– Садись вот здесь на камень и жди. Я оставлю тебя одного и пойду вперед.
Я возразил:
– Я не останусь. Хочу с тобою.
Но Ридо запретил:
– Нет. Ты не умеешь ходить по снегу. Снег хрустит у тебя под ногами. Если ты мне не веришь, чорт с тобою. Если веришь, оставайся здесь.
Я сказал:
– Ридо, будь спокоен: я верю тебе.
Он продолжал:
– Вон там – смотри внимательно: скоро вспыхнет спичка. На всякий случай, я зажгу их три, одна за другою. Когда увидишь огонек, бросайся туда смело, беги, что есть силы бежать. Это значить – часовые убиты и казарма наша. Ничего не опасайся – только не кричи. Но если спичка не вспыхнет, если вместо того услышишь выстрел или крик, – удирай, брат, тогда, удирай, куда знаешь, поскорее. Это значить – я убить. Прощай.
Ридо исчез в темную ночь. И – когда он исчез, я опять таки не мог уловить момента. Если бы я был суеверен, то подумал бы, что он обратился в кошку, потому что, действительно, огромная, – казалось в темноте, – кошка шмыгнула мимо меня.
Я сидел на камне, ждал, смотрел.
Над головою горели звезды большие, зеленые, сколько было их, и как высоко в небе.
Не знаю, много ли времени я ждал. Может быть, пять минут, может-быть, час, может быть, два. Одно знаю: если бы я услышал выстрел, то сию же минуту перерезал бы себе горло бритвою, которую имел в кармане.
Вспыхнула искра.
Она едва блеснула в далеком туманном мраке, а мне показалось, что – вместе с нею – все звездное небо ринулось огнями на землю.
Другая, третья.
Я поспешил по их направлению, как приказал Ридо. И по мере того, как бежал я, – вдали, предо мною, возникли три светящиеся пятна. Сперва они темно и мутно алели навстречу мне, сквозь черную ночь, потом стали светлеть, пунцоветь, наливаться червонным золотом. То были окна казачьего поста. То был пожар внутри казармы.
Ридо схватил меня за руку.
– Стой.
У самых ног моих лежал труп часового. Я чуть не споткнулся, чуть не упал. Казак, как бык на хорошей бойне, был заколоть в затылок. Ридо кошкою подполз к нему в темноте по снегу, кошкою вспрыгнул к нему на плечи и вонзил в него свои стальные когти. Другого часового – с противной стороны достаточно так же бесшумно и бархатно «снял» один из товарищей Ридо.
– Войди в казарму, – сказал Ридо, – ты увидишь, что я сдержал свое обещание. Согласись, что тебе есть за что заплатить деньги.
Идти к посту было светло. Снег стал розовый от пламени из окон и мигал золотом.
Фасад казармы с другой стороны был еще не тронуть пламенем. Я вспрыгнул на фундамент, приник к окну.
Их было одиннадцать, лежали на нарах. Казалось, что все они спали крепким сном, кто на боку, кто ничком, кто навзничь. Урядник, который со мною торговался и который меня обманул, спал всех ближе к моему окну. Раздетый, в растегнутой рубахе, он откинул голову на грядку. На шее у него виднелось что-то, что я по первому взгляду принял было за черный галстук. Мир его праху! То была рана, перерезавшая горло его от уха до уха.
Люди Ридо шмыгали из казармы во двор и исчезали в темноте. Они обобрали с убитых деньги, ценные вещи, оружие. И опять казалось мне, что они не люди, но огромные дикия кошки, принявшие вид человеческий лишь на время борьбы своей с человеком. Миг кровавого очарования прошел, и дикия кошки опять убегают в лес свой бесследными дикими кошками.