Александр Варго
Льдинка
Он наколол тонких лучинок, соорудил нечто вроде «шалашика» и достал зажигалку.
– Молитесь, женщины, – с серьезным видом сказал он и, крутанув колесико, поднес дрожащий огонек к «шалашику». Пламя сначала нехотя лизнуло сложенные щепки, постепенно разгораясь, и Тима торопливо подкинул пару крупных поленьев. Через несколько минут огонь весело потрескивал, с жадностью обгладывая свой древесный ужин.
При виде оживающей печки девушки заметно повеселели, во всяком случае, Яна перестала ежеминутно вздрагивать и прислушиваться к малейшим шорохам (очевидно, ее все еще не покидала надежда услышать звук снегоходов разыскивающих их).
– Вроде все, – отдуваясь, доложил Антон, вернувшись в комнату. – Дует совсем чуть-чуть, но уже намного лучше.
– А когда станет совсем тепло? – Яна осторожно уселась на табурет и посмотрела на свои ноги. – У меня все ботинки промокли.
Тима помог ей снять влажную обувь и подвинул табурет ближе к печке.
– Скоро согреемся, – сказал он.
Антон тем временем взял фонарь и повторно осмотрел жилище. На так называемой кухне он обнаружил крошечный встроенный шкафчик, ржавые петли которого были перехвачены медной проволокой. Не долго думая, он размотал ее и открыл дверцы. Посветив внутрь фонарем, он радостно присвистнул: все полки были уставлены всевозможной утварью; там была керосинка, две запечатанные бутылки (очевидно, с керосином), моток суровых ниток, несколько коробков спичек, пять или шесть свечей, перетянутые резинкой, пара банок консервов, большая связка сушеных грибов, банка с какой-то крупой, мешок с сухофруктами… Он выгреб все это наружу и снова присвистнул: в самом углу тускло блеснула огромная бутыль с классическим длинным горлышком. Антон приподнял ее – она была приятно тяжелой, внутри бултыхалась какая-то мутноватая жидкость. Горлышко плотно замотано серой тряпицей. Вытаскивая бутылку из недр шкафа, Антон уже не сомневался, что это самогон.
Когда он вернулся в комнату и вывалил все это добро на стол, у девчонок глаза полезли на лоб.
– Ты в своем уме, Антон? – наконец спросила Лана. – Знаешь, как это называется? Воровство, вот как!
– Ой, нашлась праведница, – отмахнулся тот с присущим ему хладнокровием, когда речь заходила о еде. Он разложил на столе консервы. – Интересно, они съедобны?
– Ты хоть срок хранения посмотри, – посоветовал Тима, раздувая пламя. Он боялся сглазить, но вроде печка работала исправно. Уже одной проблемой меньше.
Антон посветил фонарем на банку, приблизил ее к глазам почти вплотную, словно пытаясь разглядеть под железом ее содержимое. Удивленно прищелкнул языком.
– Или у меня уже глюки от всех наших приключений, или я стал плохо видеть. Тут написано: «Срок годности до 01.01.78».
Он взял другую банку, около минуты вертел ее в руках с озабоченностью опытного коллекционера, рассматривающего редкую монету, затем поднял глаза на ребят:
– Такая же хрень. Тут, по ходу, какой-то Плюшкин жил, всякий хлам собирал.
Тима ничего не ответил. Отрегулировав заслонку на печке, он помогал Яне снять размокшие ботинки. Носки девушки тоже были мокрые, и он потянулся к рюкзаку – как хорошо, что он догадался взять с собой запасные!
– Переодевай.
Яна благодарно улыбнулась и стала стягивать носки.
Лана, видя, что Антон полез в мешок с сухофруктами, недовольно сказала:
– Антон, это неприлично. А если вернется хозяин?
Антон засмеялся. Выудил из мешка сморщенную дольку яблока темно-коричневого цвета, с подозрением оглядел и понюхал. Затем откусил кусочек, пожевал.
– Дорогуша, проснись и пой. Ты что, не поняла, что этот дом пустует как минимум лет десять? А то и все двадцать?
– Странно, – задумчиво сказала Лана. – Мой дядя с лесниками тут все исходил, заброшенных сторожек не должно быть.
– Какая теперь разница, – беспечно отозвался Антон, откладывая сухофрукты в сторону – по крайней мере, с ними все в порядке. Теперь его взгляд упал на бутыль, скромно стоявшую в сторонке, и глаза его блеснули.
– Господа, кто желает отведать местного виски? – галантно произнес он, роясь в карманах в поисках перочинного ножа.
– Только не говори, что собираешься попробовать это пойло, – морща носик, проговорила Яна, но Антон невозмутимо ответил:
– А почему бы и нет? Это не консервы, в конце концов, тут и портиться нечему…
Он нашел нож и ловко срезал тряпочку, закрывавшую горлышко.
– Тима, скажи ему, – Лана перевела взгляд на Тимофея.
Тот пожал плечами:
– Что я, нянька ему? Хочет, пусть пьет. А что дом действительно заброшен, я тоже уверен, и никто сюда не придет.
Увидев, как вытянулись лица девушек, Тима поправился:
– Я имею в виду хозяев дома. А вот наши дорогие друзья вполне могут увидеть свет в окне и найдут нас.
Видя, что выражения лиц сокурсниц не очень-то изменились, он понял, что последняя фраза прозвучала несколько фальшиво.
Антон к тому времени уже окончательно освоился и почти не слушал разговора сокурсников. Открыв бутыль, он осторожно наклонился к горлышку и вдохнул.
– Класс, – похвалил он, оглядываясь.
– Что, кружку ищешь? – язвительно спросила Яна, но Антон не смутился. Он достал опустошенную фляжку Тимы и стал аккуратно переливать в нее самогон.
– Может, еще раз попробуем позвонить? – с надеждой спросила Яна. Она сидела прямо у печки, вытянув вперед ноги в теплых носках.
Лана достала телефон, взглянула на экран и молча покачала головой.
– Прямо как в этих ужастиках, – пробормотала Яна, не отрывая взгляда от выскакивающих искр. – Ни связи, ни снегоходов, ни еды, вообще ни фига…
– Как это ни фига? – «обиделся» Антон, делая жест рукой, мол, посмотри, сколько всего на столе, а ты нос воротишь. – Ешь, называется, не хочу. Икра красная, икра баклажанная заморская… Хочешь, грибков сварим? – предложил он, взбалтывая фляжку с перелитым самогоном.
– Нет уж, – сказала Лана с отвращением. – Они наверняка червивые.
– Еще лучше. Будет жульен с мясом.
– Антон, хватит, – не выдержала Яна.
– Ну и ладно, – не стал настаивать Антон.
Он сделал маленький глоток. Глаза его на мгновенье прикрылись, затем он картинно выдохнул.
– Полный отпад, Тимыч! В жизни такого не пробовал. Хочешь?
Тима с недоверием посмотрел на мутную бутыль, затем понюхал из горлышка.
– Не траванемся?
– Да ладно, не бзди.
После минутной борьбы с самим собой Тима все же взял у Антона фляжку и сделал несколько глотков. В горле моментально запершило, самогон был куда крепче обычной водки. Зато через мгновение по желудку разлилось приятное тепло, и на душе стало немного спокойней.
– Вроде нормально, – сказал он, вытирая губы.
Его взгляд упал на Яну – она все еще куталась в куртку, продолжая держать ноги у печки.
– Тебе, кстати, тоже это необходимо.
– Ну уж нет, – фыркнула девушка. – Может, они в эту бутылку мочились.
– Ага, и плевали, и сморкались, – подхватил Антон. Щеки его раскраснелись, и настроение заметно улучшилось. – Не грузи, Яна. Тимыч дело говорит, быстрее согреешься.
– Ладно, только чуть-чуть, – неожиданно согласилась Яна, и Тима протянул ей фляжку.
Пока она с подозрением принюхивалась, Тима произнес загробным голосом:
– А весной, когда сойдет снег, в заброшенной избушке обнаружат четыре трупа, и вскрытие покажет, что причиной смерти стал некачественный алкоголь…
Услышав это, Яна поперхнулась.
– Не четыре, а три, – возразила Лана, сочувственно наблюдая за подругой. – Я, например, эту дрянь пить не собираюсь.
– Ну как? – поинтересовался Антон у Яны. – По ногам текло, а в рот не попало?
– Горло жжет, – пожаловалась она. – А так – ничего, почти как виски. Только пахнет какими-то ягодами…
Тима подкинул еще дров и спросил у Антона:
– Тоха, там еще осталось что-нибудь полезное? Ну в шкафу?
– Ща посмотрю.
– Заодно погляди, есть ли на кровати одеяло почище.
Антон взял фонарь и вышел из комнаты. Быстро обследовал шкаф, но ничего ценного там уже не было, и он переключился на кровать. Среди двух проеденных молью одеял и ветхих тряпок, от которых сильно тянуло плесенью, был более-менее приличный плед. Антон встряхнул его и, решив, что им вполне можно укрыться, направился к выходу. Неожиданно его левая нога зацепилась за что-то, и он, споткнувшись, чуть не грохнулся на пол. Выругавшись, юноша посветил фонарем. Прямо перед ним на полу располагалась дверца, очевидно, ведущая в подвал. В качестве ручки служил согнутый буквой «Г» штырь, о который Антон и споткнулся.
Присмотревшись повнимательнее, Антон подумал, что эта дверца даже больше смахивает на крышку люка. Уж очень необычная у нее форма.
Он присел на корточки, ухватился за штырь, потянул на себя. Раздался противный скрип, как если бы по стеклу скребли гвоздем, и люк неохотно приоткрылся. Он был на удивление тяжелым, в два слоя толстых, потемневших от времени досок. Прикидывая, зачем хозяину понадобилось конструировать такой массивный вход в подвал, Антон с большим трудом откинул люк и посветил внутрь. На него влажно дохнуло пещерным смрадом – даже несмотря на мороз, запах был тяжелым и затхлым. Стали видны ступеньки, ведущие в погреб – темные, громадные, с полустертыми краями. Луч фонаря осветил какие-то ящики, коробки, сваленные в кучу доски. Секунду Антон колебался – не спуститься ли вниз? Может, там настоящие запасы еды, не то что эти напоминающие козьи какашки сухофрукты и пара несчастных банок просроченной тушенки. Однако, уже спустив ноги вниз, он передумал. Ну его на фиг, все же одному страшновато. А вдруг там мертвый хозяин? Поросший мхом скелет в лохмотьях одежды? Антона передернуло.
– Тимыч! – крикнул он.
– Что там еще? – недовольно поинтересовался Тима.
– Иди сюда!
Антон снова посветил вниз.
– Смотри, чего я нашел.
– Никогда погреба не видел? – спросил Тима, опускаясь рядом с Антоном на корточки. Он взглянул на темнеющие ступеньки и замолчал. Тиме почему-то вспомнились заброшенные штольни, о которых ходят нехорошие слухи. Он с сомнением поглядел на массивную дверцу. Антон перехватил его взгляд и истолковал его по-своему:
– Я, Тимыч, тоже не врублюсь – на фига они такую толстую дверь поставили.
Но Тима его не слушал, присев на корточки, он сантиметр за сантиметром осветил всю дверцу. Но Антон уже и сам увидел. Как он мог не заметить это в первый раз!
– Как ты думаешь, для чего это сделано? – спокойно спросил Тима.
– Понятия не имею, – растерянно ответил Антон.
С внутренней стороны дверцы, на которой болтались серые клочья паутины с трупиками мух, были прикреплены крепкие металлические петли, до которых еще не успела добраться ржавчина.
– Я не удивлюсь, если где-то внизу замок, который предназначен для этой дверки, – проговорил Тима, и Антон нервно хихикнул. На самом деле ему стало если не страшно, но уж, во всяком случае, не по себе.
Они посмотрели друг на друга.
– Полезем? – спросил Тима.
Антон облизал губы.
– Э-э… – протянул он и снова покосился вниз. – Че там делать? Только о хлам ноги перебьешь. Да и холодно там, – подытожил он, и прозвучало это полувопросом-полуутверждением. Тима чуть улыбнулся.
– Согласен.
Они закрыли дверцу и вернулись в комнату.
Лана принесла из кухни кружки и поставила в них по зажженной свече. Тима стал возиться с керосинкой.
– Жрать охота, – сказал Антон, доставая из мешка горсть сухофруктов. Некоторые из них были настолько твердыми, что хрустели на зубах, как сухари.
– Придется потерпеть, – сказал Тима. Он заполнил резервуар лампы керосином и урегулировал уровень. Через пару минут лампа зажглась, и в комнате стало совсем светло.
– Может, потом вниз слазим? – рассеянно спросил Антон. Он затруднялся объяснить причину, по которой не захотел спускаться в подвал, и подавлял в себе мысль, что просто-напросто испугался лезть в ту мрачную дыру, из которой тянуло могильным холодом, но сейчас, в уютной и светлой комнате, он совершенно успокоился, да и чувство голода постепенно вытесняло страх.
– Ну как, согрелась? – спросил Антон у Яны, которая не отрывала взгляда от печки, где сухо потрескивали дрова. Та вздрогнула, будто от сильного толчка в бок.
– А? Да-да, нормально. Я вот только все думаю… Найдут ли нас ребята? И что мы будем делать, если снегопад не утихнет?
– Ну на этот счет можешь не переживать, – успокоил ее Тима. – Он почти закончился, я смотрел в окно.
– Все равно. – Яна, казалось, была абсолютно уверена, что в этом мире все настроилось против их маленькой компании. – Нам завтра вылетать, а мы здесь…
– Послушай, прекрати, – резко сказал Антон, устав от нытья девушки. Не зная, чем себя занять, он потянулся к фляжке. – Все будет нормально, и завтра мы все улетим домой. И вообще, не думал я, что ты такая пессимистка. Ты же хотела уединения с природой? На, получай на блюдечке.
– Оптимист нашелся, – проворчала Яна.
– Да, я оптимист, – не стал отрицать Антон. – Я даже на кладбище вместо крестов плюсы вижу.
– Только от твоих крестов, или, как ты выразился, плюсов никакого толку, – подала голос до сих пор молчавшая Лана. – Если бы мы в первый раз свернули налево…
– Так, замяли, – быстро проговорил Тима, чувствуя, что назревает ссора.
Антон недовольно покосился на свою подругу и сделал еще один глоток из фляжки. Когда он стал завинчивать колпачок, Яна неожиданно протянула руку:
– Дай сюда.
Антон усмехнулся:
– Ага, понравилось? Только имей в виду, дорогуша, особо не налегай. Тем более это, как его… женский алкоголизм неизлечим, медициной доказано.
– Отвали, – огрызнулась Яна.
Некоторое время молодые люди сидели в молчании, лишь в печке вспыхивали и трещали поленья. Тима внутренне радовался, что запас дров достаточно велик – во всяком случае, его должно хватить на ночь, чтобы они не замерзли.
– Ну че заскучали? Рассказали бы что-нибудь, – сказал Антон.
Он сжевал почти все сухофрукты и теперь переводил взгляд с консервов на пакет с грибами, размышляя, какой из этих продуктов окажется наименее опасным для его желудка, над которым он и так уже без устали экспериментирует. Хорошо, если просто пронесет, от поноса еще никто не умирал, но может быть кое-что и похуже…
Тима, обратив внимание, с каким вожделением поглядывает Антон на банки, сказал:
– Я на твоем месте ограничился бы фруктами и самогоном.
Антон хотел что-то возразить, но промолчал. Мысли его снова вернулись к подвалу. Нет, не может быть, чтобы в нем стояли только дурацкие ящики! Антон истово верил, что в любом маломальском погребе (он это даже в детстве читал) обязательно хранится всякая всячина – картошка, банки с солеными огурцами, квашеная капуста, компоты, молоко… Впрочем, нет, учитывая год выпуска тушенки, молоко давно бы скисло, а картошка бы сгнила. Тем не менее при мысли о жареной картошке – горячей, с хрустящей корочкой, слегка присыпанной укропом, – у него рот моментально заполнился слюной, и Антон даже прикрыл глаза на мгновение: таким вкусным оказался образ, нарисованный его измученным голодом воображением.
Между тем фляжка была наполнена заново.
– Скучно с вами, – снова сказал Антон. – Тимыч, может, прогрузишь что-нибудь? Ты же любишь разные истории рассказывать.
– Какие истории? – немного оживилась Яна. Щеки ее стали алыми, как спелые яблоки, и Тима гадал, то ли это потому, что она наконец согрелась, то ли это следствие самогона.
– Разные, – уклонился от прямого ответа Тима, но Антон засмеялся:
– Ладно, не скромничай. Делать-то все равно нечего, так хоть послушаем байку какую-нибудь… ты же говорил, что всяких маньяков изучаешь?
– Маньяков? – переспросила Лана. – Еще чего не хватало, на ночь глядя слушать про маньяков. Да еще в этом доме…
Ночь давно уже наступила, родная, – хотел сказать Тима, но прикусил язык. Незачем, они и так напуганы дальше некуда.
– Ну, Тимыч, давай, че ты как целка ломаешься, – не отставал уже порядком захмелевший Антон. – А потом я… расскажу про одного людоеда, и сравним, чей прогон круче.
– Может, не стоит? – спросил Тима, хотя было заметно, что он задет предложением друга, как будто кто-то мог усомниться, чей рассказ окажется интересней.
Наконец он сдался:
– Ну и про кого бы ты хотел услышать? Чарльз Мэнсон? Андрей Чикатило? Джек Потрошитель?
По мере перечисления имен самых кровавых садистов в истории человечества лица девушек вытягивались. Антон же просто сделал нетерпеливый жест рукой:
– Не, все слышали, ты сам и рассказывал… Че-нибудь новое есть?
Тима ненадолго задумался.
– Вы что-нибудь слышали про Анатолия Нагиева? – спросил он после паузы.
Все замотали головами, а Антон, посмеиваясь, поинтересовался, не родственник ли это того самого Нагиева, который ведет передачу «Окна».
– Нет, не тот, – ответил Тима. Он уже оседлал своего любимого конька, и подобные уколы его не трогали. – Наверное, в полном смысле слова маньяком его назвать, конечно, можно, хотя ему и далеко до Чикатило… Тут другое интересно. Он охотился за Аллой Пугачевой. Да-да, Тоха, можешь не ухмыляться. И если бы не одна счастливая случайность, возможно, звезда нашей эстрады Алла Борисовна погасла бы, так толком и не разгоревшись.
Как ни парадоксально, но лица Яны и Ланы стали менее напряженными. Возможно, имя российской примадонны подействовало на них успокаивающе – ведь Пугачева априори не может никоим образом ассоциироваться с чем-то страшным и ужасным, не так ли?
– В семнадцать лет Нагиев сел за изнасилование, получил свои шесть лет и отправился трубить на зону в Коми АССР, – продолжал Тима ровным голосом. – Выбор фонотеки в радиорубке тогда был сами знаете какой, но была одна затертая до дыр кассета с Пугачевой. Ее крутили по нескольку раз в день. И так все шесть лет. После, когда его судили, он признался сыщикам, что во всем виноват голос Аллы Борисовны. И он поклялся ее убить.
И вот Нагиев на свободе. По крупицам он собирал любую информацию, которая касалась Пугачевой, потратив на это массу времени и сил. И однажды он выследил Аллу прямо возле ее собственного дома. Можно сказать, что Пугачиху спасла консьержка – Алла как раз возвращалась с очередного концерта и вошла в подъезд. За ней прошмыгнул и Нагиев. К этому времени открылись двери лифта, и консьержка, старенькая бабулька, тут же обратила внимание на Нагиева, спросив, к кому тот направляется. Тот развернулся, чтобы ответить, а лифт с Пугачихой уехал. Консьержка потом рассказывала, что зрачки у этого парня были как чертово колесо – крутились в разные стороны. Однако шанс был упущен, хотя он и был так близко к своей цели. Следующее преступление он совершил в поезде, по дороге в Харьков. Всего за одну поездку он изнасиловал и убил двух проводниц и двух пассажирок! Трупы скидывал прямо на ходу. А попался по глупости – сдал в ломбард кольцо одной из своих жертв.
Тима замолк, оглядев друзей. Девушки были спокойны, все-таки тепло и крыша над головой сделали свое дело; Антон изобразил рукой в воздухе нечто «не тяни резину, продолжай!».
– Следствие смогло доказать только эти преступления, хотя сыщики утверждали, что преступлений с подобным почерком было около сорока. В каждой из своих жертв Нагиев видел нашу несравненную Пугачеву. Его приговорили к расстрелу – все-таки 80-й год… Потом, при этапировании, он совершил побег, прыгнув в наручниках прямо под идущий состав, с помощью гвоздя освободился от наручников и исчез. Его искали около месяца и обнаружили совершенно случайно в глухой деревне вблизи Новочеркасска. Причем поймать его опять помог случай – прочесывая местность, менты спросили у жителей, не появлялся ли кто здесь посторонний. И один мужик вспомнил, что на опушке леса часто видел какого-то мужчину, а ночью там горел костер. Туда моментально направили кинологов с собаками и группу задержания. Нагиева взяли в стоге сена.
– И что потом? – спросил Антон.
– Как что? Его расстреляли, – сказал Тима снисходительно.
– Нет, про Чикатило ты лучше рассказывал, – решительно сказал Антон, которому, судя по всему, рассказ пришелся не совсем по вкусу.
Тима, решив, что «оригинальную» тему пора бы уже закрыть, делал ему знаки, но Антон не обращал на него внимания.
– Вот я сейчас расскажу… Недавно писали в «Мире криминала»… Один мужик сошел с ума и зарезал свою жену. Распилил ее пополам, из верхней части нажарил котлет, башку сунул в морозилку. А нижнюю часть положил в кровать и… ну, короче, две недели занимался с ней трахом. Вот так. А когда его посадили, на зоне ему дали кликуху Ням-Ням, – чуть ли не с гордостью закончил Антон, словно ему самому довелось мотать срок с этим Ням-Нямом.
– И на сегодня наша передача подошла к концу, – вмешался Тима, чувствуя, как снова, будто по команде, меняются лица девушек, словно пресловутый Ням-Ням сейчас вылезет из-под кровати.
– Что, страшно? – загробным голосом спросил Антон, и Лана натянуто улыбнулась:
– Нет, просто… вспомнила, как вчера мой дядя кое-что сказал мне.
– Что же? – улыбаясь, задал вопрос Антон, и Лана посмотрела на него в упор:
– Неделю назад один псих разрезал местного охотника бензопилой. На куски, как куриное филе.
– Ну и что дальше?
– Его поймала милиция, но ему удалось сбежать. И сейчас он в тайге, его до сих пор не нашли, – вздохнув, проговорила Лана.
Увидев, что улыбка сползла с лица Антона, она криво усмехнулась:
– Извините, если я подпортила вам настроение. Но я думаю, вы должны знать это.
– Да уж, – угрюмо сказал Антон и с тревогой посмотрел на дверь. Как ни странно, Яна не особенно отреагировала на слова подруги, не сводя глаз с печки.
– Он давно бы замерз за это время, – произнес Тима, с удивлением обнаружив, что фраза прозвучала так, будто бы он успокаивает самого себя, а не ребят. – Лучше расскажи про сияние.
– Какое еще сияние? – удивился Антон.
– Дядя говорит, что это место особенное, – сказала Лана. – И периодически, примерно раз в тридцать лет, здесь можно наблюдать настоящее северное сияние. Этот феномен сопровождается разными необъяснимыми вещами… Вот, например, этот странный дом.
– Ерунда, – презрительно отозвался Антон. – Дом как дом. А по поводу сияния я тебе так скажу. Оно бывает где? Правильно, на Северном полюсе или в Антарктиде какой-нибудь. А тут тайга.
Тима пожал плечами.
– А я верю своим глазам, – неожиданно сказал он. – И если увижу здесь что-то необычное, то поверю.
– Ты еще скажи, что поверишь в лешего и водяного.
– Покажи мне их. Если увижу – поверю, отчего нет? – возразил Тима.
– И чокнешься, – подхватил Антон, подложив еще немного дров.
– Нет, Тоха. Мне легче будет свыкнуться с мыслью, что это на самом деле. А чокнешься как раз ты – твой мозг будет не готов к такому стрессу.
Антон насупился и ничего не ответил.
Вскоре дом уже достаточно хорошо прогрелся, и молодежь сняла куртки. Окна тоже оттаивали, и на подоконниках постепенно образовались лужицы, в которых отражался свет керосинки и горящих свечей.
– Может, поспите немного? – сказал Тима, увидев, что девчонки начали клевать носом, особенно Лана. Та что-то сонно пробормотала, устраиваясь поудобнее.
Яна же продолжала стоически бороться со сном, глуповато таращась по сторонам. Самогон сделал свое дело, девушка была пьяна. Хотя, отметил про себя Тима, в этом есть и положительный момент – она заметно успокоилась и больше не затрагивала щекотливую тему их туманного будущего.
– Давай тоже ложись, – предложил Тима Антону.
– А ты?
– А я пока не хочу. Тем более надо кому-то за печкой смотреть.
Антон вздохнул и тоскливо посмотрел в уже окончательно очистившееся окно. Снегопад закончился, и в лесу воцарилась полная тишина.
– Как ты думаешь, они прекратили поиски? – вполголоса спросил он Тиму, так, чтобы не услышала Яна.
Тот лишь пожал плечами:
– В любом случае до рассвета мы здесь. А вот с утра придется попотеть – не факт, что наши тарантасы заведутся, так что, боюсь, все же придется выбираться на своих двоих.
– И жрать больше нечего, – мрачно заметил Антон, вытряхивая мешок из-под сухофруктов. Оттуда посыпалась пыль, на мгновение образовав облачко с кисловатым запахом.
– Ты еще не наелся? – усмехнувшись, спросил Тима.
– Наешься с вами, – пробурчал Антон. К слову, желудок у него тоже отчаянно бурчал, мол, ну как же так, еще вчера ему преподносили жареное мясо, а сегодня он должен довольствоваться какими-то объедками. И вообще, этот перманентный голод уже начинал его беспокоить, раньше такого не было. Может, у него завелся солитер, хе-хе… очень смешная шутка, учитывая, что сейчас он в одиночку умял почти целый мешок сушеных яблок и груш, черт-те сколько провалявшихся и неизвестно откуда собранных… Может, все-таки рискнуть и вскрыть тушенку? Прислушиваясь к унылой музыке внутри живота, он снова вспомнил о подвале.
– Слушай, Тимыч, давай все-таки вниз слетаем, может, чего интересного найдем.
– Ты что, надеешься найти там сало? Или баранью ногу?
– Нет… так, просто, – Антон покраснел, увидев, что Тима без труда угадал истинную причину его желания обследовать погреб. – Все равно просто так сидим, ага?
Тима бросил взгляд на посапывающих девушек. Какое-то время он раздумывал над словами друга – с одной стороны, лезть в холодный подвал было неохота, с другой стороны, делать и правда было нечего, и в конце концов, победило второе.
– Хорошо, – согласился он. – Только куртки захватим. Кто первый? Ладно, я полезу, – сказал покровительственно Тима, видя, что Антон тушуется.
Ребята взяли также фонарь, кружку со свечой и направились в комнату, где час назад споткнулся Антон.
– Антон! – вдруг позвала его Лана, и тот недовольно обернулся:
– Чего еще? Спи давай!
– Я хочу в туалет.
Юноша изобразил удивление на лице.
– А я здесь при чем?
– Ни фига себе, «при чем», – хмуро проговорила Лана. – В доме же нет туалета?
– Конечно, есть, ты просто не заметила его, здесь ведь столько комнат… На втором этаже, рядом с джакузи. Лана, не придуривайся. Какой может быть сортир в этой конуре? Тут как в анекдоте про чукчу – санузел в тундре совместный. А тундра на улице.
– Проводи меня, – попросила девушка, совсем растерявшись. Очевидно, она представила себе, как будет справлять естественные надобности в этом мрачном лесу, тем более ночью.
Антон с огромной неохотой поднялся с места.
– Пошли, только быстрее. Тимыч, подожди меня.
Они вышли, и в доме наступила полнейшая тишина. Но почему-то эта тишина не успокаивала, она давила, это было равносильно нахождению под водой на огромной глубине, когда в висках стучит от перенапряжения, а глаза вылезают из орбит, и ты понимаешь, что еще немного – и твоя черепная коробка сплющится, как фольга.
Тима присел над дверцей и потянул ее на себя. Тщетно. Он засопел, поудобнее ухватился за штырь и что было силы дернул. Никакого результата, дверцу словно намертво приколотили гвоздями. Он предпринял еще одну попытку, чуть не ободрав пальцы об штырь, и вдруг услышал, как внизу что-то звякнуло. Тима медленно поднялся на ноги, не отрывая глаз от погреба. Сомнений не было – дверца была заперта. На замок.
Он осторожно наступил на дверцу, и под его весом скрипнула доска. Неожиданно снизу послышался долгий вздох. Тима почувствовал, как затылок обдало жаром, словно кипятком плеснули. Фонарь прыгал в его дрожащей руке как живой, рисуя на стенах желтые зигзаги. Набрав побольше воздуха в легкие, он немного наклонился и хрипло крикнул:
– Есть тут кто-нибудь?
Конечно, есть, идиот, – мелькнула у него мысль. – Кто-то ведь заперся изнутри.
Он прислушивался, затаив дыхание. Ничего, все тихо, только бешеный стук собственного сердца. Затем выпустил воздух сквозь сжатые зубы и бесшумно сошел с люка. Тима лихорадочно думал. Что это, галлюцинации? Ведь час назад они открывали дверцу в подвал, и там никого не было!
Но вы же не спускались вниз, – резонно возразил ему внутренний голос, и Тима не мог с этим не согласиться. Вдруг он услышал звук, от которого у него зашевелились волосы. Бряцанье. Похоже, тот, кто там закрылся изнутри, передумал сидеть в одиночестве и решил поближе познакомиться с непрошеными гостями. По спине побежал горячий ручеек пота. Металлическое бряцанье прекратилось, и теперь крышка подвала начала медленно приоткрываться. Тима торопливо встал на нее, про себя жалея, что весит не так много, как сейчас того требовали обстоятельства.
Под ногами мягко спружинило, и крышка неохотно опустилась на место. Внизу кто-то дышал, тяжело и с надрывом. Затем дверцу толкнули – несильно, словно проверяя Тимины возможности.
Антон с Ланой вышли из дома, закрыв за собой дверь.
– Ну давай, что ли, – грубовато сказал Антон, с нетерпением переминаясь с ноги на ногу.
– Как, прямо так, в сугроб? – растерянно спросила Лана, оглядываясь.
– Лана, не парь мне мозги, – разозлился Антон. – Что ты предлагаешь? Чтобы я тебя на руки взял?!
Лана фыркнула, и ее взгляд упал на растущую неподалеку елочку. Переваливаясь по-утиному, она направилась к ней.
– Давай быстрее, – крикнул ей вдогонку Антон, согревая руки дыханием. Что за геморрой с этими девчонками! Туалет ей, видишь ли, подавайте. Еще бы джакузи заказала и шампанское в ведерке со льдом… Нет, все-таки мужиком быть куда удобнее. Не надо постоянно мазать кремами морду, менять трусы дважды в день, критические дни опять же, и так далее.
Он посмотрел вверх и замер, непроизвольно пригнувшись. Небо, угольно-черное, висело прямо над ним в двух-трех метрах, огромное, как безбрежный океан, и густое, как застывающий сироп. Казалось, протяни руку, и можно ухватиться за знакомый «ковш» Медведицы, звезды алмазами сверкали и переливались, словно подсвечиваясь удивительными софитами. Но не это изумило юношу. Сквозь бархатистую черноту таежного неба постепенно просвечивался четкий контур радуги! Да-да, самая настоящая радуга, только цвета на ней были неестественно яркими, даже ярче, чем обычно, будто ее разрисовывали гуашью. Антону показалось, что у него начались галлюцинации. Пока он гадал, чем вызвано это видение, – самогоном или еще чем, радуга неожиданно взорвалась, словно залп конфетти из хлопушки, разлетевшись на мельчайшие переливающиеся молекулы.
– Антон, что там происходит? – раздался взволнованный голос Ланы.
Антон зажмурился, ожидая, что сейчас разверзнется небо и оттуда вылетит огненная молния, поразив его за все совершенные грехи. Когда он все же отважился приоткрыть глаза, калейдоскоп фантастических красок медленно расплывался по начинающему светлеть небу, мерцая и вспыхивая разноцветными огнями. Зрелище было завораживающим и страшноватым одновременно.
«Это конец света. Армагеддон, едрить меня за ногу», – промелькнула у Антона мысль, и он подумал, что неплохо бы присоединиться к Лане, иначе его кишечник сам отреагирует на увиденное.
И только сейчас он услышал истошный вопль, показавшийся ему знакомым. Он вздрогнул, стряхивая с себя оцепенение. Тима! Это его голос!
– Тоха, сюда!!! – орал его друг.
Антон бросился в дом. Он слышал позади испуганное «подожди!» Ланы, но не обратил на девушку внимание – в доме явно что-то происходило. Он влетел в дом, в темноте чуть не набив шишку, и со страхом заглянул в комнату. Тима стоял на люке, немного согнув колени и вытянув вперед шею, что придавало ему несколько комичный вид. Только вот исказившееся в животном ужасе лицо говорило, что ничего забавного в происходящем нет и быть не может. Но Антон уже и сам видел – фигура его друга медленно приподнималась и опускалась… приподнималась и опускалась, словно Тима качался на волнах. Его рот дергался, как будто кто-то невидимый растягивал уголки губ, в Тиме явно боролись два противоречивых желания – продолжать удерживать дверь или броситься наутек. Дверь под ступнями снова завибрировала, и охваченный паникой Тима понял, что он приподнимается вместе с крышкой.
