Александр Николаевич Лекомцев
В тишину отправленные
Ирина Трофимовна: – Всевышний ни злой и ни добрый. Он просто распределяет по бесконечному и бессмертному пространству свою энергию. А мы – часть его. Возможно, то, что в земной жизни считается великим грехом, в иных обителях – добродетель.
Анатолий: – Такого не может быть. Всех нас ожидает явное и обязательное искупление, расплата за ошибки предыдущей жизни на Земле.
Леонид: – Какой же ты мудрый, ополченец Анатолий! Какой ты… эрудированный. Да пойми же ты, в конце концов, что здесь не удивишь никого своим умом, добротой или злобой. Лептонное поле бесстрастно. Оно неумолимо делает только то, что ей предписано Свыше.
Оксана: – Я отказалась появляться на свет человеческим дитём. Есть ведь ещё один выбор. Я пока не знаю, к чему он приведёт, но… Но мне дозволено появится на Земле в виде корабельной крысы. Лучше быть крысой, чем жертвой, заранее зная об этом.
Пыхайло: – И ты решила выбрать самый лёгкий путь?
Ирина Трофимовна: – Один господь ведает, что хорошо, а что – плохо.
Слышаться стоны избы и скрип половиц, вскоре звуки исчезают в пространстве.
Анатолий: – Быстрей бы закончилось время пересылки в плачущей избе! Надо прийти к какому-то концу или, точнее, началу.
Ирина Трофимовна: – Мне тоже кажется, что прошли здесь в этом плачущем доме не часы, а долгие годы. Очень странно, что мне совсем не хочется обнять своего непутёвого сына и невестку. Неужели после смерти я так огрубела, то есть очерствела?
Леонид: – Нет, матушка, ты не огрубела. Просто всем здесь уже не родственники и даже не знакомые, мы…
Оксана: – Мы, по сути, разные существа из непонятных миров, и если я приду к кому-то однажды во сне, то это буду не я. А лишь мой отражение.
Пыхайло: – Как всё запутано! Я ведь уже и не хочу спрашивать, почему, дети, не так давно вы явились сюда, чтобы просто убивать ни в чём не повинных детей, женщин, стариков. Я уже устал об этом думать. Совсем скоро все мы расстанемся, но я почти спокоен (Ирине Трофимовне). А я ведь всегда тебя любил, Ирина.
Ирина Трофимовна: – Глупый ты и дорогой мой человек, Игнат. Я ведь люблю тебя и сейчас. Душа моя плачет по тебе.
Анатолий: – Мне тоже становится тоскливо. Почему же так?
Леонид: – Всё очень просто. Один из нас окончательно мёртв. Точнее, по земным понятиям, он жив. Но для нас, шагнувших за великий предел, он самый настоящий мертвец.
Слышаться стоны избы и скрипы половиц. Всё смолкает.
Оксана: – Но у него есть выбор. Он может остаться там, в земной жизни, или уйти из стонущей избы в один из новых и непонятных миров. Пусть даже это будет снова земная обитель. Но тот, кто придёт через новое, очередное рождение, явится, фактически, совсем в другой мир.
Пыхайло: – Я не понял! Так кто же ещё пока… жив? Ирина или Анатолий?
Ирина Трофимовна: – Мне, почему-то, кажется, что это ты – Игнат.
Анатолий: – Я тоже так считаю и чувствую. Игнат Сидорович, вы – мертвы.
Леонид: – Для нас, да. Он мёртв. Но для тех, кто остался там, в земном существовании, он жив.
Оксана: – Но выбор есть: остаться или уйти. Ведь там, на земле, гораздо хуже, чем здесь. Там очень часто… люди стреляют друг в друга.
Пыхайло: – Не надо морочить мне голову? Если бы я был жив, то не ошивался здесь в непонятной, стонущей избе, сред вас друзья мои, абсолютных мертвецов. Получается, что я, как и вы, такой же – ха-ха-ха – труп. Простите, за чёрный юмор!
Ирина Трофимовна: – Нет здесь, Игнат, трупов. Они валяются там, у входа в ту разбитую снарядами и бомбами, избу. Братская могила. Но не наша. А только тел, оболочек, в которых мы когда-то существовали. Я смотрю в минувшее, и всё вижу отсюда.
Анатолий: – Я тоже заглянул в прошедшее. В грудах и завалах той избы не нашёл останков вашего тела, Игнат Сидорович.
Леонид: – Всё очень просто, батя. Твоё тело сейчас находится в больнице. Ты, то есть почти ты, лежишь там, в состоянии комы. Поверь мне, несостоявшемуся врачу. Ты пока не пришёл в земное сознание. Поэтому ты здесь, на пороге иного мира.
Оксана: – От контузии, Игнат Сидорович, вы потеряли зрение. У вас ампутированы левая рука и правая нога. Вот в таком состоянии вы можете остаться в земной жизни, если пожелаете.
Пыхайло (с ужасом): – Я почувствовал это. Но у меня нет в земной жизни ни родных, ни близких. Они почти все погибли. Да и кому я буду нужен там в таком состоянии и виде? (Ирине Трофимовне). А тут я с тобой, Ирина.
Ирина Трофимовна: – Что ты говоришь, Игнат! Нам не дано быть вместе. Даже если мы вновь очутимся на земле и явимся на свет в одном родильном доме, то мы не узнаем друг друга. Нас уже разлучило мироздание.
Анатолий: – Но вы это переживёте, как и я. Я уже начинаю забывать, как выглядят мои дети и жена. Они мне кажутся почти не реальными, какими-то, придуманными.
Леонид: – Представь себе, Анатолий, это так. Необъяснимый парадокс. Они – уже иллюзия. Да и, на самом деле, земная жизнь – сплошная иллюзия. Она померещилась всем нам. Да и тем, кто пока ещё не явился в пункты своих мирозданческих пересылок Пройденный отрезок вечной жизни был просто сказкой.
Оксана: – Да и не будет предела жестоким вымыслам, состоящим из грубой, да и другой, неведомой материи. И поэтому мне теперь всё равно, кем я стану и где. Главное, что мне уже ведомо, что я не потеряю своего «я». Все мы и всегда рождаемся личностями, ожидающими очередной смерти.
Пыхайло (с досадой): – Так что же мне делать?
Ирина Трофимовна: – Оставайся в земной жизни, Игнат!
Анатолий: – Я считаю, что так и надо поступить. Не знаю, почему, но так я… считаю.
Леонид: – Надо остаться. И я знаю, по какой причине.
Пыхайло: – Нет уж вы мне, пожалуйста, объясните, почему я должен остаться там, в этом кошмаре! Слепой, безрукий, безногий…
Леонид: – Да потому…. Разве тебе не интересно досмотреть нелепый и жестокий земной сон и узнать, чем же всё закончится? Надо остаться!
Оксана: – А умереть, то есть я хотела сказать, родиться, перейти из мёртвого земного мира в более живой, вы, Игнат Сидорович, всегда успеете. А там…
Пыхайло: – Что там?
Ирина Трофимовна: – Там ты будешь продолжать борьбу, как можешь, с фашистами. А они будут всегда и всюду истреблять таких, как ты.
Пыхайло: – Ирина, ты, как будто, заговариваешься. Земная жизнь – это ведь не игра, не сон, и не смерть… Люди не должны уничтожать людей!
Берёт в руки сапог и молоток.
Анатолий: – Оставьте в покое сапог и молоток и заодно и гвозди! Отсюда вам в земной мир ничего не дано унести! Да и на какой хрен, уважаемый Игнат Сидорович, это делать! У вас всего одна нога. Уж, как-нибудь, подходящую обувь вам подберут добрые люди.
Пыхайло: – Ладно! Я остаюсь в земной жизни. Но имейте в виду, что я совершаю героический и глупейший поступок!
Швыряет в сторону сапог и молоток.
Оксана: – Как хотите, так и называйте ваши действия.
Пыхайло: – А мне точно подарят там, в земной жизни, точно такой же сапог, какой я только что выбросил? И кто это сделает?
Анатолий: – Обязательно! Как только вы выздоровеете… по земным понятиям, а по нашим, окончательно, умрёте вам, Игнат Сидорович, какие-нибудь антифашисты или, наоборот, нацисты подарят такой же сапог.
Пыхайло: – Я, почему-то, верю тебе, Анатолий!
Оксана: – Где ты тут видишь, Анатолия, человек? Никакого Анатолия здесь нет!
Пыхайло: – Я возвращаюсь назад, в своё истерзанное тело. В такое же раненное, как стены этой избы! Я возвращаюсь! Но повторяю! Люди не должны уничтожать друг друга!
Леонид: – Не должны, но ведь уничтожают.
Анатолий: – Поторапливайтесь, Игнат Сидорович! Я чувствую, что ещё мгновение и у вас уже не будет выбора. Поверьте, что там, на Земле, существует смысл борьбы добра со злом, конкретно, с фашизмом. А сон там, смерть или относительная явь – ещё спорно. У нас здесь – одно измерение, у вас – другое.
Леонид: – Уходи, батя! Ворота мира-пересылки начинают закрываться!
Пыхайло (встаёт из-за стола): – Но ведь я пока думаю и решаю, как быть, как мне поступить.
Оксана (кричит): – Да уходите же отсюда, как можно быстрей!
Пыхайло: – Только не надо грубить мне, Оксана. Молода ещё!
Ирина Трофимовна (выталкивает его со сцены в зал): – Да пошёл ты вон отсюда! Возвращайся в свой ад! Твоё место там, в мёртвом и несправедливом мире!
Анатолий: – Или, наоборот, в живом мире! Да какая разница! Надо уходить, Игнат Сидорович! Все картины размываются.
Пыхайло: – Я буду вспоминать всех вас!
Ирина Трофимовна: – Больно ты нам нужен… со своими воспоминаниями! (тихо, с грустью). Прощай, Игнат!
Пыхайло спускается в зал, оглядываясь назад.
Оставшиеся на сцене машут ему вслед руками
Слышаться стоны избы и скрип половиц. Начинает звучать траурная музыка и резко смолкает.
Занавес
