– Не переживай, я не сделаю из тебя пленника. Ты волен уйти в любой момент. Вот только будь готов…
– К чему, – нахмурился я.
– То, что предстоит открыть, заставит нас идти до конца.
– Время покажет, – огрызнулся я и положил трубку.
– Ты уверен, что нам больше никто не нужен?
Я лежал на самой обычной больничной кушетке. Рядом Дима готовился к «погружению». Он брал какие-то ампулы, размалывал таблетки в порошок, затем растворял его в жидкостях с незапоминаемыми латинскими названиями. Казалось, он готовит колдовское зелье, а не снотворное. Я наблюдал за действиями современного алхимика с опаской – моя жизнь в его руках.
Прежде, чем дать окончательное согласие на эту сомнительную процедуру, я около часа подробнейшим образом выспрашивал у него обо всем, что меня волновало. Существует ли угроза для жизни – нет, не существует. Что за препарат будет мне введен – личное открытие, с очень сложным составом. Чем он отличается от обычного снотворного? Тем, что совмещен с психоактивными веществами. Какими? Личное открытие – энтеоген, со сложной формулой. Допустим, но безопасен ли этот препарат и опробован ли он на людях – да, опробован, все живы и счастливы. Уверен ли Федоров, что нам для подстраховки никто не нужен…
– Уверен. Я буду следить за твоим состоянием и, если понадобится, смогу разбудить тебя в любой момент. Не переживай так! – убеждал меня врач. – Тебе всего-то предстоит хорошенько выспаться да помедитировать.
Сказав это как можно более убедительно, Дима придвинул ближе еще одну, уже третью по счету капельницу. Затем вновь вернулся к лекарствам.
– Предположим, ты мастер анестезии и мне ничего не угрожает, – продолжал я свои расспросы, чувствуя себя мышью, рассуждающей из кошачьего желудка, почему ее нельзя есть. – Вот я засыпаю, и… Дальше-то что? Что мне делать?
– Выяснить, что происходит с человечеством. Почему мы постепенно вымираем и как это предотвратить, – отвечал врач, ни на секунду не отрываясь от алхимического процесса. То, как его руки летали над банками, мешали порошки и жидкости, должно было вселять чувство спокойствия, но не вселяло.
– Это и так понятно! Меня интересует – там, куда я попаду, что меня ждет? Что я увижу? Где я вообще окажусь? Извини, но для меня прогулка по Небесам все еще остается чем-то запредельным.
Дима молча подсоединил трубку к капельнице и собрался ввести иглу мне в вену, но я схватил его за руку, не произнося ни слова, стал смотреть ему в глаза. Он тяжко вздохнул, и сел рядом на кушетку. Только сейчас я понял, что он волнуется не меньше моего.
– Слушай, честно говоря, я без понятия, что там ждет тебя. Когда я испытывал препарат на себе, мое сознание оказалось в месте, которое очень сложно описать. Но это место не на Земле, и оно мне не приснилось – это точно! Что-то вроде приграничной зоны, дальше которой мне не позволяли пройти. Именно поэтому мне и нужен ты – может тебя пустят наверх. Если бы мог, все сделал сам, но…
В голосе Димы появился какой-то оттенок, нота, которую я раньше, глупец, не замечал. Меня осенила догадка!
– Кто-то из твоих близких болен СДХ?
Молодой врач на мгновение замер, затем неуверенно кивнул:
– Мать. Она даже говорить не может. Мы ее последний шанс.
– Ты рассказывал ей о молитве? – мне действительно было жаль.
– Мать всегда была упрямой. Когда я ей попытался все объяснить, она лишь брезгливо отмахнулась: «Бог всегда помогал мне в трудную минуту. Так неужели я предам Его, когда Он так нуждается в моей помощи?» Я ответил маме, что она всего лишь маленькая женщина и Богу безразличны ее жалобы или хвала. «Откуда тебе-то знать, что Ему нужно?» – был ее ответ. Это последний раз, когда мы разговаривали. Именно ее слова подтолкнули меня к мысли – попытаться узнать, что действительно задумал Бог? Что Ему от нас нужно?
Когда Дима замолчал, в комнате воцарилась тишина. Лишь вентилятор аппарата тихо жужжал. Я распрямил руку, давая возможность анестезиологу работать. В момент, когда игла вошла в руку, я думал о Тане. Что она тоже очень упрямая.
Я оказываюсь внутри темного коридора. Единственный источник света – крохотная точка где-то далеко впереди. Не имея сил сопротивляться, лечу к ней, словно мотылек на огонь.
Ха! Черта с два! Терпеть не могу шаблоны. Никакого туннеля, никакого света в конце. Может дело в том, что я не умер, а просто уснул? Хотя Дима и говорил, что мой сон будет столь же глубок, как и кома, но все же это сон.
Вот только что я ощущал, как моя голова проваливается сквозь кушетку, вдруг ставшую необычайно мягкой. Я погружаюсь в нее – все глубже и глубже. И уже в следующее мгновение стою… Действительно, а где это я?
Теперь-то мне ясно, почему Дима не мог описать это место. Что-то сродни пустыни, но одновременно ей не является. Нет потрескавшейся от жары земли, нет песка и уходящей за горизонт пустоты. Пыльный бетон и тусклые, скудные краски. Куда ни глянь – серая дымка. Не туман, а именно дымка. И, кажется, будто она окружает лишь меня. А может, я и есть эта дымка – стайка крохотных частиц в мире пыльного бетона?
– Ты же всегда мечтал стать облаком! Так что тебе не нравится? – Танин голос звучал отовсюду.
Затем тишина – долгая, бескомпромиссная.
Я стал крутиться на месте, пытаясь сообразить, что делать дальше, куда двигаться. Серая дымка была везде. Что ж? Если не знаешь куда идти, можно выбрать любое направление. В этом тоже есть своя прелесть.
Сделав лишь первый шаг, я услышал мелодию. Готов поклясться: мне доводилось ее слышать и прежде. Вот только где? Такая незатейливая, простая… Трам-парам-тарам-пам-пам.
Я остановился, пытаясь сосредоточиться и понять, откуда доносилась музыка. Миг – она пропала. Шаг – вновь ожила. Так, значит, она слышится только при движении. Немного подкорректировав направление, я стал приближаться к источнику звука.
Не скажу, что страшно – скорее, беспокойно внутри. Каждый шаг – загадка. Будь моя воля, я предпочел бы знать, что впереди. Видеть не дальше одного шага, как минимум, некомфортно.
– Ты же сам всегда мечтал быть облаком! «Гонимый переменчивым ветром, плыть к неизведанным землям» – кажется так? – вновь раздался знакомый голос.
То, что Таня цитировала мои мысли, меня не удивляло. Как будто так и должно быть. Здесь.
Незатейливый мотивчик стал перемежаться протяжными вскриками. Почему они кажутся такими знакомыми?
Человек возник передо мной неожиданно. Неподвижно сидел на земле спиной ко мне. «Он же перепачкается. Здесь так пыльно!» – подумал я. Музыка исходила от него. «Знаем, знаем! Смотрели фильмы ужасов! Главное, чтобы он резко не повернулся…» Я стал медленно, как можно незаметнее, обходить его с боку.
Ха! Только сейчас я понял, почему эта мелодия и вскрики казались мне такими родными. Сидя посреди пустыни, незнакомец играл в «Злых Птичек». Одной рукой он держал «АйПад», другой – натягивал виртуальную тетиву, пытаясь убить зеленых свиней разномастными пернатыми мстителями.
Я еще немного постоял, оценив не самые выдающиеся партии. Устав наблюдать, как игрок неэффективно расходует птиц, решил обратить на себя внимание:
– Уважаемый! – окликнул я незнакомца. Получилось довольно грубо.
Человек оказался на ногах прежде, чем я успел моргнуть. При этом он спрятал планшет за спину. Глаза выдавали испуг, будто мать застала подростка за просмотром порнографии. Незнакомцу потребовалось пару мгновений, чтобы прийти в себя и понять: угрозы нет. Он достал планшет из-за спины, а испуг сменился недовольством. Осмотрев меня с ног до головы, человек раздраженно прошипел:
– Я тебя знаю! – ничего не объясняя, стал нашарил в планшете. – Ты? Точно ты!
Я глянул на экран, где действительно отображалась моя фотография и личная информация: вес, возраст, рост, еще куча каких-то данных и значений.
– Ты что здесь делаешь?! – с нажимом спросил он.
Человек этот действительно выглядел, как «просто человек» – ни старик, ни мужчина и ни мальчишка. Волосы ни светлые, ни темные. Рост ни большой, ни маленький. В общем, идеально подходит для этого места, где нет ничего, а то, что есть – пустота. Такой же безликий, как и окружающий нас серый дым. Попроси меня отвернуться и описать его, бьюсь об заклад, последует полный провал. В голосе его явственно чувствовалось право допрашивать. Мне действительно стало неловко, что я оказался здесь без спроса.
– У меня дело есть, – попытался я оправдаться.
– Какое такое «дело»?! – еще больше удивился человек. – Тебе нескоро сюда. Ну-ка, марш обратно! – и сделал вперед шаг, прогоняя меня, словно хотел подтолкнуть к выходу. Но я сдаваться не собирался.
– А вы, собственно, кто? – в его же манере «заслуженной вахтерши» спросил я. Маневр сработал. Человек явно не ожидал подобного поворота.
– Я? – зачем-то переспросил он. – Привратник.
– Привратник? – слово, какое интересное. – И где же тут врата? – не меняя тона, осведомился я.
– Там… – в непонятном направлении махнул он свободной рукой.
– И что вы здесь делаете? – пытаясь остаться хозяином положения, задал я очередной вопрос.
Кажется, мою хитрость разоблачили. Привратник ухмыльнулся:
– Смотрю, что бы такие, как ты, жулики, раньше времени не прошмыгнули, налакавшись мескалина.
Глупо, но меня задел статус «жулика». Он-то не знает о моих намерениях. Сложись обстоятельства несколько иначе, меня бы здесь вообще не было.
– Повторяю, что ты тут забыл?!
Кроме как честно рассказать о своей благородной миссии, вариантов не оставалось.
– Послушайте, Привратник! Мне очень нужно с начальством поговорить о том, что на Земле происходит.
– А что с Землей не так? – включил он «дурачка». А ведь знает больше, чем говорит. По выражению лица было ясно.
– С ней-то все в порядке, – решил я подыграть Привратнику, – а вот с людьми – нет. Мы вымираем. Через десятилетие от человечества вообще ничего не останется. Неужели вы не в курсе?
– Я как-то не особо за новостями слежу, – соврал он опять.
– А зря! Знали бы тогда: если срочно ничего не предпринять, сюда проникнет столько «жуликов», что вам просто не будет покоя. Мне очень нужно поговорить с тем, кто в курсе происходящего? Может быть вы поможете? Пожалуйста!
– Не-не-не… – замахал собеседник руками и попятился назад. – Я вообще c живыми дел не имею. Сижу себе здесь, работаю, никого не трогаю. И вообще, – повернулся он ко мне спиной, – все земное мне чуждо. Поэтому вали домой, дружок! Или иди к другому Привратнику. Мне проблемы не нужны.
– Значит, земное, говорите, вам чуждо? – хитро улыбнулся я. – Раз вы, уважаемый, не интересуетесь проблемами живых, то и планшет, полагаю, вам не понадобится?
Привратник резко обернулся:
– А планшет тут причем? Мне его официально разрешили! Это, между прочим, мой рабочий инструмент!
Я постарался как можно более таинственно улыбнуться, и пожал плечами:
– Тогда не будете против, если я сообщу о нем вашему начальству? И о «Злых Птичках», разумеется тоже.
Не скрывая беспокойства, человек прижал свою ценность к груди:
– И к кому ты попадешь? Кто тебя пропустит?
– Ну, вы же сами порекомендовали мне обратиться к вашим коллегам. Уверен, найдутся Привратники и посговорчивей.
Бессребреник с бесконечно глубокой тоской посмотрел на планшет, затем на меня, затем снова на планшет.
– Боги не станут разговаривать со смертным.
– Боги? – растеряно уточнил я. Нет, конечно, я не задумывался, с кем мне предстоит встретиться. Откуда мне знать, как тут все устроено? Но заявление о богах заставило меня растеряться. – А, что, их много?
– Вот, видишь, – зло усмехнулся Привратник, – ты даже элементарных вещей не знаешь, а все туда же. – Он покачал головой, мол, с кем приходится общаться. – Конечно, их много. И что на самом деле творится с Землей, сможет рассказать только кто-то из них. Проблема лишь в том, как я уже говорил, что с людьми они больше не разговаривают.
– Неужели все?
Человек задумался. После короткой паузы все же ответил:
– Есть один, кто по-особенному к вам относится. Правда, он последнее время очень изменился.
– Плевать! – кажется, появилась возможность, и я не преминул за нее ухватиться. – Отведите меня к нему.
– Сам доберешься. В том направлении ворота. Когда попадешь внутрь, назовешь его имя. Шакьямуни знаешь?
– Кого?
Привратник закатил глаза:
– Будда – слышал о таком?
– Конечно! – обрадовался я. Уж с кем с кем, а с Буддой разговор сложится. – Спасибо большое! – поблагодарил я Привратника и, не став дожидаться ответа, помчался в указанном направлении.
– Только за воротами темно будет, ты не пугайся! – полетело вслед. – И не говори ему, что это я тебя пропустил. Слышишь?!
Темноты я не боюсь. Все одно лучше, чем эта пыль.
– Пф-ф, тоже мне, ворота!
Забавно, но я ждал чего-то колоссального. Если не божественных размеров, то хотя бы заставляющего удивиться, а не вот это…
Я стоял в двух шагах от дверцы, расположенной прямо в земле. Размера небольшого – сантиметров семьдесят на метр. От досок отлупилась краска. Вместо ручки – приколоченное гвоздями кольцо. Словом, убожество!
Еще раз оглядевшись и убедившись наверняка, что никаких «ворот» по близости больше нет, взялся за кольцо и потянул. Дверца поддалась легко. Привратник, судя по всему, петли смазывал исправно. Должен же быть от него хоть какой-то толк.
Открывая дверь, я искренне надеялся, что сейчас, вот прямо сейчас, мне доведется стать свидетелем настоящего чуда. Например, на меня ниспадет яркий свет, громогласный, великий бас спросит: «Зачем ты потревожил меня, смертный?» Действительно, хотелось экстрима. Уж слишком здесь пресно. Хоть где-то же должны быть чудеса. Ну, пожалуйста!
Но мои надежды были напрасны. За «вратами», а по факту «дверцей в подвал», меня ждал самый обычный мрак (то есть опять ничего). Я откинул дверь, обнаружив ступеньки, упирающиеся в темноту. Начну медлить – точно расстроюсь, поэтому смело шагаю вперед.
Странно… Стоило коснуться темноты – и моя нога почувствовала прохладу, словно тьма была не отсутствием света, а имела структуру. Не решившись двигаться дальше, я наклонился, зачерпнув ее рукой. Так и есть – кисть пронзил колючий холод. Ладонь и пальцы словно выпачкались в темноте – густой и вязкой. Капли, срываясь с руки, нет, не падали, а возвращались обратно, неспешно опадая вниз, невесомые.
Невольно я обернулся и замер, вслушиваясь в белую дымку. На мгновение показалось, что смог рассмотреть силуэт Привратника. Может он хочет от меня избавиться и это – ловушка? Ведь ворота к богу не могут быть «такими». Ведь боги не живут в затопленных подвалах. Не найдя подтверждения догадкам, я уставился в холодную тьму, стараясь принять решение. Вновь сделал шаг, загрузнув по лодыжки в обжигающей стуже. Кого я обманываю? Ведь на самом деле решения никакого нет. Человечество вымирает от таинственной болезни, а мне нужно узнать причину.
Я задержал дыхание и, зажмурившись, нырнул во мрак.
Привратник сказал, что, когда я окажусь за вратами, нужно назвать имя бога, к которому я хочу попасть. В полном окружении тьмы… Тьмы настолько густой, что может стереть любые границы – между мной и ею. Все, что оставалось – повторять имя. Снова и снова.
– Будда… Шакьямуни… Будда…
Как сказал Привратник, только он один готов принять простого смертного. Остальные боги, видимо, не столь радушны.
– Будда… Будда… Шакьямуни…
Совсем скоро где-то вдалеке я увидел лучик. И уже собрался шагнуть навстречу, когда заметил, что он приближается с огромной скоростью. При этом источник вилял из стороны в сторону, словно грузовик по серпантину.
– Шакьямуни… Будда…
Миг – и свет сравнялся со мной. Его излучало маленькое озерцо. Выглядело оно так, будто земля – не земля вовсе, а натянутый лоскут ткани. И кто-то неведомый снизу подсвечивал ее ярким фонарем. Вслед за «солнечным зайчиком» во всю прыть из последних сил мчался толстый карлик.
– Будда? – не поверил я своим глазам.
– Сука-сука-сука! – без остановки тараторил запыхавшийся толстяк, не обращая на меня никакого внимания. Его интересовало лишь озеро света, что пыталось виляниями и маневрами скинуть надоедливый «хвост».
Эта странная игра заняла всего несколько мгновений. Затем погоня начала стремительно отдаляться. Не раздумывая, я бросился вслед.
Силы карлика явно были на исходе. Он постоянно спотыкался, падал, вскакивал… Останавливался ради глубокого вдоха и, мимолетно переведя дух, вновь пускался в погоню. У меня не оставалось времени поразмыслить, свидетелем чего я стал. Все, что я мог – бежать, что было мочи, стараясь не отставать. Сложно сказать, долго ли длилась чудная погоня – я за богом, бог за светом, свет во тьме. Мне казалось, что я в бегах уже целую вечность, и нет конца этому действу. Но в один момент все закончилось. Свет просто замер, толстяк остановился как вкопанный, а я чуть было не налетел на него сзади.
Что делает карлик? Пальцем закрывает правую ноздрю, а левой начинает ме-е-едленно вдыхать. Из озера поднимается голубое сияние и тонкой струйкой исчезает в ноздре. Затем процесс повторяется уже с другой частью носа.
Глубоко вдохнув свет, карлик ведет себя чудно – кряхтит, глаза его выкатываются из орбит, краснеют и слезятся, а челюсть ходит ходуном. Тело же его заметно увеличилось в размере, став больше меня в два раза. В заключение обряда, он тяжко вздохнул, закрыл глаза, смиренно застыв в позе лотоса у края озера. Словно отшельник у костра в ночном лесу. Так и замер, лишь иногда слащаво похрюкивая.
Все это время я наблюдал за отвратительным поведением существа, боясь шелохнуться. Когда шоу закончилось, я стал думать, как поступить дальше. В голову не пришло лучшей идеи, чем просто откашляться.
Божок перевел на меня одурманенный взгляд полузакрытых глаз.
– Чего тебе? – с нескрываемым раздражением спросил он.
– Мне помощь нужна, – сразу перешел я к делу.
Никакие другие варианты в голову не приходили.
– Я тут причем? – вопросом ответил он, переведя взгляд обратно на светящееся озеро. Поняв, что никто «к столу» меня приглашать не будет, я уселся напротив.
– Ну, вы же Будда? Поэтому должны помочь! – привел я железный аргумент.
Толстяк равнодушно сверлил меня взглядом. Многозначительно, но я не поддавался. Решив, что моих способностей не хватит для толкования всей выразительности божественного взора, он произнес:
– Я никому ничего не должен! Ты даже не буддист. С какой стати тебе помогать? И вообще, – брезгливо завершил «добродушный» бог, – какой недоумок тебя ко мне пустил?! Я ж запретил!
Пока я молчал, пытаясь сопоставить привычный образ милостивого улыбчивого толстячка с длинными мочками и этой желчной туши, он отвел от меня колючий взгляд. Кажется, что бы я сейчас не сказал, Будда все равно останется недоволен. Да что с ним не так?
– Послушайте! Я не хочу вам надоедать, честное слово. А просто ищу помощи. У человечества серьезные проблемы. И все, что мне нужно – понять причину. Как только вы ответите на мои вопросы, обещаю, больше не потревожу вас. – Я смотрел богу в глаза, стараясь выразить во взгляде всю надежду, что чувствовал в своем сердце, но…
– Плевал я на тебя и все человечество! – заорал он в ответ. – Вы! Ни один из вас, не стоите и секунды моей вечности. Сдохните все до единого – так вам и надо! Пшел вон из моего сектора!
Конечно, я всего лишь человек. Гнев захлестнул меня. Почему я должен выслушивать все это? Я даже хотел встать, желая уйти, когда в окружающем мраке увидел бледный лик Тани. Ее уставшей улыбки хватило, чтобы злость ушла, наполнив сердце спокойствием и уверенностью.
– Не так давно в одной книге я прочел интересную теорию, – снова обернувшись к божеству лицом, я стал говорить. Все, что оставалось – надеяться, что сердце есть не только у людей. – О том, что войну нам посылают боги в качестве испытания души. – Будда сидел с закрытыми глазами и не подавал признаков жизни, всем своим видом демонстрируя, что разговор окончен. – Во время войны правила патологически искажаются. Становится дозволенным то, что в мирное время считается преступлением. Возможности, как и ограничения – это всегда испытание для совести. Одни люди достойно проходят это испытание, становясь героями, очищая душу от всех былых проступков. Другие, наоборот, давая волю слабостям, опускаются, теряя остатки человеческого. Это теория очень похожа на правду. Думаю, «война» – это сильнейшее испытание, и не только для людей, но и для тех, кто ее придумал.
Когда я закончил, Будда внимательно смотрел на меня, не моргая, не шевелясь. Наконец, его длинные, просветленные мочки ушей чуть заметно стали покачиваться. Затем он заговорил:
– Твои рассуждения, смертный, лишены всякого веса, – голос божества наполняла тоска. – Ведь тебе нечего бояться. Даже если тебя трясет от одной мысли о смерти, этот страх порожден невежеством. Когда умирает душа человека, она просто исчезает. Всего одно мгновение – и твои тысячи жизней вместе с опытом и памятью воплощений перестают существовать. Раз – и тебя больше нет.
Я старался впитать каждое его слово. Пусть многое из сказанного казалось мне размытым, смутно знакомым, как если бы я сидел на диване перед телевизором, лениво перепрыгивая с канала на канал. Щелк! «Что? Душа смертна? Но это противоречит всему, что я до этого…» Щелк! «В Париже опять беспорядки…» Все, что я мог – внимательно наблюдать за вырванными из контекста фразами. И я наблюдал.
Будда продолжил:
– Когда же умирает бог, все происходит иначе. Нам приходится идти сквозь все опыты, через неудачи и победы. Мы пропускаем через себя все. Медленно распадаемся на миллионы частиц, каждая из которых отрывается с неизмеримой болью, и умирает в одиночестве. Это похоже на гниение заживо, но и такая аналогия ничто в сравнении с тем, что нам суждено испытать. Когда вас, людей, забирает смерть, ваш последний вздох – вздох облегчения. Это душа радуется, что ограничения и бремя тела ушли и теперь можно побыть свободной. Когда умирают боги, наш вздох похож на крик ужаса.
Божество смерило меня презрительным взглядом.
– Не тебе, смертный, обвинять меня в равнодушии. Ты просто исчезнешь, а я буду бесконечно медленно, невыносимо мучительно сгорать в пламени минувших историй.
Все время, пока он говорил, лицо божества оставалось лишенным всяких эмоций. Но там, за маской спокойствия, я разглядел дикий ужас перед неизбежным.
– Что происходит? Будда, к чему эти разговоры о смерти? Что случилось у вас?
– Не «у вас», у всех нас! – толстяк указательным пальцем прочертил круг в воздухе, как бы соединяя «верх» и «низ». – Творец, Отец наш, Единый, Всевышний – оставил этот мир. Вы подвели Его. Мы подвели. Он оставил миры догнивать, пока все не исчезнет.
Творец – Боги – Люди… Эта дикая конструкция никак не хотела умещаться в моем одеревеневшем разуме? Будда понял, что его слова отскакивают от меня, словно шарики для пинг-понга. Он перевел грустный взгляд в темноту. Я проследил, на что так пристально смотрит Шакьямуни. Но кроме тьмы ничего так и не увидел. Исходящее из земли свечение с трудом развеивало густой мрак.
– Смотри! – приказал толстяк.
И я стал смотреть… Тьма мельтешила, как если бы она была отражением огромных экранов, транслирующих «черный шум». Чем дольше я смотрел, тем отчетливей проявлялись очертания чего-то знакомого, но такого чуждого.
– Что это?
Будда, словно не слыша меня, стал рассказывать:
– Отец Всего, Великий Архитектор, построил этот Мир в изобилии форм и образов с единственной целью – Игрой познать пределы своих возможностей, раскрыть все таланты, насладиться представлением…
Лишь когда зазвучала навязчивая мелодия и загорелся свет, я понял, что пряталось в темноте.
Карусель! Подобные я видел лишь в фильмах – словно кукольная, она должна быть расписана узорами и винтажной лепкой, украшена яркими флажками да фонариками. В кино диковинный аттракцион даже не останавливался, когда на помост взбирались родители, подсаживая счастливых карапузов на фигурки застывших в прыжке лошадей. Вот только эта карусель была пуста – ни гипсовых животных, ни жизни, ни картин с видами Венеции… Лишь холостой бег по кругу, тусклый свет, да механическая нагоняющая тоску мелодия.
– Созданная Им конструкция со всеми видимыми и невидимыми мирами, бесчисленными Вселенными, мириадами форм жизни, разбросанными по безднам галактик, стала поистине великим замыслом…
Наконец, карусель стала наполняться цветами, узорами и картинами. Появились фигуры животных – такие реалистичные, словно живые. С каждым новым оборотом они менялись. Некоторых существ я никогда не видел и даже помыслить не мог о чем-то подобном. Казалось, передо мной проплывала вся история Вселенной.
– Экспериментируя, придумывая все новых и новых персонажей Игры, однажды Отец создал существо иного порядка. От остальных эта форма отличалась способностью выбирать и созидать. Именно в вас Творец увидел «образ и подобие» себя самого. Ведь больше никто в бескрайней Вселенной не был способен создавать новое и выбирать направление своего Пути.
Карусель заполнили люди: маленькие, большие и просто огромные, малыши и старики, белокожие, черные, синие, женщины, мужчины, рыжие и блондины, со смолью волос и совсем уж седые… Аттракцион все ускорялся, а люди, замершие среди фигур, сменяли друг друга. Поколение за поколением века мчались по кругу, воплощенные в сотнях лиц.
– Творец продолжил экспериментировать с другими формами. Но Его любимцами оставались именно вы. Наблюдая за людьми, Он радовался, что вы создаете, придумываете, меняете, совершенствуете окружающую реальность, подобно Ему. С каждым новым оборотом планеты вокруг звезды вы успевали создать много нового, и даже сам Творец не мог предугадать на что еще вы способны. Ему нравилось быть свидетелем этого чуда. Он был счастлив, что с каждым мгновением вы приближались к Нему, разгадывая Его замысел. У вас появился шанс стать равными Ему. Вы могли быть Творцами новых Вселенных.
Но в моменты достижения черты, у самого порога величия… – Карусель резко остановилась. Музыка стихла. Свет потускнел. – Желание творить исчезало. С головой погружаясь в плотские утехи, вы приносили себя в жертву материальному миру. Забывая, кто и ради чего создал вас. Движение меняло направление – верх становился низом.
Медленно, то ускоряясь, то вновь почти останавливаясь, карусель поползла вспять. «Пассажиры» недоуменно переглядывались.
Божество продолжало свой рассказ:
– В попытках предотвращения катастрофы Творец создал бесчисленное множество параллельных реальностей со всевозможными вариантами путей и направлений.
Словно по команде, зажегся свет. Сколько хватало глаз, меня окружали тысячи каруселей. И каждая отличалась узорами, цветами и размерами. Неизменным оставалось лишь присутствие растерянных людей да движение против часовой стрелки.
– Отец надеялся, что в одном из миров человечество перешагнет рубеж, но… Из раза в раз, от цивилизации к цивилизации, в какой-то момент вы начинали стремиться вниз, в итоге уничтожая себя.
Растерянность бессмысленно кружащихся людей сменилась гневом. Они стали крушить карусель – выламывать прутья, бить фонари, выкорчевывать беззащитные фигуры животных. Каждый стремился вытолкнуть ближнего за пределы круга. Вопящие от боли и страха тела с упоением поглощала тьма.
– Единый ни на кого не тратил столько сил и энергии, сколько на людей. Он даже создал целую армию помощников – ангелов и демонов под предводительством богов. И все это, желая помочь вам преодолеть грани и продолжить свое движение к Нему. Но результат был неизменным. Уничтожение! Вы потеряли последний шанс. Вы не смогли справиться со своей сутью. Наполненная пылью чаша перевесила золотой песок.
Карусели, одна за одной, складывались, угасая. И уже совсем скоро в окружении мрака осталась всего одна – та самая, последняя.
– Вы потерялись. А мы, боги, не справились тоже. Все зря. Напрасно все.
Тоска и боль вырывались наружу – тьма сочилась из пор божества. Все тело, словно огромная заводская труба, коптило, еще больше сгущая окружающий мрак. Вот почему здесь темно! Казалось, вместе с черными клубами дыма силы оставляют Будду. Прямо на глазах он худел и уменьшался.
– Когда-то здесь был мой мир, – шептал бог. – Цветущий сад, полный таких удивительных красок и цветов, о которых души, побывавшие в гостях, помнили всегда и мечтали вернуться. Даже боги приходили насладиться моим миром. Так хорошо, свежо и пахло морем. А теперь здесь только тьма.
Он плакал невидимыми слезами. Мне хотелось утешить этого грустного… человека. Сказать, что все изменится и будет хорошо, и краски вновь выгонят тьму. Вот только слова были непослушны. Глубина его печали, печали Будды, была неведома мне. Я не мог его утешить, не мог помочь. Где же тот упитанный весельчак, изображенный на статуях? Где его улыбка, напоминающая о бесценном навыке радоваться жизни, с благодарностью принимая все дары и потери? Вытерев пухлыми пальцами глаза, он посмотрел не меня и спокойным, смиренным голосом произнес:
– Ты не понимаешь. Творец ушел из этого Мира, оставив нас всех… здесь. Играть в эту бессмысленную игру с известном концом. И этого уже не исправить.
– Но почему мы все еще тут? Почему я до сих пор могу общаться с вами, а не превратился в пустоту?
Будда вмиг оказался внутри карусели, наигранно весело изображая наездника. Пока последний аттракцион с трудом преодолевал очередной круг, скрипя и шатаясь, бог размахивал руками, вскрикивая: «Хэй-хэй! Давай-давай!» Статуя лошади на последнем издыхании терпела толстяка, готовая в любой момент повалиться.
– Ты не понимаешь, – повторил он. – Заброшенный человеком дом не сразу становится прахом. Покинутый Творцом мир не исчезнет в миг. Отец создавал его на совесть, а значит, у времени и пространства тоже есть запас прочности. Небольшой, но есть.
– Значит, и шанс все исправить тоже остался!
– Хватит!!! – божеству явно надоело паясничать. Как и этот разговор.
Он слез с карусели. Похудевшее тело лишилось сил – каждое движение давалось с трудом, а кожа обвисла, словно скелет укутали в ветошь.
– С самого начала Творец поддерживал построенный для вас дом. Красил его, чинил розетки, вычищал трубы и мыл полы, дожидаясь, пока вы вырастете и сами сможете заботиться о доме. Придумывать и строить мириады других жилищ – на свое усмотрение. Но вот люди стали большими. И все, что вас заботит – собственное удовольствие. Зачем вы нужны? Творец больше не содержит вас, не дает энергию на поддержание дома. А сами вы ее вырабатывать не хотите, лишь растрачивая на капризы да ненависть друг к другу. Так и живете с оборванными обоями и прохудившейся крышей. Даже не зная, что в фундаменте трещина и уже совсем скоро стены рухнут, погребя под собой всех жильцов. Великий Архитектор ушел, и нам остается лишь ждать, когда река иссохнет, забрав с собой последнюю жизнь.