Александр Николаевич Лекомцев
Убегающий ручей
В опустевшем доме
Небесные свечи
На небе тёмном вспыхивают свечи.
Над необъятной русской стороной,
Мне чудится, лечу дорогой млечной
В мир непонятный, в сумрак неземной.
Моя Россия, радость и страданье,
Я жив тобой и в яви, и во сне.
Пусть добрые, святые предсказанья
Сбываются в тебе, живут во мне.
На небе ярко свечи запылали.
Чей трудный путь меж звёздами пролёг?
Я не спешу в заоблачные дали
Я не прошёл ещё земных дорог.
А коль случится, знать, дано судьбою.
В последний раз над миром пролечу.
Но я вернусь, чтоб снова быть с тобою.
… Загасит ночь ёщё одну свечу.
Охраняю сон Земли
В тихой роще,
В темноте озёрных вод
Ночь полощет
Злато-звёздный небосвод.
Растеряла
Звёзды в озере она,
И упала
В заводь сонная луна.
Стерегу я
Сон красавицы Земли.
Мне другую
Не познать в чужой дали.
Разве эта
Хуже тех, в иных мирах?
Жду рассвета
На зелёных берегах.
Беоёзовый угол
Я пришёл к стволам успокоиться,
На берёзоньки посмотреть.
Я стезёй иду – они клонятся.
Век вам, юные, не стареть.
А душа моя клокотливая
Вечно пенится, через край.
Вроде б, жизнь-то вокруг счастливая,-
Ей особую подавай.
Сколько бисера было мечено
Перед свиньями мною. Тьма.
Им бы облика человечьего,
Им бы совести и ума…
… На поклоны берёз отвечу,
Шелест слушаю – не говорю,
И взвалю на крепкие плечи
Наступающую зарю.
За спиною и ветры, и грозы,
Пали прошлые дни костьми.
Эти трепетные берёзы
Были… будут ещё людьми.
* * *
Бесконечна таёжная осень,
Крики лета давно за спиной.
Я люблю колыхание сосен
Над пугливой лесной тишиной.
Мне не жить здесь, не бегать в отлоги
К неуёмным гремучим ключам,
И лесные незримые боги
Навещают других по ночам.
Не вернусь к этим соснам зелёным.
Но прощальный глоток из ручья,
Но дальние кукушкины стоны –
Это я, пусть вчерашний, но я.
Приход лета
Туман по озеру белый.
Ни вздоха, ни ветерка.
В небе, в едином целом,
Развешаны облака.
Крепкие всходы выкует,
Помолодеет земля.
Радует солнце великое
Медведя и муравья.
Тысячи тропок разбросано
В необозримом краю.
Лето пёстроволосое
Не обошло и мою.
Силе тепла подвластный,
Тает лёгкий туман,
И голубой и ясный,
Над озером океан.
* * *
По приозерной слякоти
Я к лодочке бегу.
Дикуши-утки крякают
На заливном лугу.
Вдруг крыльями захлопали,
Им тишина нужна.
Но старица, за сопками,
Отсюда не видна.
Не ведаю бессилия
И в даль свою спешу,
И будто птица крыльями,
Я вёслами машу.
Поёт волна искристая,
И лодочка моя
Летит, что утка быстрая,
В далёкие края.
Мне жизнь чужда простецкая,
Мне чужд слепой покой…
Есть удаль молодецкая
Да вёсла под рукой.
Полдень на лугу
От резкого зноя знобит,
Чиста, голуба высота,
И воздух горячий пробит
Упругим ударом хлыста.
Ведёт своё стадо пастух
К бурлящей прохладе сырой,
И полдень ещё не потух,
И вечер ещё за горой.
Летний день
Люблю дожди, пропахшие цветами,
Люблю цветы, шумящие в дождях.
Да улыбнись же! Солнце тут, над нами,
В жужжанье пчёл и перепевах птах.
Будь в радости, мы молоды покуда,
Но нам встречать вечерние лучи.
Воспринимаю жизнь как свет, как чудо,
Пока мои ладони горячи.
… Не век нам жить в бескрайнем жарком лете,
Придёт пора нам удаляться… в тень.
Пусть годы пролетят или столетья,
Но знаю – повторится летний день.
Клевера
Бескрайна летняя пора.
Пчелиный гуд.
Необозримы клевера,
Цветут, цветут…
Я в росных травах, что дитя,
В июньском дне,
И детство с каплями дождя
Придёт ко мне.
* * *
Как по травам росистым
Борозда пролегла…
В щебетаньях и свистах
День сгорает дотла.
Он ни мал и ни долог.
Сонно стонут шмели
И уносят в посёлок
Тёплый запах земли.
Осока
Я ноги обжигаю, но иду
По тем местам, где горяча осока.
Поспешно вытираю на ходу
Кровь алую, как будто капли сока.
Я прохожу здесь, и мой каждый шаг
Осока неуёмная итожит.
С ромашками тропа, что в двух шагах,
Не мёдом пахнет, а слащавой ложью.
В опустевшем доме
В доме этом печь не топлена давно,
В доме старом неуютно и темно.
Вот уж несколько декабрьских недель
В щели окон пробивается метель…
А хозяина на кресле ветхом нет,
Он уехал за своей фортуной вслед.
В доме этом я грущу по чудаку,
Дым, пуская сигаретный к потолку.
Здесь живёт во мне тревога из тревог,
Что однажды не приду я на порог.
Больно мне, что в опустевшие дома
Забирается холодная зима.
* * *
Маки в горах,
На скалах бурых.
Маков пора
Над Амуром.
Маков хочу,
Желанных маков!
К небу взлечу
Единым махом.
Камни летят
В речную накипь
Меня назад
Не пустят маки.
Маки кругом –
На горных кручах.
Небо дугой,
Под небом лучше…
Смешон я пусть
В маковой гамме,
Но я вернусь
Назад с цветами.
Черёмуха
Над речкою черёмуха белела,
Зелёный берег в нежных лепестках.
Расслабив мышцы голубого тела,
Уснуло небо на седых снопах.
Ушёл посёлок в аромат цветочный.
Он засыпал, что старец, не спеша.
А в форточку распахнутую ночью
Лилась, кипя, черёмухи душа.
Черёмуха пришла – и не спросила,
И взволновали белые цветы.
Так вот она, неведомая сила,
Непознанная сила красоты!
* * *
Синий махаон летает к флоксам,
Август ещё нежит лучизной.
Только осень, пасмурная осень,
Тянет пальцы в августовский зной.
Взмах её руки – и лето рухнет
Зрелою листвой в осенний звон.
Розовый огонь цветов потухнет.
Не вернётся к флоксам махаон.
* * *
Река Нилан, дремучих мест река.
Я зачерпнул, я пью живую воду.
Вершины кедров смотрят в облака,
Вершины тянут иглы к небосводу.
Ещё одна тропа тревог моих
Ведёт по склону сопки над рекою.
Взволнован я. Ведь я на миг постиг
Торжественность таёжного покоя.
Но не понять всей тайны до конца.
Река Нилан, струна тайги дремучей.
Стучат в деревьях мощные сердца,
И в небо гул идёт, взрывая тучи.
* * *
Хоронили шамана, и в небосводье
Крался дым костровой, в пустоту, в высоту.
Старика уважали в нанайском народе
За его благодушие, за его доброту.
Время, время, за что ты порою жестоко
Нашей веры смываешь слепые следы?
Перед смертью шаман позабыл про нанайского бога…
Перед смертью старик просил лишь глоточек воды.
* * *
Под толщей пыли детские следы,
Снега и ливни их похоронили.
Да, это я в давно минувшей были.
Ладошки зелены от череды.
Забава детская, летят пушинки-дни.
Так одуванчик облетает летом.
Я верю и закатам, и рассветам,
А жизнь проходит – дни летят мои.
Они летят средь радостей и бед,
Но жизни смыл мне так и не открылся.
Счастливый миг – и я на свет родился,
Печальный миг – меня на свете нет.
Всё это так, но радостна стезя,
Которая ведёт к концу ль, к началу.
Минувшее, что птица, прокричало,
Но этот крик вернуть уже нельзя.
* * *
На лодке утлой к острову причалю,
Затерянному в рукавах реки.
С тревожной и беспомощной печалью
В траве высокой стонут кулики.
Оплакивал вечернюю зарницу
Печальный посвист безутешных птиц.
Их плачи – мироздания частица,
Оно ведь без предела и границ.
Не жил я в суете, в слепой погоне
За миражом вещественной мечты.
Миг истины открыл я в птичьем стоне,
Да и во всём, где мир без суеты.
Закат творит багряную дорогу.
Я правлю лодкой в бликах золотых.
Плач кулика гораздо ближе к богу,
Чем тысячи пророков и святых.
* * *
Заливист соловей,-
И верится в добро,-
Бьёт песней он своей
Мне прямо под ребро.
В нём сердце без труда
Вдруг крылья обрело
И тянется туда,
Где яблоням бело.
В Сибири редкий гость,
В цветах выводит трель.
Ему лететь пришлось
За тридевять земель.
Он долго песню нёс
В неведомую даль.
В ней шум июньских гроз…
В ней радость и печаль.
* * *
Природа нас к себе извечно ждёт…
Приходим, будто к дорогому дому,
К листве деревьев, к шуму их живому,
К ручью, что нам о Родине поёт.
Мы все корнями от земли идём,
Пускай в мечтах стремимся часто в небо.
Вскормила нас – детей – краюха хлеба,
Крестьянский мир, простой крестьянский дом.
Мы все шагнули за его порог…
И помним – это с нами, это наше.
Подсолнухи, один другого краше,
Зарю встречают, глядя на восток.
* * *
В часах жила кукушка
На радость старику,
И старилась избушка
Под тихое «ку-ку».
За десять вёрст в округе
Ни счастья, ни беды…
Дед подносил пичуге
Хлеб с мискою воды.
Дед ладил домовину –
Привык топор к руке.
Рубаху из сатина
Берёг он в сундуке.
Печаль в избе-светлице,
А на дворе темно.
… И выпорхнула птица
В открытое окно.
* * *
Крик чаек здесь то глух, то звонок.
Вдали горячих туч накал.
Рассвет, восторженный ребёнок,
С пригорка смотрит на Байкал.
Он тянется к зелёной глади.
В Байкале тихом, без волны,
Его младенческие пряди,
Как в зеркале, отражены.
В тумане робком чайки тают,
И тают звёзды, как мечты.
Лиловые лучи мерцают
Из глубины, из высоты.
Глаза прикрою – в свежей рани,
В молчащем круге сонных скал
Ребёнок плещется в лохани,
И белый свет велик и мал.
* * *
Тропа по кедрачу
На ягодник легла,
И тихо я шепчу:
«Брусника зацвела».
Кругом цветёт она,
Росинками горя,
И в ней растворена
Весенняя заря,
Что по утрам, спеша,
Летит будить тайгу,
И, листьями шурша,
Я в ягодник бегу.
Брусника соберёт
По осени зверьё,
Птиц стайки и народ.
Она возьмёт своё –
К ней на поклон придут
В кедровые боры.
… Пока ещё цветут
Брусничные ковры.
* * *
Берёзу ранил ты – дорога далека –
Во время жажды не дрожит рука.
Губами к свежей ране ты присох,
Как освежил тебя древесный сок.
Тайга твоё богатство и приют.
Деревьев ветви о весне поют,
Они вот-вот покроются листвой,
Облитые небесной синевой.
А сока привкус чуть солоноват.
Перед тайгой ты не был виноват.
Берёза – это светлый знак добра.
Спасёшь ли ты её от топора?
* * *
Я не соколом в небе парил,-
Жил и верил в земную быль.
Но за это мне мир подарил
Лишь серую дорожную пыль.
А искал я неведомый клад,
За спиною немало путей.
Частым встречам всегда был рад,
В мире много славных людей.
В людях клад – их дела и слова.
Мне ль страшиться в дороге зла?
Колдовская разрыв-трава
У обочины зацвела.
Поселковая весна
Лёд умирает.
Звона
Капель.
К раме
Оконной
Жмётся апрель.
Мы босяками
По холоду
Вод
Ногами
Голыми,
Где плачет лёд.
Светлая доля
В этой деревне глубинной
Только одни старики.
Зреют в оградах рябины,
Лука на грядках пучки.
На «Жигулях» навещают
Дочери да сыновья,
Поле они примечают,
Тихую песню ручья…
Вьются чижи по-над крышей,
Осень нарядна, свежа.
Шепчет – и громче, и тише –
Жёлтой травою межа.
Я ль по весне здесь посею
Хлеб свой насущный кругом?
Может, хоть это сумею,
Коль не забуду потом…
Вот оно, зрелое поле!
Тишь на душе да покой.
Счастье – крестьянская доля.
Родина их под рукой.
Сибирская деревня
Взгромоздился петух на поленнице.
Он владыка на сельском дворе.
Спать бы спать, да горланит, не ленится,
Наклоняясь алым гребнем к заре.
У печи хлопотунья хозяйка
Вся в заботах о пирогах:
– Мил-дружище, пора уж, вставай-ка,
Всё село уж, поди, на ногах.
Я в гостях у сибирской деревни
И живу по законам села.
В ясных взглядах и говоре древне
Русь живёт, как и прежде жила.
Выхожу в рань-прохладу из горницы,
Что крестьянским уютом строга.
Облака друг за другом гонятся,
И в росе молодеют луга.
Слышу я петушиное пение,
Петухи и вблизи, и вдали…
Ожило, пробудилось селение,
Что душа у весенней земли.
За чаем
– Сашка, пей и не скучай,
Русский чай, сибирский чай.
А чего мне? Я не прочь.
Я согласен, хоть всю ночь.
Чай не в радость без бесед.
Ночью к нам придёт сосед,
Спросит,– можно ли чайку,
Разогнать, мол, грусть-тоску.
– А какая, слышь, беда?
– А такая, как всегда.
И пойдёт рассказ о том,
Что пришёл в упадок дом,
Что старуха померла –
Вроде как вчера была…
Слушаю в который раз
Жизнь-житуху без прикрас.
Расчихался самовар,
Как хозяева, он стар.
Мерцание свечи
В глуши ночной земли
Молись, зови, кричи!
Мне видится вдали
Мерцание свечи.
Я знаю, ты, Господь,
Во тьме свечу зажёг,
Чтобы душа и плоть
Тобою жили, Бог.
Дай света мне и дня
Для сердца и для глаз.
Ты не спасай меня,
Спаси надежду в нас.
Развей тревожный мрак,
Зарёю протрубя.
Пусть я живу не так,
Но верую в Тебя.
Мерцал в глубинах душ
Твой образ много лет.
Но только не порушь
Надежду на рассвет…
Ты с нами, ты со мной.
Твой свет боготворю!
Свечи огонь живой
Ты превратил в зарю.
* * *
Резные лебеди над крышей.
Запечатлён движенья миг.
Но я волны дыханье слышу
И резкий лебединый крик.
Мне на плечо рука ложится,
И я вхожу через порог
В дом, где живут резные птицы,
Где светел горницы чертог.
– Тут все в селе мастеровые,-
Сказал хозяин. – Добрый край.
А лебеди, они живые.
Как хочешь, так и понимай.
* * *
Не льнёт берёза к тополю,
Не люб он до корней.
Калиткой девки хлопали,
Сбегая от парней.
С укрытья напевали
Частушки про ребят.
А те забор ломали.
В чём он-то виноват?
А утром деду Косте
Чинить забор пришлось.
Вбивал он в доски гвозди,
На них, срывая злость.
Он костерил при этом
Беднягу-кобеля.
… Окрасились рассветом
Берёзы, тополя.
Сельский сюжет
– Он мне не пара, слышишь, бать.
Какой с Ивана спрос?
Ему бы лаптем щи хлебать,-
Деваха морщит нос.
– Я это так… Сама смотри,-
Закашлялся отец.-
Но он снаружи и внутри
Как будто молодец…
Житейская беседа шла,
Что ручейки слова.
Над крышей радуга плела
Цветные кружева.
А балалайка трень да брень,
Иван-да-марьи цвет.
Ивану в кепке набекрень
До Марьи дела нет.
