Александр Прозоров
Молот Одина
– Собраться надобно мужам всем великим, смертных вооружить и поход супротив лесовиков сих затеять! – громко перебил ее рыжебородый крепыш. – Вдарить разом хорошенько да и извести под корень!
Воинственный бог с такой силой ударил по столу, что все блюда на нем подпрыгнули, а бочонок упал набок.
– Пробовали, Перун, и не раз, – вздохнул Волос. – Да походы сии в пустоту проваливаются. Нет у лесовиков лосей и повозок и дорог, для них проложенных, нет ладей и причалов. Как в чаще лесной нетронутой селения их для разорения найти? То наши деревни завсегда на берегах выстроены да поля кругом возделаны; издалече заметны, и подступы удобные имеются. В землях же лесовиков лес везде нетронутый стоит, и все. Где там ворог, где города и столица? Поди угадай!
– Остроги надобно ставить, подходы к нашим землям закрывать!
– И это пробовали, – кивнул правитель Вологды. – Да токмо для сотен больших крепостей славян ратных нам не напастись, малые же крепостицы лесовики разоряют с легкостью. Перед самой свадьбой беженцы Горчаковы в Вологду приплыли. Все, Перун, нет больше в Ембе нашей власти, захватили волки острог! Теперича по реке двинутся и деревни беззащитные окрест тоже приберут.
– Мы же боги, братья! – вскинул руки Перун. – Нешто не можем смертным своим подмогу в нужный час оказать?!
– Мы не можем поставить по большому зеркалу в каждый город и каждую деревню, дабы переместиться в них в тревожный миг, – покачала головой Макошь. – Где их взять столько, откуда? На серебряное полированное полпуда металла на каждое уходит, обсидиановые же и вовсе по кусочкам приходится собирать. Мыслю, у каждого из нас таковых два или три всего имеется, не более. В Бъярме и Каргополе зеркала стоят, от них мы лесовиков отогнали. А в каждый острог таковую ценность поместить невозможно.
– Скифы тоже не дремлют, – теребя бороду-косичку, добавил скуластый Усень. – Они издавна мечтают до наших полей и крепостей с полными амбарами добраться. Коли заберете оружных смертных на восток с лесовиками биться, то, считай, все южные земли и города своими руками богине Табити подарите.
– Именно потому мы так стремились со степняками союз брачный заключить, племянник, – ответил ему Волос. – Несколько лет мира на порубежье южном нам ныне как воздух нужны! Кабы богиня Табити нам по-родственному еще и воинов своих дала для усмирения лесовиков, тогда бы и вовсе все на прежний порядок обернулось. Мы бы и святилища потерянные вернули, и земли, и Лю́бого самого отловили да в клетке у ворот на потеху горожан выставили.
– Токмо теперь заместо помощи от степняков у нас с ними война со дня на день начнется! – с силой дернул себя за бороду Усень.
– Видать, приходят деньки последние корню Сварогову-у, – заунывно потянула смуглолицая Карма. – Пожили мы на земле срок предначертанный, пора и в землю-матушку возвертаться, храмы свои богам новым отдавать…
Недаром эту извечно мрачную, ждущую неприятностей богиню почитали как покровительницу похоронных плачей. Что, впрочем, делало Карму одной из сильнейших сестер в роду. Ведь с каждых похорон она получала свою долю молитв, а с ними – и силу для чародейства.
– Хватит спорить! – внезапно перебила родственников сидящая слева от Макоши Триглава, богиня земли. Одна из древнейших в роду сварожичей, она уже давно оставалась самой почитаемой смертными и потому самой могучей властительницей. Эта крупнотелая богиня даже позволила себе пустить в волосы немного седины, доказывающей ее мудрость и старшинство. – Я полагаю, сестра моя зачала сию беседу не для того, чтобы пожалиться нам на лесные бесчинства. Макошь умна и многоопытна и даже в сем тяжелом положении, несомненно, успела найти спасительный замысел. Ведь так, сестра?
Триглава повернула к хозяйке седую голову, украшенную только полукруглым гребнем с россыпью самоцветов. Остальные сварожичи примолкли.
– Квасур! – нашла глазами одного из гостей хозяйка Вологды. – Повтори родичам нашим, о чем мне минувшей весною сказывал.
Щекастый и рыхлоносый толстяк, покровитель бортников и медовых напитков, поднялся, прокашлялся в кулак:
– Стало быть, три года тому казус у нас забавный приключился. Пришел ко мне в Москву зело странный муж, в одеяниях непривычных, на странном наречии речи ведущий и с повадками смешными. По крови – явный чужак, не сварожич. Лесовик лесовиком. Назвался же он потомком нашим далеким, из времен, что спустя сто поколений токмо наступят. От меня же помощи в чародейской мудрости запросил. Не без дара сей путник случился, не без этого. Но не наш.
Я, знамо, его за шутку сию бесстыжую выпороть повелел да прогнать пинками за ворота. Сим глупость случившаяся и кончилась… – Квасур погладил окладистую, любовно вычесанную бороду, украшенную лишь одиноким цветком василька. – Однако же в памяти моей столь странный гость отложился, и когда беглые смертные, Лю́бым с Печоры согнанные, у Москвы оседать начали и главного из лесовиков проклинать, то, по описанию, уж очень он на чужака, мною поротого, похож оказался…
– На Лю́бого-лесовика все мы и гадали, и ворожили, судьбу его искали, – перебила бога-бортника Макошь, – однако же нет в сем мире его следов. Либо прячется хорошо, колдовства остерегаясь, либо и вправду не из земель иных он к нам заявился, а из времен чужих и далеких. Возможно ли сие, Троян?
Худощавый и безбородый, с широко раскрытыми глазами, придающими круглому лицу малость испуганный вид, рыжий и курчавый бог пространства и времени запустил пятерню себе в прическу, почесал голову.
– Ну-у, как бы… Кабы не имелось времен иных в виде сложившемся, как бы ворожбой своей мы прошлое и будущее поверять могли? Коли смотрим в годы иные, словно на двор через калитку, стало быть, существует он, сей двор-то иновременный. А коли есть, то почему бы из него к нам не перебраться? Ворота, понятно, в другие годы забиты накрепко, ну так ведь при нужде особой и через тын завсегда перелезть возможно…
– Меня, родичи, замысел сей безумный с самой весны мучает, – призналась Макошь. – Однако же, покуда оставалась надежда на союз со скифами, я его от себя отгоняла. Коли на ворога управа простая и надежная имеется, к чему безумствам предаваться? Ныне же сложилось так, что ворогов у нас стало вдвое более, а союзники пропали начисто. И потому хочу совета испросить у вас, родичи. Как вы приговорите, так и поступим… Коли един пришелец из времен грядущих смог таково лесовиков изменить и силы их приумножить, что, еще недавно гонимые, они теснить нас стали во всех местах и реках, то, может статься, пятеро потомков наших, корня Сварогова, впятеро сильнее лесовика окажутся и помогут нам и волков обратно в чащи загнать, и богиню Табити в войне неминуемой одолеть?
Хозяйка Вологды оглядела гостей внимательным взглядом.
– Смогут, не смогут, а отчего бы и не попытаться? – громко согласился Стрибог. – От сего чародейства дела наши всяко хуже не окажутся. Токмо средь потомков надобно не абы кого, а самых лучших, самых родовитых и чистокровных отобрать! Тогда, глядишь, с бедой и управимся.
– Попытка не пытка, – пожал плечами Даждбог. – Хуже нам всяко не станет, то брат верно заметил.
– Три тысячи лет? – Усень протянул бороду-косичку между ладоней. – Просто глянуть, каковы наши дети через сто поколений станут, и то любопытно. Но сможешь ли ты сотворить сие, Троян?
– Все мы из зеркала в зеркало переходить способны… Разница же меж верстами и годами токмо лишь в дальности пути, – пожал плечами бог времени и пространства. – Я так мыслю, зеркала у потомков наших имеются. А значит, коли силу крепкую приложить, можно из наших зеркал в зеркала потомков и заглянуть, и дотянуться, и посланника туда отправить. Коли заклинание верное составить, в Москву поехать и обряд там правильно провести, то может и получиться.
– Почему в Москву? – не понял Волос. – Отчего не здесь, в центре мира?
– Коли чужак в Москву явился, дядюшка, вестимо, причина была тому, – опять запустил пятерню в прическу Троян. – Зачем через неведомые места новый путь торить, коли тропинка хоженая уже имеется?
– И то верно, – осклабился Квачун. – Я уж и встречу, и привечу, и обогрею, и попарю, и напою…
– Вот токмо как чистоту крови понять, сего не ведаю, – покачал головой Троян. – Путь через времена сотворить сумею, на то моей власти хватит, особливо коли кто-то из вас силой со мной поделится. Но вот как выбрать и забрать… Тут разума моего не хватает.
– Ты не один, племяш! – захохотав, хлопнул его по плечу рыжебородый Перун. – Поможем, присоветуем, гонца снарядим, за ноги подержим. Не боись, родичи не бросят.
– Заклинание на чистоту крови я составлю, – спокойно сообщила Триглава. – Но как его доставить?
– С птицею послать, сестра! – пугающе человеческим голосом промолвил Семаргл. – Соколы небесные зорки и стремительны, за день половину мира осмотрят. Надобно послать через зеркало заговоренного кречета. Пусть летает, ищет, выбирает.
– Наложить чары озерной петли, – добавил Волос. – На кого та птица посмотрит, того чары к нам и утянут.
Выслушав всех, Макошь поднялась, оперлась ладонями на стол и твердо подвела итог семейному разговору:
– Троян! Ныне же ты пробьешь в Москве ход на сто поколений вперед. Мы запустим в него сокола, который заклинанием Триглавы найдет пять самых сильных, чистых и родовитых сварожичей из будущего мира и накинет на них чары озерной петли. Мой муж перенесет потомков сюда и… И мы посмотрим, на какую пользу они способны!
Любящий сын
Кривая татарская сабля с шелестом резанула воздух и звонко цокнула по макушке похожего на огромный стальной желудь скандинавского шлема, соскользнув в сторону. Викинг вскинул щит выше, длинным выпадом достал тело степняка чуть ниже ребер, однако меч на излете не пробил толстую стеганку, лишь слегка разодрал ткань. Противники чуть разошлись и хищно закружили вокруг друг друга – татарин в плоской мисюрке с кольчужной бармицей, в цветастой, бело-красно-синей ватной куртке, похожей на лоскутное одеяло, в толстых суконных шароварах, заправленных в высокие сапоги, с круглым щитом и кривой саблей, – и высокий, плечистый и поджарый викинг в шлеме с посеребренной личиной, хищно шелестящей кольчуге, опоясанной широким кожаным ремнем, и грубо кроенных штанах сыромятной кожи, уходящих в короткие поршни, обвязанные тонкими ремешками наподобие сандалий. Щит скандинава, понятно, тоже был круглый, а меч прямой и широкий, полтора локтя в длину.
– Иншал-л-а-а-а!!! – Степняк кинулся вперед, ударил окантовкой щита, тут же дважды уколол саблей, метясь острием в грудь. Викинг свой щит вскинул, прикрываясь от сабли, принял выпад на лезвие, позволив окантовке скользнуть до перекрестья рукояти, поднял вверх, тут же рубанул врага понизу, по открывшемуся животу. Татарин с криком отпрянул, закрылся, торопливо полоснул воздух перед собой клинком – но остановить этим викинга не смог. Северянин подставил под удары щит, напирая с торжествующим криком, пнул вражеский деревянный диск в нижний край, уколол поверху, еще и еще раз.
Татарин, пригибаясь, отбежал, крутанулся, пытаясь встать в боевую позицию. И тут вдруг у северянина с легким позвякиванием завибрировала кольчуга, громко запела:
– Иду! Курю. Иду! Курю…
Викинг от неожиданности опустил взгляд – степняк тут же в длинном прямом выпаде уколол его в грудь, сделал шаг вперед, вскинул клинок выше, к шее северянина, и резанул его по горлу…
– Стоп, поединок закончен! – хлопнул в ладони священник в длинном сером балахоне из грубой мешковины, опоясанный простой веревкой с несколькими мешочками на ней. – Чистая победа булгарина!
– Й-ес-с! – Татарин торжествующе вскинул клинок, покрутился перед аплодирующей публикой, спрятал саблю в ножны и направился к викингу, протягивая руку с раскрытой ладонью.
– Пошел ты на хрен, басурманин криворукий! – зло сплюнул ему под ноги северянин. – Просто повезло с этим чертовым телефоном…
Викинг грубо отпихнул победителя кулаком с зажатым в нем мечом и широко зашагал в сторону полотняных палаток, на ходу убирая меч. Расстегнул шлем, снял, кинул на циновку перед одной из палаток. Расстегнул ремень, кинул следом, стащил через голову кольчугу, расстегнул карман надетой под нее косухи, достал смартфон, посмотрел на экран. Вздохнул, нажал вызов, поднес к уху:
– Да, мама. Ты звонила? – С той стороны послышалось жалобное всхлипывание, и викинг встревожился: – Мама, что случилось?! Мама, ты в порядке? Мама, мне приехать? Мама, скажи хоть слово, я ничего не понимаю!
– Вик… Викентий… Меня… Обвесили… – между всхлипываниями наконец призналась трубка. – На целый… килограмм…
– Кто?! Где?! – закрутился на месте викинг.
– В лавке… У дома… Деньги взяли… Смотрю, а бананов нет…
– Может, положить забыли?
– Я ходила… – Трубка снова всхлипнула. – Говорят, забрала. Но я ведь вижу! Сумка-то одна! Я же из ума еще не выжила! Совсем уже за дуру старую держат…
– Мам, мама… Мамочка… – Викентий опять крутанулся на пятках, наклонился над шлемом: – Мама, я завтра приеду и все решу. Хорошо? Успокойся пожалуйста. Они все вернут и извинятся. Я тебе обещаю! Успокойся, мамуль… Чаю с шиповником выпей, ты же любишь. Телевизор посмотри. Ничего не делай. Я приеду и разберусь, хорошо? Слышишь, мама? Ты поняла? Просто посиди, чаю попей. Успокойся. Я разберусь. Ладно?
– Хорошо, Вик… – между всхлипами согласилась женщина. – Посижу.
– Я люблю тебя, мам! Скоро вернусь.
Викентий отключил телефон и выпрямился. В задумчивости поворошил коротко стриженные темные волосы.
В проигравшем дуэль викинге было под два метра роста, плечи и высокая грудь распирали клепаную куртку-косуху. Глаза под густыми черными бровями сияли пронзительной синевой, на породистом носу глубокий отпечаток от маски шлема – посеребренной «личины». Бородой и усами молодой человек еще не обзавелся, однако густой пушок на его подбородке и вокруг рта уже начал темнеть.
– Ту-ду-ду-ду-ду-у-у-у… – протяжно пропел он. Не расстегивая, через голову содрал с себя косуху, оставшись в полотняной рубахе с длинным разрезом на груди, стянутом завязками. Куртку Викентий бросил в палатку, достал оттуда увесистую матерчатую сумку. Тяжело вздохнул и отправился через лагерь реконструкторов к единственной среди серых и белых палаток разных типов и конструкций юрте. Остановился на брошенной перед входом пожухлой траве. Громко произнес: – Тук-тук-тук! Хозяин дома?
– Чего надо? – хмуро отозвались изнутри.
– Извиниться хочу, Иншала! Выходи, мириться буду.
– Я не сержусь, О́дин! Иди с богом.
– Выходи, раз не сердишься! Чего через дверь разговариваешь?
– Устал, отдыхаю.
– Понятно… – Викинг разжал пальцы, роняя тяжело звякнувшую сумку, привалился спиной к стойке рядом с пологом юрты. – Иншала, ты же сам знаешь, что это такое! Горячка боя, злость, адреналин. Я же не робот с выключателем, чтобы по хлопку азарт и ярость исчезали. Ну, не смог сразу в руки себя взять. Ну нахамил сгоряча. Признаю, был неправ, Иншала! Честно прошу прощения. Выходи, дружище! Хорош дуться, ты же не девчонка-недотрога! Давай вылазь. Пожмем друг другу руки, выпьем пива, у костра вместе посидим.
– Мне нельзя пиво, Один. Я же басурманин, мне Аллах не велит.
– Ну это вовсе гнилая отмаза, Иншала! – От возмущения Викентий даже передернул плечами. – В Коране про пиво ничего не сказано! Только про вино!
– Давно ты стал толкователем Корана, морской разбойник?
– Да ты мне сам рассказывал, Иншала, что под крышей даже вино пить можно! Под крышей Аллах не видит! Хорош, татарин, вылазь! Настоящий мужик должен уметь две вещи: драться в кровь при каждой возможности и честно мириться после драки. Если бы воины не умели мириться, человечество уже давно бы вымерло, потому как мы резали бы друг друга без конца и края. Вылезай, Иншала, мужик ты или нет?
– На слабо берешь, скандинавский голодранец? – Полог откинулся, и наружу вышел недавний боец, но одетый теперь в длинный ватный халат, обшитый сверху глянцевым шелком с изящным рисунком, изображающим пляшущих журавлей, и в чалме с огромным изумрудом в золотой оправе на лбу. Правда, позолота в нескольких местах стерлась, выдавая дюралевое нутро украшения. Да и драгоценность, несмотря на огранку, подозрительно походила на цветное стекло. Вместо сабли воина опоясывал широкий кушак с торчащим из него ятаганом.
– На древний обычай, татарин! Каждая хорошая драка всегда должна заканчиваться дружной пьянкой! – Викинг сунул руку в сумку и достал две бутылки пива.
– А каждая пьянка хорошей дракой, – усмехнувшись, отер указательным пальцем узкие усики степняк и потянул ятаган из ножен.
– По совести, конечно, я сам виноват, – признал Викентий. – Отвлекаться в схватке нельзя. Телефон – не телефон, вовремя – не вовремя, а будь у тебя настоящий клинок с правильной заточкой, валялся бы я сейчас под кустом дохлой тушкой, и хрен бы было кому рассуждать о честности. В настоящем бою честность одна: кто победил – тот и прав.
– По совести, ты меня тоже несколько раз хорошо достал. – Татарин сбил ятаганом пробки с бутылок, убрал клинок, взял одну из бутылок. – Если бы у тебя не меч был, а топорик или палица, хрен бы я после попадания в голову смог бы дальше с сабелькой прыгать…
Они чокнулись бутылками, сделали по глотку.
– Кто бы спорил, – согласно кивнул викинг. – Мечи, сабли, шашки – это ведь оружие скорее ритуальное, чем боевое. Оно только голых и бездоспешных противников рубить годится. А достаточно человеку хотя бы ватник надеть, и уже хрен, так просто до его шкурки клинком не достанешь. Тут уже топорик нужен. Или палица.
– Ты не совсем прав, Один, – покачал головой татарин, в несколько больших глотков одолел половину бутылки, вскинул ее чуть выше. – Во время ритуалов воинских символом власти у нас что является? Разве меч? Али топор? Да вот хрен там, дружище! Скипетр, булава, маршальский жезл! А все это суть палица и есть. Шестопер, боевой молот, моргенштерн.
– Положим, моргенштерн – это уже кистень! – вскинул палец викинг. – Ну, или цеп. Это уж кому как нравится.
– Суть-то от этого не меняется, – развел руками татарин. – Настоящее оружие должно быть ударно-дробящим. Что кистень, что шестопер, что топорик, коли они в цель попадают, то будь ты хоть в кольчуге, хоть в кирасе, хоть в ватнике, все равно тебе кранты. До конца боя ты выбываешь. И хорошо, если не до конца жизни. А мечи и сабли – это так, баловство… Старого друга на турнире безопасно погладить, собственное эго потешить, перед соседями игрушкой дорогой похвастаться да бродяг в лохмотьях по дороге со скуки рубить, как принято у самураев…
Иншала запнулся, с удивлением глядя на вдруг опустевшую бутылку. Его гость допил свою и жестом фокусника достал из сумки еще две.
– Что мы тут мнемся, как чужие? – спохватился татарин. – Пошли к костру. Жена брынзу в кляре нажарила, к пиву самое то! Но смотри у меня, опять начнешь ее формы хвалить, точно в глаз получишь!
– Хорошая пьянка должна заканчиваться хорошей дракой! – расхохотался Один. – Иначе какой в них смысл?
– Посидеть, поговорить, почитать стихи, обсудить мудрость Востока и красоту женщин, – развел руками татарин.
– Жеманство все это, Иншала! – презрительно фыркнул викинг. – Мужчина должен думать об оружии и мечтать о битвах! Все остальное – блажь, туфта и провокация!
– А женщины?
– Женщины – это добыча! Их нужно просто брать при каждой возможности! У поверженных врагов!
Иншала пнул северянина в плечо, опасливо глянул на хлопочущую возле костра стройную большеглазую девушку в атласных шароварах и короткой войлочной жилетке, покрутил пальцем у виска и громко вернулся к прежней теме:
– Как же все-таки правильно, что в реконструкторских сражениях запрещены топоры, кистени и палицы! Если бы не это, у нас после каждого слета половину участников «Скорая» с переломами увозила бы.
– А другую половину – сразу катафалки! – радостно подхватил викинг. – Ты даже не представляешь, дружище, как я мечтаю подраться в настоящей схватке с шестопером в руке! Ты видел, каких красавцев ковали наши предки? Это же просто настоящие цветы любви! Перышко к перышку, узорчатые, легкие, быстрые…
– Один заговорил о цветах? – повернулась на звук голоса склонившаяся у котелка татарка, с улыбкой вскинула тонкие серые брови. – Он заболел? У него грипп или клаустрофобия?
– Не беспокойся, Асия, – обнял и поцеловал жену Иншала, – эти его цветочки пригодны только ребра ломать. Наш гость здоров. Принеси, пожалуйста, закуску.
– Мое почтение, прекраснейшая из женщин! – приложив руку к груди, поклонился Викентий хозяйке. – Могу я предложить бутылочку пива обладательнице столь пронзительных глаз, алых губ и точеных ушей?
– Я думала, Один, ты способен любоваться только тем, что калечит и убивает… – зарделась от неожиданного комплимента Асия.
– Все правильно, – кивнул викинг. – Именно ради таких женщин калечат и убивают соперников чаще всего! И пусть хоть кто-то здесь посмеет поспорить, что ты прекрасней всех! Я порву его на куски!
– Один, вообще-то это моя жена, а не твоя, – напомнил татарин, похлопав друга-соперника по плечу.
– Так это здорово! Значит, мы будем драться на одной стороне! Глядишь, и мне какую-нибудь кралю отбить удастся!
– Если ты сейчас устроишь драку, мы не успеем на награждение, – предупредил Иншала.
– Прости, совсем забыл, – поморщился Викентий. – Ты же сегодня победун! Тебя награждать будут… Тогда по пивку? Ты был молодцом. Со звонком тебе повезло, но удача приходит к сильным…
Мужчины открыли еще по бутылке, сели на мешковину, глядя на бодро приплясывающий под котелком огонь.
– Надо бы нам возродить турниры за любовь прекрасных дам, – почти спокойным голосом произнес викинг. – Ведь отличный был обычай!
– Ага! И чтобы дама доставалась победителю? Вот это видел? – татарин сложил фигу.
– Я же про Асию даже не намекал! – возмутился Викентий.
– Если я стану драться за кого-то другого, меня убьет Асия, – резонно предположил Иншала. – Если за нее, то мне придется убить всех остальных… Не-е, глупая затея. Лучше сражаться за платок.
– Какая разница, за что? – пожал плечами Один. – Главное, чтоб было весело.
От юрты подошла Асия, поставила между мужчин большую пиалу с кубиками, покрытыми коричневой обжаркой, и тихо предупредила:
– Только не увлекайтесь, мальчики. Завтра за руль.
* * *
Овощной ларек притулился под стеной большого супермаркета. Казалось бы – откуда взяться тут покупателям, если рядом есть все что угодно и вдобавок заметно дешевле? Однако очень многие люди предпочитали закупаться именно в этой лавочке. Причем даже заворачивали в нее уже после супермаркета. Ведь купленные здесь продукты почему-то всегда оказывались и свежее, и вкуснее, и ароматнее «пластиковых» магазинных.
Викентий, одетый во все ту же косуху, что и на фестивале, в те же штаны, и только поршни поменявший на кроссовки, вошел в нее спокойно. Постоял у витрины, дожидаясь, пока закупится и выйдет за дверь пожилая женщина.
– Чего желаете, молодой человек? – поинтересовалась дородная продавщица в клеенчатом фартуке поверх синего халата, вытирая руки полотенцем.
– Хочу знать, кто здесь позавчера работал?
– Ну я, – хмыкнула дама и поправила явно крашенные редкие волосы, поверх которых красовался криво завязанный платок.
– Значит, это вы обсчитали человека на килограмм бананов?
– Не было такого! – истошно взвизгнула продавщица. – Кукиш тебе, а не деньги! Ходит тут алкотня поганая, на водку шибает! Пошел вон, пока полицию не вызвала…
Увидев, как тетка достает из кармана телефон, Викентий ударом ноги выбил дверцу, отгораживающую помещение от пространства за прилавком, шагнул туда, перехватил руку, крепко сжал удерживающие телефон пальцы.
– Помогите-е-е!!! Грабя-ят!!!
– Эй, тебе чего тут… – В лавку заскочил какой-то плохо бритый парень в джинсах и футболке. Викентий метнулся навстречу, подбил вытянутую руку, правой поймал его за горло и что есть силы впечатал в стену – ларек аж загудел, словно большой барабан.
– Это ты тут позавчера работал, мальчик? – ласково спросил его недавний викинг.
– Не-ет… – прохрипел парень, лицо которого стремительно наливалось краской.
– Тогда чего скачешь? Пошел вон! – Викентий отпустил жертву, развернулся к продавщице.
У дамы округлились глаза. Она чуть присела и тихонько, на одной ноте, завыла.
– Не истери, я женщин не бью. – Молодой человек поднял с пола телефон и протянул собеседнице. – Зови хозяина. С ним разберусь.
Дама часто-часто закивала, что-то нажала, вскинула трубку к уху:
– Самуил… Приезжай, срочно… Здесь покупатель… Жалуется…
– Молодчина, – кивнул Викентий, осторожно вынул у нее из пальцев телефон, положил на прилавок и отступил: – Можешь работать, я тебе мешать не стану.
– Ты мне пальцы сломал, сволочь! – чуть осмелела дама.
– Обманывать покупателей – плохая привычка, – покачал головой Викентий. – В следующий раз руки сломаю. Веришь?
Продавщица предпочла не отвечать.
Хозяин примчался минут через десять и оказался крепеньким армянином ростом Викентию по плечо, голова его была совершенно седой и коротко стриженной – и борода, и усы, и волосы торчали одинаковым крепким бобриком. Одет мужчина был в чуть великоватый джинсовый костюм, и мозолистые крупные ладони выглядывали из длинных рукавов всего до половины. Быстрыми короткими взглядами мужчина оценил обстановку, тяжко вздохнул, заметив отставленную к стене выломанную дверь.
– Позавчера в этом магазине очень хорошую женщину обманули на килограмм бананов, Самуил, – чуть выждав, произнес Викентий. – Ты ведь здесь хозяин, правильно?
– Зина женщина честная, она обманывать не станет! – мотнул головой армянин.
– Мы же не станем втаскивать баб в мужские разборки, Самуил? – склонил голову набок реконструктор. – Ты хозяин этого магазина. Позавчера здесь обвесили человека на килограмм бананов. Человек обижается. Нужно отвезти ему недостачу и принести извинения. Вот, я записал телефон и адрес.
Викентий достал из кармана косухи сложенную вчетверо бумажку и протянул армянину. Широко улыбнулся:
– Надеюсь, ты понимаешь, почему я не скрываю никаких контактов, Самуил? Если вдруг, боже упаси, пострадавшей станут поступать какие-то угрозы или у нее случатся странные неприятности, я буду знать, кто во всем этом виноват. Полагаю, Самуил, сегодня с этим недоразумением все благополучно разрешится. Удачи!
Реконструктор похлопал армянина по плечу и вышел из лавки. От стоящей напротив машины в его сторону развернулась троица мужчин кавказской наружности, в одном из которых Викентний узнал уже помятого парня, рассмеялся и направился к ним:
– Ребята, есть какие-то вопросы?
– Стоим, разговариваем, – развел руками крайний мужчина. – Тебе что за дело?
– Да так, гуляю, – разочарованно вздохнул недавний викинг, развернулся на пятках и зашагал на парковку супермаркета, на ходу пролистывая адресную книгу в своем смартфоне, вскинул трубку к уху: – Леночка, привет, это я. Заказы на сегодня есть? Нет-нет, я вернулся! Через полчаса буду!
Викентий обошел вокруг изрядно потрепанной коричневой «девятки», попинал ногами колеса, вздохнул:
– Ладно, еще поездим! – Он осторожно открыл жалобно скрипнувшую дверцу, скользнул внутрь. Двигатель дважды натужно скрипнул, рыкнул, загудел откровенно полудохлым глушителем. Машина чуть откатилась, скрежетнула коробкой и выехала с парковки.
Спустя час в ней уже лежали пять красно-белых коробок, каждая ценою в две такие «девятки», а Викентий мчался через город, на ходу набирая номер:
– Добрый день, доставка заказов! Планшет четыре МД синего цвета, правильно? Если я подъеду через четверть часа, вы будете дома? Очень хорошо. Приготовьте, пожалуйста, восемьдесят четыре тысячи за заказ и тысячу двести рублей за доставку.
Первой из клиенток оказалась милая зеленоглазая девушка лет двадцати. У реконструктора даже появилось желание пригласить ее на прогулку… Однако трудно договариваться о свидании с женщиной, которая платит тебе за работу, – и потому Викентий помчался дальше, доставив ноутбук какому-то нескладному очкарику, потом еще один малолетнему жирдяю, после чего пообедал в попутной кафешке и позвонил на четвертый адрес:
– Добрый день, доставка заказов. Вы заказывали мси-титан на восемнадцать дюймов?
– Какой «мси»? – удивился на той стороне хриплый женский голос.
– Ноутбук с экраном восемнадцать дюймов в ударопрочном металлике черного цвета… – опустил глаза на бланк заказа Викентий.
– Э-э… да, я вспомнила. Ноутбук, – с некоторым промедлением ответила женщина. Сглотнула, добавила: – Да, везите. Вы адрес знаете?
– Само собой, – усмехнулся реконструктор. – И даже телефон. Буду у вас через десять минут. Приготовьте, пожалуйста, пятьсот пятнадцать тысяч за ноутбук, тысячу двести рублей за доставку либо пять тысяч за ложный вызов.
– Что? – удивились с той стороны.
– Если передумаете, то ложный вызов курьера с товаром стоит пять тысяч рублей. Приготовьте, пожалуйста, всю сумму без сдачи.
Викентий отключил трубку, с усмешкой бросил на соседнее сиденье. По его спине пробежал острый холодок предвкушения… Молодой человек быстро закрутил руль, сворачивая в проулок между блочными пятиэтажками, углом втиснулся в просвет между двумя иномарками, заглушил мотор.
– Иди сюда, моя противоугоночка. – Недавний викинг выдернул из гнезда рычаг переключения передач с навершием из полированной нержавейки, забрал с заднего сиденья сумку, набросил через плечо. Весело насвистывая, пересек двор, остановился перед металлической дверью, набрал на панели домофона номер квартиры: – Открывайте, доставка.
Послышался частый писк, дверь чуть приоткрылась. Викентий потянул створку к себе, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Сделал осторожный шаг вперед, стрельнул зрачками по сторонам.
Никого.
Он сделал еще шаг, и створка хищно лязгнула за спиной, отрезая путь к свободе.
Еще шаг…
– Ни звука, крысеныш! Глотку распорю! – Из-за второй створки появились сразу двое крупных мужиков в вязаных шапках с прорезями для глаз и большими кухонными ножами. – Руки…
Дослушивать Викентий не стал, взмахнул левой рукой, отвлекая внимание, ударил правой – и стальной набалдашник рычага КПП врезался в ближний кулак с ножом, дробя суставы пальцев. Реконструктор сделал шаг влево, прячась за раненого врага, вторым взмахом саданул его чуть ниже уха, пнул ногой, заваливая на подельника, и тут же прыгнул следом, снова вскидывая импровизированный шестопер. Удар пришелся точно в лоб, и второй грабитель, к разочарованию викинга, тут же обмяк.
– Ну вот, а я только разогреваться начал… – Викентий прошел прямо по лежащим, быстро поднялся на четвертый этаж, вдавил кнопку звонка.
– Кто?.. Там?.. – неуверенно спросили изнутри.
– Служба доставки! – весело ответил молодой человек. – Получите ваш заказ, будьте так любезны.
