсанта и месяц сидеть привязанным к гостиничному корпусу? Далеко не уйти, с коллегами не поговорить, к знакомым не зайти. Да и не было у меня здесь знакомых. Впервые в этом городе. Никого не знал. Возможно, кто-то из виртуальных «друзей» тут и жил, кто-то из тех интровертов, что засекретил имя, место проживания, род занятий и семейное положение. Но кто и где? Да и нужно ли это знать? Как ни странно, на этот вопрос ответил себе сам: «Нет, не нужно». Можно бы придумать объяснение для коллег, и они бы поняли, но я не сделал этого и в дальнейшем делать не собирался.
Но тут имелись и положительные аспекты. Нет, в первую тройку лидеров попасть не рассчитывал, даже если бы мне действительно позволили подать на конкурс наработанный материал. Там в зале мелькало несколько известных физиономий, с которыми лучше не тягаться. Приятность состояла в другом. С самого начала, как только принял окончательное решение, постановил для себя, что буду относиться к происходящему как к игре. Как к квесту. Играют же люди в компьютерные онлайн-игрушки, вот и я поиграю. В литературу. Только не в виртуальном пространстве, а в реальном. Внесу за собственное участие деньги заказчика, поживу в прекрасном, вернее – вполне терпимом, гостиничном номере. Буду освобождён от бытовых тягот. Смогу заниматься любимым делом. Скажем так – обычно не вызывающим сильного отвращения. По крайней мере, пока, а там видно будет. Ну и гонорар, конечно же. Не за книгу – за расследование. Дело за малым – злоумышленника отыскать.
А ведь расследовать предстоит непонятно с какого боку. Ни одной реальной зацепки нет. Одни смутные подозрения. Похоже, провалю я этот заказ, и станет он для меня последним. Хрен с ним, в крайнем случае, верну аванс.
В первое же утро, как только стало возможным набивать текст, я набросал пару страниц и прикинул, что для наработки необходимых двенадцати условных авторских листов, потребуется писать по шестнадцать тысяч знаков, считая пробелы. Где-то около пяти страниц ежедневно, двенадцатым кеглем через один интервал. Без выходных в течение тридцати суток. Что ж, теоретически – вполне реально. В конце концов, в любой момент могу и бросить, никто не упрекнёт и наработки мои не отнимет. Потом пригодятся. Но такое решение означало позорную капитуляцию. Равносильно признанию собственной слабости и профессиональной несостоятельности.
Накануне, до подписания окончательного соглашения, вместе с соседом по предварительному совещанию, отправился я в гостиничный бар пить пиво. «По кружечке», конечно, не получилось. Мы хорошенько посидели и поговорили. Пиво и вправду оказалось вполне приличным. Владимир Резников, так звали мужика, что сидел на вступительном совещании справа от меня, оказался таким же, как и я, автором приключенческих романов. Даже смутно припоминалось его имя в связи с каким-то книжным скандалом. Да и физиономия показалась смутно знакомой. Или он на кого-то просто похож? Книг его, правда, не читал. Как и он моих. Об этом мы друг другу тут же признались, невесело похихикали, вспомнили несмешную шутку про писателей, которых сейчас развелось больше, чем читателей, и приняли ещё пивка за знакомство. В какой-то момент он вытащил из рюкзака бутылку джина, которым мы стали сдабривать пиво. В отличие от меня, знавшего о Конкурсе лишь то, что и так всем известно и то, что по строжайшему секрету поведала моя нанимательница Плаватская, Владимир оказался осведомлен невероятно глубоко. Каким-то образом он познакомился с некоторыми техническими организаторами и всю их «кухню» неплохо понимал. Разве такое не является нарушением правил? В какой-то мере да, но, как бы там ни было, рассказывал Владимир прелюбопытные вещи.
По словам моего нового приятеля, получалось так, что администрация Конкурса не только не препятствует разнообразным нарушениям, за которыми последует разрыв договора и выселение, но будет всячески этим нарушениям способствовать. В самом деле: чем меньше конкурсантов останется проживать в номерах и ежедневно съедать «шведский стол», тем выгоднее организаторам – окончательный расчёт с отелем будет производится по факту на момент окончания игры. Отель тоже заинтересован в выбывании участников – больше номеров освободится, проживание-то оплачено. Деньги не возвращаются, и остаток бюджета сохранится за организаторами. Резников уверял, что на конкурс под видом участниц зарегистрировано несколько специально нанятых эскортниц. С ними заключены официальные договоры, и вменялось в обязанности посещать номера конкурсантов, где в самый интересный момент их застукают и порвут договор. Такие вот профессиональные провокаторши. Владимира особо расстраивала эта подлость. Он, судя по всему, рассчитывал хорошенько оттянуться с приписанными к отелю работницами древнейшей профессии. А теперь – фиг. Попробуй, отличи – кто из них «честная профессионалка», а кто нанятая организаторами.
Ещё он поведал, что конкурс этот проводится с незапамятных времён. Раньше это было чем-то вроде ежегодной лотереи, только с разными категориями участников. Новички шли в категории «стажёры», а кто участвует во второй, третий и так далее – попадали в «опытные». В этом году условия изменились. Все участники шли одинаково, без всяких стажёров и категорий.
Пока пили, к нам присоединился ещё один будущий конкурсант – знакомый Владимира по какому-то сборнику. Он тоже пока ничего не подписывал и имел формальное право на совместный трёп. Знакомого звали Марк Фёдорович, и он уже успел где-то основательно нагрузиться. Солидный господин с нездоровой полнотой и мешками под глазами, примерно наших лет, но выглядел значительно старше. После очередного пива все мы перешли на «ты» и стали общаться по именам. Марк оказался писателем-реалистом. Бытописателем, как таких принято называть. Предпочитал будничные сюжеты с незатейливыми любовными историями и простенькими бытовыми скандалами. Тем не менее, входил в сценарные группы нескольких телесериалов, а по его рассказам и по его же сценарию сняли фильм под названием «Юность провинциалки». Фильма этого я не видел, даже не слышал о нём, в чём тут же признался. Марк грустно усмехнулся, а потом поведал, что скажи я, будто «что-то такое слышал», он уверился бы в моей лживости. Фильм получился полностью убыточным. Его разок показали на каком-то просмотре, но из прокатчиков не заинтересовался никто. Боле того, выступил некий киновед и доходчиво объяснил, что создателей картины могут обвинить в оскорблении религиозных чувств, в извращении исторической правды, в изготовлении порнографии и в других преступных грехах. Поэтому никакой рекламы быть не могло. Её и не воспоследовало. Фильм отовсюду изъяли, на чём всё и закончилось.
Мы потом говорили ещё долго. Болтали о самом разном. Но в памяти застряли лишь какие-то обрывки. Марк неумело пытался острить, постоянно рассказывал старые ветхозаветные анекдоты и эпилептически трясся, смеясь над собственными шутками. Из его высказываний запомнилось лишь, что Хлебников – поэт для поэтов – синтезировал музыку и поэзию, он почти никогда не умывался, считался пророком и его боялся даже Маяковский. Омар Хайям писал рубайи, Шекспир – сонеты, Хаяо Миядзаки – манги и мультики. Нирвану придумал Будда, который жил на самом деле. Классической и популярной музыки нет – есть только хорошая и плохая. Все любят Рахманинова, Моцарта и «Пинк Флойд». Импонируют Стравинскому и Вивальди. «Машина времени» сейчас не та, «Литературная газета» совсем не та, а Борис Гребенщиков уже «не торт». Истина внутри нас, в вас и в них. Жюльен Дювивье – это отстой, Антониони лучше Феллини, Курасава лучше Антониони, а японцы вообще себе на уме.
Потом кто-то, сейчас не вспомню, кто именно, озвучил «свежую» мысль, что романы от первого лица всё больше обретают популярность. Истории не просто написанные от «Я», а с глубоким погружением в эмоции, мысли, чувства и переживания главного героя. Тем не менее, интересных книг сейчас нет. В интернете всё врут. В кино нечего смотреть, а телевизор вообще давно пора на помойку.
Сколько мы тогда приняли, даже не помню. Напоследок ещё что-то употребили и чисто на рефлексах вернулись в зал, где проходила вводная конференция. Буквально на последних минутах успели выбрать по жребию номера проживания, зарегистрировались и подписали соглашения. Лишь потом разбрелись по номерам. В любом случае, закончили вовремя, а то злоупотребление алкоголем могло принудить кого-нибудь повторять одни и те же анекдоты многократно.
Как только я получил ключ и, наконец, вошёл в номер, сил оставалось лишь раздеться и уснуть. Но не тут-то было. Помешали камеры слежения. Они обнаружились сразу же. Одна при входе, вторая в комнате и третья… правильно, в санузле. Все они оказались беспощадно разбиты, на полу валялись какие-то детальки и осколки пластика. Несмотря на принятое пиво и хорошие посиделки с собратьями по перу, я всё же отыскал в себе силы вызвать дежурного администратора. Зафиксировать повреждение оборудования. Никто потом камеры не менял и вопросов не задавал. Оно и к лучшему. Лишь после всего этого я завалился спать.
Тем не менее, проснуться удалось в семь утра: сработал телефонный будильник. Состояние организма так себе, чувствовал себя сонным и разбитым. Болела голова, хотелось пить, а во рту ощущался противный вкус. Сказывался вчерашний пивной вечер, завершенный чем-то более крепким. Надо вставать и завтракать: впереди ожидались новые проблемы. Пока находился в таком виде, вряд ли бы смог делать нечто полезное, даже если бы и захотел. Пришлось брать себя за шкирку, подниматься, идти в ванную и устраивать контрастный душ.
Чего-то последнее время плохо переношу большие дозы пива, а пиво с джином – это вообще преступление против личности, которое следует строжайше запретить законом.
Наконец-то смог внимательно осмотреть номер. Парная деревянная кровать о двух матрасах. В изголовье – бра. Тумбочка со старомодным телефоном и настольной лампой под абажуром. Кресло и столик. На одной стене какая-то тусклая малопонятная картина, на другой – плоский телевизор. Под потолком люстра. Окно полузакрыто тёмно-зелёными плотными шторами. Совмещённый санузел со всем необходимым. Осколки видеокамер, к слову сказать, оттуда исчезли.
Проигнорировав лифт, решил вместо утренней гимнастики пройтись по лестнице. Эта лестничная клетка здесь считалась «чёрной», подсобной, всецело принадлежала вспомогательным службам гостиницы и резко контрастировала с парадной лестницей и фасадом. Потолки и верхняя часть стен белились, наверное, полстолетия тому назад. Сейчас их покрывали ржавые разводы многочисленных протечек с устрашающими пятнами грибка, похожими на затейливые фрески художников-постмодернистов. Местами в этих разводах можно было углядеть фантастические фигуры, уродливые лица и сказочные образы.
Пробежаться по лестнице оказалось плохой идеей. Засмотрелся на «фрески», нога неудобно соскользнула и подвернулась. После чего был вынужден сесть прямо на ступеньку, чтобы переждать резкую боль в суставе.
Когда-то давно довелось мне вывихнуть ногу. Дело происходило в походе, от цивилизации далеко. Сустав вправили, но слишком рано пришлось ходить, иного варианта не оставалось. С тех пор данностью моей жизни сделался возникающий изредка, нерегулярно, после травмы, но все-таки напоминает о себе болезненный вывих. Для его появления достаточно случайности и самой незначительной нагрузки. Вот как сейчас. Обычно растяжение правой лодыжки происходило у меня при ходьбе или беге по всяким неровностям. Стопа подворачивалась внутрь и растягивала связки голеностопного сустава. Потом лодыжка обычно опухала, и ещё долго приходилось испытывать боль при ходьбе. Дабы избегать такого, стараюсь ходить в берцах. Зимой – в кожаных, летом в парусиновых, но иногда всё-таки надеваю кроссовки. Рискованно для меня, но удобно, за что время от времени расплачиваюсь. Прямо скажем, не самая полезная особенность организма, выбравшего для себя профессию частного сыщика.
– Привет! – Кислые размышления прервал мой новый приятель – Владимир. Выглядел он свежо и до омерзения энергично. – Есть минутка?
– Есть, – скривился я, массируя голеностопный сустав. – Даже две. Ногу подвернул, ходить больно.
– Плюнь и разотри! У меня разговор к тебе. Короткий и ёмкий. Всё как ты любишь.
– А что, я это действительно люблю? – вздохнул я. – Так заметно?
– Скандал слышал? – Владимир проигнорировал мои риторические вопросы.
– Нет, – признался я, – что за скандал?
– Двенадцать конкурсантов выперли. Не бойся, камер тут нет, можно говорить.
– Уже? – я продолжал массировать ногу. – Что-то очень быстро. А почему столько?
– Потому, – хихикнул Владимир. – Опоздали вчера. У них своя компания, устроили посиделки напоследок. Потом поздно пришли и не успели соглашение подписать. Перепились все. Сначала подумал, что это такой толстый троллинг, но потом оказалось правдой.
– И что теперь? – Сообщение меня заинтересовало, и я решил развить тему.
– Всё теперь, – чуть снизив громкость, продолжил Владимир. – Организаторы разорвали с ними договоры. Сразу предложили или уехать, или останавливаться на общих основаниях. Как обычным постояльцам. Вне конкурса. Крику, шуму, что ты! Такой визг стоял. А ты со своей ногой в медпункт сходи, это рядом с нашей столовой, где шведский стол. Ладно, дальше побегу, пока.
– Пока, – пробормотал я, провожая взглядом приятеля и пытаясь вспомнить, кого же он мне так напоминает.
Круто у нас конкурс начинается. Тревожно. Без происшествий удалось доковылять до кафе и взять себе еды. Я, конечно, тот ещё гурман, и в ресторанах питался лишь по суровой необходимости, но как-то не понравилось, чем здесь кормили. Очень быстро всё остывало, и на вкус как-то не вполне. А ещё показалось, что блюда не доводят до готовности, еда выглядела недоваренной.
Впрочем, после завтрака, а главное после двойного кофе, мироощущение значительно улучшилось. Легко нашёл медпункт, где обнаружилась симпатичная медсестричка. Она осмотрела мою ногу, сустав которой стал заметно опухать. Девушка убедилась в отсутствии серьёзных повреждений и прописала какую-то мазь для подобных случаев. Мазь пришлось покупать тут же, в гостиничном аптечном киоске, и стоила она как хорошая куртка или добротный пуховик. Тем не менее – помогла! Примерно часа через два практически всё пришло в норму. Можно попробовать что-то написать.
Сам рабочий компьютер, тот самый «тонкий клиент», представлял собой плоский старомодный корпус типа «коробка от пиццы» с подключённой клавиатурой, мышкой и монитором, а ещё прилагалась гарнитура. Сзади ничего кроме проводов. Не имелось даже USB, только старомодные круглые разъёмы для динамиков и микрофона. Первоначальная конструкция предполагала наличие USB, но кто-то что-то исправил, и теперь вместо них зияли пустые прямоугольные провалы. Сзади и с боков бросались в глаза приклеенные к корпусу белые полоски – страховка от возможного развинчивания.
Как только компьютер определился в локалке отеля, я принялся разбираться в иконках. Их оказалось немного. Вообще, тут установили не Windows, а какой-то вариант Линукса. Помянув недобрым словом организаторов, запустил «Word», и принялся набивать текст. Это оказался не майкрософтовский Ворд, а какой-то его бесплатный корявый аналог. Но ничего, приспособился.
Основные идеи оформились за прошедшие сутки, и что писать я представлял. Работал до обеда, который назначили на три часа. Нужные слова приходили с трудом, но я не сдавался, пытаясь ухватить суть. В итоге, когда до начала обеденного времени оставалось совсем немного, получилось несколько страниц. Пока текст особым изяществом не блистал, да и с чего бы, если всего лишь первый черновик. Главное, что он у меня начал появляться.
Вечером обнаружилась ещё одна новость.
То, что один из конкурсантов вдруг умер, стало известно как-то сразу и всем. Слух мгновенно разлетелся по отелю. Умершего все называли «Маэстро».
– Как могло такое произойти? – спросила я у администратора. – Что случилось?
– Деталей не знаю, – неохотно признался тот. – Не вышел на завтрак. Все думали – спит. А когда пришла горничная, то заметила, что Глеб не дышит.
Я поёжился. «Что, убийства начались?»
– Хорошо его знали? – снова спросил я. Администратор кивнул.
– Это же Глеб. Глеб Андреевич Боборыкин, если полностью. Одноклассник мой. «Маэстро» – студенческая его кличка. Мы ровесники. Родом из нашего города, его отец раньше был моим начальником. Часто виделись в нашем ресторане. Не с начальником, а с Маэстро. Он не то, что другие, всегда очень вежлив, обходителен. Был.
– А что говорят? – задал я следующий вопрос.
– Болтают разное, – вяло пожал плечами администратор. – Остановка сердца. Знаете, он был неплохим мужиком. Да и на здоровье никогда не жаловался.
«Вот, блин, – подумалось тогда. – Не жаловался, и на тебе».
– Жаль. Не повезло человеку, – выдал я вслух и пошёл ужинать.
