Александр Сергеевич Харламов
Перед грозой
20
Хромая, дед Федька зашел в дом, оставил костыль у стены и присел на лавке возле стола, задумчиво вперив взгляд своих серых глаз в одну точку. Колька опасливо выглянул из-за занавески, наблюдая за дедом вместе с Шуркой. Слезы на щеках уже высохли, и какой-то взрослой рассудительностью внук понимал, что Подерягин оказался прав, наказав его. При мысли, что ружье могло выстрелить тогда, когда он навел ствол на сестренку, брала непонятная оторопь. Акулина перекладывала посуду, нервно вытирая мокрые руки о засаленный фартук. Потом не выдержала и скомандовала детям пройтись погулять. Ей не хотелось, чтобы они слышали весь их серьезный разговор с дедом.
С шумом они спрыгнули с печи. Радостная Шурка запрыгнула в Колькины грубо подшитые валенки, а брат надел дедовы. Вдвоем они вскоре исчезли за порогом, бросаясь снежками и валяясь в снегу. Такое редко, когда удавалось. Валенок на всех не хватало, и чаще всего Шурка оставалась дома, и гуляли они по очереди.
Когда дети скрылись за двором, Акулина прикрыла плотно дверь, ведущую в сени, и присела рядом со свекром.
– И ты пойдешь? – спросила она, выжидающе посмотрев на деда.
– Пойду…– ответил дед, вспоминая о пуговице, которую Василь Полухин ему отдал после последней их акции.
– А если тебя раскроют? Как мне быть с двумя малолетними детьми на руках? – вскинулась раздраженно Акулина.– Убьют ведь и не спросят фамилии…Петр неизвестно где, ты идешь на эту проклятую станцию…Вы все с ума посходили что ли с этой войной?– она расплакалась, обхватив свою голову руками.
– Не плачь, Акуля…Не плачь, дорогая…– дед Федька растерялся, закружился подле невестки, а потом обнял ее за плечи, погладив по черным, как смоль волосам. – Не плачь…Я вернусь…Все будет хорошо! Я вернусь! Обязательно вернусь! И Петька вернется! Куда он денется? Ты меньше слушай этого Василя, он такого набрешет…
Впервые в жизни, с того момента, как Акулина вошла в их семью, дед Федька позволил себе быть с нею ласков. Это было настолько неожиданно и удивительно, что женщина перестала плакать и замерла, глядя на свекра снизу вверх опухшими от слез красными глазами.
– Правда?
– Конечно, правда…– улыбнулся дед в свои черные с проседью густые усы.– Вот только схожу в город…
– Зачем тебе это надо?
– Должок у меня перед советскими людьми, Акуля! Отдать требуется…– промолвил он, отпуская женщину из своих объятий, молча начиная собираться.– Зови Кольку! Валенки нужны…– коротко приказал он, снова превратившись в строгого собранного до злости Петиного отца. Даже лицо его изменилось, обозначив глубокие морщины, изрезавшие его загрубелую кожу по всем лицу.
Через пару минут, понуро повесив голову, в дом вернулся Николай. Скинул валенки у порога и прошлепал босыми ногами на печь. Сегодня повезло Шурке. Она осталась на улице, лепя из мокрого снега непонятное чудище, а ему придется наблюдать за ее игрой из окна.
Дед быстро собрался и ушел, впустив в дом облако пара, а Акулина еще долго смотрела ему в след, наблюдая за медленно удаляющейся по проулку сгорбленной фигурой, не услышав, как еще не протрезвевший Ганс ввалился в хату. Помятое лицо немца говорило о том, что ночь они провели у бургомистра под самогон и хорошую закуску. Покачиваясь, он подошел к лавке и обессилено опустился на нее, осматривая горницу мутным полупьяным взглядом. Заметил Кольку и помахал ему рукой, подзывая поближе.
– Komm heir!( Иди сюда!)– проговорил он, махая призывно мальчику рукой. Акулина настороженно замерла, не понимая, чего хочет военный.– Komm!
Обычно переводчик в их коротких разговорах был дед Федька, неплохо знающий с детства немецкий язык. Сейчас его рядом не было, но Николай медленно подошел к фрицу. Тот неожиданно улыбнулся и погладил его по вихрастой голове. Засуетился, расстегивая свой мундир, доставая из внутреннего кармана упакованную в фольгу настоящую немецкую галету.
– Behandle dich!( Угощайся!)– протянул он ее Кольке, продолжая пьяно улыбаться. Мальчишка растерянно оглянулся на мать, не зная, как себя вести. Брать или не брать предложенное угощение? Акулина кивнула, улыбаясь, не чувствуя от выпившего немца какой-то агрессии. Протянув руку, Николай взял галету и отнес матери. Буркнул настороженно в ответ:
– Спасибо!
А Ганс обрадовался, что его подарок был принят. Встал с лавки и, покачиваясь, отправился к тому месту, где лежали его вещи. Долго копался в вещмешке, пытаясь что-то найти. Ругался по-немецки, а потом достал потертую фотографию и показал Акулине с сыном. На фото была запечатлена молодая женщина с кудрявыми вьющимися светлыми волосами, в длиннополой пляжной шляпе и красивом дорогом платье. Рядом с ней мальчик и девочка примерно возраста Кольки с Шуркой. Мальчик был одет в строгий черный пиджак и чувствовал себя очень взрослым и самостоятельным, а совсем маленькая дочурка весело смеялась, держа женщину за руку. При виде фото из глаз Ганса потекли слезы. Он недовольно поморщился и смахнул их неловким движением. Затараторил что-то по-немецки, тыкая пальцем в фото.
– Das ist meine frau! Sie ist in Deutschland gebliebenю Und das sind meine kinder? So alt wie du…Der junge heibt Tony und das madchen Elsa. Ich will nicht kampfen! Ich will zu meiner familie.Ich vermisse sie wirklich!( Это моя жена! Она осталась в Германии. А это мои дети, такого же возраста, как ваши…Мальчика зовут Тони, а девочку Эльза. Я не хочу воевать! Я хочу к своей семье. Мне их очень не хватает…)– ни Колька, ни Акулина не понимали, что так горячо рассказывает им Ганс, но, по слезам, катившимся из глаз немца, женщина своим каким-то внутренним чутьем разобралась, что ему тоже надоела война, что ему хочется домой и к семье. Повинуясь, какому-то внутреннему порыву, приступу жалости, мыслью, что ее Петра, где-то там, далеко, на дорогах войны кто-то так же обнимет, она прижала фрица к себе и погладила по голове, как только что он погладил ее сына. Ганс улыбнулся, вытирая катившиеся по щекам слезы. Покачнулся на лавке и уснул, прижимая к груди фотографию со своей семьей.
21
«Рельсовая война»
Январь 1943
За окном натужно заревело, разрастаясь тугим громовым раскатом. Стекла в комендатуре затрещали, а потом где-то далеко, в стороне вокзала что-то бахнуло, растекаясь по городу липкой волной ужаса. Бааде, разбиравший бумаги у себя в кабинете, подскочил на месте и бросился к окну. Над вокзалом поднимался в холодное январское небо столб огня и черного дыма.
– Герхард!– прокричал он своему адъютанту.– Герхард, черт побери!
Комендант ринулся в приемную, где точно так же, как и он, секунду назад, к окну прильнул его верный помощник. Лицо его было перепуганным и немного взволнованным.
– Герхард, что это было?– спросил Эрлих, но пригнулся от еще одного раскатистого взрыва, прозвучавшего в тишине сонного провинциального городка.
– Где?– комендант бросился к противоположной стене, где прямо у него на глазах взлетел на воздух склад с боеприпасами итальянцев Бруно Виери. Здание из кирпича сложилось, будто карточный домик, подняв облако пыли. Сейчас на его развалинах периодически вспыхивали огоньки начинающего зарождаться, где-то в глубине пожара.
– Что за дьявол!– закричал Бааде, но тут же затрезвонил, стоящий на тумбочке телефон. Герхард среагировал чуть быстрее своего командира.
– Комендатура слушает!
– Немедленно соедините меня с комендантом!– в трубке звучал громкий взволнованный голос Клауса Шпигеля – начальника тайной полиции города. На заднем плане его отчетливо слышались продолжающиеся взрывы, отзвуки которых долетали и до комендатуры через распахнутую форточку.
– Слушаю, Клаус!– Бааде рывком выдернул трубку из рук остолбеневшего адъютанта, которому стало казаться, что вокруг наступил самый настоящий апокалипсис. Взрывы не прекращались, возникая то в одном, то в другом краю города.
– Только что взорван вокзал нас станции! Горят склады с боеприпасами! Я эвакуирую отсюда людей!– доложил Шпигель.
– У нас взорван склад итальянцев! Рухнуло здание прямо перед самым моим носом!– рявкнул в трубку комендант.
– Это русские?– задал глупый вопрос Шпигель, который никогда умом не отличался, а дослужиться до столь значимых высот ему позволила необъяснимая жестокость.
– Нет, сами макаронники решили побаловаться взрывчаткой!– разозлился Бааде, грохая трубку об стол.– Немедленно организовать подразделения по тушению пожаров. Обыскать комендатуру на наличие взрывных устройств,– отдал распоряжение Эрлих уже спокойным голосом, но, заметив, что адъютант по прежнему сидит на месте, уставившись испуганным взглядом в одну точку, взревел:
– Ты слышал, что я приказал?!
Герхард мгновенно очнулся, стряхнув с себя оцепенение. Рванул исполнять распоряжение начальства, а Эрлих вышел из комендатуры на улицу, решив, что так надежнее.
Из домов выглядывали испуганные жители. Кое-где в ближайших к складу домах были выбиты стекла. Из трехэтажки напротив сорвало старенькую дверь подъезда с петель. Вокруг сновали ребятишки, показывающие пальцами на сложившееся здание. Какая-то старуха в платке, туго натянутом на глаза истово крестилась, читая молитву. Бааде повернулся в сторону комендатуры. Оттуда уже дежурная смена охраны тащила длинный пожарный шланг. Вокруг появлялось оцепление.
– Герр комендант!– к нему бежал, запыхавшись Герхард.– Герр комендант!
Бааде обернулся, поправив монокль, выпавший из глазницы.
– Только что сообщили! По всей железнодорожной линии совершены подрывы полотна. Сошло около 6 воинских эшелонов. Уничтожено 17 единиц техники. Движение по ветке остановлено.
– Дьявол!– ругнулся Бааде. И только сейчас в толпе зевак, наблюдающих за тушением пожара, увидел сутулую фигуру, показавшуюся ему относительно знакомой. Где-то он уже ее видел…Но где?
Комендант сделал несколько шагов, чтобы подойти поближе, но парень в тоненькой кацавейке и осенней кепке с длинным козырьком, заметил это движение. На мгновение обернулся, и Бааде вспомнил эти глаза, полные ненависти и презрения, свойственным убежденным коммунистам. Он уже видел их! Примерно на этом же самом месте с полгода назад, во время неудавшегося покушения. Тогда парень очумело жал на курок опустевшего револьвера, намериваясь убить Эрлиха, и только чудо спасло его тогда от гибели. Ну, конечно же! Глаза были теми же самыми! Рука сама нырнула к кобуре, медленно ее расстегивая. Парень заметил его движение и улыбнулся. Совсем еще ребенок…Подумал Эрлих, глядя на открытую улыбку.
– Взять его!– закричал он, мгновенно выхватывая пистолет. Он был уверен. Что таинственный подросток непосредственно причастен к взрывам по всему городу!– Взять вон того, в клетчатой кепке!
И сам бросился в погоню. Парень оттолкнул какую-то женщину с кошелками в сторону, споткнулся через них, но устоял на ногах. Побежал, нелепо выкидывая вперед несуразно длинные ноги.
– Брать живым!– крикнул своим Бааде, делая предупредительный в воздух. Партизан угнулся, словно стреляли по нем.
– Живым!
Очередь скользнула по стене намного выше головы паренька. Он замер, обернулся, а потом легко перемахнул через кирпичный забор каких-то складов.
– Немедленно окружить территорию складов! Не упустите его!– закричал Бааде, но уже для проформы, потому что сам прекрасно понимал, что найти теперь беглеца будет очень трудно. Склады в центре города остались в наследство от Красной Армии и представляли собой разветвленную сеть хаотично построенных сооружений, в которых скрыться от преследования не составляло особого труда.
– Как все просчитали, стервецы!– проговорил про себя Эрлих.– И удар нанесли одновременно, чтобы распылить силы! Сволочи…
– Вы что-то сказали, герр комендант!– позади него тяжело дыша, стоял Эрлих. Поймал его раздраженный взгляд и доложил:
– Комендатуру осмотрели! Никаких признаков взрывного устройства не обнаружено! Скорее всего, потому что она лучше всего охранялось. Занести взрывчатку в здание практически было невозможно, да заложить рядом!
– Это хорошо…– задумчиво проговорил Бааде, потом словно очнулся, приходя в себя. – Немедленно собрать все данные о разрушениях! Организовать работы по разбору завалов и восстановлению движения по железнодорожной линии. Воинские эшелоны не должны стоять! Слишком велика ставка…
– Яволь, герр комендант!
– Герхард, постойте…Немедленно собрать мне всех бургомистров района. Видимо, они так и не поняли, что шутить с ними я не намерен!
22
Примерно через час совещание экстренное началось, хотя это мало напоминало данный формат. Скорее комендант отчитывал нерадивых помощников, поминутно обзывая их тупоголовыми кретинами.
– Видимо, вы так и не поняли, что я хотел вам донести казнью вашей молодой учительницы полгода назад?! – воскликнул он, когда все зашли и расселись по свои местам. Эрлих с неудовольствием отметил, что Василий Полухин занял самое дальнее место за столом в углу, опять был небрит и по-видимому пьян, последнее время став топить свое отчаяние все чаще в бутылке. – Ваша безответственность, отсутствие работы на местах привели к тому, что случилось сейчас…– бургомистры сидели, понурив головы. Никто из них не стремился стать немецким пособником, в большинстве своем их заставили точно так же, как и Полухина, занять эту должность под угрозой собственной смерти, па потому и не проявляли особого рвения на местах.– Восемь эшелонов подорвано на всем протяжении ветки Балашов-Валуйки-Балашов. Восемь!– Бааде со всего маху стукнул по столешнице от чего его чернильные приборы противно звякнули, подпрыгивая от удара. – Движение нарушено! Именно сейчас, когда наша армия потерпела сокрушительное поражение под Сталинградом! – Взорвано склады итальянской дивизии «Виченца», расквартированной в нашем городе! Более десятка офицеров вермахта пострадали или были убиты! Вы полностью потеряли контроль над вверенной вам территорией, господа бургомистры!
– Не мы, а вы…– раздался хриплый голос из угла, где прятался Полухин. Бааде даже растерялся, не привыкший, что с ним спорят. С сомнением оглядел присутствующих, сомневаясь в том, что ему это не послышалось. Нет, Василь смотрел на него мутным взглядом записного пьяницы.
– Что вы на меня так смотрите, герр комендант?– усмехнулся он с грустью.– А что вы хотели? Фронт неумолимо приближается. Советские войска на пороге, вот, партизаны и активизировались…Надо же им зарабатывать медальки…Да и нам пора подумать о душе…
– Молчать!– закричал Бааде.– Поражение под Сталинградом – всего лишь стратегическая ошибка фельдмаршала Паулюса, который так же, как и вы не поверил в помощь немецкого командования и сложил оружие раньше времени…А ведь Манштейн шел ему на помощь!
– Манштейна остановили под Котельниково, что он сам еле ноги унес!– засмеялся Василь тем самым пьяным смехом, который уже мало обращает на замечания окружающих, наслаждаясь собственной значимостью и возможностью выговориться. – Советы оправились от первого натиска, и погонят ваше вшивое командование до самого Берлина! Только что делать нам? – он обвел взглядом всех бургомистров, присутствующих на совещании.– Тем, кто замазался вместе с вами?
Бааде неожиданно понял, что Полухин сломался. Ни сейчас и ни пару месяцев назад, когда дергал за рычаг виселицы. Не стоило его тогда заставлять это делать…Теперь помощник из него стал никакой…Теперь он стал только мешать!
– Ваша личная охрана будет усилена,– после небольшой паузы проговорил Бааде,– необходима любая информация о местонахождении партизан и местных жителей, связанных с ними! Напоминаю, любая! Немецкое командование готово информатору немедленно выделить немецкий паспорт для выезда в Германию на первом же составе! Прошу довести эти слова до каждого селянина в районе! До каждого!– бургомистры закивали, но без особого энтузиазма. – Можете быть свободны…
Задвигались стулья, зашуршали полы черных костюмов. Надевая кепки и негромко переговариваясь, немецкие активисты стали по одному покидать кабинет коменданта. В дальнем углу остался лишь Василь Полухин, исподлобья наблюдающий за Эрлихом.
– Ну, а ты что сидишь?– спросил Бааде, усаживаясь на свое место.
– Спросить хочу…
– Спрашивай и проваливай отсюда!– кивнул комендант на дверь.– Еще раз заявишься сюда пьяным, то прикажу тебя расстрелять прямо во дворе.
– Это правда?
– Твой пьяный бред, что ты нес?– нахмурился Эрлих.
– Про Германию…– выдавил из себя побледневший Полухин.
– Это уже интересно!– откинулся на спину кресла Бааде.– Ну-ка поподробней!
– Вы не ответили про Германию правда?
– Если у тебя есть информация, которая будет достойна такого поощрения…То конечно!
– Мне нужно гарантии!– нахмурившись, уточнил Полухин.
– Мне кровью где-то надо расписаться? Или как? А вдруг ты мне дезинформацию скинуть хочешь и сам связан с партизанами?– рассмеялся Бааде. Потом на секунду задумался и позвонил в колокольчик, стоявший у него на столе. В кабинете тут же появился незаменимый Герхард. – Необходимо подготовить, господину Полухину справку, что он является гражданином Германии и его семье…
– Не надо семье…– буркнул Василь.
– Семье не надо, достаточно одной!– благосклонно и немного удивившись согласился Бааде.
– Яволь, герр комендант!– щелкнул браво каблуками Герхард, выходя обратнов приемную. Такого рода справка являлась чистой фикцией. Никто не имел право ее выдать, адъютант это прекрасно понимал, но никак не выразил своего сомнения, решив поддержать игру, которую начал его начальник.
– Решили начать жизнь с чистого листа?– спросил Бааде, которого удивил отказ от семьи.
– Почему бы и нет? Новая страна, новая жизнь…– пожал плечами Полухин.
– Это отлично! Правильное решение! Теперь-то вы готовы мне рассказать вашу сверхсекретную информацию?
– Не раньше пока справка будет у меня на руках…
–Отлично! Герхард…
– Да, герр комендант! Справка готова?
– Секунду…
Через минут пять адъютант занес в кабинет широкий лист бумаги, щедро украшенной гербовыми печатями Третьего Рейха. Все, что там было, было написано по-немецки, извещая о том, что Василь Полухин является государственным преступником и подлежит немедленному уничтожению на всей территории, где существует немецкая власть. Василий, не знавший ни слова по-немецки, разобрал свою фамилию, написанную аккуратным гимназическим почерком Герхарда, и удовлетворенно кивнул, в полной уверенности, что видит перед собой самую настоящую справку для выезда за границу.
– Можете быть свободны, Герхард!– повелительно кивнул Бааде, улыбаясь. Его очень развеселило коварство адъютанта. Плохо было только то, что после получения нужной информации комендант не планировал выпускать бургомистра из кабинета, иначе получилась бы отличная шутка, когда с этой справкой Полухин попытался бы сесть в поезд.– Теперь вы довольны?
Василь кивнул, пряча драгоценный документ сначала в грязный носовой платок, а потом куда-то за пазуху.
– Теперь доволен…
– Говорите скорей, у меня очень мало времени!
– Помните, первую акцию на железной дороги на моем участке?– уточнил Василий.
– Как же мне ее не помнить…Прекрасно помню!– именно после этого случая он повесил на центральной площади абсолютно невиновную учительницу начальных классов в назидание другим. С тех пор партизаны затихли ровно на полгода.
– Я тогда прибыл на место и нашел на земле, где дожидались диверсанты состава пуговицу, которая показалась мне знакомой…
– И?– жадно наклонился к нему Бааде.
– Эта пуговица была от зипуна моего соседа – отца моего кума Петьки Подерягина – он сейчас у красных служит.
– Вот, это уже интересно…Подерягин…Подерягин…– задумчиво постучал по столешнице тонкими пальцами Бааде.– Я читал его дело в сохранившихся архивах НКВД. Их не успели сжечь толком. Он белый офицер, дворянин, кулак…Его местная контрразведка часто тягала на допросы по поводу его происхождения. Чудом не попал в лагерь. Кремень мужик…
– Вот-вот! А когда я утром принес пуговицу, он меня спросил, почему я сразу его не сдал.. Чем подтвердил свое участие в операции,– подхватил Василий. Долгожданная справка грела сердце. Хмель вылетел из головы, оставляя в ней только чувство какой-то непередаваемой эйфории.
– Очень интересно…– пробормотал комендант.– Это очень важная информация Василий…Очень важная! Кстати, а почему я об этом узнал только сейчас?– невзначай спросил он у бургомистра, осторожно, чтобы не видел информатор, доставая пистолет из кобуры.
– Кум ведь…– виновато потупился Полухин. Хотя на самом деле все его мысли были в тот момент об Акулине! Если бы она только согласилась! Если бы сбежала с ним в Германию…Он никогда бы не совершил то, что совершил сейчас. Низость! Предательство!
– Да-да…– пробормотал Бааде, взводя курок и упирая холодный твердый ствол в затылок Полухину.– Я слышал, что в вашей варварской стране кланы родственные очень сильны…
– Герр…Господин комендант!– от прикосновения холодного металла Василий вздрогнул, дернулся в сторону, но понял тут же, что именно уперлось ему в затылок и замер.– Я же все рассказал?! Клянусь, это все, что я знаю!
– Я в этом уверен, Василий, но знаете, вот какой момент, предавший раз сможет предать и в следующий раз, и еще, и еще, и еще… Германии предатели не нужны. Той Великой Германии, которой я служу.
– Но…– последней мыслью Полухина была мысль о том, какой же он все-таки дурак. А потом мир потух, словно выключили свет и наступила тишина.
– Герхард!– засовывая обратно пистолет в кобуру, закричал комендант.
В кабинет заглянул адъютант. Заметил распластанное тело Полухина на полу с дыркой в затылке и рассмеялся.
– Я думал, что вы его все-таки отпустите, герр комендант!
– Идея с такого рода письмом была отличная! Она меня ни на шутку повеселила, мой дорогой! Немедленно организуй мне группу для захвата одного из партизанских главарей. Я лично хочу посмотреть этому человеку в глаза…
– Яволь, герр комендант!
– И приберись тут..– он брезгливо пнул безвольно лежащую на полу руку бургомистра.– Ненавижу, когда грязно!
