Александр Мосякин
Ленин и революция. Диктатура пролетариата и русофобия

Полная версия

«Пакт» Бетман-Гольвега – Ленина

25 марта 1917 года статс-секретарь германского МИДа^[66] А. Циммерман сообщил через офицера связи МИД в Главную штаб квартиру (Ставку Верховного командования):

«Имперский посланник в Берне прислал следующую телеграмму:

“Федеральному советнику Бундесрата Гофману доложили, что находящиеся здесь видные русские революционеры желают вернуться в Россию через Германию, так как они боятся ехать через Францию… Пожалуйста, пришлите инструкции на случай, если запрос такого рода будет сделан мне. Ромберг”.

Поскольку в наших интересах, чтобы влияние радикального крыла русских революционеров возобладало, мне кажется желательным разрешить революционерам этот транзит. Поэтому я бы поддержал получение разрешения. Прошу Ваше превосходительство информировать Главное командование армии и попросить его высказаться на сей счет. Циммерман»^[67].

25 марта из Главной штаб-квартиры пришел ответ: «Верховное командование уполномочило меня ответить следующее: транзит русских революционеров в специальном поезде с надежным эскортом не возражает. Организацию дела можно поручить IIIb в Берлине и МИДу»^[68].

Напомним, IIIb – это особый отдел германской военной разведки, которому, наряду с МИДом, поручили проведение этой спецоперации, в которую был вовлечен и Генштаб.

5 апреля 1917 года помощник статс-секретаря Буше сообщил германскому послу в Берне: «Генштаб согласен. Переезд границы в Готмадингене. Нужный офицер будет сопровождать поезд от Готмадингена до Засница. Передача в Готмадингене осуществляется представителем МИД, назначенным там же. Никаких паспортных формальностей на границе. Багаж будет опечатан. Безопасный транзит гарантируется… Дальнейшие детали о времени поездки последуют позже. Предварительно в субботу вечером в Готмадингене будут готовы два экспресс-вагона второго класса»^[69].

Был намечен маршрут переправки: Цюрих – Готмадинген – Берлин – Засниц – Стокгольм – Петроград. Курировал операцию лично главнокомандующий Восточным фронтом генерал Эрих Людендорф. Потом он признал: «Посылая Ленина в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно, Россию нужно было свалить»^[70]. Берлин был так заинтересован в этой «инъекции чумы» (фраза Черчилля), что если бы шведские власти отказали Ленину и К° во въезде в страну, то германское Верховное командование готово было «переправить их в Россию через линию фронта», как диверсантов^[71].

После согласования условий переезда и оргмероприятий, 9 апреля 1917 года в три часа пополудни 32 «переселенца»^[72] во главе с Лениным выехали из Цюриха до пограничной станции Готмадинген. Там они пересели в опломбированный вагон, и в сопровождении швейцарского социалиста (циммервальдца) Фрица Платтена и немецких офицеров отправились дальше в путь^[73]. Поездка проходила «очень слаженно», путешественники остались «весьма удовлетворены предупредительностью германского правительства». «Засланцы» пели революционные песни, покурить выходили в туалет, а Ленин выписывал «билеты» на его посещение. Утром 11 апреля спецпоезд со спецвагоном прибыл в Берлин. В столице Германии поезд простоял, перемещаясь с вокзала на вокзал, около 20 часов, что было очень странно, так как до этого эшелон пропускали вне очереди. И здесь произошло событие, которое привело Ленина с его идеологией «пораженчества» к закономерному финалу. Обстоятельства случившегося еще в 1950‐е годы изучил и осветил немецкий историк Вернер Хальвег в цитируемой нами книге о возвращении Ленина из Швейцарии в Россию. Вот что ему удалось узнать.

Генерал Э. Людендорф засылал Ленина в Россию, чтобы «Россию свалить»

Рейхсканцлер Германской империи Т. фон Бетман-Гольвег

* * *

По прибытии на «южный» Ангальтский вокзал Берлина эшелон с реэмигрантами, «соблюдая величайшую секретность», перегнали на Потсдамский вокзал и поставили на строго охраняемый запасной путь, где в ночь с 11 на 12 апреля он простоял около 8 часов. Эшелон был оцеплен, к нему никого не пропускала усиленная охрана, а вокруг находилось «много одетых в штатское офицеров». Во время этой стоянки к поезду, чуть поодаль, подъехал лимузин с некими VIP-персонами, с которыми Ленин встретился tete-a-tete и о чем-то долго беседовал^[74].

О содержании разговора говорит телеграмма, которую 11 апреля в 19 часов кайзер Вильгельм II отправил из своей Ставки в Хомбурге в Берлин рейхсканцлеру Т. фон Бетману-Гольвегу, где было сказано: «Эмигрантам следовало бы за проезд в качестве ответной услуги предложить выступить в России за немедленное заключение мира»^[75]. Получив в 20.37 эту телеграмму, рейхсканцлер обязан был передать Ленину условие его пропуска через Германию. Ехать самому было опасно – слишком заметная фигура. Нужно было послать какое-то доверенное лицо, которое передало бы Ленину жесткое условие кайзера, а в случае нежелательной огласки или неблагоприятного исхода встречу можно было бы дезавуировать. Таким лицом стал помощник рейхсканцлера Курт Рицлер (Riezler) ^[76], который после 21 часа приехал на усиленно охранявшийся Потсдамский вокзал, где его ждал поезд со «спецпереселенцами». По сему поводу было составлено «Покорнейшее донесение», где говорилось:

«Берлин, 11 апреля 1917 г. после полудня.

Господин фон Хюльзен сообщает, что поездка русских проходила до сих пор очень слаженно. Офицер в штатском при проходе здесь поезда посетил его. От имени русских Платтен заявил, что они весьма удовлетворены предупредительностью немецкого правительства. О питании заботы было проявлено достаточно, но русские пожелали очень немного. Для едущих в вагоне детей в Берлине было приготовлено молоко. Во Франкфурте вагон с русскими из-за опоздания их поезда не удалось присоединить к другому поезду, так что произошла некоторая задержка транспорта. Поэтому русские сегодня должны остаться в Заснице. Там позаботились о хорошем пристанище в закрытом помещении»^[77].

Беседа Ленина с посланцем рейхсканцлера («офицером в штатском») состоялась^[78]. Рицлер назвал визави условие кайзера, от которого тот не мог отказаться: либо Ленин работает на интересы Германии, либо пусть отправляется назад в Швейцарию (обратный поезд был заранее заготовлен) ^[79]. Либо – либо, иного не дано. И Ленин сделал свой выбор. Поскольку Ленина со товарищи пропустили в Россию, значит, он согласился работать в интересах Германии.

Работа столь ценного агента^[80] должна была хорошо оплачиваться, и выплаты начались сразу же. Когда 3 апреля выяснилось, что Ленин отбудет из Швейцарии и поедет в Швецию через Берлин, Министерство иностранных дел Германии запросило у главы Имперского казначейства З. фон Рёдерна огромную сумму в 5 млн марок «на политические цели в России» с условием, что сведения об их применении будут предоставляться только устно. 5 апреля казначейство отпустило запрошенные деньги^[81]. По сведениям В.Л. Бурцева, разоблачавшего связи большевистского лидера с немцами, Ленину сразу же выплатили часть этих средств^[82].

Немецкие историки называют сговор Ленина с представителем Бетман-Гольвега «берлинским договором»^[83]. По известной исторической аналогии, его можно назвать «пактом Бетман-Гольвега – Ленина». На его важность указывает тот факт, что «депортацию» Ленина в Россию осуществила германская военная разведка, глава которой полковник Вальтер Николаи в своей книге о работе разведок в годы Первой мировой войны признал, что после того, как Ленин «обратился к Германии» (в посольство в Берне): «Германское министерство иностранных дел выступило… за удовлетворение его прошения о проезде через Германию. Германское Верховное командование… дало… свое согласие… Органы германской контрразведки взяли на себя ограждение [Abschluss]^[84] Ленина в Германии… и сопровождали его поезд через Германию»^[85]. Потом он подтвердил, что «транспортировка работающих в Швейцарии (на кого?! – А.М.) большевиков через всю Германию» в 1917 году была его делом^[86]. Позднее шеф нацистской политической разведки (СД) Вальтер Шелленберг написал, что по инициативе Николаи «Людендорф одобрил план отправить Ленина из Швейцарии в Россию через Германию в пломбированном вагоне» и что с тех пор Николаи «непрерывно поддерживал контакты с Россией через Ленина»^[87].

Таким образом, контакты Ленина с германской разведкой, начавшиеся осенью 1914 года с мелкого агента Кескюлы, увенчались его «крышеванием» самим главой военной разведки II рейха полковником Николаи^[88]. Спираль предательства, начавшаяся с пораженческого манифеста «Война и российская социал-демократия», закономерно увенчалась изменой родине, даже если для Ленина ее не существовало. Сговор Ленина с врагами России состоялся. Об этой «спецоперации века» писали немецкие генералы^[89].

Конечно, Ленин не был бы Лениным, если бы не попытался использовать ситуацию в своих личных и революционных целях. Германское военно-политическое руководство надеялось через революцию в России, осуществленную Лениным и его партией, заключить с новым российским руководством сепаратный мир; Ленин же хотел, придя с помощью немцев к власти, разжечь в России гражданскую войну, а через нее – предсказанный Марксом пожар пролетарских революций по всей Европе, свергнуть ненавистного ему кайзера, а с ним всех прочих президентов, премьер-министров и королей, и стать вождем мирового пролетариата, которому суждено создать новый мир. Это была обоюдная игра в разных смысловых сферах. Для нас же главным является то, что лидер большевистской партии и руководство Германии совместно работали на поражение России в мировой войне и вместе достигли этой цели в Бресте. Но весной 1917 года путь к этому «триумфу воли» был еще долгим.

Глава немецкой военной разведки В. Николаи курировал засылку В.И. Ленина в Россию и его работу

Ленина в Стокгольме встречал бургомистр города К. Линдхаген

Часть II
От берлинского сговора до Брестского договора

После ночной беседы на Потсдамском вокзале Ленина с посланником Бетман-Гольвега спецпоезд перегнали на Штеттинский вокзал, откуда 12 апреля в 7.15 утра швейцарские «переселенцы» выехали из Берлина до станции Засниц, где сели на пароход «Королева Виктория» и переправились в Швецию. 13 апреля в 9 часов утра Ленин со товарищи прибыли в Стокгольм, где их тепло встретили шведские социал-демократы и бургомистр города, социалист Карл Линдхаген. Там с Лениным захотел увидеться Парвус, но Ленин на встречу с ним не пошел, а направил доверенное лицо – не своего «денщика» Ганецкого (Фюрстенберга), а австрийского подданного Карла Радека, у которого состоялся откровенный разговор с Парвусом. О чем они говорили почти целый день, мы не знаем, но кое-какие детали беседы позже раскрыл сам Парвус: «Я передал Ленину через нашего общего друга, что теперь прежде всего необходим мир, поэтому необходимо объявить условия мира… Ленин ответил, что он не занимается дипломатией, его дело социал-революционная агитация. Я велел передать Ленину: он может агитировать. Но если государственная политика для него не существует, то он станет орудием в моих руках»^[90]. Очевидно, Парвус располагал серьезным компроматом на Ленина, так как после его угроз Ленин велел создать в Стокгольме Заграничное бюро ЦК РСДРП(б) ^[91], через которое осуществлялись связи с германским Верховным командованием и МИДом и (при участии Парвуса) шло финансирование ленинской партии, к чему Германия загодя подготовилась.

Долой революционное оборончество!

Революций без денег не бывает. Дают их, как правило, внешние силы, заинтересованные в результатах смуты, и большевистская революция здесь вовсе не исключение. Ее спонсировали на государственном уровне Германия, а на частном – группа банкиров Уолл-стрит во главе с Дж. Шиффом, ставившая на Троцкого. Но эту тему мы здесь опустим^[92], ограничившись персоной Ленина.

С момента проезда Ленина со товарищи через Германию в Петроград немецкие спецслужбы взяли своего протеже под опеку. 21 апреля офицер связи при Имперском дворе сообщил в МИД Германии:

«Верховное командование армии имеет следующее сообщение для политического отдела Генштаба в Берлине: “Штайнвакс послал следующую телеграмму из Стокгольма 17 апреля 1917 года: “Въезд Ленина в Россию прошел успешно. Он работает именно так, как хотелось. Отсюда – неистовство антантовских социал-демократов в Стокгольме”»^[93].

Факсимильная копия телеграммы из Ставки кайзера в германский МИД от 21 апреля 1917 г.: «Въезд Ленина в Россию прошел успешно…» Публикуется впервые

Разбирая текст этой (опубликованной по-русски) телеграммы, «адвокаты» Ленина говорят: но в ней же не сказано, что Ленин работает, как хотелось бы немцам. А кому же еще? Отсюда «неистовство антантовских социал-демократов». И если бы Ленин не работал на интересы Германии, разве беспокоились бы о нем в Ставке кайзера, Верховного командования и МИДе? Кому он в таком случае был бы нужен?! Конечно же, высшее военно-политическое руководство Германии беспокоилось о Ленине потому, что он был важнейшим германским агентом (или агентом влияния, это уж как хотите).

С апреля 1917 года Берлин начал плотно работать с Лениным, не складывая, однако, яйца в одну корзину. 9 мая 1917 года советник германского посольства в Берне Шуберт телеграфирует советнику МИДа Бергену:

«Дорогой г-н фон Берген,

г-н фон Ромберг был бы очень признателен, если бы Вы сообщили, ограничиваются ли Ваши русские контакты только Лениным и его группой, или включают также ведущих социалистов-революционеров (Чернова и его товарищей). Если Вы сами не располагаете такой информацией, г-н фон Ромберг просит немедленно навести справки. Он крайне заинтересован в скорейшем получении этой информации»^[94].

Приведенная телеграмма не оставляет сомнений в том, был ли «Ленин и его группа» связаны с немцами. И хотя позднее Берлин начал работать и с эсерами, главная ставка в его русской игре делалась на Ленина. В апреле 1917 года началось массированное финансирование ленинской партии, о чем в самой партии знали единицы. Для этих целей в Стокгольме создается специальный фонд, коим заведует Курт Рицлер, с которым Ленин договаривался на Потсдамском вокзале. Деньги переправлялись в Петроград через шведские банки, а после захвата большевиками власти пошло прямое финансирование через германское представительство в Петрограде, а потом – через посольство в Москве. Этим занимался лично посол граф В. фон Мирбах, который был на связи со статс-секретарем МИДа Р. фон Кюльманом, тот держал связь с министром финансов З. фон Рёдерном, который по просьбам Кюльмана отправлял деньги Рицлеру, снимая их с особых статей бюджета. Ева Фляйшхауэр пишет: «Рицлер потребовал для его [Ленина] срочной поддержки 2 млн марок, которые немедленно были предоставлены в его распоряжение из военного займа. Денежная помощь от имперского правительства, непрерывно поступавшая к Ленину со времени его проезда через Берлин, а после захвата им власти во много раз увеличившаяся, в Берлине и Петрограде проходила под наименованием “фондов Рицлера”»^[95].

Я. Ганецкий (Фюрстенберг) – ленинский «денщик», «архивариус» и «казначей»

Это был основной канал финансирования, но были и другие. В 1915 году «доктор Гельфанд» (А. Парвус), Генрих Фюрстенберг и его брат Якуб (Ганецкий) основали в Копенгагене экспортно-импортные фирмы «Fabian Klingsland» и «Handels og Exportkompagniet» с филиалами в Стокгольме. Они получали по разнарядке из Германии медицинские и иные товары, которые переправлялись для реализации Евгении Суменсон – двоюродной сестре братьев Фюрстенберг, которая заведовала в Петрограде отделением компании «Nestle», сотрудничавшим с фирмами Парвуса. На самом деле эта торговля служила ширмой для махинаций. Стоимость закупленных товаров в бухгалтерских документах завышалась, разницу Суменсон по указаниям Ганецкого отдавала «главному юристу» большевистской партии М.Ю. Козловскому^[96], а тот передавал их руководству РСДРП(б). Деньги передавались без расписок, поэтому следов тех операций не осталось^[97]. В дело были вовлечены немецкие банки (Deutsche Bank, Disconto-Gesellschaft) и коммерческие банки Петрограда, но и там при советской власти всё тщательно зачистили.

Деньги передавались Ленину и с нарочными. Одним из них был швейцарский социалист и германский агент Карл Моор (оперативный псевдоним Байер), который ездил с такими миссиями в Россию^[98]. И, наконец, был еще один канал финансирования Ленина в 1917 году – через Stockholms Enskilda Bank шведских финансовых королей братьев Валленбергов. У них были большие экономические интересы в Финляндии, они были заинтересованы в ее независимости и поддерживали большевиков. Связь с братьями (Маркусом) осуществляла А.М. Коллонтай^[99].

* * *

Выданные авансы нужно было отрабатывать, и Ленин их отрабатывал, занявшись дискредитацией Временного правительства и разложением русской армии. На немецкие деньги большевики развернули невиданную пропагандистскую кампанию против правительства и империалистической войны, которая вела их к цели. Тираж главной большевистской газеты «Правда» за три месяца вырос с 3 до 300 тысяч. Кроме того, издавалось более 40 разных пропагандистских изданий на многих языках народов Российской империи общим тиражом в несколько миллионов экземпляров! ^[100]

Адвокат «без расписок» М.Ю. Козловский

Германский агент К. Моор (Байер), с которым был тесно связан В.И. Ленин

Сразу по приезде в Петроград Ленин пишет знаменитые «Апрельские тезисы», в которых определяет цели большевистской партии на ближайшую и отдаленную перспективу. В них он ставит задачу скорейшего перехода от «буржуазно-либеральной» революции – к «революции социалистической» и захвату большевиками власти. Ленин заявляет: «Никакой поддержки Временному правительству». Выдвигает лозунг перехода всей государственной власти к Советам: «не парламентская республика, а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов». Пишет об аграрной и банковской реформе, контроле Советов за общественным производством и распределением продуктов, ставит партийные задачи.

Товарищи по партии не понимали и пугались радикализма Ленина: зачем сразу после одной революции совершать другую, тем более, что грядут выборы в Учредительное собрание? А многие просто задавали вопрос: да кто он такой? Троцкий потом вспоминал: «Кто он? что он? Разве Плеханов не назвал в своей газете первую ленинскую речь на революционной почве Петрограда бредом? Разве делегаты, выбиравшиеся массами, не примыкали сплошь к эсерам и меньшевикам? Разве в среде самих большевиков позиция Ленина не вызывала на первых порах острое недовольство?»^[101]

Особенно непонятным был первый пункт в ленинских тезисах: беспощадная критика войны («кончить войну демократическим, не насильническим», миром) и абсолютный отказ от «революционного оборончества». Что это значит? Все большевики, следуя ленинской генеральной линии, с начала мировой войны выступали за поражение «реакционного» царского правительства. Но после того, как монархию свергли, многие члены партии и широкие слои населения стали выступать за защиту революционной России от внешних врагов, прежде всего от Германии. Ленин же в своих тезисах назвал «революционное оборончество» абсолютным злом, чем шокировал не только рядовых членов партии. Люди не могли понять: если мировая война со всех сторон «империалистическая», то почему в ней должна проиграть демократическая Россия, а не кайзеровская Германия? Поэтому из 15 членов Петроградской организации РСДРП(б) за апрельские тезисы проголосовали лишь двое. Остальные говорили друг другу, что «Ильич засиделся за границей, не присмотрелся, не разобрался» в российской ситуации, что было чистой правдой. Но они не знали, что спешка Ленина в захвате власти и его отказ от «революционного оборончества» диктовались желанием Германии как можно быстрее разложить русскую армию, привести Ленина к власти и заключить с ним сепаратный мир. От этого зависела политическая карьера Ленина и его грандиозные планы.

И тогда Ленин созвал VII Всероссийскую партийную конференцию^[102], где стал вдалбливать непонятливым членам партии «верные истины». Ленин сказал: «Пролетарская партия не может поддерживать ни теперешней войны, ни теперешнего правительства», – потому что оно является правительством капиталистов и помещиков, и ведет войну. Далее он заявил: «Конференция признает безусловно недопустимыми и означающими на деле полный разрыв с интернационализмом и социализмом какие бы то ни было уступки революционному оборончеству. Что касается оборонческих настроений широких народных масс, то наша партия будет бороться с этими настроениями неустанным разъяснением той истины, что бессознательно доверчивое отношение к правительству капиталистов есть в данный момент одна из главных помех к быстрому окончанию войны». А чтобы добиться этого, «революционный класс» (то бишь большевики) должен «взять в свои руки государственную власть в России». Затем этот «класс» принял бы ряд мер, «ведущих к уничтожению экономического господства капиталистов, и мер, ведущих к их полному политическому обезврежению, и немедленно и открыто предложил бы демократический мир всем народам на основе полного отказа от каких бы то ни было аннексий». И как вишенка на торте: «Есть лишь одно практическое средство ускорить прекращение бойни народов. Это средство – братанье солдат на фронте. <…> Партия будет поддерживать начавшееся массовое братание солдат всех воюющих стран на фронте»^[103].

Не все в Петрограде встречали Ленина овациями

То есть Ленин призвал отказаться от защиты России в идущей войне, а чтобы быстрее войну закончить – не доверять Временному правительству, отвергнуть «революционное оборончество» и организовать «массовое братание солдат всех воюющих стран». Интересно, как большевистский вождь, не имевший никакого влияния на правительство Франции, военных и «социал-шовинистов», выступавших за победу над «бошами», намеревался организовать братание на Западном фронте, где любая такая акция каралась расстрелом? А вот на Восточном фронте немецкая и австрийская военные разведки создали особые подразделения пропагандистов, которые должны были «брататься» с русскими солдатами, агитируя их бросить фронт и идти домой брать помещичью землю. Такое «братание» означало развал русской армии и фронта при сохранении фронта противника. Этим и занимался «пацифист» Ленин.