Александр Манахов
Дилогия Тьмы. Книга l. Тьма во мне
– А куда, не сказала?
– Вроде, нет.
– Разве? – Задумчиво спросил Ториэн, не отрывая взгляд от книги. – А, по-моему, она сказала, что собирается погулять возле южной стены замка.
– Почему именно там? – Удивился я.
– Кажется, она хотела посмотреть на строительство арены для турнира. – Все также отстраненно сообщил Ториэн.
– Вот, как? – Наивным, каким мог сказать только он, голосом выразил свое удивление Редерик. – Не думал, что ей это интересно?
Ториэн пожал плечами.
– Иногда, мне кажется, она интересуется всем подряд, без разбору.
– А Хьюго? – Зачем-то спросил я.
– Он… тоже ушел и точно не сказал куда. – Ответил Редерик. – Тебе он нужен?
– Нет. – Сказал я, доедая последнюю гренку и допивая молоко. – Он мне точно не нужен, просто спросил. Ладно, пойду, тоже пройдусь возле южной стены. Быть может, встречу Миранду. С тех пор, как вы приехали прошло уже два дня, а я так до сих пор и не видел ее.
– Эл, – окликнул меня Рик и бросил мне сочное яблоко из корзины, – это тебе в дорогу.
Я поймал налитый плод налету, благодарно улыбнулся и вышел из зала, надкусив сочную мякоть. Яблоко оказалось зеленым и кислым, но я с удовольствием продолжил его грызть.
Ворота замка были обращены на север, мне пришлось обойти всю крепостную стену снаружи, чтобы попасть на южную сторону. Свежий воздух пах душистыми травами, полуденное солнце, что удивительно, не палило, а нежно касалось кожи. Даже отсюда было хорошо видно, как народ готовится к празднику. В город съезжались бродячие артисты и рыцари со всей округи, желающие принять участие в турнире. Юго-западнее замка, на невысоком пологом холме, полным ходом шло строительство ристалища, окруженного посадочными местами. Над ними на высоких шестах были натянуты разноцветные полотняные тенты. Каждый год эту площадку возводили заново, а после праздников разбирали. В некоторых странах турниры могли даваться по нескольку раз в год, и поводы для их проведения были самыми разными: будь то чья-нибудь коронация, рождение наследника, свадьба или обыкновенное желание развлечься. Мой отец не мог позволить себе такие расходы слишком часто, а потому у нас состязания проводились один только раз в конце лета, после уборки урожая, пока погода позволяла устраивать игрища на открытом воздухе. Зато, если отец и брался за устройство праздника, то старался организовать все наилучшим образом. В наших краях холодает рано. Частые дожди начинались уже в первой половине осени и продолжались с короткими передышками вплоть до прихода зимних морозов. А потому в остальное время деревянная арена была бесполезна, и дерево ее могло попросту разбухнуть и сгнить за довольно короткий срок. Куда выгоднее было разбирать ее и держать в сухом месте до наступления следующего турнира. А если что-то и портилось, то восстанавливать приходилось лишь малую часть.
На ристалище проводились состязания в стрельбе из лука, битвы на мечах и на копьях, последние считались особенно интересными. Два всадника с разбегу должны были ударить друг друга тупыми копьями, и за точные попадания присуждались очки. Но главной задачей было, конечно же, выбить противника из седла. Эта часть турнира была яркой демонстрацией военной силы и ловкости. Другие же виды состязаний были уже не столь значимы и не так ценились зрителями.
Турнир был делом добровольным, но для меня, королевского сына, он становился повинностью, которую мне предстояло исполнить по достижении шестнадцати лет. Мне полагалось участвовать хотя бы в одном виде соревнований, и по окончании турнира, если я, конечно, смогу одержать победу, меня должны посвятить в рыцари, как это в прошлом году произошло с моим братом. Стрелять из лука я умел безукоризненно, однако этого мало, чтобы снискать одобрение отца. Не таким уж замечательным я был фехтовальщиком, но теперь думал записаться в состязания на мечах, лишь бы только избежать боя на копьях, самого опасного из всех поединков. Никогда не признался бы вслух, что боюсь, но я боялся. Сколько рыцарей нашли свою гибель, упав с коня. Тупые наконечники копий не могли ранить смертельно, но удар ими способен нанести увечья, от которых люди умирали куда медленней. Уж лучше сразу сломать себе шею, упав с коня, чем страдать несколько дней перед тем, как все равно испустить дух. Доспехи защищали, но не могли уберечь от роковой судьбы.
Мое телосложение не годилось для такого рода испытаний. Нужно быть крепким, сильным и выносливым, как мой брат, чтобы удержаться в седле и вытерпеть удар несущегося на тебя копья. В худых людей, как я, попасть сложнее, но если уж попадут, то выбьют из седла сразу же, а какими страшными последствиями может закончиться такое падение, я и думать не хотел.
Очень надеюсь, что отец и в этот раз будет ожидать победы от Хьюго. Пусть мой брат побудет для меня тем щитом, за которым я смогу спрятаться от отцовского и всеобщего внимания. Пусть он будет на виду, пусть он получит эту победу, которая мне без надобности, ибо я не хочу разбиваться вдребезги, в попытках что-то доказать нелюбимым людям. Миранда? Победить ради нее или бесславно погибнуть ради нее? Какое счастье этим я ей доставлю? Нужна ли ей моя победа или поражение? Хьюго сказал бы, что я рассуждаю, как трус. Пусть так, но страх порой не затмевает разум, а проясняет его, и мне думалось, что я вижу все куда чище других, рассуждаю, как человек разумный, как человек, который не хочет рисковать жизнью и здоровьем, когда нет действительной опасности, ради увеселения глупой и падкой на всякую жестокость толпы.
Миранда действительно была на углу южной и западной стен, стройная и статная, сама как одинокая башня. Зеленое, цвета надежды, платье с короткими рукавами обнажало ее тонкие белые руки, которыми она все поправляла свои густые волосы, подхваченные летним ветром. О, как бы я хотел быть этим ветром, и вот также играть с ее чудными темными распущенными волосами.
«…И птицы, и травы, и воды,
Теперь нам родня.
С тобою мы дети свободы
Под куполом дня.
Встречая прозрачное утро
И ясные дни,
Мы, слившись с природой, как будто
На свете одни.
И в прошлом оставив тревоги,
Ни ночью, ни днем
Мы с нашей счастливой дороги
Уже не свернем.
Пред чувствами нынче ликуя,
Хоть чувства тихи,
Но все их теперь облеку я
С любовью в стихи!»
Лишенный дара сочинять стихи, я готов был декламировать ей чужие, лишь бы донести свою любовь. Но всякий раз страх возобладал над решимостью и стискивал мое горло, лишая возможность петь. Стоя спиной ко мне, она глядела на равнину, туда, где в окружении зеленых лугов и золотых полей, частично убранных и бугрящихся высокими стогами, на одном из холмов возводилось ристалище.
Я подошел к ней сзади, бесшумно, как научил меня лес, и положил руки ей на глаза. Она вздрогнула, но не стала отнимать моих ладоней от своего лица. Даже не глядя, я почувствовал ее улыбку.
– И кто это может быть? – Весело прощебетала она.
Я только промычал в ответ. Она разомкнула мои руки, ловко, словно кружась в танце, развернулась и… обомлела. Ее лицо вытянулось в изумлении.
– Элиндер? – Воскликнула она. О, какой же красивой она была, и красота ее не казалась чрезмерной, приторно-сладкой, какую часто ищут мужчины в молодых девушках, а поэты воспевают в балладах, которые я, порой не мог слушать без смеха. В ней не было ничего от тех ангельских описаний, которые я так часто встречал на страницах старинных любовных историй. Ее волосы не золотились, лицо не пленило своей мягкой округлостью, ее красота не сияла и не ослепляла всех вокруг. Она была сдержанной, таинственной, неуловимой и благородной. Это красота не сверкающих наглой белизной алмазов, но изумрудов, как бы поглощающих солнечный свет, уводящих его в неизмеримые темные глубины. Черные и густые, как ночь, волосы делали ее лицо, с этими бледными высокими скулами, прямым носом, несколько резкими чертами, еще выразительней. Она имела сходство и с Хагамаром, и с Ториэном, но, что удивительно, и с Редериком тоже, как бы объединяя всю свою родню. Потому лицо ее было волевым, и за ним чувствовался сильный, даже упрямый характер. Она выглядела чуть старше своего возраста, чуть опытней, чем была на самом деле, словно уже переступила порог своего детства и превратилась в молодую женщину. Она была ровесницей Хьюго, и потому рядом со мной смотрелась несколько странно, тем более что я, как раз наоборот, выглядел младше своих лет. Зрительно меж нами, как пропасть, словно пролегла большая разница в возрасте, хоть на самом деле она была всего лишь миражом.
Ее глаза, вот, что меня всегда восхищало больше всего. Именно ей, не Ториэну, передалось то удивительное свечение, которое я так часто примечал во взгляде ее отца малефика и долго считал признаком волшебных сил. Пусть сил она не имела, но, видать, и в ней жило какое-то волшебство, раз глаза ее излучали это дивное сияние, похожее на свет далеких, холодных и прекрасных звезд, который, как недоступная мечта, освещает жизненный путь в темноте, но не способен согреть душу мрачным зимним вечером. Впрочем, быть может, Миранда обладала одной необъяснимой способностью – способностью нравиться всем и очаровывать всех, кто только видел ее. Отчего-то сейчас из этой синей бездны выплыл испуг.
– Ты не рада меня видеть? – Спросил я, встревожившись.
– Ну, что ты. Просто я не ожидала тебя здесь встретить.
Испуг ее прошел. Я успокоился.
– Я пришел повидать тебя. А ты ведь кого-то ждала?
– В наблюдательности тебе не откажешь, ты и в самом деле охотник. Я ждала Хьюго, это он зазвал меня сюда погулять.
Хьюго, вот как. Только его мне сейчас не хватало!
– И где же он сам? – Спросил я, бегло осмотрев открытую и совершенно пустую местность, где полное оцепенение нарушал лишь ветер в траве, да суетливые строители арены вдалеке.
– Не знаю. – Ответила Миранда. – Он ушел раньше. Может быть, он решил осмотреть ристалище поближе. Но я рада, что ты присоединился к нам.
«К нам» – как же мне не нравился такой оборот речи, ведь присоединиться я хотел только к ней и уж никак не «к ним».
Она взяла меня за руку и покачала головой.
– Что-то не так? – Спросил я.
– У тебя холодные руки. – Сказала она и, по-свойски взяв их в свои теплые ладони, принялась растирать.
– Ты всегда это говоришь. – Усмехнулся я.
– Потому что они у тебя всегда холодные. Не понимаю теперь, как же я сразу тебя по ним не узнала, когда ты закрыл мне глаза.
– Ты решила, что я – это Хьюго?
– Да, но твои руки тебя выдают. Сейчас лето, посмотри, какая теплая погода. Не время, чтобы мерзнуть.
– Да мне, в общем-то, не холодно. – Пожал я плечами.
– Честно говоря, – сказала она, – я на тебя немного обижена. Я надеялась, что ты навестишь меня в первый же день, как мы приехали, раз уж ты не встретил нас вместе со всеми. Мне сказали, что ты охотился, как всегда.
– Я даже не знал, что вы приезжаете. Меня никто не предупредил. Хьюго, видимо, нарочно ничего мне не рассказал.
– Да, но ты мог хотя бы вечером выйти в общий зал, мы все там были.
– Неужели? – Процедил я. – А что это за история с костюмами и этим странным портным?
– Модистом. – В притворной обиде поправила она. – Я хочу тебе сказать, Элиндер, что ты непозволительно долго спишь.
– Будь же снисходительна. – Попросил я. – Я ведь перед этим непозволительно долго не спал.
– Что ж, ладно. – Согласилась она. – Костюмы, это мой вам подарок к турниру, тебе, Хьюго и моим любимым братьям. Оплачивает, разумеется, папа, но я займусь всем остальным: выбором тканей, цветов и фасонов. Модиста, как видишь, я уже нашла. Ты, надеюсь, готов мне в этом довериться.
– Полностью. – Честно ответил я.
– Я рассказала ребятам о своей идее в тот вечер, когда мы приехали. Они сначала не соглашались, но я смогла их убедить.
– Ты умеешь убеждать. – Наигранно-серьезным голосом подтвердил я.
– Ты бы тоже принял участие в обсуждении, если бы присоединился к нам. Почему ты не пришел? Я просила Хьюго тебя позвать.
– Он передал мне совсем другое, – отозвался я, – что ты устала с дороги и просила тебя не беспокоить.
– Вот как? – Улыбнулась Миранда. Эта новость ее как будто совершенно не смутила, а даже наоборот, развеселила. – Это все объясняет. Значит, нас обоих разыграли. Потому что мне он сказал, что это ты устал после охоты и решил лечь пораньше, чтобы встать еще до рассвета. Я даже удивилась, что ты не смог найти для меня и пяти минут.
– Пяти минут? – Воскликнул я. – Миранда, я готов все годы жизни своей отдать тебе.
Она улыбнулась, словно принимая годы моей жизни, но ничего не сказала.
– А, может, нам его не ждать, а пойти прогуляться самим? – Предложил я.
– Заманчиво, отплатить ему той же монетой, – ответила Миранда, – но это будет некрасиво с нашей стороны.
– А с его стороны было красиво обманывать нас?
– Справедливо. – Согласилась она. – Но, это не значит, что нам следует поступать также и обманывать его ожидания.
– Он все время пользуется чужой порядочностью.
Миранда улыбнулась и посмотрела мне в глаза.
– Значит, нам следует подать ему хороший пример.
– Это его не тронет. – Возразил я.
– Тогда это будет его выбор, не наш. – Ответила Миранда. – Простим его, ведь прощение – это великая сила. А пока мы ждем, расскажи мне о библиотеке, какая она?
– Разве братья тебе еще не рассказали? – Удивился я.
– Конечно, рассказали. – Подтвердила она. – Но теперь мне интересно увидеть библиотеку твоими глазами. Каждый из вас видел ее с разных сторон, и так, фрагментами, у меня складывается более полное впечатление.
И я пересказал ей события вчерашнего дня, опустив некоторые пугающие подробности. Я, например, не хотел говорить о бестелесном голосе, который разговаривал со мной. Пришлось умолчать и о шепоте, слетевшем со страниц всех книг сразу. Мой рассказ касался только внешнего описания библиотеки и тех приятных моментов, которые запомнились мне больше всего. Я рассказал ей о ракушке, о спиральных закономерностях, которые обнаружил. Новостью для нее стало и упоминание о чудесном столе с оживающей картой. Эти детали, замеченные только мной, никто больше не мог ей пересказать. Она слушала, улыбаясь, но ближе к концу рассказа выражение ее лица стало серьезным, даже тревожным.
– Редерик сказал мне, как ты вчера чуть не упал в пропасть.
– Я не хочу говорить об этом. Мне неприятно это вспоминать.
О призраке мамы я тоже не хотел говорить. Слишком горьким было это воспоминание. Но она ничего более не спросила, только понимающе кивнула.
– Я рада, что ты не погиб.
– А я рад, что тебя это радует.
Она засмеялась, и наш разговор вдруг как-то оборвался. Повисло неловкое молчание, та самая пауза, когда совершенно теряешься и не знаешь, что сказать, а всякие глупости болтать не хочется. Раньше я очень переживал, оказавшись внутри одной из таких пустот, которая образовалась посреди интересной беседы, но Миранду они совершенно не тревожили. Она считала, что хорошо лишь то общество, в котором приятно даже молчать. Вскоре и я перестал суетиться, стесняться, научившись получать удовольствие от совместного молчания. С Мирандой мне было хорошо и спокойно даже в тишине.
– Так, значит, больше всего тебе понравилась та оживающая карта? – Вновь начала она разговор, но попыталась в этот раз вывести его на светлый путь.
– Откуда ты знаешь? – Удивился я ее проницательности.
Она усмехнулась.
– Элиндер, я знаю, как ты мечтаешь увидеть море. Все это знают. Разве трудно угадать, какое впечатление на тебя произвела его малая копия?
– Знаешь, – сказал я, – когда-то я придумал себе такую игру: я представлял, что вся эта равнина – и есть море, а холмы – это высокие волны. Такое не сложно вообразить ветреным весенним днем, когда еще зеленые колосья шевелятся, приводя все эти просторы в какое-то удивительное движение. Сейчас пшеница уже убрана, но посмотри вон туда, на мельницы вдали. Я всегда представляю, что это поднимаются мачты кораблей, такие вот толстые мачты, с четырьмя парусами наверху. Крылья их начинают вращаться быстрее, и они улетают высоко-высоко. Летучие корабли.
Миранда склонила голову на бок, следуя за моими мыслями, и рассеянный взгляд ее наполнился восторгом и непониманием сразу.
– Какой ты смешной. – Улыбнувшись, сказала она.
– Смешной? – Весело переспросил я. – Нет, ты только представь. Гуляя в лесу, я часто вижу, как легко и красиво парят кленовые летучки. Они так похожи на крылья мельниц. А теперь подумай, что такие же только огромные крылья можно приделать и мачтам кораблей. И если, каким-то образом заставить их вращаться быстрее ветра, то ведь и корабль сможет взлететь.
– Даже малефикам не дано летать. – С грустной улыбкой, сказала Миранда. – Небо доступно только птицам и воздушным змеям. Но ты мог бы заняться своей идеей и сделать что-то подобное. Может, у тебя и получится твой летучий корабль.
– Хьюго скажет, что я занимаюсь ерундой.
– Ты слишком много думаешь о том, что скажет Хьюго. Пусть он переживает, что скажешь про него ты.
– Ему плевать на других людей, но с его мнением считаются.
– Так заставь людей считаться и с твоим.
– Я не такой, как он. Это не просто.
– Не просто, как и летать. – Возразила Миранда. – Да, это правда, ты не такой, как Хьюго, но тебе и не нужно быть таким, потому что ты ничем не хуже. Кто знает, быть может, однажды ты станешь первым из смертных, кто поднимется выше облаков.
Представив это, представив себя капитаном летучего корабля, плывущего по облакам, как по волнам, я вдруг испытал странное детское счастье, лишенное всяких условностей.
– А ты согласилась бы тогда полететь вместе со мной? – Спросил я с надеждой, но она не поняла всей серьезности вопроса. Ее ответ был сказан небрежно и легкомысленно.
– Ой, что ты, я ужасно боюсь высоты.
Детское счастье тут же лопнуло, как пузырь, вновь уступив место неловкой паузе.
– Брат мой что-то к тебе не торопится. – Сказал я через какое-то время, надеясь все-таки убедить ее уйти, но опоздал.
– Вот, он уже идет. – Кивнула она куда-то в сторону турнирного плато. И действительно, маленькая человеческая фигура спускалась с холма, идя в нашу сторону. Это точно был Хьюго. Одним своим появлением он умел испортить даже самый прекрасный момент. Что это, может быть, тоже какая-то темная магия, проклятие, лежащее на нем. Или на мне.
Завидев нас вместе, он как бы раскинул приветственные объятия, но лицо его расплылось в хищной, совсем недоброй улыбке. Порой мне даже казалось, что он попросту не умеет улыбаться по-доброму.
– Элли, как мило, что ты выбрался. Ты сегодня не охотишься?
– Нет. – Буркнул я.
– Надеюсь, вы не скучали без меня.
– Нисколько. – Заверила его девушка. – Мы с Элиндером как раз обсуждали, какой ты непорядочный человек.
Она никогда не сокращала мое имя, даже не называла меня Элом, как это иногда делал Ториэн. Она знала, что я люблю свое имя только во всей полноте его звучания.
Хьюго махнул рукой.
– Тоже мне, нашли тему. Моя непорядочность – это уже сто лет, как не новость.
– И ты гордишься собой? – Спросила Миранда.
– Не то слово! – Воскликнул Хьюго, и злая улыбка его никуда не делась, но Миранду этим было не пронять.
– Так зачем ты позвал меня сюда? – Спросила она.
– Надеялся на свидание, конечно же. Однако не ожидал, что Элли к нам присоединится. Элли, ты не хочешь погулять где-нибудь в другом месте?
– Не хочу. – Мрачно отозвался я. – Мне и здесь хорошо.
– Мне тоже здесь хорошо. – Подхватила Миранда. – Я тоже никуда не пойду.
– Согласен, здесь мило. – Продолжал мой брат. – Что же, давайте тогда побудем втроем. Я как раз только что осматривал ристалище. Крайне интересно, должен вам сообщить.
– Что же там интересного? – Спросила Миранда. – Каждый год одно и то же.
– Я предпочитаю все осматривать заранее, – ответил Хьюго, – ведь турнир – это большая ответственность.
– Вы, мужчины, все равно, что дети. Вы никогда не вырастаете из своих игрушек, просто ваши игрушки растут вместе с вами.
– Ты не права. – Возразил Хьюго. – Это не игрушки, это показ военной силы и доблести. Ведь когда ты с большим копьем на перевес, на полном скаку…
– Да, да, да. – Весело и небрежно перебила его девушка. – Я говорю именно об этом. Вы, так любите мериться своими, э, копьями, мол, у кого больше, тот и прав. А приглядишься, не такое уж оно и большое, да и скачка так себе, на средней скорости.
– А ты так много об этом знаешь? – Осведомился брат.
– Не пытайся меня уязвить. – Строго осадила его Миранда. – Я об этом знаю достаточно, чтобы делать свои выводы. Так, в каких состязаниях будешь участвовать ты?
– Не хочу размениваться на мелочи. – Снисходительно заявил Хьюго и посмотрел на Миранду свысока, но морально она все равно стояла выше него. – Я буду состязаться только на мечах и копьях.
– Понятно. – Ответила Миранда.
– Ну а ты, Элли, в чем ты хорош? – Неожиданно обратился ко мне брат.
– Я меткий стрелок. – Ответил я.
– Ах, да… – протянул Хьюго. – Ты же охотник. Не забывай, это твой первый турнир, здесь важно не опозориться. Впрочем, если стрельба – это твой потолок, то, я даже не знаю, чем тебе помочь.
– Элиндер не нуждается в твоей помощи. – Многозначительно утвердила Миранда. – Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом, к которому есть талант, и лежит душа. Все остальное – лишь пустая похвальба. Не нужно ни перед кем красоваться.
– Тебе ли об этом говорить! – Воскликнул Хьюго. – С твоей внешностью, ты не сможешь не красоваться, даже если очень захочешь.
– Благодарю. – Засмеялась Миранда. – Но мне, пожалуй, пора.
– Как? – Удивился Хьюго. – Ты нас уже покидаешь?
– Если ты надеялся на свидание, дорогой, – обратилась она к моему брату, – то тебе следовало поторопиться, а не заставлять девушку ждать. Благодари Элиндера, это он меня нашел и не дал заскучать, иначе я бы тебя вовсе не дождалась и поссорилась бы с тобой.
– Не уходи. – Попытался я остановить ее, но она была непреклонна.
– Нет. – Сказала Миранда. – Я не останусь. Я должна посмотреть ткани, которые пойдут на пошив ваших новых костюмов, а вам нужно побыть наедине и помириться. Сколько можно ссориться друг с другом? Вы же братья. Дальше так жить нельзя. Спасибо за чудную прогулку, но я запрещаю вам меня провожать.
Послав нам напоследок воздушный поцелуй, один на двоих, она развернулась и упорхнула, как майская бабочка. Я не собирался оставаться наедине с Хьюго. Мы никогда не проводили время вместе, как настоящие братья, и сейчас я не видел никаких причин, чтобы начинать наши семейные отношения с чистого листа. Миранду я тоже догонять не стал, все равно утро было безнадежно испорчено, и виной всему Хьюго. Я стал спускаться с холма, надеясь уйти, неважно куда, лишь бы подальше от брата, но он окликнул меня. Я нехотя обернулся, и весь мой вид ясно давал понять, как не хочется мне продолжать разговор. Хьюго это, однако, не остановило, и он спустился следом за мной. Обычно брат предпочитал не замечать меня. Он обращал ко мне свое внимание, только если хотел как-то посмеяться или унизить. Стоит ли удивляться, что я всячески старался избегать его общества. Судя по всему, и этот наш разговор обещал быть неприятным.
– Что? – Буркнул я.
– Да, вот хотел узнать. Ты, значит, решил только пострелять из лука на турнире?
– Почему ты так думаешь? – Удивился я. – Пока что я выбираю, в каких боях мне участвовать.
– Ну, я надеюсь, ты не собираешься состязаться на копьях?
– А если и собираюсь, то что? Или ты меня боишься?
– Не говори глупостей. – Скривился Хьюго. – Посмотри на себя. Ты слабак, а в турнире примут участие бывалые воины. Тебе не победить ни меня, ни кого-то другого. Только представь, какой урон это нанесет чести нашего отца.
– Не понимаю, о чем ты. – Спокойно ответил я.
– Все ты понимаешь. – Разозлился Хьюго. – Не путайся под ногами, постарайся быть незаметным. Не смей позорить меня или отца в такой важный день. Ты и так большая ошибка нашей семьи. Ты все равно проиграешь, и твоя главная задача, сделать так, чтобы никто не обратил на это внимания. А если ты будешь много выступать, я сам, слышишь, сам раздавлю тебя как мошку, и сделаю это показательно, на глазах у толпы. На глазах у Миранды. Думаешь после этого, она будет воспринимать тебя всерьез?
– Ты мне угрожаешь? – Сердито спросил я.
– Нет. – Ответил Брат. – Угрожают врагам, а ты – пустое место, и никогда не забывай об этом. Я будущий король, а ты неудачник, которого даже отец отказывается считать сыном. ЗНАЙ СВОЕ МЕСТО!
Последнее предложение он отчеканил так, чтобы каждое слово звучало, как удар молотка по долоту, выбивающему эти слова прямо на поверхности моего сердца. Но я ведь не каменный истукан, и сердце мое – не булыжник, валяющийся у дороги. Оно кровоточит, оно живое, а потому каждый удар причинял мне новую боль, а каждое высеченное слово саднило свежими ранами. Но обиднее всего было то, что он прав. О, я хорошо знал свое место, и ни один человек не давал мне забыть о нем. Но даже на своем месте у меня оставались те крупицы самоуважения, которые Хьюго не мог отнять. Пусть они выглядели, словно гроши у бедняка в дырявом кармане, но это были мои гроши и мой дырявый карман.
– Я никогда не посягал на чужое. – Сказал я брату так тихо, что эту слабость голоса можно было принять за равнодушие. Но равнодушным я вовсе не был. Это тихая ярость закипала во мне. – Возможно, у меня в жизни не так много вещей, которые я мог бы назвать своими. Но я не так слаб, как ты думаешь, и если ты попытаешься отнять у меня то, что мое по праву, я тебя уничтожу.
Эти слова не произвели на Хьюго особого впечатления.
– Я тебя предупредил. – Усмехнувшись, сказал он, развернулся и пошел прочь. А я остался стоять, опустошенный до самого дна.
И ведь сначала я и сам думал поступить именно так, быть незаметным, уступить всю славу и внимание брату. Ни заговори Хьюго со мной об этом, ни начни он меня оскорблять, я никогда бы не изменил этого решения. Но теперь, после тех унизительных слов, которые он вылил на меня, словно расплавленное железо, все мое существо взбунтовалось против штиля и тишины. Я больше не хотел быть его смирной тенью. Я хотел стать лучше, больше, значительней себя прежнего. Но не знал, хватит ли у меня сил победить.
Глава 4 Рыцарский турнир
Ристалище и окружающие его трибуны были установлены еще до начала самих состязаний, и теперь там устроили настоящий полигон для тренировок. К нам в город съехались рыцари со всей округи, а также из соседних королевств. Они представляли герольдам, избранным для проведения состязаний, свои документы, заверяющие их принадлежность к высшему сословию, ибо простолюдины к турниру не допускались. Они разворачивали свитки с родословной и записями о подвигах своих предков, а затем начинали тренироваться, устраивать на потеху публике показательные бои на мечах, но не более того. Копья в ход не пускались, их следовало оставить до начала основных поединков. Впрочем, и тренировки воинов вызывали большой интерес у зрителей, которые собирались на трибунах, чтобы посмотреть. Кто-то выходил на арену, многие тренировались в стороне, но все проходило шумно и весело, увеличивая азарт и нетерпение, как наблюдателей, так и самих участников.
Многие воины, особенно те, которых публика и так хорошо знала, старались заранее показать все свои умения, удаль, силу, чтобы напугать противников или подогреть дух соперничества. Так и Хьюго участвовал в битвах с разными людьми и был действительно великолепен. Как ловко он орудовал мечом, как стремительно атаковал, какое восхищение вызывал у всех, кто его видел. Но я считал это большой глупостью с его стороны. Гордыня не позволяла ему увидеть, какой вред он наносит самому себе. У всех, даже у Хьюго, есть слабые места, и он раз за разом показывал их внимательным соперникам. Пусть сейчас он побеждает, пусть ему, порой, позволяют побеждать, но уж коли дело дойдет до настоящей битвы, он рискует проиграть ее.
Я внимательно следил за тренировками и порой замечал много неточностей в боевой технике воинов. Впрочем, видеть – одно, а использовать эти слабости в бою – совсем другое. Но все, что я мог сделать пока, это не выставлять свои ошибки на всеобщее обозрение.
Хьюго был молод, неопытен и горяч, однако он тоже наблюдал за своими соперниками. Он отслеживал их сильные стороны и вдруг начинал умело уклоняться, но никогда не бил, если видел, что противник уязвим. О, вот и он, тот Хьюго, которого я знал. Кому же, как ни ему, извлекать выгоду из чужих слабостей? Он умел это делать превосходно и, наверное, потому выиграл прошлый турнир. Сейчас он претворялся, будто ничего не замечает, с тем чтобы впоследствии ударить по самому незащищенному месту. И теперь, мне казалось, что ни одной настоящей погрешности он соперникам не показал. Как же я сразу не разгадал его замысел, его удивительную тактику! Он был притворно рассеян, он изображал слабости там, где на самом деле их не было, он обманывал и вводил соперников в заблуждение. Он оказался куда умнее, терпеливее и опаснее, чем я сначала о нем подумал.
Я тренировался возле круглых мишеней и считал это самым безопасным для себя занятием. В конце концов, хороший ты стрелок или плохой, твою же стрельбу никто не сможет обернуть против тебя. Пока я стрелял, кое-кто из старших воинов даже обратил на меня внимание. Небольшая компания их что-то одобрительно заговорила в мою сторону, и это могло бы потешить самолюбие, если бы внимание их не оказалось таким кратковременным и таким мимолетным. Хьюго до меня не было никакого дела, что, в общем-то, радовало.
Далее я метал ножи возле деревянных столбов в человеческий рост, куда были навешаны маленькие круглые мишени, условно изображающие голову, горло и сердце. И снова все попадания.
Затем я фехтовал в отдалении от арены с каким-то молодым оруженосцем. Мы познакомились, когда он оценил мои ловкие броски и зазвал биться с ним на мечах. Но он быстро победил меня, потом я, потом победа еще несколько раз осталась за ним. В конце концов, мне это наскучило, и я вернулся в лагерь.
Еще за несколько дней до начала состязаний мы все перебрались из замка в лагерь, который был разбит вокруг плато и на соседних холмах. У меня с Хьюго был один шатер на двоих, также как у Ториэна и Редерика. У нашего отца имелось отдельное спальное место, впрочем, сейчас оно пустовало, так как отец продолжал работать в замке, и тренировки не посещал. А Хагамар так и вовсе отказался от шатра, предпочитая обустроенные покои походным военным удобствам. Редерик в первый же день нашел меня и чуть ли не со слезами принялся уговаривать, чтобы я уступил ему свое место, а сам перебрался к Ториэну. Дескать, он боится ночевать в одном шатре с посвященным малефиком. Я, однако, сразу понял, что делает он это не для себя, а для меня. Ведь оставшись наедине, мы с Хьюго в первую же совместную ночь непременно перегрызли бы друг друга, как два паука, попавшие в одну банку. Он не удержится и обязательно скажет мне что-нибудь неприятное, а я не удержусь и отвечу ему тем же. А дальше кто-то из нас разозлится, первым сорвется, и все кончится дракой. Поэтому я без раздумий, с удовольствием и благодарностью принял предложение друга и не стал нарушать правила его игры, сделав вид, что верю его такому неубедительному, но все-таки благому обману.