Теперь, пользуясь исконно присущим Жуку Магическим Умением, ничуть не уступающим по качеству озвучивания Умению Говорящей Лягушки, кадавр-дворецкий мог говорить. Поклонившись, мертвяк с прекрасно знакомым Микайле инглицийским акцентом напыщенно сказал:
– Рад, что вы в добром здравии, повелитель! Ваш ланч, сэр!
Ярый ценитель всяческой иноземщины (особенно забугорных красных девок), Микайла, конечно, знал, что такое ланч. И покушать был не дурак. Но, на всякий случай решил осведомиться, что в доме оказавшегося не таким уж белым и пушистым "господина Маркополуса" подают из яств в это время суток. Вдруг хозяин – людоед. Или еще того хуже – вегетарианец. Ведь одно дело угощать гостя бутербродами или картофельной стружкой. Жертвенных гусей вон тоже кормят от пуза. Однако сам "господин Маркополус" к той еде не притронулся, вот и подумаешь тут всякое…
С умным видом нацепив очки, Микайла хотел было что-то сказать. Но невольно засмотрелся на коллекцию отсеченных голов. Лишь через пару минут отрок помотал нечесанной гривой, будто отгоняя морок, и пришел, наконец, в себя. С важным видом обратился к терпеливо ожидающему кадавру:
– Любезный, э… как там тебя?
– Бэррим, сэр!
– Так что ты там, Бэррим, замогильная твоя душа, про ланч говорил? Чем угощаешь?
– Овсянка, сэр! – торжественно произнес дворецкий. И указал пальцем на кухонную тележку, сервированную фарфоровым горшочком с вышеупомянутым блюдом и столовыми приборами из расчета на одного человека.
При виде традиционного завтрака инглицийских феодалов-нобльманов Микайла тут же, что называется, навострил уши. А едва до ноздрей парня донесся божественный аромат горячей каши, так вообще чуть слюной не захлебнулся. И это при том, что до начала Ритуала Возрождения отрок успел скушать почти все подложенные ему в качестве приманки холодные закуски и осушить немаленький жбан пива.
Зверский аппетит у Микайлы, конечно же, вызвала доставшаяся ему в наследство от Клопоморта Искра. Что же поделать, если укоренение магической сущности в теле нового носителя требовало колоссальных затрат энергии. Обычный живой человек (да хоть бы и гоблин, тролль или еще кто) получает энергию от употребленной им пищи. Живому человеку, как мертвяку, накопитель апейрона под лопатку не зашьешь. И в сверленую на голове дыру не засунешь. Вот и приходится счастливчику, каким-то образом заполучившему магический дар, примерно, с месяц усиленно питаться. И желательно пищей из Магических Животных и Растений, насыщенной потребным для обладателя Магического Огонька апейроном. Месяц, а иногда и больше – именно столько требуется времени для окончательного укоренения Магической Искры в теле обычного человека.
Еще какое-то время отрок пребывал в некотором смятении. Что-то высматривал на полу и все порывался идти к метко заброшенной им в пределы Защитного Круга странной бутылке. Рылся в карманах и теребил висящую на шее громоздкую кожаную ладанку. Почесывал безымянный палец на правой руке. Впридачу то и дело зыркал в сторону подставок с мертвыми головами. Одни боги знают, чем уж эти страховидные черепушки парня заинтересовали… Но в конце концов неестественный жуткий голод пересилил любопытство, равно как и прочие чувства.
Махнув на все рукой, Микайла крикнул замершему в ожидании дворецкому:
– Бэррим, черная твоя душа! Давай уже свою овсянку! И пива… нет, вина доброго заморского тащи!
После чего, не глядя, отрок плюхнулся в плетеное из змей кресло. Однако кресла как такового на прежнем месте уже и в помине не было. Как и Микайлу, сонм переплетенных между собой ползучих гадов пронзил повернутый в обратную сторону Отрицающим Богом мощнейщий Магический Поток. Вследствие чего многие из змей проснулись вслед за отроком и начали расползаться по всему Ритуальному залу, нарушая тем самым целостность конструкции кресла.
Так Микайла уселся прямиком на переставший быть удобной мебелью змеиный клубок. Недовольные выходкой парня гады на все лады зашипели. А отрок, будто поняв что змеюки ему сказали, озадаченно пробормотал:
– Сердечно извиняйте, не нарочно вышло…
И, от души пнув удава, служившего до магической метаморфозы одним из подлокотников кресла, уже строже прибавил:
– Еще раз, гад узорчатый, пошлешь по матушке, пожалеешь: шкуру как чулок спущу и голым по снегу пущу.
Впрочем, болтовню Микайлы со змеями за явное проявление дурости считать нельзя. Деревенские жители сызмальства приучены душевно разговаривать со скотиной, угощать посоленной хлебной горбушкой, баловать любимого питомца лишней охапкой сена. (Что, однако, не мешает селянам при надобности пустить любимую корову или лошадь под нож. Не говоря уже о курах, гусях и овцах, с которыми вообще не церемонятся. Баснями сыт не будешь.)
Не говоря больше ни слова, Михайла пересел на мягкий стул, который стоял напротив чем-то заинтересовавшей отрока коллекции отсеченных голов. Кадавр-дворецкий подкатил к отроку тележку с ланчем. Микайла, в который раз почесав безымянный палец на правой руке, с удовольствием принялся за еду.
А напыщенный Бэррим, на удивление отроку, не пошел за вином сам. Достал из кармана маленький гонг и несколько раз ударил по нему специальным молоточком. Скоро на зов явился кадавр, облаченный в фиолетовую ливрею с золотыми позументами. Явно довольный обретением дара речи, кадавр-дворецкий сказал:
– Виночерпий Торрес, немедленно принеси новому повелителю из погреба бутылку хорошего вина!
Кадавр в фиолетовой ливрее, завистливо глянув пуговичными глазами на дворецкого, тут же с поклоном удалился.
А Михайла, чуть не подавившись овсянкой, странно глянув на дворецкого из под круглых очков, настороженно спросил:
– Как ты, Бэррим, там опять сказал? Новому повелителю? Ты хочешь сказать, что я теперь ваш повелитель?
– Совершенно верно, сэр. Вы – наш повелитель, – тоном, каким дуракам объясняют простейшие понятия, ответил кадавр-дворецкий.
Но отрок, пребывая в серьезном душевном расстройстве, не обратил ни малейшего внимания на сарказм в ответе мертвяка. Бросил ложку в наполовину опустошенный горшок с овсянкой и задумчиво произнес:
– Заешь меня блохи… Неужели получилось?
Что уж там у него получилось, богам одним ведомо.
Микайла же, вспомнив что-то важное, расстегнул ворот куртки и достал висящую на груди кожаную ладанку…
14.
Горстка сажи и искореженная жаром некогда белая жемчужина – вот то немногое, что осталось от содержимого ладанки. Но особо горевать по поводу утраты хранящейся в ладанке некоей явно ценной вещицы Микайла не стал. Наоборот, выдохнул с таким облегчением, будто от тяжкого бремени враз избавился. Даже с присущей дуракам прямотой сказал:
– Теперь если дядька Китоус если и сможет попасть сюда, то разве что одолжив у чародея Сантоклауса восьмерку его летающих по воздуху оленей…
В ожидании кадавра-сомелье Торреса с бутылкой доброго вина, отрок занялся более насущными, по его мнению, делами. (Это кто с царем в голове кинулся бы сразу новообретенное имущество осматривать, сундуки с казной вскрывать, да слуг по наследству перешедших муштровать вовсю. А дурню на коровьей лепешке мух посчитать – и то веселей забава.)
Первым делом Микайла уделил внимание подброшенной им на алтарь во время Ритуала Возрождения бутылке. Внутри необычной формы, квадратной в основании, емкости, клубился густой черный дым. Отрок с умным видом посмотрел бутылку на просвет. Что-то там для себя важное уяснил, и сделал некие выводы. (Не зря же говорят, что дурак думкой богатеет.) После чего принялся так усердно трясти странную бутылку, что будь в ней не клубы густого дыма, а сливки, то махом бы сбил их в масло.
Старания парня не пропали втуне. Скоро содержимое бутылки к вящему удовольствию отрока загустело и заиграло в свете магических ламп серебряным блеском. Но вдруг внутри бутыли заклубился черный непроглядный туман. А потом снова вернулось серебристое сияние. Удовлетворенный результатом Микайла бережно поставил бутылку на край конторки рядом с раскрытыми Заклинательными Скрижалями. После чего деловито собрал с пола вещи черного мага: поношенный серый плащ, черный костюм ночного невидимки, мешок-слот, перчатки, сапоги, Искрящуюся Рогульку и магические часы. А вот кошелька не было. (Скорее всего, его украли у Клопоморта на выходе из таверны.) И защитных амулетов отрок не обнаружил. Ну, тут понятно: выгорели под действием Магического Потока.
Плащ, перчатки и сапоги Микайла, осмотрев, без выражения каких-либо чувств отложил в сторону. А вот Магическим Вещам – костюму невидимки, мешку-слоту, Искрящей Рогульке и особенно часам, с которым уже попривык, обрадовался, как малый ребенок леденцу на палочке. Тщательно свернул костюм и слот, за каким-то лядом предварительно их обнюхав. Хозяйственно прибрал трофеи в заплечный мешок. Магические часы отправились в как будто специально для них предназначенный кармашек на куртке. А Искрящаяся Рогулька – в пустой кошель на поясе.
Собрав выпавший с Клопоморта так называемый "лут", отрок уже в который раз взялся рассматривать через магические очки и без оных головы на подставках. Даже хотел подойти к коллекции поближе. Но почему-то вдруг передумал. Занялся поисками куда-то убежавшей руки пожилой вурдалачки. Для чего достал из карман один из оброненных Клопомортом на лесной опушке артефактов – Джой-Стик, представляющий из себя кусок полированной дощечки из красного дерева, в который было инкрустировано несколько выпуклых вставок из полудрагоценных камней. Микайла в определенном порядке нажал на разноцветные камешки. В тот же миг, повинуясь зову Джой-Стика, откуда-то прибежала, щелкая острыми когтями по паркету, рука старухи-вурдалачки. Да не пустая рука явилась: на загнутом мизинце, как на крючке, висел принадлежащий Клопоморту Перстень Жизни. Оставшись без владельца, Хрустальный Череп в Перстне сменил багровый окрас на нейтрайльный стеклянный блеск. Микайла удивленно сказал:
– Ого! Да ты, десница кровопийной бабуси, времени задарма не теряла! Ишь, каким знатным трофеем разжилася…
Но оставлять ценную добычу руке, отрок, конечно же, не собирался. Сдернул Перстень с мизинца бабушкиной длани и, чуть полюбовавшись, прибрал в карман куртки. Руке такое дело пришлось не по нраву: тут же сжалась в кулак, а потом резко выпрямила средний палец.
Непонаслышке знакомый с этим жестом заморских купцов Михайла сразу поставил наглую руку на место:
– Не балуй! Не по чину тебе такое украшение. А то – отрок кивнул в сторону древнего пыточного приспособления с воронкой и шнеком – суну тебя туда, и ручку крутану раза три-четыре…
Впрочем, Микайла не сердился долго. Сменив гнев на милость, в который раз почесал безымянный палец на правой руке и сказал:
– Однако наградить тебя за помощь, длань вурдалачья, все же следует. Я тебе дам… дам тебе… Да вот хотя бы имя. Штучка? Вещь? Нет, не то… О! Придумал! Нарекаю тебя на веки вечные – Хапуга. Нравится?
Имя руке вроде бы понравилось. Если, конечно, считать сжатый кулак с оттопыреным в сторону большим пальцем за жест одобрения.
Отрок хотел было определить Хапугу на место жительства в карман портков. Но вовремя одумался. Дурню хватило таки ума сообразить, что живой руке, находящейся в кармане портков, ничего не стоит ухватить его в любой момент за, скажем так, принадлежности. Мало ли что ей, твари насквозь магической, на ум взбредет.
Однако выход из щепетильного положения нашелся. Хапуга прекрасно устроилась в найденной кадавром-дворецким по просьбе Микайлы удобной шкатулке, которою можно было при нужде цеплять к поясу. Не забыл также отрок снять с Хапуги крохотный накопитель апейрона в виде круглой нашлепки, снабженной острым шипом для крепления к телу. (Скорее всего по чьему-то наущению – хотя бы того же шамана Китоуса – он установил накопитель в руку вурдалачки, когда отлучался в специальный закуток в углу Ритуального зала для справления нужды.) Микайла заменил нашлепку на принесенный тем же дворецким более емкий накопитель-браслет. А парный Джой-Стику артефакт Га-Джет в виде короткой иглы с проволочными крылышками – оставил. Чтобы можно было при надобности управлять рукой напрямую. Как это Михайла уже недавно проделал, заставив руку нарушить целостность начерченного Клопомортом Защитного Круга.
Покончив с наиболее насущными делами, парень вернулся к прерванному ланчу. Но остывшая овсянка – еще гадость. Хуже теплой сивушной перегонки.
Но тут как раз явился виночерпий Торрес с затребованным отроком хорошим вином, и спас положение.
Кадавр-сомелье что-то картаво проурчал и сунул Микайле под нос наполовину завернутую в салфетку пыльную бутылку.
– В голодный год сойдет, все не вода из лужи, – глянув с видом знатока на бутылочную этикетку, на свой лад одобрил выбранный Торресом напиток отрок. И уже чуть строже, хозяйским тоном, сделал замечание:
– Однако пыль не грех было бы и вытереть. Хоть и рукавом своего кафтана. Ты ж, вурдалачище бессловесное, не конюху жбан "бормотухи" принес, а своему новому повелителю вина изысканного…
И под недоуменное мычание Торреса, не долго думая, набуробил себе полный кубок достойного даже богов рубинового нектара. Какое там неспешное смакование букета и наслаждение бархатным послевкусием! Дурень просто оприходовал вино, запивая остывшую кашу. Точно также, как вчера в таверне селедку водой из ковша запивал.
Если бы кадавр-сомелье мог умереть еще раз, он бы сделал это. Такого варварского обращения с раритетным напитком он не видел как при жизни, так и после нее… Впрочем, драгоценное вино не пропало даром. Слегка (а может, и неслегка после не так давно осушенного жбана пива) окосев, Микайла наконец-то смог понять, что уже долгое время привлекало его внимание в коллекции голов.
15.
Микайла (видимо, для закрепления эффекта окосения) самолично, не доверяя кадавру-сомелье, налил себе в кубок еще вина. После чего вплотную занялся изучением Клопомортовской коллекции отсеченных голов в количестве семи экземпляров. И это были не головы по каким-то причинам не сгодившихся в кадавры мертвяков. Совершенно иное было у них было происхождение. В коллекцию Клопоморта имели шанс попасть лишь те головы, которые чем-то сумели прославиться уже после утраты тела. Маг всю жизнь методично собирал их по всему Миру. И какой бы он не был прижимистый, за интересную голову с достоверным описанием ее посмертного деяния золота никогда не жалел.
Шесть голов располагались в ряд на специальных подставках. Еще одна голова, огромная, как племенной котел номадов-верблюжатников, лежала отдельно на невысоком постаменте из розового мрамора. Допив вино, Микайла начал осмотр коллекции…
Исполинская голова не привлекла особого внимания отрока. Хотя тут было на что посмотреть: суровое, изрезанное морщинами лицо с мясистым носом, густая борода и кустистые брови. Все – и особенно соразмерный голове кованый из бронзы островерхий шлем – говорило, что при жизни великан был могучим воином. Но Микайла лишь постучал костяшками пальцев по куполу шлема и обратил взоры на ряд голов обычного размера.
Крайняя левая голова в ряду – лысая, с гладко выбритыми щеками и сверхъестественных размеров очками в черной роговой оправе на прикрытых глазах тоже парня не заинтересовала. Равно как и следующая голова человека в восточном тюрбане с приятными даже после смерти чертами лица.
Третьей в ряду стояла голова толстогубого арапа-альбиноса с одним ухом. Широко открытые пронзительно синие глаза выглядели совершенно натурально. (Впрочем, глаза наверняка были сделаны из цветного стекла и вставлены по прихоти одного из прежних хозяев в чисто эстетических целях.) Голова арапа-альбиноса заметно отличалась от других экспонатов состоянием шеи. Если прочие головы были относительно ровно отделены от тел мечами, топорами, острейшими хирургическими ножами, да хоть бы и железными колесами какой-нибудь страховидной повозки, то с головой арапа-альбиноса дело обстояло по-другому. Она выглядела так, будто ее вырвали из тела, что называется "с мясом". Поэтому не стояла, как остальные на подставке. А, раскинув во все стороны похожие на червей красные жгуты мыщц и прочих жил, вызывающе торчала на специальном штыре.
– Сдается мне, у этой башки – не по чину рожа наглая. Но в чем подвох, не ведаю… – поделился Михайла впечатениями от осмотра третьей головы с кадавром-дворецким Бэрримом. Поправив, видимо, непривычные ему очки, перешел к четвертой.
Четвертая голова в ряду, судя по высокому лбу, она когда-то принадлежала умнейшему человеку. Возможно, какому-нибудь известному книжнику, звездочету или симпла-механику. Редкие седые волосы, глубокие морщины на бледном лице, печально опущенные уголки рта – все говорило о нелегкой судьбе этого человека при жизни.
Но и эту голову отрок удостоил лишь мимолетным взглядом.
Следующей голове Микайла уделил куда больше внимания. Ну еще бы – единственная в коллекции Клопоморта голова женщины, к тому же явно чужестранки. Ибо в Волшебной Империи у девок вместо волос змеи на голове не растут. Надо сказать, что смерть лицо девицы ничуть не обезобразила. И если бы не змееобразные волосы, то хоть сейчас в принцессы записывай, такая уж она была красавица.
Микайла непечатно помянул неизвестного мага, создавшего из симпатичной девушки такой зловещий гибрид и сказал:
– Наверное, тебя, голова девицы бедолажной, коварный дон Маркополус вместе с тем змеиным креслом прикупил, что под моим седалищем рассыпалось. А один гад ползучий меня еще по матери послал…
После чего отрок, тяжело вздохнув, сосредоточил внимание на последнем экспонате коллекции черного мага – голове шимпанзе…
Голова обезьяны, кроме морщинистого лица, была покрыта длинными черными волосами. Темные глаза – опять стекляшки? – смотрят куда-то вдаль. В приоткрытой пасти видны ряды мощных желтоватых зубов.
На Микайлу голова шимпанзе не произвела столь тягостного впечатления, как остальные головы, принадлежащие некогда как обычным, так и магически измененным людям. Потому как обезьяны хоть и похожи на человека, но все-таки по сути своей – животные. А к лицезрению голов убитых животных все привычны, даже отъявленные вегетарианцы. Да и в какой таверне или кабаке не висят на стенах головы лосей, волков, медведей и прочей крупногабаритной живности? (Типа это охотничьи трофеи пузана-хозяина. При том, что все прекрасно знают – за пределы заведения мужик без особой нужды носа не высовывает.)
Так и сяк смотрел отрок на обезьянью голову через магические очки, пока не поймал нужный ракурс. И вот исходящие от шимпанзе слабенькие Магические Потоки начали складываться в буквы. Отрок, не сводя глаз с вдруг ожившего экспоната, начал бормотать вслух:
– С… к… о… р… е… е… Скорее? Чего тебе, обезьянин, скорее? Ж… у… к… Жуков, что ли, из шерсти вычесать? Ж… у… к… ч… т… о… у… с… л… у… г… и… Жук что у слуги? Ага, вот теперь понятно…
Микайла безо всяких телячьих нежностей резко сорвал Жука-Ларинго с горла дворецкого Бэррима. Затем также резко прилепил к шейному обрубку головы шимпанзе. Голова обезьяны, получив речевого Жука, еле слышно прохрипела:
– Детеныш… умираю…апейрон… надо… быстро…
"Детеныш" Микайла, пожав плечами, велел онемевшему без Жука кадавру-дворецкому принести требуемое. И, как бы долго обиженный за экспроприацию Жука Бэррим не затягивал поиски, все равно успел принести накопитель до того момента, как голова шимпанзе испустила дух. Ладно, что не принес обычно используемую для кадавров накопитель-горошину, а емкий артефакт, изготовленный самим Клопомортом.
Отрок снял и аккуратно прибрал в костяную шкатулку не нужные более магические очки. А потом, чуть подумав, прилепил накопитель апейрона к затылку обезьяньей головы. Острый шип на накопителе без труда пробил кожу. Поток маны хлынул в иссушенный мозг разумного животного, напитывая энергией его магическую сущность.
Надо сказать, при жизни шимпанзе был магом не из последних. И поэтому ему удалось даже после обезглавливания сохранить личность, Магический Огонек и большую часть воспоминаний. И все это благодаря предусмотрительно магически вживленному в череп небольшому, но весьма емкому накопителю апейрона. (Правда, без своих рук и ног, что по свойствам не сильно отличались от рук, Чимп 22 творить заклинания не мог. Уж очень важны эти части тела в Подражательной Магии обезьян.
Но какой бы не был емкий накопитель, при размерах всего с серебряный талер много апейрона не запасешь. Разумному шимпанзе пришлось практически отказаться от зрения, осязания, обоняния, речи. И уж тем более от движений мимическими мускулами лица. Хотя иной раз ему, невероятно хотелось скорчить какую-нибудь невероятную мину. Или хотя бы оскалиться, оттопырив губы. Чем напугать до полусмерти частенько глазеющего в свободное время на коллекцию отсеченных голов Клопоморта.
Последние крохи апейрона шимпанзе берег, ожидая когда в Магический Башне черного мага появится кто-нибудь, к кому можно будет воззвать о помощи. О том, чтобы признаться Клопоморту, что в какой-то мере жив, шимпанзе, будучи сам при жизни опытным магом, и не думал вовсе. Черный маг с вдруг заговорившей обезьяньей головой церемониться бы, определенно, не стал. Для начала выведал бы под пытками, где у шимпанзе на черный день обустроены тайники с магическими вещами и сокровищами. И ничего, что те клады – в Афро, на родине шимпанзе. Информацию всегда можно продать Гильдии Кладоискателей. Затем принудил бы выдать всемозможные секреты. Но, натешившись вволю, Клопоморт все равно бы окончательно убил шимпанзе. И смастерил бы из черепа собрата-мага некую магическую вещицу. Зря что ли он пошел по нелегкой стезе черного мага-артефактора?
И вот, когда апейрона в накопителе почти не осталось даже на то, чтобы сказать пару слов или моргнуть глазом, заветная мечта обезьяньего мага воплотилась в реальность. В Магической Башне Клопоморта наконец-то объявился человек (пусть на вид и не самого великого ума), к которому можно было обратиться за помощью…
16.
В одну минуту переработав апейрон в потребную для жизнеобеспечения магической сущности ману обезьянья голова окончательно пришла в себя.
– У! У! Приветствую тебя, о детеныш человеческий! – совершенно неожиданно для Микайлы прогорланил на весь ритуальный зал шимпанзе. Отчего парень разразился тирадой из отнюдь не самых приличествующих "детенышам человеческим" слов.
– Детеныш, ты можешь отцепить с моего горла Жука-Ларинго и вернуть этому разнаряженному мертвяку, – с укоризной в глазах выслушав ругань Микайлы, продолжила речь обезьянья голова. – Мне Жук теперь не нужен, могу сам говорить. У! К тому же я не хочу следующей ночью по голове – а что у меня еще есть? – от дворецкого кочергой в темя получить. У!
Микайла хотел было что-то сказать. Но малость ошеломленный развязным поведением головы шимпанзе лишь махнул рукой и вернул Жука-Ларинго на горло кадавра-дворецкого. Бэррим засиял радостной улыбкой, если за таковую можно считать демонстрацию редких зубов из под полуистлевших губ. Поклонившись в пояс, мертвяк сказал:
– Сердечно благодарю вас, сэр!
– Ишь, труп ходячий, как обрадовался Жуку! – не давая Микайле и слова в ответ вставить, воскликнула голова шипмпанзе. – Ты тоже, детеныш человеческий, никогда не обижай дворецких, если не хочешь проснуться с ножом в сердце или топором в голове. У-у… Ведь сколько я папирусов про раскрытия убийств в свое время прочитал, так вот в половине из них убийцей оказывался не кто иной, как дворецкий. М-да, с этой кровождадной братией ссориться себе дороже будет. У! Так-то вот, детеныш… Кстати, как тебя там по имени кличут?..
– Микайла, сын Бэзила, из селения Холмогорье, что у Снежного моря, – вежественно назвался отрок. – А вас, уважаемый, как звать-величать?
– Я – Маг-Король Чимп 22 народа шимпанзе, адепт магии Подражания! Правда, к моему великому сожалению, Магом-Королем я давненько уже числюсь почившим в бозе. Погиб я безвременно из-за своей гордыни. И частично жив лишь головой единой за счет магии… – в свою очередь представился шимпанзе. После чего донельзя торжественно произнес:
– Ты спас меня, детеныш Микайла. Но, если говорить начистоту, ты мог бы и пораньше углядеть буквицы моей мольбы через неведомо как попавшие тебе в руки магические очки… У! Ну да ладно, успел в последний миг – и то хорошо. Окажи ты мне подобную услугу в славные годы моего царствования на Бамбуковом Троне, я бы тебя, детеныш Микайла, назначил Главным Хранителем Королевских Бананов. Век бы голода не знал! Нет, не так! Я бы тебя поставил на должность Главного Хранителя Калебас с Хмельными Напитками. Всю жизнь бы пьяный ходил, пока тебя завистники паучьим ядом не отравили бы! У! Даже не знаю, как отблагодарить тебя, неразумный детеныш, Микайла. Но, думаю, подходящий случай скоро представится. А пока, Микайла, поведай мне без лжи и в подробностях, как попал в это гнусное логово черного мага Клопоморта… У!
Отрок немного подумал, и по глупости своей несусветной, конечно же, рассказал обезьяньей голове все как на духу. (Он, кажется, был несколько огорошен столь внезапным изменениям в своей жизни. И невеликим умишком сообразил таки, что сторонняя помощь опытного (хоть бы и обезьяньего) мага не будет лишней. А если что пойдет не так, то голова на подставке не такой уж серьезный противник. Достаточно схватить с ближайшей стены алебарду или топор. Один удар – и предатель получит по заслугам.)
– Честно сказать, почтенный Чимп 22, я попал сюда не своей волей. А по замыслу одного моего хитроумного знакомца – шамана Китоуса. Чтобы заполучить одну до зарезу нужную мне вещицу, я выполнил все, что велел мне дядька Китоус. Незнамо куда пошел с весьма подозрительным дяденькой. Уселся на место, куда исподволь надоумили. Не забыл впопыхах и очерченный доном Маркополусом охранительный круг посредством живой вурдалачьей руки разомкнуть. Углядел через волшебные очки, как расположились Потоки Магические. Согласуясь с намалеванным шаманом чертежом, свечу нужную сбил чем под руку попало. Но где-то я все равно напортачил… Дядька Китоус, ясен пень, и в мыслях полагать не мог, что я стану хозяином чародейского столпа… Не сладилось у меня также после исчезновения дона Маркополуса сотворить Портал, через который сюда бы явился дядька Китоус… На том бы моя служба и закончилась. И я смог бы, наконец, получив от шамана оговоренную награду, продолжить заветное путешествие в Смарагдовый город… Но теперь я даже не знаю, что делать: артефакт созидания Портала рассыпался в прах. И у дядьки шамана не получится в здешние чертоги переметнуться. Хоть он до седьмого пота в бубен забейся. Впрочем, в том и добрая суть имеется: желчный нравом дядька Китоус, пчел ему в бороду, не сможет учинить мне взбучку за то, что я по нелепой случайности стал повелителем этого воистину колдовского места…
Тут Микайла запоздало уразумел, что ничегошеньки не знает о назвавшемся Магом-Королем шимпанзе. И пока скорый на слово Чимп 22 снова не заболтал его, поспешно спросил:
– Однако, досточимый Чимп 22, мне было бы прелюбопытно узнать как вы, государь в своем праве, угодили в коллекцию чучел дона Маркополуса или же – как вы там его назвали? – Клопоморта?
– У! Как раз таки головы государей намного чаще голов подданных после смерти попадают в чью-то коллекцию. Но, как я уже говорил, меня сгубила непомерная гордыня. У! У! Я возомнил себя самым умным в Мире, за что и поплатился, – печально ответил Чимп 22. – А дело было так…
Развенчанный король скривился, будто от зубной боли, вспоминая не самые веселые моменты жизни, и продолжил:
– У! Я прознал, что сильнейший маг Инглиции по имени Дарвинус, невзирая на колоссальные расходы, создал Портал, ведущий на мою родину, во влажные джунгли континента Афро. Через Портал прошли 40 охотников-звероловов во главе с одноглазым предводителем по имени Хассан. Экспедиция была в достатке оснащена провиантом, оружием, защитными амулетами и магическими артефактами. Также бывалые охотники прихватили с собой изрядное количество ящиков с меновыми товарами типа зеркалец, бус, ножей и топоров. Вдруг пришлось бы подкупать вождей диких племен темнокожих людей или лесных троллей, чтобы те не чинили препон в ловле моих сородичей. Да и носильщиков нанять, чтобы не тащить самим горы аммуниции, тоже не гроздь бананов стоит. Задачей охотников было изловить и переправить в Магическую Башню белого мага Дарвинуса ровно 12 взрослых особей народа шимпанзе. Для чего больше похожие на разбойников с большой дороги охотники переправили через Портал части 12 разборных, но весьма прочных клеток. Как мне сообщили, обезьяны нужны были Дарвинусу, чтобы проверить одну его сумасшедшую гипотезу. Белый маг собирался посадить шимпанзе за Магические Печатные Машины. И научить их за кормежку стучать по выпуклым кнопкам с буквицами на Печатных Машинах. После чего ждать хоть сто лет, когда безмозглые, по мнению людей, обезьяны напечатают хоть небольшой связный отрывок текста на человеческом языке.
У! Я долго смеялся вместе со своими придворными магами-воинами. Ведь обычные шимпанзе, и правда, немногим отличаются от животных. У нашего народа разумны лишь особи с Искрой. То есть маги. Долго бы Дарвинусу пришлось ждать, пока кто-нибудь из моих неразумных сородичей написал хоть бы пару связных слов. А после употребления калебасы забористой дынной браги у меня cозрел один коварный план… Короче говоря, я и одинадцать моих лучших магов-воинов дали себя поймать и доставить в клетках в Магическую Башню Дарвинуса. Там нас рассадили по отдельности в клетки побольше с установленными внутри стульями и магическими Печатными Машинами. Дали понять, что нужно делать, чтобы получать пищу и воду… И вот я и мои сородичи принялись долбить пальцами по специальным доскам с обозначающими буквицы выпуклостями. Но не как попало, а набивая слово в слово начальные главы заранее выученных нами известных человеческих книг. Испещренные текстом бумажные листы выскакивали из Машин чуть ли не пачками! Позабыв об осторожности, Дарвинус ворвался в помещение, где мы сидели. И начал бегать от клетки к клетке, читать, не веря глазам своим, что мы там понаписали. Я ликовал: задумка сработала! У! Мне тут же бы приказать своим воинам вырваться из клеток – с замками я уже разобрался! – и убить мага. А потом, прикончив стражей и слуг Дарвинуса, активировать Портал в Афро, где уже стояли готовые к вторжению мои войска. Но, повторюсь, гордыня обуяла меня. У-у… Я хотел еще немного насладиться торжеством обезьяньего разума, за что и поплатился. Дарвинус не ко времени сошел с ума, и вынув из странного железного шкафа смертоносный артефакт "Калаш", с грохотом нашпиговал меня и моих воинов остроконечными кусочками металла… У-у! Очнулся я уже бестелесным экспонатом в коллекции старика Клопоморта… Такова моя печальная история… У…