Александр Тамоников
Один против Абвера
– И вам удачной службы, капитан.
– Спасибо. По правде говоря, уже замаялись, неделю на ногах.
Из леса на западной стороне моста выбралась грузовая машина с красными крестами на бортах. Она шла как-то кособоко, подрагивала, передняя фара отсутствовала, крыло было смято. В кабине сидели два красноармейца в пилотках.
За грузовиком тащилась «эмка», обляпанная грязью по самую крышу. Водитель включил стеклоочистители, но они мало помогали. Машины ехали медленно, натужно.
Офицеры расселись в оживший «газик», ждали, пока колонна пройдет по мосту. Пустовой ворчал, что умирающая старая черепаха и то ползает быстрее. Как только «санитарка» и «эмка» проехали, он вывернул машину на дорогу.
Алексей махнул на прощание Знаменскому. Тот небрежно козырнул.
Машина затряслась по накату. Мимо проплывали лица солдат НКВД в синих фуражках. Безнадежных юнцов тут не было. Все не первый день в строю, крепкие, физически развитые, умеющие обращаться с оружием. Правильно, именно такие ребята и должны охранять важный объект фронтовой инфраструктуры. Они рассредоточились по мосту, занимали подступы к нему, провожали глазами машину.
Мост остался за кормой.
«Двадцать минут потеряли, – сокрушался Алексей. – И вовсе не факт, что эта колымага не сломается снова».
Машина въехала в старый осинник, в котором поваленных деревьев было больше, чем целых. Лес умирал, новые деревья тут почти не росли. Снег давно растаял, зеленела трава, покрывались листьями деревья и кустарники.
Осадков не было несколько дней, зато до этого ливни хлестали неделю. Дорога раскисла, не сохла. Водителю приходилось ехать фактически по обочине.
Вскоре машина пошла юзом. Заднее колесо провалилось в колдобину, залитую жижей. «Газик» застрял. Пустовой манипулировал рычагом, газовал, но без всякого толку.
Пассажирам пришлось выбираться из машины и по колено в грязи выталкивать ее на сухое место. Офицеры отдувались, крыли матом отечественные дороги и неблагоприятные погодные условия. Досталось и снабженцам.
– Что за дела, командир? – пробурчал Казначеев, счищая грязь с сапог. – Нам обувку меняют раз в полгода, обмундирование – раз в три месяца! Сменку не дают, постираться нет времени. Ходим как нищие, все зачуханные, засаленные. Посмотри, на кого мы похожи! Все дыры зашиваем сами, даже если они размером со Смоленскую область!
– А ну, хватит митинговать, – рассердился Алексей. – Все грязные, я тоже. И что теперь?.. Ложиться и не воевать, пока не переоденут? У всех трудности, не только у нас. Бойцы из окопов не вылезают, им куда хуже приходится.
– А этим вот героям из НКВД, значит, можно? – проворчал Казначеев, размазывая жидкую грязь по галифе. – У них вон все новое, с иголочки.
– Стоп, Вадим!
Рука Пустового зависла над замком зажигания.
Как мокрой тряпкой по морде!
Саблин тоже застыл. Закипели, заработали извилины серого вещества. Контрразведка – не та контора, где нужно только быстро бегать и метко стрелять. Все это нисколько не возбраняется, но в первую очередь тут нужны мозги.
«Неделю на ногах, стало быть, товарищ капитан Знаменский, или как вас там? Ведь было в этих людях что-то странное, но я не стал заострять внимание. Какие-то нездешние взгляды, манера поведения, не свойственная для советских людей, пусть ты даже и подчиняешься комиссариату внутренних дел! Сапоги грязные. Это неудивительно. Сейчас они у всех нормальных людей точно такие же.
Но обмундирование!.. Оно мятое, слегка испачканное, но новое, черт возьми! На нем муха не сидела. А мятое, поскольку поставляется свернутым, в тюках. Его особо не подгоняли. Одним достался маленький размер, другим – на вырост. Автоматы тоже новые, в смазке.
Всякое бывает. Но сейчас снабженцы работают из рук вон плохо, обозы отстают, хозяйство застряло далеко в тылах. Сомнительно, что людям выдали новое обмундирование и оружие. Не до этого сейчас Красной армии. К тому же фраза про неделю на ногах, вырвавшаяся у этого капитана».
– Командир, ты подумал о том же, о чем и мы? – как-то жалобно спросил Гена Казначеев.
Пустовой нервно сглотнул. Левторович сделал круглые глаза и тоже оцепенел.
– Форма новая, ведут себя скованно, – пробормотал капитан. – Да, объект серьезный. Если его взорвать, то временно прервется снабжение значительного участка фронта пополнением и всем прочим. Охранять надо. Замена простых солдат подразделением НКВД выглядит вполне логично. Но почему там капитан? Достаточно сержанта. Ведь там всего десяток штыков. Абвер работает? Немцам несложно подделать документы, сослаться на нужные начальственные персоны.
– Минуточку, товарищ капитан, – подал голос Пустовой. – Если это диверсанты, то почему они не пристрелили нас? Разве уничтожение офицеров контрразведки не пошло бы им в зачет? А если бы они еще и живым взяли кого-то из нас!..
– Могли бы, – сказал Саблин. – Черт меня побери, мужики, именно это они и собирались сделать. – В горле капитана пересохло от волнения. – Ведь было что-то в глазах у Знаменского, когда мы в машину садились. Но появилась полуторка с красным крестом, за ней «эмка». Диверсанты испугались, что будет шум. Они не знали, кто едет в этих машинах, и решили не рисковать, ограничиться своим заданием. Мужики, они одни сейчас на мосту! Заминируют переправу и взорвут ее к такой-то матери. Потом неделю восстанавливать будем. Да еще дождутся, пока колонна по мосту пойдет, чтобы и ее долбануть.
Разворачивать машину было глупо и бессмысленно. На лесной дороге, как назло, ни одной души! Трое оперативников припустили обочиной, не дожидаясь, пока Пустовой загонит газик в кусты. Он что-то фыркал за спиной, выражался от всей души.
Алексей обернулся. Пустовой вывернул с заднего сиденья ручной пулемет Дегтярева, взвалил на плечо и бросился вдогонку. Молодец, сообразил.
Ноги капитана увязали в ямах, засыпанных прошлогодней листвой, дыхание срывалось. Алексей ощупывал себя на бегу.
«Так, кобура на месте, вещмешок остался в машине, в подсумке запасные обоймы и две гранаты.
А вдруг ошибка? Навыдумывал я какой-то фигни, а там вполне себе нормальные люди, советские, преданные делу партии? Эх, не набрались мы пока еще опыта, не хватает нам нюха и умения анализировать ситуации».
Он первым выбежал к опушке и сделал знак рукой. Мол, не лезьте поперек батьки. А то выскочите на пулеметы! Капитан полз, загребая листву, обломанные ветки, каких-то оживших весенних насекомых, распластался за деревом.
Вокруг моста все как на ладони. Всемирный закон невезения. На дороге никого нет. Никто не поможет.
По настилу прохаживались люди в форме солдат НКВД. Поглядывали на лес пулеметчики из-за мешков с песком.
Человек, представившийся капитаном Знаменским, находился на восточной стороне переправы. Он смотрел в бинокль. Когда окуляры повернулись на запад, Алексей пригнул голову и шикнул на своих парней, чтобы не лезли как на вокзальный буфет!
Подчиненные были с понятием. Гена и Левторович отползли влево от дороги, слились с природой. Где-то сзади кряхтел Пустовой, волоча пулемет. Дистанция до въезда на мост составляла метров восемьдесят.
Знаменский убрал бинокль в поясной футляр, поманил к себе сержанта. Тот послушно подбежал, щелкнул каблуками.
Все ясно. Советский солдат не будет так щелкать. Видна немецкая выучка. Он бы еще руку выбросил в фашистском приветствии!
Беседа продолжалась недолго. Сержант слушал, отрывисто кивал, потом побежал на западную сторону моста.
«Знаменский может быть и немцем, – машинально рассуждал Алексей, наблюдая за действиями противника. – Не исключено, что среди диверсантов есть таковые, но большинство наверняка составляют выпускники школы абвера, бывшие советские граждане, натасканные по программе диверсионной деятельности. Эта самая школа в период оккупации работала в Ненашеве. Страшно представить, сколько ее выпускников уже обосновались в тылу Красной армии».
Диверсионная группа приступила к работе. Сержант позвал к себе двух охранников. Те подбежали к нему, выслушали приказ и кинулись к своему грузовику. Один забрался в кузов, другой остался снаружи. К ним подоспели еще двое.
Оперативники молча наблюдали, как диверсанты выгружали из машины небольшие деревянные ящики, снабженные ручками, несколько вещмешков, набитых чем-то тяжелым. Работали они дружно, без неразберихи. Груз оттаскивали к обрывистому берегу, чтобы не маячил вблизи дороги, прятали между кустами.
Задумка господ диверсантов была вполне понятна Алексею. Они практически по сухому месту могли добраться до первой опоры. До следующей метра три. Она уже в воде, но глубина там небольшая, и кладка выбита, имеются полости, куда можно заложить взрывчатку. Если рухнут две опоры на западной стороне, то придут в негодность и остальные пролеты. Мост уже не восстановить. Только новый строить рядом или наводить понтонную переправу. На это уйдет время.
Течение в этом месте быстрое, и река неузкая. На лодках особо не разгонишься.
В просвете между ветвями Алексей видел, как четверо диверсантов спускались к берегу. Они волокли на себе ящики со взрывчаткой и мешки с прочим хозяйством. Люди обученные, но даже им нужно время. За пять минут к взрыву не подготовишься.
Капитан скрипнул зубами.
«Одну возможность я уже упустил, – подумал он. – Надо было валить всю компанию, пока они топтались у машины. Но тоже риск. Взрывчатка могла детонировать поблизости от моста, и пошли бы клочки по закоулочкам».
Он отполз, поманил пальцем Казначеева. Тот подобрался к нему. У парня возбужденно блестели глаза. Он дышал как собака, высунув язык.
– Придется поработать, Гена, чуешь?
– Ага, товарищ капитан. Газеткой их не прихлопнуть, – согласился Казначеев. – У вас есть план? Командуйте, сделаем все, что в наших силах.
План был сырой, отчаянный, только что пришедший в голову. Капитан быстро проговаривал слова, вбивал их в Генкину макушку. Тот мотал на ус, облизывал губы.
Офицеры раскатились в разные стороны.
Невозмутимый Пустовой выслушал командира молча, угрюмо, потом согласно кивнул.
Оперативники приступили к делу. Гена с Левторовичем поползли на левый фланг, углубились в лес.
Саблин пригнулся и побежал вправо, волоча за собой автомат. Он пробился через кустарник, повалился за камни, быстро отыскал глазами Пустового. Тот обретался левее, выполз на склон, пристроил там пулемет. В его поле зрения находился въезд на мост с западной стороны.
Алексей полз вниз по склону стиснув зубы, пока напротив него не оказался разрыв в кустах. Проявились две крайние опоры, махина моста. Он угнездился поудобнее, пристроил автомат.
Четверо диверсантов возились у опор, открывали ящики, что-то вынимали из них. Работали осторожно, выверенными движениями. Невысокий парень с оттопыренными ушами деловито раскручивал провод. Остальные складывали взрывчатку, спрессованную в кирпичи, на сухой бугорок.
Теперь они были ближе, всего в пятидесяти метрах. Пусть не ворошиловский стрелок, но сбивать мишени на полигоне Алексей умел, а из пистолета в стрелковом тире выбивал одни десятки.
Он не успел подать сигнал. На дороге вдруг заработал мотор. Вот же некстати, черт возьми!
Люди на мосту тоже не страдали глуховатостью. Они пришли в движение. Кто-то пробежал, придерживая фуражку, к пулеметному гнезду. Часовые взяли оружие на ремень. Насторожились минеры под мостом, бросили работу, прижались к опорам.
С западной стороны снова показалась машина с красным крестом, теперь уже «студебеккер». Она уверенно месила грязь. Перед въездом на мост водитель сбросил скорость, что-то крикнул в открытое окно, видимо, приветствовал охрану.
Алексей поморщился. Знал бы, кого приветствует, дубина!
Охранник помахал свободной рукой, тоже что-то крикнул.
Машина прогремела мимо пулеметчика на восточном съезде, стала взбираться к лесу. Через минуту она скрылась за деревьями. Отбой тревоги!
Задвигались минеры под мостом, стали разматывать свои провода. Явственно звучала немецкая речь. Эти ребята вконец обнаглели!
Капитан отодвинул автомат, приложил ладони ко рту и дважды крякнул, не очень громко, но достаточно отчетливо.
В лесу вне пределов видимости прогремела автоматная очередь, за ней еще одна. Там раздался истошный невразумительный крик, затем короткая ругань на немецком языке. Дважды выстрелил пистолет, снова стукнула очередь из автомата. Мастера импровизации вступили в дело, следуя сырому плану, придуманному командиром.
Всполошилась охрана моста, забегали люди в синих фуражках. Кто-то присел на корточки, наставил автомат на лес. Диверсанты быстро сообразили, что стреляют не по ним, а что там происходит – поди догадайся.
Стрельба усилилась. Снова закричал немец. Левторович неплохо знал язык, шпарил почти без акцента.
Минеры, находившиеся под мостом, оставили работу, взялись за оружие, слушали. Потом стали переглядываться, пожимали плечами.
Устроить кашу из этих тел было реально, но Саблин терпел. Те, которые останутся в живых, тоже сила. С ними нужно будет совладать.
В лесу за косогором продолжался концерт. Благо в «газике» имелся приличный боезапас.
Диверсанты томились в неведении. Что за дела? Игнорировать их? Но выстрелы звучали все ближе. Люди, которые вели огонь, подступали к опушке.
Знаменского наконец-то проняло. Он что-то выкрикнул. Пулеметчики в гнездах развернули на шум стволы, закаркали как вороны. Четыре человека скинули с плеч автоматы и припустили по дороге в лес.
Что и требовалось доказать! Пусть не вся орава, но хотя бы треть таковой. Пустовой только этого и ждал. Ручной пулемет Дегтярева забился в корчах, едва эти четверо вывалились с моста и оказались на открытом пространстве. Офицер контрразведки расстреливал их едва ли не в упор.
Двое рухнули в один момент, остальные пустились врассыпную, но далеко не убежали. Один получил пулю в спину, запнулся и рухнул на землю. Другой уносился зигзагами, бросив оружие.
– Что, не по душе вам?! – заорал Пустовой. – А ты куда, морда наглая?! А ну, стоять! – Пули пропороли спину диверсанта, он катился по инерции, подминая кустарник.
Алексей открыл огонь одновременно с Пустовым. Два минера даже спины разогнуть не успели, развалились как фанерные. Третий вскинул автомат и упал навзничь. Пули выбивали кирпичную кладку из опор, буравили воду.
Четвертый минер отшатнулся, шмыгнул за опору. В двух шагах от этого парня лежала взрывчатка. У Алексея возникло опасение, что диверсант собирается в нее выстрелить. Тот наставил автомат, но замешкался. Ему очень хотелось жить.
Вокруг царил тарарам. Пустовой все еще садил из пулемета. Теперь он перенес огонь на мост. Генка с Левторовичем перестали развлекаться и открыли второй фронт. Они с опушки помогали Пустовому утюжить мост.
На нем никого не было. Уцелевшие диверсанты затаились за ним.
Саблин старался этого не замечать. Он затаил дыхание и, превозмогая дрожь, ловил в прицел опору моста, за которой скрывался последний минер. Тот словно чувствовал, что высовываться нельзя, прятался, лишь иногда показывал ствол. Алексей сосредоточился, ждал. Весь ад куда-то отступил.
Вот что-то шевельнулось за колонной, стало высовываться из-за нее. Напрягся палец на спусковом крючке. Показалась тулья солдатской фуражки. Капитан чуть не выстрелил, но спохватился.
Прием древний, затертый до дыр. Противник насадил на ствол фуражку и проверял, держат ли его на мушке. Фуражка шевелилась, показалась – и сразу спряталась рука.
Саблин ждал. Что предпримет враг, если у него отсутствует желание завершить свой жизненный путь? Рванет к кустарнику под обрывом слева от колонны, там зароется в глину, в ветки, и хрен его оттуда выцарапаешь.
Капитан отвел прицел от колонны, опять ждал. Метнулся, родимый! Какие же они все предсказуемые. Алексей урвал момент, высадил два патрона. Диверсант отлетел в воду и поплыл с раскинутыми конечностями.
Мир снова наполнился красками, шумом, событиями. Голова капитана поплыла от грохота. Пустовой выбивал последние патроны по мосту, не давал приподняться диверсантам, укрывшимся за ним. Левторович и Казначеев постреливали из леса. Весь мостовой пролет был у них перед глазами.
С того места, где лежали Саблин с Пустовым, накат моста почти не просматривался. Мешали ограждение и полуторка, на которой прибыли диверсанты. Она стояла, перекосившись, уткнувшись кабиной в ивняк.
Алексей сменил магазин, выкатился из укрытия и начал перебираться к мосту. Параллельно полз Пустовой. Он отбросил пулемет, стащил со спины ППШ.
– Ты в порядке? – крикнул Алексей.
– А что, не видно? – Пустовой скалился, орал со всей мочи.
Видимо, уши у него заложило.
– Сколько их осталось?
– Откуда мне знать?!
– Давай посчитаем. Ты своих четверых уложил?
– Да.
– Вот и я столько же. Было двенадцать рыл, восемь в минусе. Значит, четверо в наличии.
Реального вреда эти мерзавцы теперь причинить не могли. Они были отрезаны от взрывчатки и машины. Им оставалось прорываться, но диверсанты с этим не спешили. Они засели на другой стороне моста, укрывались за мешками с песком и иногда постреливали оттуда.
Алексей пробежал несколько метров и залег. Дальше он передвигался ползком, мимо кустарника и полуторки, стоявшей на склоне. Он забрался за край ограждения, перекатился. Ему пришлось сплющиться. Пули выбивали щепки из бревенчатого наката на мосту.
– Командир, не лезь туда! – прокричал с дороги Казначеев. – Прибьют на фиг! Как мы без тебя?!
Капитан высунул голову из-за ограждения, когда стрельба оборвалась. Рядом красовалось развороченное пулеметное гнездо. Песок высыпался из мешков. Ствол ручного пулемета смотрел в небо.
Да, враги закрепились за грудой мешков на восточной стороне моста. Их было четверо, как и офицеров контрразведки СМЕРШ. Уйти в лес они пока не пытались. Сто метров простреливаемого пространства – не шутка. Но что им мешало податься на север, прикрывшись береговыми кустами?
Капитан вскочил и снова перекатился, вызывая огонь на себя.
– Командир, ты вообще нормальный? – завопил из леса Казначеев. – Куда лезешь? Уйди оттуда! Пристрелят же!
– Только не говори, что в атаку надо идти, – проворчал Пустовой, подползая к Алексею. – Полмоста не пробежим, сдохнем как коровы в голодный год. Подкрепления нужно ждать, командир. Сами по себе мы ноль.
– Этого подкрепления можно ждать до второго пришествия!
Саблин грыз щепку, соображал, как ему быть.
Диверсанты перекликались на другой стороне моста. Им тоже не нравилось создавшееся положение.
– Знаменского нужно брать живьем, – процедил Саблин. – Остальных в расход. У тебя патроны к пулемету остались?
– Пусто, командир.
– Пока сиди тут. Я прикрою тебя машиной. Ты выскочишь на мост, схватишь пулемет этих упырей и запрыгнешь в кузов.
– Эй, ты что задумал? – простонал Пустовой. – Сам прикинь, нужны ли нам сейчас потери.
Но капитан уже откатывался за пределы пролета. В его голове гудел ветер. Такое случается в трудные минуты. Он выбрался из зоны поражения, побежал к грузовику, на котором прибыли диверсанты. Они со своих позиций машину не видели.
Алексей убедился в том, что в кузове пусто, бросился к кабине. Он вскарабкался на жесткое сиденье и завертелся как на тлеющих углях.
Двигатель полуторки не работал, но Саблин даже не успел испугаться по этому поводу. Ключ торчал в замке зажигания. Правильно, кто бы его отсюда спер?
Горячий пот хлынул со лба Алексея.
«Какого черта я удумал?! Ладно, прорвемся, догорай, моя лучина! Лишь бы стартер сработал».
Ему повезло. Машина задрожала, затряслась. Ее окутал зловонный смрад.
– Командир, ты что удумал? – заорал Пустовой. – Ты долбанутый на весь кочан, понял? У тебя не все дома!
Двое из леса тоже верещали, соглашались с товарищем. Но их командир и сам знал, что у него не все дома.
Машина тряслась, задним ходом выбиралась на дорогу.
– Мужики, не спите! – проорал капитан в открытое окно. – Я прикрою вас.
Захрустел рычаг переключения передач. Полный ход, вперед, к вершинам творческого роста!
Диверсанты, похоже, оторопели, когда на мост взгромоздилась их же машина. Они даже стрелять сразу не стали, растерялись. Все решали секунды.
Перед въездом на накат Алексей сбросил скорость, чтобы не разбить подвеску. Колеса перевалились на бревна. Саблин бросил быстрый взгляд в заднее окошко. Он увидел, как Гена Казначеев и Женя Левторович выкатились из леса и понеслись вприпрыжку. Именно сейчас машина закрыла их от пулеметчика.
Активизировался Пустовой. Матерщина в его исполнении стала уже не спонтанной, а вполне деловой. Машина прогрохотала мимо разоренного пулеметного гнезда.
Пустовой выпрыгнул из-за нее, стащил с мешка пулемет, забросил его в кузов, вцепился в борт и заорал:
– Гони, командир!
Вторая передача, третья. Алексей сползал с сиденья. Полуторка разгонялась. За ней, прикрываясь кузовом, бежали Казначеев с Женькой. Парни не стали отсиживаться в кустах. В кузове ругался Пустовой, разбрасывал какие-то железки.
Пелена стояла перед глазами Алексея. Приближался восточный край моста. Там метались люди. Из-за мешков ударил пулемет. Разлетелось лобовое стекло. Саблин сполз с сиденья, закрылся левой рукой.
Ливень пуль окатил капот. Его крышка вздыбилась и отвалилась. Из двигателя повалил густой дым. В клочья разлетелась покрышка левого переднего. Машина завиляла, забилась о перила ограждения, ушла с дороги и понеслась на пулеметное гнездо, расположенное слева от съезда.
За секунду до столкновения загрохотал пулемет за спиной капитана. Пустовому удалось взгромоздить его на крышу кабины.
Дальнейшее Алексей помнил плохо. Машина, получившая необратимые повреждения, протаранила пулеметное гнездо, порвала, расшвыряла мешки с песком. Трещало, рушилось ограждение. Полуторка снесла его левым крылом, съехала с дороги за пределами моста, накренилась. В глаза Саблина несся куцый тальник, обрастающий первыми робкими листочками.
– Тормози, командир, расшибемся! – голосил из кузова Пустовой.
Алексей давил на тормоз, но машина не слушалась. Из капота валил густой паровозный дым. Капитан вцепился в баранку, которая вырывалась из рук, била по пальцам. Полуторка врезалась в пригорок. Ее кузов вздыбился, едва не оторвался от кабины.
Пустовой уже кувыркался среди кочек. Он почти не пострадал, мигом сориентировался, запрыгал к машине, распахнул дверцу.
Радужные круги носились перед глазами Алексея. Он не мог продохнуть. Боль под ребрами впечатляла. Капитан вроде бы ничего не сломал, но ударился очень душевно.
– Все в порядке, командир, – утробно проурчал Пустовой, вытаскивая его из кабины. – Наши в городе.
Они покинули накренившуюся машину и только сейчас обнаружили, что бой продолжался. Оперативники злобно орали, гнали диверсантов к лесу. Те сдуру бросились к опушке параллельно дороге и попали под огонь на открытой местности. Один уже валялся на земле, оскалив зубы. Трое пытались спасти свои драгоценные шкуры. Их преследовали оперативники, стреляли прицельно.
– Издыхайте, твари! – пафосно проорал Левторович. – Да что же вы никак копыта откинуть не можете?
Боль под ребрами становилась терпимой. Саблин ковылял, держась за отбитое место. Автомат оставался при нем, правда, ему приходилось волочить его за ремень.
Засмеялся Казначеев. Его последний выстрел удался. Заулюлюкал Левторович. Он тоже попал в десятку.
В канаве на склоне ворочался последний диверсант. Он не мог подняться: подвернул ногу. Чумазое лицо исказилось от ярости. Оторвался капитанский погон, недавнее новшество в Красной армии. Он уже не полз, понял, что это бесполезно, свернулся, подобрал под себя ноги, смотрел волком.
– Снова здравствуйте, капитан, – выдавил Саблин, плотоядно скалясь. – Как служба, как жизнь молодая? Вы неважно выглядите, совсем недавно смотрелись куда лучше.
– Да пошел ты!.. Ненавижу, сука! – Пальцы диверсанта впились в дерн, из глаз сочилась слизь.
– Милейший человек, – заметил Казначеев.
– А главное, русский, – добавил Левторович. – Как же не узнать брата Васю? Немец в критической ситуации не стал бы посылать супостата по всем канонам нецензурной лексики. Стало быть, перед нами изменник трудового народа и трусливый фашистский приспешник. Пустим его в расход, командир?
– Можно, – согласился Алексей, передергивая затвор автомата.
Знаменский задрожал. Переломился стержень, который позволял ему сопротивляться. Жизнь-то одна, другой не будет! Он застонал, закрыл лицо трясущимися руками.
– Не стреляйте, – просипел он. – Ладно, я согласен сотрудничать с вами.
– Правда? – удивился Саблин. – Тогда небольшая проверка на вшивость, господин Знаменский. Ваши настоящие имя и фамилия?
– Василий Лизгун, бывший капитан Красной армии, заместитель командира саперного батальона, Вторая ударная армия. Попал в плен год назад под Мясным Бором в Новгородской области.
– Ну, точно брат Вася, – злобно проговорил Левторович.
– Не попал, а сдался, – поправил пленника Пустовой. – И тут же радостно перебежал к фашистам, вместо того чтобы принять героическую смерть.
– Вот сука! – Казначеев сплюнул. – Наши тогда умирали в болотах, бились до последнего патрона, выходя из окружения, а эта тварь!.. – Он замахнулся прикладом, но бить не стал.
Саблин воздержался от комментариев.
Многих сотен тысяч не досчиталась в ту весну Красная армия. Выход из окружения 2-й Ударной армии Волховского фронта никогда не войдет в анналы героических побед. Немцы рассеяли ее, гноили в болотах. Сдался в плен сам командующий генерал Власов. Более того, он согласился сотрудничать с фашистами, создавал какую-то потешную армию для окончательного избавления многострадальной России от ига большевизма.
– Допустим, – сказал Алексей. – Последнее место учебы, господин Лизгун? Помните о том, что засчитывается только правильный ответ.
– Школа военной разведки. Она называется «Абверштелле 2-212», – проворчал, пряча глаза, приспешник фашистов. – Дислокация: город Ненашев, улица Школьная, здание бывшей средней школы номер один.
– Начальник школы?..
– Полковник абвера барон Вильгельм фон Кляйст.
– Ну, допустим, – сказал Саблин. – Хорошо, господин Лизгун, мы постараемся отсрочить ваш расстрел. Вы проживете ровно столько, сколько продлится наше сотрудничество. Поедете с нами, если, конечно, не возражаете. Казначеев, Левторович, отвечаете за этого гада головой, уяснили?
– Ага, присмотрим за скотинкой, товарищ капитан, – заявил Левторович.
Парни за шиворот вытащили пленного из канавы, связали руки за спиной его же собственным ремнем, засунули кляп в глотку. И смех и грех!
Тут на опушке загремели выстрелы, слава богу, направленные в воздух. К мосту вернулось подразделение красноармейцев во главе с сержантом – то самое, которое так удачно сменила группа диверсантов. Солдаты услышали пальбу и решили возвратиться. Они бежали по дороге, растягивались в цепь, что-то кричали.
Оперативники подняли руки, чтобы не схватить дурную пулю, сжали в них раскрытые служебные удостоверения. Еще бы пехоте не впасть в прострацию! Повсюду мертвые тела в форме НКВД, растерзанные пулеметные гнезда, чадящая полуторка в кювете.
– Контрразведка! – в исступлении проорал Пустовой. – Не стрелять, мы свои!
Боец, не разобравшийся в ситуации, замахнулся прикладом. Пустовой провел прием, сопроводил его всеми нужными словами. Оторопевший красноармеец повалился на землю и принялся судорожно хватать ртом воздух.
– Наши это! – прогудел сержант. – А эти тогда кто, товарищ капитан?
– А это не наши, сержант, – устало проговорил Саблин. – Диверсионная группа, понимаешь? Эти субчики оделись в нашу форму, мост хотели на воздух поднять. Взрывчатка под ним на той стороне. Вы разберитесь, сдайте ее куда следует. Нам некогда с этим возиться, спешим мы, понимаешь? Как твоя фамилия, сержант?
– Кривошеев, товарищ капитан.
– Вот и действуй, Кривошеев. Остаетесь нести службу. Никто вас не снимал, вникаешь? Фрицы бумажку подделали, а вы и повелись. Навести порядок, всех подозрительных задерживать! Тела стащите куда-нибудь, чтобы не воняли и глаза не мозолили. Напишешь рапорт своему начальству.
Солдаты рассредоточилось вдоль моста. Отовсюду доносились удивленные возгласы.
Усталые оперативники плелись по мосту, подгоняя пленного.
– Ничего себе, неплохо размялись, – пробрюзжал Гена. – К работе еще не приступали, а уже устали как собаки.
– Невероятно, товарищ капитан, – пробормотал Кривошеев, семенящий за ними. – Вы вчетвером положили всех диверсантов, одного взяли живым и при этом не потеряли ни одного человека. Разве такое возможно?
– Какой же ты добрый, сержант, – заявил Левторович. – Хотел, чтобы потеряли, да? По твоему головотяпству?
– Да в чем головотяпство-то? – с испугом проговорил Кривошеев. – У них бумага была с печатями, все как положено. Мне ли не знать эти печати? Выглядели они в точности как наши. Именно войска НКВД и должны охранять коммуникации. Мы тут люди временные. Товарищ капитан, не губите! – взмолился сержант. – Не докладывайте в штабе, что мы виноваты, не подводите под монастырь. Отныне будем повышенную бдительность проявлять, прямо как на самом строгом секретном объекте.
– Доложим, сержант, обязательно, – мстительно пробурчал Левторович. – Чистеньким хочешь остаться?
– Ладно, временный, отстань, – отмахнулся Алексей. – Иди, проявляй свою бдительность. Но учти, если еще раз маху дашь, то никто тебя из беды за уши не вытащит. А вы чего лыбитесь, товарищи офицеры? А ну, бегом к машине! Развели тут, понимаешь, комедию.
