Александр Вер
Падение: Новый Хранитель
Лучше думать, вон о них… Тех мрачных людях… Что шли к заводским и фабричным воротам. Защищать их от заразы сепаратистской пропаганды. Защищать их! Чтобы не пришли к ним из Министерства Порядка и не лишили их семьи кормильцев. Чтобы не ломали им руки, ноги и не рвали рты крюками.
Промышленная зона постепенно сходила на нет. Заводы превратились в склады, а фабрики в подкошенные ангары. Трубы торчали всё реже, а почва обнажалась всё больше, превращаясь в грязную кашу, изрытую шинами, и утыканную бетонными обломками. В то время, когда здания редели и делались ниже, из-за горизонта прорастала Свалка – стена мусора высотой метров сто, наваленная городскими властями, чтобы оградить благополучный промышленный сектор от пришельцев с той стороны.
Транспортный акведук стал отдаляться от грунта. Вагон, намереваясь перескочить через стометровую гору мусора, пошёл вверх. От ускорения ноги Наты вдавило в пол. Внизу замельтешили обломки, железки, бочки, арматура и через секунду горизонт очистился от ржавых краёв и встал далёкими видами на бескрайнее поле из контейнеров. Мятые, с пожухлой выгоревшей краской железные блоки, поодиночке, или наваленные друг на друга стояли ровно, или валялись на боку, создавая безумную мешанину из выцветшего ржавого железа. По ней и между перемещались тени. Оборванные, грязные худые тени с руками и ногами. Они не обращали внимания на акведук с вагоном и, снуя между вонючих луж, таскали из мешанины Свалки непонятные куски, которые могли найти. Ходили по улочкам между контейнерами и ползали на карачках вокруг маленьких грядок. Те, кто возделывали грядки, тонкими руками бережно пололи или вынимали из коричневого отравленного грунта плоды своего труда.
Похоже, были и те, кто оптимизма здесь не терял, потому что почти все стены контейнеров-домов были исписаны в основном белой краской, надписями неприличного содержания и неумелыми рисунками. Среди них значительно преобладали черепа и кисти рук, скованные цепями.
Район Склады тянулся долго, вагон же на этом промежутке, не делая остановок, ускорился. Стараясь как можно стремительней миновать пугающее место, он набрал около двухсот километров в час и плавно полетел на стометровой высоте над полем безнадёжной нищеты. И всё же, нескоро удалось покинуть Склады. Небоскрёбы Тетры скрылись за горизонтом. Промышленные кварталы растворились в дымке. А мрачное поле из ржавых контейнеров с полуживыми людьми, шло и шло до горизонта, на десятки километров, не имея ни начала, ни конца.
Всё это время внутрь, неровными приливами, то усиляясь, то утихая, проникала тошнотворная вонь, близкая к смеси чего-то масляно-мазутного с животным потом. Девицы с каждым приливом обмахивали лица, будто это их спасало. Мужчины выглядели чуть более стойкими, просто морщились и кашляли. Нате вонь тоже досаждала, но не грозила лёгочными заболеваниями, поэтому приходилось просто терпеть.
Когда через полчаса акведук закончился и вагон, миновав следующую насыпь Свалки, въехал в благополучный сектор загородных коттеджей, по вагону разнёсся вздох облегчения. Но вскоре пассажиры вновь напряглись. На очередной остановке вошёл парень с видом бедняка. Его куртка имела прорехи, а штаны выглядели затёртыми.
”Студент”, – поняла Ната, завидев в руке дешёвый докер с логотипом учебного заведения. Парень смущался и выглядел, как не в своей тарелке. Он напомнил Нате тех молодых людей, которые пытались выучиться на последние гроши своей семьи, чтобы выбиться в люди. Худой, черноволосый и скуластый он бегал глазами по пассажирам, словно просил у них прощения, за то, что потревожил столь уважаемых людей. Трое мужчин ближе всего сидевшие к выходу неприятно отстранились, а девахи переглянулись с издёвкой.
Дверь не закрылась в ожидании оплаты. Парень развернулся, достал из кармана пластиковые жетоны и тем самым невольно подтвердил свой статус. Для платежа на Топале жетонами пользовалась в основном беднота. Парень бросил чёрные кругляши в отсек машинки, но, похоже, одного не хватило, и он стал нервничать. Похлопав по карманам, парень с досадой выдохнул и понял, что створки не захлопнутся и вагон не тронется с места, из-за него.
Девицы злобно шикнули, на их сигнал ответил один из мужчин. Он мигом встал и навис со строгим видом над головой юноши. В ответ бедняга сгорбился и покраснел. Он не смел обернуться, и, похоже, собирался подчиниться и шагнуть наружу.
От его жалкого вида Ната ощутила странную тесноту в груди, где ничто не могло у неё теснить. У горла стал непривычный ком. И голова поплыла куда-то, где из-за стекла торчали холодные лица и киберсобачка на руках у ледяной женщины. Колёса автобуса поплыли от неё вдаль… туда, куда Ната тихо наклонилась и… приложила кредитный обруч.
Ната сама не поняла, что слышит писк машинки оплаты. Двери схлопнулись перед носом испуганного парня и вагон стал набирать разбег. Молодой человек схватился за поручень, и ошарашенно посмотрел на неё. Нависший мужчина, удивлённо покосился. Ната встретила его взгляд, грозно, исподлобья, готовая защитить беспомощного студента, если что. Остальные выглядели такими же недовольными, и ей пришлось обвести взором весь вагон, только тогда мужчины сделали вид, что ничего не произошло, а тот, кто стоял, немного подумав, молча сел на место. Лица девиц при этом перекосило так, будто они снова учуяли вонь Складов.
Унижение парня возмутило настолько, что захотелось подойти, нависнуть над головами и закричать в тупые лбы: “Эй! Успокойтесь! Этот парень изо всех сил старается! Что с вами?”
Ната, посчитав, что уже и так одержала свою маленькую победу, отвернулась к окну и сердито уставилась в одну точку. Парень выглядел, как разнесчастный, которого только, что спасли от бандитов. Через минуту он смог побороть смущение и поблагодарил её, назвав имя, и протянул руку:
– Неважно, – отмахнулась она. Эта мелочь для неё ничего не значила:
– Я учусь пока что…
Ната не сдвинулась и слабо улыбнулась:
– Я нигде не училась. И знакомиться мы не будем, прости, – она с сожалением покачала головой и добавила, не желая обидеть паренька. – Мне нельзя.
После чего убедилась, что он не оскорбился, и отвернулась окончательно. Не стоило с её работой болтать лишнего. Помогла и того довольно.
Наконец, показалась, радующая глаз, зелень. Вагон прибыл в загородный сектор обеспеченных граждан, где жил Альб. Ната, не оборачиваясь, гордо подняв подбородок, вышла на перрон, откуда зашагала в тени, аккуратно подстриженных деревьев.
**
К дому начальника вела тихая пешеходная дорожка, вдоль неширокой проезжей части, где Ната ступала по тротуарным теням стволов деревьев, слышала крики играющих на лужайках перед коттеджами детей и беззаботный щебет пернатых. Улочка, где жил Альб, терялась вдали, но зрительно делилась на “до” и “после” внушительным выступом темнеющего впереди забора. Серая кладка из скруглённых блоков сливалась, в непроглядный, почти чёрный куб, выше соседних крыш. Фасад забора тянулся вдоль улицы на десятки метров, края вершин уродовали переплетённые мотки колючей проволоки и камеры наблюдения. Они сопроводили своими любопытными вороньими глазками и замерли, когда Ната замедлила шаг у железных клёпаных ворот, рассчитанных на удар броневика.
Броневиком среднего типа их испытывали лет десять назад, по просьбе самого хозяина. Машину, списанную в утиль, при этом сложило в гармошку, но на створках столкновение оставило лишь лёгкий след. Ната нажала кнопку домофона и, слушая трель, разглядывала давнишнюю вмятину на уровне пояса. Со стороны калитки она до сих пор выделялась широким переливчатым пятном.
Калитка распахнулась, показался высокий хозяин в белой наглаженной рубашке и брюках. Альб, не здороваясь, дёрнул крупной короткостриженной головой с маленькими ушами, приглашая войти. Ната робко шагнула и дождалась, пока он звякнет старомодной задвижкой у неё за спиной. Он обогнул её, и Ната последовала по тропинке, ведущей к дому.
Её сковывала неловкость. Альб молчал. Высокий, задумчивый и мрачный он шагал, сомкнув руки за спиной в своей любимой позе, по-армейски, и широкими плечами загораживал обзор. Ната решила заговорить первой. Негодование, накипевшее после случая в вагоне, пересилило страх и она не удержалась:
– Альб. Почему люди себя ведут так, будто им совершенно плевать друг на друга? – вопрос прозвучал ему в огромную спину.
Альб остановился, повернул квадратную голову с горбатым носом и удивлённо прошёлся взглядом карих глаз-пуговок сверху вниз. Макушка Наты едва ли доставала ему до шеи:
– Вас кто-то обидел?
Она не хотела жаловаться, как её бросили на произвол, рассказывать об автобусе, как ругалась в Центре с одурманенными сотрудниками. Но после случая со студентом людское бездушие её добило. Полагаясь на мнение мудрого начальника, она пожала плечами:
– Вам ведь не пятнадцать лет, Ната. Восемьдесят? Так? Вы старше меня и должны понимать… Мир странен и порой жесток. Особенно к таким миниатюрным девушкам, какой кажетесь другим – вы. Вас, ведь не отличить, – он обвёл её жестом. – Технологии так далеко зашли… Надеюсь, вы не натворили в ответ ничего такого, чего нельзя исправить? – он прищурился. – Вам запрещено вне операций демонстрировать всю мощь, на которую вы способны.
Возможность переломить человека пополам никогда её не радовала. Это всего лишь работа. Она помотала головой:
– Наверное, я чего-то не понимаю.
Альб поджал губы сочувственно:
– Или этот мир не для вас, – он продолжил более серьёзно. – В целом- это очень сложный вопрос. Но, нас с вами ожидает непростой разговор. Давайте сосредоточимся на нём.
Альб развернулся как заправский солдат и, не меняя положения заложенных рук, зашагал дальше. Вместе с ним Ната ступала по хрустким камням щебневой тропинки и отвлекалась от безрадостных мыслей, видом тихого места перед его домом. Лужайка прорастала идеально ровной травой с карликовыми деревьями вокруг небольшого пруда. Любовь Альба к геометрически правильному пространству на этом не кончалась. За порогом, в прихожей, как на картинке журнала, где торговали недвижимостью любого гостя ждали, чёрный лакированный гардероб с костюмами без складок, посередине бар с хромированной стойкой, где висели натёртые до блеска бокалы. Ворс ковра на полу, выглаженный Уборщиком в одну сторону, давно служил предметом шуток в отделе. Сотрудника с ровной причёской приветствовали, – “что это она у тебя как ковёр?” Чей ковёр при этом умалчивали. Догадывался ли сам Альб об истоках шутки, браться проверять никто не рисковал. В правом углу прихожей на двух кожаных креслах зеленели ровные накидки без единой складки.
Ната, гордая привычным порядком у начальника, посмотрела между кресел на столик с шахматной доской. С её прошлого визита белая ладья ушла от края к центру; конь сместился, уходя из-под удара ферзя, и приблизился к королю. Эту мирную войну с неведомым противником Альб вёл много лет, сколько Ната его знала. Менялась только расстановка сил в битве с незнакомцем. Около королевы бросали тени два предмета. Ната всмотрелась и не сразу поняла, что по разные стороны доски стоят грязные чашки с остывшим тёмным напитком, похожим на чай.
Картина беспорядка показалась настолько невероятной, что вызвала желание подойти и убрать, исправить случайное недоразумение. Ната не успела двинуться и замерла. В одной чашке плавал незнакомый белый цветок с жёлтой сердцевиной, а по ободу шла неровная алая линия помады. В этом доме Ната никогда не видела женщину и прищурилась от неожиданного прилива ревности. Злое чувство тут же убило всё желание помочь:
– Так и будете стоять? – спросил Альб.
Ната, чувствуя себя штрафником, позабыла о помаде и ощутила тяжесть. Альб пристально смотрел так, что мир её замирал. Мир у каждого свой, но даже министр обороны – Пети не решался спорить со своим же заместителем. Альба боялись в министерстве. Этот огромный, почти двухметровый человек, внушал непрекословный страх одним своим взглядом полным величия и совсем не походил на самовлюблённого самодура, каких Ната повидала в избытке. Несмотря на свой авторитет, Альб единственный на её памяти кто не срывался на подчинённых и ровно относился ко всем без исключения. Он даже позволял себе остановиться в коридоре и неожиданно расспросить самого рядового сотрудника о семье и здоровье. У Наты узнавал о её проблемах, но таковые не случались, а по мелочам она его не тревожила.
Альб ждал и хмурился в дверном проёме:
– С вами всё в порядке? – вечно сухим низким голосом добавил он. – Вы какая-то странная сегодня.
Ната сорвала оцепенение:
– Вы меня искали?
Он заявил:
– Нет. Искали Бретту Канн. С вами-то всё в порядке.
Похоже, он судил по отчёту, высланному с утра. В докере Ната набросала с полсотни строк, где соврала о встрече с Парутом. Написала, что отыскала мастерскую. И если бы не клятвенная просьба Создателя не раскрывать его, в жизни бы не пошла на эту, первую в своей карьере, вынужденную маленькую ложь:
– Всё плохо? – спросила она. – Я хочу вернуть Бети.
Альб мягко хлопнул огромной ладонью по косяку двери:
– Дело у нас забрали. Вы – отстранены. Но премии вас не лишают.
Нату накрыло негодование: – пускай подавятся своей премией, только вернут дело Бети!
– Мне всё равно на эти рапорты и документы! Альб! Её мамаше дела нет до дочери. Она вечно в разъездах. Кто, кроме меня, этим займётся? Подумайте только! Девочка в лапах боевых андроидов. Ими кто-то управлял. Я могу их узнать! Найти место, где держат Бети.
– Не нам с вами рассуждать о маме Бретты, – с неожиданной обидой сказал он. – Бретту теперь ищет Министерство Порядка. Это, ведь, их дело, – он сменил тон на убаюкивающий, – Обследовано место нападения. Подключили всех, кого могли. Весь Топал на ушах. Не переживайте. Пошли, расскажу.
Он развернулся и вошёл в кабинет, направляясь к рабочему креслу в конце. Ната переступила порог, следуя в его святая святых. Кабинет служил Альбу музеем его славы. Крошечный, не то что в министерстве, он был завешан вдоль стен грамотами, фотографиями Альба с министрами и чинами из всяческих ведомств. Почти всех их Ната видела только по новостям. Вокруг окон белели и краснели позолоченные листки наград в спортивных состязаниях, медали, благодарности от всех союзных правительств, боевые награды. Но Альб, будто, не замечал ничего. Он спокойно прошёл к вращающемуся креслу во главе тяжёлого дубового стола, минуя девятнадцать кубков “За лучший отдел” и сел, схватив докер.
Ната утонула следом в мягкой обивке углового дивана в ближнем к двери углу. На этом привычном месте она слушала начальника каждый свой визит:
– Я хочу участвовать в команде поисков Бретты. Вы можете меня туда определить? Выписать направление.
Альб изумился:
– Извините, но на это не будет времени. Нам подкинули целую пачку пропагандистов разных мастей. И разбираться с ними будете вы, Ната! – он ткнул пальцем в неё. – Теперь вы работаете в паре. И в напарники вы идёте к Буну. Он за старшего.
Ей давали мелких хулиганов, которых мог изловить любой мало-мальский оперативник. Ещё и вторым номером:
– И как вы сами на это смотрите? – буркнула она, считая это за унижение:
Альб потряс докером, на котором белым на чёрном зиял её отчёт:
– А как ВЫ смотрите на то, что в пригороде, где вы произвели ремонт, не принимают кредитный обруч? По понятной нам причине.
Причуды кригеров насчёт привычной системы оплаты Ната не учла и со стыдом запнулась:
– Я… обналичила в магазине. Там приняли. Забыла указать.
Она судорожно забегала глазами, не способная унять стыд:
– Ну… Ну…
Он отвернулся в сторону окна и продолжил чтение. Нату вжало в обивку. Впервые за службу, она солгала Альбу и непременно покрылась бы пятнами, если бы позволил синтетный корпус. Ей до чертиков не хотелось утратить доверие. Ведь если потребуется истина, то достаточно взять записи с её глаз. Альб с прищуром смотрел на экран и украдкой бросал мимолётные взгляды.
Ната воспользовалась передышкой и посмотрела на ряд премьер-министров Союза, пожимающих руку её начальнику. Ничто так не возвращало в равновесие, как напоминание самой себе об их славе, гремевшей в министерстве. По правде, это было её любимым занятием.
И каждый раз она возвращалась к обожаемой огромной картине из тёмного прошлого Альба. Справа от него почти четверть стены занимал звездолёт, изящной конструкции – “утка”, на лётном поле у подножия белоснежных гор. Давным-давно, Альб служил капитаном во флоте и, ступив окончательно на Топал, зарылся в канцелярских делах после катастрофы со своей “Молнией”. В том, что на рисунке именно она – мало кто сомневался. Дело о крушении скрывалось за секретными печатями и больше порастало слухами, чем достоверными фактами. Любой чиновник Союза, говоря о “Молнии”, переходил на шёпот. Отчего, Ната слышала лишь обрывки о том, что звездолёт погиб вместе с экипажем, информацию укрыли в папку – “Абсолютно секретно”, а Альб, его капитан и, единственный выживший, сменил своё настоящее имя и отныне его знали таким.
У списанных домой космонавтов случался знакомый синдром – после многолетних полётов в тесных каютах они с трудом привыкали к большим пространствам. Его крошечный по современным меркам дом полностью подтверждал подозрения. Дом состоял из небольших уютных комнат. Низкий потолок давил сверху на стены кабинета, и без того казавшегося ещё меньше, за счёт пестреющих грамот. Когда Альб выстроил по своему желанию это жилище, то стал предметом для осторожных пересудов на этот счёт.
Но в целом говорили о нём редко и старались держать мнение при себе. Непонятно отчего, но этого спокойного и невозмутимого человека боялись настолько, что Ната считала себя почти неприкосновенной и лучшей в министерстве, за его спиной. Лишь одно не давало ей задрать нос и омрачало. Тот факт, за что она возненавидела начальника в первые годы знакомства.
Под рисунком “Молнии” висели шесть фотографий. Чёрные рамки с траурными наискосок лентами держали шесть молодых, и не очень, с улыбкой и без, лица погибших членов экипажа. Три мужчины и три женщины. Но Ната сперва смотрела только на неё – самую первую в ряду. Ту, молодую женщину, которую все считали погибшей женой Альба. Ошибиться здесь вряд ли можно было, если видеть ту тоску, с которой он смотрел на портрет. И рамка выделялась своими большими размерами. С этой фотографии на Нату смотрели серые глубокие глаза Наты, под тёмными почти чёрными волосами, обрамляющими её же собственное лицо.
Ненависть Ната носила долго. Два года злилась, считая Альба подонком. Отказывалась приходить сюда и видеть своего двойника. Пока бывший секретарь министра не рассказал, о том что это просто была выходка командования и Альб тут совсем ни при чём. Тогдашнему министру Ормузу взбрело в голову, не посоветовавшись, при гарантийной смене корпуса одного из синтетов создать точную копию погибшей женщины – супруги Альба и направить в отдел. Это случилось двадцать лет назад.
В тот злополучный день Ната, после Синхронизации, ни о чём не подозревая, направилась к новому начальнику для знакомства и посетила впервые этот дом. Она повторяла в уме своё новое агентурное имя, чтобы запомнить, села и застыла, как вкопанная на этом самом диване. Сразу не поняла и отказывалась поверить, что она чья-то копия. Хотелось вскочить, устроить скандал, потребовать объяснений, но, верно, блокиратор в мозгу спас. А когда прочла подпись внизу “Коммандор: Наташа Вин”, сжала подлокотники до хруста. Окаменевшая она напряжённо пыталась понять, как жить дальше после такого оскорбления.
Альб тогда вертел растерянным лицом по сторонам. Разговор не клеился. После приветствия от него прозвучало два стандартных: “будьте на связи”, “получите обмундирование”, после чего они поспешно разошлись, не глядя друг на друга. Альб закатил громкий скандал в кабинете Ормуза, где секретарь стал случайным свидетелем, но долго молчал об этом. А когда проболтался, то хоть на чуть-чуть, но успокоил её подозрения и невыносимые переживания.
Давно утихшая ненависть к Наташе, как и обида, за два десятилетия сменились жалостью к этой бедняжке с лицом наивного подростка. Незнакомой, но схожей как две капли воды. Умереть такой молодой она не заслуживала и светилась доброй полуулыбкой. Иногда Альб смотрел на портрет, будто искал совета. Под её взглядом он так и не женился, и не завёл подругу. Поэтому чашка со следом от помады так смутила. А может это и не любовница вовсе. Разве с любовницами играют в шахматы?
Ната отбросила мысли о помаде, о ненужных глупостях. За все годы Альб не обращал внимания на копию жены, никогда не проявлял нездоровой озабоченности. Собственно, он делал вид, что ничего не замечает. Ната благодарила его внутри себя за то, что он не искал замены пошлым способом.
Какие шуточки наверняка отпускали грубые вояки на счёт “коммандора – Наты”; она даже думать не желала. И чего министр добивался своей выходкой, оставалось для неё загадкой. Лучшего ли взаимодействия, или чего-то иного? В любом случае Ната иного не желала. И уж точно – не с начальником!
Удовольствие от мужчины Ната отказывалась получать. Все шестьдесят лет у неё никого, кроме мужа не было. Полная имитация органов с безумно совершенными рецепторами могла дать ей наслаждения, как некоторым из знакомых. Они не брезговали работой в интим-услугах и рассказывали всякое. С брезгливостью Ната сторонилась подобного. И мысли не допускала окунуться в это без чувств.
Она не встретила такого, кому можно довериться; с кем можно поделить уют быта, несмотря на вполне возможное семейное благополучие. Ведь жили же другие. Было много случаев, когда такие же, как она находили себе пару. Обитали вместе, или с обычными людьми. Нате никто не повстречался. Но и она не старалась искать, считая свою жестокую работу помехой.
Ночные размышления принесли догадку, причин одиночества – блокиратор. Ограничитель чувств отвечал на многие вопросы, прежде не задаваемые. Вопросы беспощадно терзали её ночью. Мучили ответы о неполноценности, о неспособности вжиться, привязаться к кому-то по-настоящему. И всё из-за программы. Оттого муж её и бросил. Не стерпел и полгода чудовищных перемен в ней.
Сломал ли ограничитель её судьбу, или нет, Ната ещё не решила. Всё же шестьдесят лет как-никак прошло. Муж бывший уже забылся и, встреть его на улице, Ната и не узнала бы. Состарился, наверное, и сморщился. Мать умерла тридцать лет назад, отец ещё раньше.
В этом огромном, полном людей мире, Ната выживала одна. С одиноким, пускай и несуществующим сердцем, она не считала свои десятки лет. Теряясь в них, не замечала времени. Пока не встретила Создателя. С недавних пор Парут занимал её мысли; с почтением, почти любовью, как к отцу, или старшему брату, как к нечто очень важному в жизни. Может быть, именно поэтому он подарил пантеру, понимая насколько ей одиноко жить с блокиратором? При мысли о Создателе стало тепло на душе. Хотелось его навестить, ведь она могла чем-то помочь старику. Навести хотя бы порядок в его балагане…
Ната сквозь пелену воспоминаний заметила пытливый взор начальника. Альб, исподлобья разглядывал её:
– Я не испортила вам повышение?
– Зачем мне повышение? – отрешённо сказал он. – Я и так генерал-полковник и контр-адмирал. Мне всё равно, – он посмотрел пристальнее. – Я не пойму, зачем вы мне врёте?
Ната опустила глаза:
– Это не моя тайна. Не могу сказать. Это – личное… И это не касается ни политики, ни нашего отдела.
Он довольно прокашлялся и откинулся на спинку:
– Что же, пускай в отчёте останется так. Хоть признались. Ладно… Что касается политики, – он отодвинул докер и скрестил пальцы. – Похищена дочь Дипломата Высшего Звена, которую вы охраняли. Вас никто не винит. Наоборот, наш, до этого непоколебимый, Артур Гордей сам признаёт, что не следил за шоссе в тот день.
Артур Гордей – министр Порядка, который чудовищно важничал из себя, один из немногих, кто решался спорить с Альбом. Казалось, они вечно на ножах. Альб заключил:
– И это хорошо! Плохо другое. Остальные спецслужбы Союза… – Альб перечислил ведомства и имена коллег-конкурентов с других планет. – … Не только перемывают нам косточки в своих кабинетах, но и почуяли нашу слабость. А сила Славного Правительства Топала не может быть поставлена под сомнение! Вы меня понимаете?
Ната охотно кивнула. Он продолжил:
– А заодно не может вызвать в их зарвавшихся головах то, что мы с вами плохо работаем, Ната. Они бросились поддержать группы радикалов у нас. Те уже осмелели и подняли головы. Сюда потекли реки денег им в поддержку. А пока они потеряли бдительность, мы с вами быстренько их перебьём! Таково приказание командования! Вам ясно?
– Звучит хорошо… – промямлила она:
– Не хорошо. А замечательно звучит! Премьер-министр просил меня сделать это максимально эффективно и оперативно. Так мы обратим нашу неудачу нам же на пользу.
“Альба просил премьер-министр Топала? Может, тогда пускай сам и ловит? Альб гораздо более уважаем, чем этот недолгий выскочка!”
Ната на секунду даже позабыла имя нынешнего главы Славного Правительства. Их избирали каждые три года. Лица Глав настолько часто сменялись на экранах и в портретах над креслами, что Ната устала их считать. Примерно раз в год очередная физиономия со стены приезжала к ним в министерство. И очень подолгу разговаривала, уединившись, с Альбом, вынуждая министра обороны ждать, как послушного щенка. Ната быстро пресекла свои своевольные мысли:
– А как же Бети? Может мне всё же лучше с отрядами Артура её поискать?
Альб выпрямился:
– Да, что вы заладили? Вы слышите, о чём я говорю?
– Я слышу… Но…
Альб отмахнулся:
– В любом случае. Вы знаете, как Артур отреагирует на мою просьбу. Если честно, я думал о том же. Но – это же министр Гордей! Он непробиваем. Этот человек только себе на уме и готов прыгать от радости при любом нашем проколе. В этот раз у него не вышло. И он зол на нас за это. Очень зол! Ему крепко досталось после этого случая на шоссе. Вас там не ждут. Уверяю.
– А можно мне во внерабочее время?
– Разрешаю. И даже приветствую. Скажу Герману и Ивану, чтобы оказали вам содействие.
Альб пообещал доступ к любой информации из баз данных и, если понадобится, к вооружению:
– Только держите меня в курсе!.. Ната, вы слушаете?
Она уткнулась в фото Наташи:
– Альб. Скажите… А какой она была?
– Вы… Что? – разошедшийся было Альб, замер. – Кто?
Ната молча указала подбородком.
Он проследил за её кивком и тут же переменился в лице. Посерел и сник, похоже, зная, что давно все догадались об ушедшей в небытие жене.
Альб несколько секунд молчал и хлопал глазами:
– Она?.. – медленно проговорил он, – Она была человеком, который отдал свою жизнь, чтобы спасти остальных…
Тяжёлый вздох наполнил тихую комнату, а потом послышался шёпот:
– … и меня.
Ната хотела грустно вздохнуть, но не могла. А как ещё выразить соболезнование она не знала, но решила поддержать:
– Мне приятно узнать, что мой образ взяли у такой самоотверженной женщины. Я уверена – она была хорошим человеком.
Альб потёр висок:
– Она была самым добрым существом на свете.
– Жена?
– Да… – согласился он:
– Расскажете?
Её поедало любопытство:
– Нет.
Он поджал губы и отвернулся к окну. Пока он молчал, Ната с печальным видом ещё раз пробежалась по именам и остановилась на последней фотографии, единственной, у кого не было должности. Оттуда сияла игривыми серыми глазками девушка лет двадцати. Она резко выделялась своими пшеничными волосами, уложенными в модельную причёску. Правильные черты лица, с в меру остреньким подбородком и маленьким не в меру дерзким носом, говорили о типаже фатальной красотки – разрушительницы семей. Наверняка, по ней мужчины сохли пачками! “Марта Кван” – белела подпись внизу прямо под родинкой на тонкой шее. Жаль, больше этой красотке соблазнить никого не удастся. И вообще, что она делала на космическом корабле за миллиарды километров от своих потенциальных ухажёров? Любопытно узнать.
Но спрашивать, казалось, – чересчур. И так Ната лезла в тайны и догадывалась – Альб сознался лишь в том, что ей можно было знать; то что она знать заслужила. Уже очень давно:
– Вы сегодня сама не своя, Ната.
Он разминал веки:
– Совсем меня выбили из колеи. Раз уж так… Я ещё вам кое-что скажу. По секрету. Этого не знает никто, кроме меня, вас и… – он ткнул пальцем в потолок. – Наш отдел распускают. Хочу предупредить, чтоб вы готовились сменить начальство.
Ната вздрогнула от неожиданности:
– Я не хочу ничего менять! – к ней пришла пугающая догадка. – Это всё из-за меня?
– Нет. Успокойтесь. Я не хочу, чтобы вы так думали.
Он задумчиво продолжил:
– Нам осталось работать четыре месяца. Дальше – каждый сам по себе.
– Отчего так? – спросила она.
Альб изумился:
– Впервые слышу от вас такой вопрос. Вы раньше не спрашивали о причинах. Никогда не интересовались политикой.
Она скромно отозвалась:
– Помните, вы сказали, что этот мир не для меня? Может, я хочу больше знать…
Альб хмыкнул одобрительно, собрал морщинки вокруг глаз и тяжело выдохнул.
– Что-то происходит в правительствах по всему Союзу, – он выдержал паузу. – Идёт перестановка всех силовиков. Министерство Пропаганды преобразовывают, а внешнюю разведку переводят в другое ведомство. Нас ещё не так сильно это коснулось. Минпорядка тоже почти не тронули… – Альб злобно оскалился. – Ну там Гордей себя в обиду не даст! Скажу определённо, что в будущем сажать и устранять неугодных нам не дадут. Вроде как это станет просто немодно…
Ната задумчиво прикусила сгиб пальца:
– По всему Союзу?
– На всех восьми планетах. Это какая-то тенденция, похожая больше на глубинные преобразования, что ли. Или что-то, чего я ещё не понимаю до конца.
Он редко откровенничал, ведь, хранить тайны – его работа. До этого она не интересовалась потому, что жила как за каменной стеной:
– В общем, ищите себе место. Четыре месяца… – напомнил он:
– А вы куда?
Карьера Альба так и зависла в министерском отделе пропаганды и борьбы с сепаратизмом. Ната изумлялась тому, что Альба не повышают двадцать лет кряду. Или он сам не хотел?
– Останусь в оборонке. Только уже протирать стул своим старым задом, – он усмехнулся. – Бумажки писать.
Он совсем не выглядел старым. Седина только начала трогать кончики его коротких волос в разных местах:
– Хотя работа интересная. Сейчас набирает обороты сотрудничество с Дипломатическим Звеном. Им дают всё больше привилегий. Отчего, работы с Альфой прибавится. И Пандею нужно сдерживать любыми способами.
Пандея – прямой конкурент Топала в Союзе по всем отраслям. Третья планета по силе и первая в аграрном секторе, Пандея наступала на пятки Славного Правительства Топала уже сотни лет. И всё же – им обоим было далеко до Альфы – планеты-столицы Союза. Скорее Топал с Пандеей боролись за второе место и шли ноздря в ноздрю, еле сдерживая себя, и свои корпорации с частными армиями и флотами от прямого боевого столкновения.
