Александр Владимирович Быков
Дружина сестрицы Алёнушки
Глава 1
Там чудеса, там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит.
А.С. Пушкин
Когда собираешь что-нибудь интересное, мало обращаешь внимания на происходящее вокруг. А шишки были очень хорошие, просто замечательные, и попадались одна за другой. Вот Алена и не заметила, как очутилась в глухой непролазной чаще. Внезапно со всех сторон надвинулся бурелом, над головой нависли сухие сосновые ветки. Где-то наверху ухнул филин.
– Елки-палки… – Алена села на замшелый ствол поваленного дерева и огляделась. – Да у меня талант, оказывается. Так заблудиться – это уметь надо!
Ветер качнул макушки деревьев, и ей прямо под ноги упала еще одна шишка.
– А ведь шла в лес за ягодами, – вздохнула Алена. – Где они, эти ягоды? Ни одной не нашла. Стыдно в деревню возвращаться, соседи засмеют.
Она нагнулась и подняла шишку – гладкую, всю пропитанную душистой смолой, блестящую, словно елочная игрушка. Положила в корзинку, где уже лежало восемь таких же. Над головой опять заухал филин. Сзади послышался слабый шорох, словно кто-то дышал, спрятавшись за кустом. Алена испуганно оглянулась.
– Кто здесь? Ау-у! Лю-уди!!!
– Ди…ди… – откликнулось эхо.
У девушки по коже побежали мурашки.
– Пошла Аленушка в лес и заблудилась… Бред какой-то. В нашем лесу даже трехлетки не заблудятся. Так, спокойно, рассуждаем логически, как в институте учили. В паре километров от трассы такой чащи просто быть не может… – она еще раз оглянулась, – но она есть. И какой из этого вывод?
Гигантские сосны, непролазные завалы из сухих ветвей и вывороченных с корнем деревьев. Кусты папоротника почти в рост человека, паутина, натянутая всюду между деревьев… Лес казался заповедником, в который уже лет сто не заглядывал даже лесник. Воздух был удивительно свежий, сладкий, как родниковая вода, напоенный запахами смолы и листьев. Так бы и сидела на месте, и дышала – носом, ртом, взахлеб.
Вот только не было в ее с детства знакомом-перезнакомом лесу такой чащи, и уж тем более не могло быть такого воздуха рядом с шоссе. За спиной Алены снова таинственно зашуршало. Она испугано поежилась, вскочила и двинулась напрямик, через бурелом, перелезая через поваленные деревья, то и дело смахивая с лица паутину. Направлялась она в ту сторону, где лес, как ей казалось, был пореже. Уже минут через пять корзинка начала ощутимо оттягивать руку.
– Это не шишки, а кирпичи какие-то.
Алена глянула в корзинку и даже споткнулась от неожиданности. В лесном полумраке шишки еле заметно светились теплым желтым светом. Алена ошеломленно огляделась – вокруг была все та же непролазная чаща с таинственными шорохами, но, странное дело, страха она уже не внушала. Лес казался большим и добрым существом. И он ей… радовался.
Слабый ветерок зашуршал где-то вверху, и ели приветственно закачали ветвями. Алена заулыбалась в ответ и обняла стоявшее поблизости дерево.
– О господи, всю жизнь мечтала попасть в волшебный мир! Интересно, здесь эльфы водятся?
От полноты чувств Алена запрыгала, закружилась. И тут же зацепилась носком кроссовка за выползший из земли корень. Корзинка с шишками перевесила, и Алена шлепнулась прямо на подвернувшуюся замшелую корягу. Коряга жалобно скрипнула.
– Вот блин! – девушка потерла расцарапанную коленку и с досадой тряхнула корзинку. Шишки запрыгали, засверкали. – Тащить тяжело, бросить жалко. А ладно, кого встречу первым, тому и подарю эту радость.
Алена поднялась и огляделась – уже не испуганно, а с азартом игрока. И увидела впереди тропинку – неширокую, еле заметную.
– Ага!
Нетерпеливо убыстряя шаг, она устремилась вперед. На ветке, разбив замшелую тишину леса, зачирикала что-то веселое маленькая желтогрудая пташка.
– Хе… Первому, значить, кого встретит, подарит, – прокряхтела коряга, распрямляясь. Лесовик повел плечами, стряхнул труху со лба, потер корявые, мозолистые руки, издали похожие на засохшие древесные корни. – Ну-ну… Меня она первого и встретит, никуда не денется. Эх, трым-пым пым, дыдым пым пым! – пустился он было вприсядку, но застыл на половине движения. – Охо-хо. Шишечка такая не помешала бы. Да хоть чешуечка. А то совсем поясница замучила. Как Бабка огрела меня кочергой, так и ноет, и ноет… А кого же девице, кроме меня, встретить в моем-то лесу… Щас мы тропиночку завернем. Ох, корешочки-веточки заплетем. Ай, чистая душа, голова дурная, вольная. Везет же таким завсегда. Находят, глазастые.
И леший заковылял по чаще, удивительно быстро перемещаясь по, казалось бы, непролазному бурелому.
"Ино слово подарю, – озабоченно думал он. – Бабка, вот тоже, кочергой подарила. Как подарила с размаху, да в поясницу! Зря я ей коней-то пугал… Что, если и эта, молодая, тоже так подарит – шишечкой в лоб? Испугается вида моего буреломного".
Леший разглядел впереди белую косынку девушки, засуетился испуганно, хрустнул нечаянно веткой и замер, прикинувшись корягой.
"Похоже, кто-то следом идет, – Алена покрепче сжала ручку корзинки. Ей было разом и страшно, и весело. – Побежать? А вдруг он тут же бросится вдогонку? Мало ли кто это. А может, и нет никого? От чего в лесу может ветка хрустнуть?"
Леший тревожно следил за Аленой.
"Вот как заступлю девице дорогу, а она ка-ак даст по мне шишечкой! Ох, полетят клочки по закоулочкам… Лучше встать на пути пенечком неприметненьким. Таким добрым, незаметненьким. Может она на пенечек-то и сядет. Может, заговорит, может и одарит шишечкой. Вот придумал, голова! Ай, молодец!"
И леший устремился в лесную чащу – обгонять девушку, на ходу прихорашиваясь, на свой, лешацкий манер, приговаривая что-то складное про свое дремучее хитроумие.
Алена и правда замедлила шаг, проходя мимо торчащей возле тропинки коряги. Оглядела ее со всех сторон.
"Надо же, как живая. Чуть-чуть в паре мест подпилить, подтесать, и в самый раз – портрет лешего на выставку".
Алена протянула к коряге руку, но тут же отдернула, явственно ощутив на себе взгляд деревянных глаз. По коже побежали толпы мурашек. Алена отступила назад на тропинку и побежала туда, где между деревьями уже виднелась опушка.
– Эх, ушла, тудыть ее! И ведь сам виноват, мне бы скрипнуть, мол – «исполать тебе, красна девица» – Так нет. Все слова человеческие позабыл с перепугу. Ох, дурак, Буба, дурак! Упустил. Теперь подарит она шишки какому-нибудь злодею! Кто ей там первый встретится?
И леший торопливо засеменил следом за девушкой.
Тропинка кончилась, а вместе с ней кончился и лес. Дальше начинался пляж – длинный, насколько хватает глаз. А за пляжем – огромное, бескрайнее море. Лазурное, все в маленьких барашках волн до самого горизонта. У Алены перехватило дыхание. Пенные валы катились один за другим на песчаный берег, прохладный морской ветер качал еловые ветки на лесной опушке. Внезапно накатила слабость, и девушка прислонилась к стволу дерева.
"Все, шутки кончились. Моря-то в наших краях отродясь не было. Даже до водохранилища на автобусе два часа ехать. Стало быть, я и вправду оказалась в каком-то другом… мире, месте? И что мне теперь делать?"
Алена оглянулась на лес и поежилась – ощущение чьего-то взгляда не пропадало. Она решительно отряхнула от мусора джинсовый сарафан и побежала к морю. Почему-то Алена была уверена, что тот, который смотрит из лесу, побоится подходить к ней у воды. Алена добежала до линии прибоя, хотела направо повернуть, но потом передумала, и повернула налево. Сняла кроссовки, положила их в корзинку прямо на шишки и дальше пошла босиком. Волны были прохладные, а песок уже теплый. Солнце стояло в зените, от морского ветра было вовсе не холодно.
– Хи-хи, – послышалось из пены.
Алена насторожилась. "Чайка что ли?"
И тут ее ноги накрыла особенно большая волна. Да поднялась не до щиколоток, а повыше, до середины лодыжек. И словно кто-то схватил холодными пальцами за ногу. Не сильно так схватил, и не поволок никуда, просто провел холодком поверх щиколотки. И тут же отпустил, откатившись с уходящей пенной волной. Алена даже не успела понять – то ли ей было страшно, то ли приятно. Но, на всякий случай, отошла от прибоя подальше. И тут же почувствовала, что из леса на нее по-прежнему смотрят.
– Ш-ш-ш… Шиш-шшечки… – зашипела у нее перед ногами очередная волна.
– Дай, дай, дай! – покрикивали вьющиеся над берегом чайки.
– Даи-ий, – скрипнуло чем-то из-за стоящих стеной елей.
Алена села на песок и задумалась. «Все говорящие. Странно, почему меня уже ничего не удивляет? И все таким родным кажется? Как будто домой вернулась…»
Она расстегнула верхнюю пуговицу рубашки, сняла косынку и утерла выступившие на лбу капельки пота. Заново переплела растрепавшуюся косу и встала. Ее неуемная натура уже требовала активных действий.
– Дай, дай! – вдруг прокричала прямо над ухом подлетевшая совсем близко чайка.
– Ш-шшиш-шечки, – вздохнул, качнув еловыми ветками, лес.
– Да забирайте, мне не жалко! – Алена вынула кроссовки и одним махом высыпала шишки прямо на пляж, где-то посередине между стеной леса и полосой прибоя. – Правда я обещала подарить их первому встречному, а вас тут много… Ну ладно, сами поделите.
Порыв ветра едва не сбил Алену с ног. Волны взметнулись.
«Кажется, я что-то не то натворила!»
Алена отступила от берега, потом отбежала подальше, подталкиваемая упругим ветром. Но даже сквозь скрип елей и шипение накатывающихся валов она отчетливо услышала:
– Мне, мое!
– Нет мое!
– Отдай!
– Я ее попросил! Я первый спросил!
– Моего леса шишечки! Она там их нашла!
Оглянувшись, Алена увидела, как кто-то непонятный, отдаленно напоминающий давешнюю корягу, бежит из леса к тому месту, где на песке поблескивали шишки. Вот он уже добежал, но накатившая на берег волна накрыла и шишки, и ноги лесного существа. Алена остановилась, не зная, как поступить. Драк она не любила, но вмешиваться и разнимать непонятно кого, было страшновато.
«Сама же отдала, да еще сказала – делите… Вот они и делят».
Лесовик бултыхался в пене неестественно высокого прибоя, что-то быстро и опасливо выхватывая из воды, словно горячие угольки из костра.
– Мне…
– Мое…
– Ш-шишечки…
Убедившись, что соперники не причиняют друг другу особого вреда, Алена немного успокоилась.
"Опять я поторопилась. Надо было себе парочку шишек оставить. А теперь не отбирать же обратно… Да и не отдадут, вон как дерутся. Только зачем нужны шишки лесному? Ведь у него их полный лес, только собирай".
Алена заколебалась, ей одновременно хотелось продолжить путь и задержаться, чтобы познакомиться. Девушка привстала на цыпочки и огляделась. Вдалеке виднелось что-то особенное. Лес отступал от морского берега, и там, на образовавшейся опушке, стоял высокий забор из вертикально вкопанных в землю бревен, заостренных наверху.
«Это я что же, в древнюю Русь попала?»
Разом забыв о странных существах, Алена побежала к частоколу. Из-за него выглядывала высокая двускатная крыша, покрытая тесом. Виден был только второй этаж с маленькими окошками в узорчатых наличниках. Ставни были закрыты.
– Кто-кто в теремочке живет? – Алена подошла вплотную к частоколу. Он был высокий – почти в два ее роста.
На стороне, обращенной к лесу, обнаружились большие двухстворчатые ворота, и рядом маленькая, в рост человека, калитка. От ворот, прямо в лес, широкой просекой уходила дорога. Отчетливо были видны отпечатки огромных, неподкованных лошадиных копыт. Алена постучалась в калитку. Изнутри в ответ кто-то заливисто залаял. Она подождала немного и постучалась еще раз. В ответ опять послышался лай с переходом в рычанье.
– Понятно, хозяева в отлучке.
Ей вдруг нестерпимо захотелось посмотреть, что же там внутри. Опираясь о висящее вместо ручки железное кольцо и воротные петли, вполне можно было забраться наверх. Алена завязала косынку, очистила ступни от налипшего песка и обулась. Словно почуяв преступные намерения, изнутри сурово зарычали, переходя временами на истеричный лай. Алена кинула, в сердцах, через забор корзинку. За стеной испуганно взвизгнули и замолчали.
– Надо же, – огорчилась Алена. – Неужели я в него попала? Ну ничего, зато теперь сидеть будет смирно, – и она снова подступилась к калитке.
– Не ходи к ним, красна девица, – проскрипело у нее за спиной.
Алена подскочила от неожиданности и резко обернулась. Напротив калитки, у самой опушки леса стояла насквозь промокшая и взъерошенная коряга.
– Ты кто?
– Да я это, я… лешак, – коряга отвесила что-то вроде поклона. – Исполать тебе, красна девица. Вот, надысь не поздоровался.
Лешак говорил дуплом-ртом, заросшим моховой бородой. Впрочем, если присмотреться, рот у него начинал казаться вполне нормальным. И борода тоже человеческая, только очень похожая на мох. Да и сам он походил на корягу, только когда стоял неподвижно. А так – вполне милый старичок, просто в одежке из древесной коры и с кожей древесного, местами заплесневелого цвета.
– Здравствуй, дедушка, – неумело поклонилась Алена.
– Ты к ним не ходи, красна девица, – продолжал лешак. – Злые они.
– А кто они?
– Да богатыри эти всякие… Живут тут которые. Они лесных жителей обижают… А тебя, стало быть, за шишки, спаси Род. Ты иди со мной, красна девица. Накормлю, напою… эта… Да, спать-то тебе в лесу будет не любо… Ну так мы к Бабке пойдем. Она добрая, ты не гляди, что хромая. Все тебе покажет, расскажет. Да и спать уложит. Ты только вещей ейных не трожь, – и он, охнув, потер поясницу. – Не трожь вещей ейных, да зверей не пугай. Да поклониться ей не забудь. Поклонись и скажи – здравствуй, Бабушка.
– Это какая же бабушка?
– Как какая? Ягая наша бабушка. Всему заповедному лесу начальница. Да и не только лесу. Ну, это долгий рассказ. Пойдем-ка лучше отсюда, нечего тут ошиваться! А то эти, спаси Род, из леса вернуться… Они ить, совсем дикие. Глянь, какую срамотищу через весь лес протоптали, – леший махнул рукой на широкую просеку и в сердцах сплюнул. – В лес ходят, слышь-ка, на охоту. Какая такая охота – зверей по лесу пугать? Их не только Ведмедь, Соловей-разбойник и тот боится. Кому охота связываться с такими дикими? Как увидят кого, сразу стрелами стреляют, хватают, да в мешок… Силушки богатырской немеряно, а ума-то Род не дал. У собаки ихней и то ума больше.
– Да чем же они тебя, дедушка, так обидели? – Алена, присев на корточки, слушала, приоткрыв рот и округлив от восторга глаза.
– Как это чем?! А давеча что учудили, лиходеи? Морские богатыри в гости к ним наладились. Меду да зелена вина они напились-накушались, да как пошли в лес – гулять, песни орать. Ох, до сих пор в ушах свербит. Дубов да елочек наломали несчитано. Куды ж девать-то, с дуру, силу богатырскую? И не одни гуляли. Русалок морских с собой притащили, изверги. Русалкам воды надобно, а они зеленым вином их поют. А потом петь стали, в пляс пошли. И давай русалок-то кидать, подбрасывать. Шесть раз подбросят, ан пять раз поймают. А на шестой, хоть за ветки цепляйся, чтоб не разбиться. Им что, злодеям? Нагулялись, и пошли в терем свой почивать. А русалок, каких морские богатыри с собой в море забрали, а каких и забыли. Целый день уже они на деревьях висят, плачут. Росой, да дождевой водой, болезные, питаются. А слезть не могут. Ног-то нету – хвост один. Как с этаким хвостом с дерева слезешь? А и мне каково? Русалки морские чуть не на кажном дереве! Срамотища!
– Так ты бы помог им, дедушка. Они и сами рады будут в море вернуться.
– Ну да, – закивал старичок. – Сами-то они рады, да не могут. А вот кто бы их снял…
– Да сам и сними! Что тут сложного?
– Я?!! – всполошился старичок. – Да они же морские, а я-то лесной! Стихия, туды ей в дупло. Мне и прикасаться-то к ним грех. Уж и без того я нынче весь промок! Как же я еще и русалок-то… А? – от возмущения он мотал во все стороны сучковатыми руками и шевелил рыжей с проседью, моховой бородой.
– Подожди, но ведь богатыри русалок как-то в лес привели. И ничего с ними не случилось. Почему бы и тебе…
Леший не дал Алене договорить.
– Богатыри – им что. Силушка их дурная, богатырская. Им любая беда, как с гуся вода, вот и творят что хотят. Я – другое дело. Сегодня русалку за хвост потрогаю, а завтра у меня вместо вьюнка водросля какая вокруг деревьев расти начнет?.. Тьфу! Неподобно мне даже подходить к ним близко. Их и птички, и все зверушки лесные бояться. Ведь может она, русалка, и добрая, а может акула какая. Сожрет – и имени не спросит. Только издали подходим все, слушаем, как они поют – жа-алистно, – и леший утер навернувшуюся на глаз слезу.
– Да что же это такое?! Жалко тебе их?
– Ой, жалко, милая. Жалко…
– А помочь не можешь?
– Ой, не можу… Как им, болезным помочь-то?
– Да хоть лестницу какую-нибудь им к дереву приставь, или там бревно, чтоб они спуститься смогли.
– И то верно! – обрадовался леший. – Им бы только с дерев слезть безбоязненно. А там уж сами до моря как-нибудь доберутся.
Он наморщил лоб.
– Бревнышки? По пологому? Бревнышек-то этих богатыри наломали в лесу не считано. Это я мигом, с ведмедями. Мы же… – леший, спохватившись, земно поклонился. – Спасибо тебе за науку, красна девица. Ох, как сами-то мы не дотумкали? По бревнышкам, да по пологому… Одно бревнышко подставим, чтоб скатилась по пологому, а другим-то и спихнем ее, болезную, чтоб не противилась… Как звать-то тебя, красна девица, дорогая наша советчица?
Алена даже растерялась от столь вольной трактовки ее совета, но спорить с дедушкой было неудобно. Она только вздохнула.
– Аленой звать.
– Попомню, Аленушка, я твою доброту, – и леший резво развернулся, собираясь уже бежать, очищать лес от "срамотищи". – Коли что надо будет тебе, так только кликни…
– А как звать-то тебя, дедушка? Кого мне кликать?
Леший остановился, как вкопанный.
– Ох, а разве я не говорил тебе?.. Буба меня зовут.
– Буба? – удивилась Алена.
– А что тут странного? – обиделся леший.
– Да ничего… Не пойму только, откуда такое… интересное имя?
Леший самодовольно хмыкнул.
– А вот, послушай, – он встал неподвижно, словно опять превратился в корягу. Только руки заходили ходуном. Одна рука хлопнет по макушке коряги, и разнесется по лесу глухой звук – "бу". А другая ударит по древесному животу, и разнесется по лесу звонкое – "ба". Так он и перебирал, с отрешенной улыбкой эти звуки, похожие то ли на уханье филина ночью, то ли на скрип качаемой ветром сосны. Потом замолк. Алена кусала пальцы, чтобы не рассмеяться и не обидеть это милейшее существо.
– Ну как? Нравится?
Алена широко улыбнулась.
– Ничего подобного раньше не слышала.
– Это потому, что никто другой, ни в каком лесу больше так не умеет. Я один могу это "бу" и "ба". Потому и имя тако… – он вдруг прервался на полуслове и весь сжался в комочек – Едут! Ой, беги, красна девица. Беги-прячься скорее в лесу. Они же дикие. Как увидят кого, сразу хвать, и в мешок. А то еще из лука стрельнут…
Послышался стук копыт, и Буба замер, совершенно преобразившись в корягу. Бежать Алене не хотелось. Ей не верилось, что русские сказочные богатыри такие страшные, какими их расписывал бедный леший. Но, на всякий случай, она спряталась за ближайшим деревом. А коряга, в которую превратился Буба, уже куда-то исчезла. Видно леший не рискнул предстать перед богатырями даже в таком неприметном виде.
Глава 2
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так бога ради,
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь…
А.С. Пушкин
Три огромных, косматых коня с седоками появились из леса и замерли как вкопанные перед воротами. Медленно оседала дорожная пыль. На солнце сверкали начищенные шеломы, кольчужные брони и прочие блестящие части богатырской справы. Кони настороженно фыркали, а богатыри внимательно поглядывали вокруг.
– А что, Алешенька, – сочным басом спросил седобородый, самый грузный и широкоплечий из богатырей, поведя по сторонам косматыми бровями. – Не говорил ли ты какой из своих пав, как добраться до нашей заставы?
– Да что ты, Ильюшенька. Я ж себе не враг, – ухмыльнулся безусый еще, стройный молодец.
– Али ты, Добрынюшка, опять жениться вдруг надумал?
– Чур меня! Разве пьян сильно был, так и то бы не стал, – повел плечами черноглазый красавец в самом расцвете лет.
– От убейте меня, братцы, а чую здесь женский дух, – проворчал Илья, приглаживая широкую бороду.
Тщательно прокашлявшись и подбоченясь, он еще раз огляделся вокруг и заговорил нараспев:
– Коль ты старый человек – дядей будешь нам навек, коли парень ты румяный, братец будешь нам названый. Коль старушка – будь нам мать, так и станем величать. А коль красная девица… так того, этого, – сбился Илья. – Короче, выходи по-хорошему, а там поглядим.
Заканчивая свою тираду, он уже глядел прямо на дерево, за которым пряталась Алена. Как ей показалось, вид у богатырей был вовсе не дикий, а очень даже приветливый. Девушка поправила одежду и вышла из-за дерева. Богатыри соскочили с коней и уставились на нее во все глаза.
– Не из местных, – вполголоса заметил Добрыня.
– Угу, – кивнул Алеша, – И обувка у нее чудная какая-то. И сарафан-то крою не русского… Эх, да кабы наши девки так одевались! – и он мечтательно причмокнул.
Алена невольно посмотрела на свои неприкрытые коротким сарафаном исцарапанные коленки и покраснела.
– Как звать-величать тебя, красна девица? – спросил Илья, отвешивая земной поклон.
– Аленушкой звать, – она поклонилась в ответ.
Илья просто расплылся в улыбке, широкой, как у Деда Мороза. Да и весь он был похож на Деда Мороза, обряженного по ошибке в кольчугу и шлем. Только борода поменьше. И в глазах чудилась какая-то неуловимая разница. Словно и рад бы он все время одаривать, да прощать, а приходится все как-то иначе…
– Я, старый козак Илья Муромец. Это Добрыня Никитич, – повел рукой Илья.
Добрыня отвесил поклон, не спуская с Алены внимательного, изучающего взгляда.
– А это вот, – старый казак повернулся в другую сторону, – Алеша Попович.
Алеша, склоняясь в поклоне, лукаво подмигнул. Такая небывалая отчаянность переливалась в синих глазах этого русоволосого парня, что захватывало дух.
– Просим в наш дом погостить, красна девица, – пригласил Добрыня. И, оглядев внимательно калитку, продолжил. – Ведь ты, я вижу, и так уж туда пробиралась?
– Полно тебе девицу в краску вгонять, – одернул его Илья.
Алеша, потянув за неприметный рычажок, приоткрыл калитку, изнутри распахнул ворота, и богатыри ввели во двор коней. К седлу Ильи Муромца был приторочен довольно внушительный, шевелящийся и похрюкивающий тюк.
– А что это у вас в мешке? – поспешила спросить Алена, незаметно подбирая свое лукошко. Появившийся из конуры пес опасливо оглядывал ее, словно размышляя, рычать или нет.
– Не тронь ее, Полкан, – похлопал пса по холке Алеша. – Вон, стереги лучше добычу Ильи.
– Да, пусть отдохнет пускай Соловушка. А потом мы ему зуб выбивать будем. Свистящий. Чтоб грабежом больше на дорогах не баловал, – и Илья грустно вздохнул, то ли огорчаясь, что придется выбивать Соловью зуб, то ли досадуя, что такое важное и полезное дело приходится откладывать на потом.
– А сейчас дорогую нашу гостью надо накормить, напоить. Да и самим с дороги не мешало бы…
Алеша остался во дворе расседлывать коней. Добрыня учтиво пропустил Алену вперед, и они вошли в дом. Богатыри тут же сняли свое снаряжение и любовно разложили в красном углу. Алена огляделась. В горнице было, мягко говоря, не прибрано. И дух стоял… богатырский. Пахло плесенью, перегаром и кислой капустой.
– Да… – досадливо поморщился Добрыня и стал растворять окна.
Илья деловито смахнул со стола остатки позавчерашней, а может быть и более давней трапезы, сделав пол еще на самую малость грязнее.
– Негоже нам гостью в таком свинарнике встречать.
Только что вошедший Алеша страдальчески вздохнул и начал медленно, словно готовясь к страшной казни, засучивать рукава.
Понаблюдав с полминуты за тем, как Алеша, краснея, пыхтя от натуги и шепотом чертыхаясь, подметает пол, Алена не утерпела.
– Дай-ка веничек. Вон, подвиньте стол лучше. Под столом тоже подметать иногда надо.
Алеша с Добрыней, радостно крякнув, подхватили, как пушинку, дубовый стол и перенесли его в угол комнаты. Под столом обнаружились залежи еще прошлогодней грязи.
Через пару минут умильно улыбавшийся, глядя на уборку, старый козак Илья Муромец был отправлен выносить мусор. Потом Добрыня с Алешей водрузили стол на место и стали перетаскивать скамьи… Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но в конце концов Алена сочла, что навела достаточный порядок в горнице и можно обедать. Более углубленную уборку она, вздохнув, отложила на потом, а про другие комнаты богатырского терема решила пока что не думать.
Богатыри, тем временем, собравшись в уголке, в пол-голоса переговаривались о чем-то, часто поглядывая на нее.
– Вот, – Алена отряхнула подол сарафана. – В чистоте и поесть по-человечески можно. Вам помочь еду приготовить?
– Что ты, что ты, красна девица, – замахал руками Илья. – Ничего нам готовить не надо. И так уж упарились.
– Но как же…
– А вот как, – Добрыня ловким движением раскинул на столе белую, удивительно чистую скатерть. – Развернись!
Хлопок, словно кто-то резко ударил в ладоши. Пахнуло озоном, а затем сытным духом, и на скатерти появились четыре миски с горячими щами, еще четыре – с мясной пшенной кашей, хлеб, пироги, корчага с квасом и такая же – с пивом.
– Ох, до чего скотинка умная! – похлопал по скатерти Добрыня. – Ведь почуяла, что четверо нас.
– А зелена вина подать забыла. Умная, тоже мне, – пробурчал Алеша.
– Отчего же, пожалуй, умная. Позавчера подала она зелена вина, – нахмурился Илья. – На нас, да на тридцать три гостя. Да дядька ихний, Черномор, заморского пойла бочонок притащил. И что, спрашивается, было?
Алеша густо покраснел. Добрыня, потупив взор, хмыкнул.
– Да ладно, чего теперь-то… Я ж говорю, умная.
– Ну, – продолжил Илья, – прошу гостью дорогую за стол. Чем богаты, тем и рады.
Утолив голод, Алена уже не могла сдерживать своего любопытства.
– Это вам, выходит, ничего себе готовить не надо? Все скатерть-самобранка доставляет?
– Если бы, – Добрыня утер усы. – Когда в походе – приходится охотой пробавляться. А дома, да, лепота.
– А почему с собой не берете?
– Потому, – вздохнул Илья, – что Добрынюшка наш спер скатерку у Бабы-яги. Нет бы выиграть – в зернь или в шашки. Возили бы тогда скатерть с собой, ничего не боялись. А так – держи ее теперь дома. Насчет дома-то, слава Роду, у нас с Ягой уговор.
– Да я хоть с Царем Морским в шашки играть сяду! – вскипел Добрыня. – Но с Ягой – ни за что. Она же насквозь все ходы твои и хитрости видит!
– А ты хоть раз по-честному играть пробовал? По-честному-то оно завсегда… – назидательно взмахнул ложкой Илья.
Алеша чуть не захлебнулся пивом от смеха. Прокашлявшись, посмотрел на Илью удивленно.
– В зернь с Ягой по-честному? Да она же удачливей Добрыни в тыщу раз! По-честному, так это три года, а то и все десять служить ей надо за какую-то скатерку самобранную. На такую кабалу разве что Иван-дурак согласится, но никак не наш Добрыня.
– А что за договор у вас с Ягой? – вмешалась Алена.
– Договор? – переспросил Илья. – Да простой уговор. Нигде не писаный, но словом моим крепкий. Она в наш дом не вступается, а мы – в ее.
– Да я же не из дома у ней скатерку-то… В сарае валялась, – хитро улыбнулся Добрыня. – И не нужна ей вовсе самобранка. У нее, у Яги-то, говорят, полон дом слуг невидимых.
Так, за милой беседой, они и уговорили все, что было на столе. Илья и Добрыня утерли бороды рукавами. Алеша вытер руки и промокнул губы извлеченным из поясной сумки шелковым платочком. Богатыри дружно встали из-за стола. Следом за ними Алена. Добрыня, постучав по скатерти указательным пальцем, скомандовал:
– Свернись, – снова пахнуло озоном и свежим ветром, и весь столовый прибор исчез. Скатерть прянула в глаза первозданной накрахмаленной белизной, и сама сложилась в аккуратный сверток под руку Добрыни.
– Ну вот, Аленушка, дорогая наша гостьюшка, накормили мы тебя, напоили. А теперь… – Добрыня запнулся и глянул на Илью.
Илья нахмурил брови, но потом решительно резанул воздух рукой.
– Что уж там, того этого… Как увидали тебя, так и… За себя скажу: коли люб я тебе, то будь мне женой. А не люб, то будь мне как доченька.
Добрыня рассерженно зыркнул на Илью Муромца.
– Ну, коли за себя теперь обычай пошел говорить, то и я скажу за себя. Будь мне женою, Аленушка. Люба ты мне статью своей девичьей, да красой, да умом-разумом, да очами своими ясными, – и Добрыня, не спуская с нее глаз, отвесил земной поклон. – Ну а нет, – голос его чуть заметно дрогнул, – то будь мне, как родная сестра.
– Да что ж это выходит, я хуже всех? – вскинулся Алеша. – Ты уж и меня, Аленушка, выслушай. Люба ты мне, и весь сказ. Будь мне женой, – и он, тряхнув русым чубом, в свою очередь отвесил Алене поклон.
– Да вы что?! – девушка как стояла, так и села обратно на скамью. – Вы же меня первый раз видите!
Красавицей себя Алена никогда не считала, даже слегка расстраивалась из-за своей немодной внешности. Невысокая, худенькая, с веснушками. Даже коса отрастала неровно и цвет у волос был какой-то невнятный. В институте у Алены были друзья среди парней, но особо она ни с кем не встречалась.
– Вы что, издеваетесь? – у Алены от обиды задрожали губы.
Добрыня закашлялся. Илья, пробубнил себе под нос:
– Говорил я им… Изобидели девку, – и смущенно потупился.
Только Алеша, безмятежно улыбаясь, смотрел на нее ясным романтическим взглядом.
– Ты, красна девица, не обижайся на нас, – пожевав ус, изрек Добрыня. – Тут в лесу все по-простому. Что на уме, то сразу и скажем, чтоб зазря не томиться. А коли никто из нас не люб тебе, так и скажи. Чай мы не басурмане какие-нибудь. Насильничать не будем.
– Да как же это… Так сразу, – забормотала Алена, совсем растерявшись.
– А мы тебя не торопим, – улыбнулся Добрыня.
– Ты сама подумай, да реши-выбери, который из нас тебе люб, – подхватил Алеша, лукаво ей подмигнув.
Алена облегченно вздохнула.
– А как решишь, так и свадебку сыграем, – продолжил вновь повеселевший Илья.
– Свадебку? Здесь? – девушка затравленно оглянулась, и тут ее осенило, – Но вы же в стольный Киев-град ехать собираетесь.
– Собираемся? – Илья, с удивлением оглянулся на своих товарищей. Добрыня самоуглубленно молчал, видимо вспоминая, собирались они или нет.
– А на кой? – простодушно спросил Алеша. – Или вы что, – он смерил подозрительным взглядом богатырей, – без меня туда собрались?
– Да это же всем известно, – совсем растерялась Алена. – Раз Илья Муромец поймал Соловья-разбойника, то отвезти его должен в стольный Киев-град, Владимиру, Красну Солнышку.
– Соловья? – засомневался Илья. – Владимиру? Чего возить-то, я прямо тут ему свистящий зуб выбью и всех дел.
– Нет, постой, Илья. Князю отвезти разбойника – дело правильное. Раз он князь, то пусть сам и судит, – поддержал вдруг Алену Добрыня.
