Александр Эл
Одержимость справедливостью
Глава-11 В борьбе за справедливость
– Заказы распределяются не по блату, а по способностям. Эта работа не твоего уровня, Дима, ты же сам понимаешь.
Прошло совсем немного времени, и я снова сидел в Димкином кабинете.
– Ты пойми, я же о деле должен думать, – продолжал Димка, – если я тебя загружу такой работой, то кто твои заказы сделает? Ты же понимаешь, Петрович с этим не справится, и не алкоголик он вовсе. Один раз только напился.
У меня внутри всё кипело от чудовищной несправедливости. Выгодный заказ отдали не мне, а какому-то алкоголику. И сделал это Димка. Я пашу как «папа Карло», а как выгодный заказ подошёл, так даже не спросил, не предложил. А ещё другом прикидывался!
– Может, я должен с тобой делиться? Тогда ты мне выгодную работу дашь? Петрович этот, делится с тобой? Признайся.
– Вот что Дима, ты говори, да не заговаривайся. Пока я не выгнал тебя из кабинета.
– Ах вот как ты заговорил? Друг!
– Объясняю ещё раз, я не могу поручить Петровичу работу, с которой он не справится. А тебя не могу загружать тем, что может сделать кто угодно. Это всё равно, что стрелять из пушки по воробьям.
– Но ведь там денег больше! Намного больше!
– Неужели тебе самому, творческому человеку, интересно заниматься тупым тиражированием? Ведь ты зарабатываешь не меньше, на уникальных, запоминающихся работах, которые остаются навсегда. А это заказ к Юбилею, всё ведь выбросят потом. А твоё всё останется, сам подумай.
– Один раз возможность представилась, а ты для друга пожалел!
– Если я буду только о друзьях думать, работу всего Худ фонда завалю. Дима, ты ведь единственный, кто вот так вот приходит и вот так вот возмущается. И мне это неприятно. Я ведь денег получаю меньше любого из вас, художников.
– Так ты из зависти не даёшь заработать? Властью упиваешься? Если тебе не нравиться, так чего же ты тут сидишь тогда?
– Ну и дурак же ты, Дима. Может, ты на это место хочешь? Так и скажи, давай местами поменяемся. Будешь меня обслуживать, как я тебя сейчас. Ты приходишь на работу, когда хочешь. Работаешь, когда настроение есть. Ты же раза в три-четыре больше меня зарабатываешь, и тебе всего этого мало?
– Ладно, с тобой всё понятно. Пошёл я, не поймём мы друг друга….
Может, он и вправду хочет, чтобы я делился с ним? Что он там про обслуживание плёл? Ну, дел то у него, положим, хватает. Но неужели на подработку времени не остаётся? Ведь сам же заказы распределяет. Я бы на его месте, давно бы себе личную мастерскую организовал, и работы, что попроще и поденежнее подбирал. И жил бы себе, припеваючи. Был бы и при власти, и при деньгах. А что, почему бы не присмотреться к его месту? Что это я всё в тени, да в тени, так и до пенсии буду красить.
Для начала нужно ему проверочку организовать. Может, он ворует. Машина откуда у него? Красть тут у нас особенно нечего. А вот на распределении заказов он сидит, сидит гад, распределяет. Вот здесь нужно копать. Что это за Петрович такой? Я слышал, он ему не первый выгодный заказ сплавляет. Так всё же мордочка у тебя в пуху, или нет? Продажная, коррумпированная сволочь! Выведу я тебя на чистую воду. А куда же писать-то? Нужно, куда-нибудь повыше, чтобы оттуда спустили. В Райком напишу. Факты должны быть, железные! Где же их взять-то?
С детства ненавидел курение. Запах сигаретного дыма сразу напоминал дядю Федю, из-за которого ушёл из дома отец. И вот теперь, я курю сам. Как глупо. Нужен убедительный материал. А где его найти, как не в курилке. Все старики, кто в Фонде работает, курят. Весь провонялся, даже Анжелка заметила, а информации – ноль. Может, нужно бухать с ними? Повод вскоре нашёлся, сдали очередную большую работу. Посидели, за мой счёт, а Петрович, тот самый, говорит:
– Вижу, наш ты, свой, нормальный парень, хе, хе. А поначалу я думал, что ты казачок, засланный. Крутишься, что-то вынюхиваешь. А ты наш. Наш, не смотря, что коммунист. Вот так и держись, не зазнавайся, как некоторые. На машинах ездеют.
– Слышь, Петрович, ты вроде не обижен, – я решил поддеть Петровича, чтобы он разговорился, – тебе, вон, заказы выгодные ломятся. Умеешь, с начальством дружить. А сам ворчишь. Чем недоволен-то?
– А ты, чем недоволен? Это ведь ты к начальству бегаешь. Раньше думал, стучишь на нас, на коллег своих. А может и вообще, кагебэшный стукач. Что-то тебя разбирает, а что не пойму. Может, поделишься?
…У меня взмокла спина, а Петрович не прост, ой как не прост.
– Никуда я не бегаю. Это для тебя Димка начальник, а мне он друг. Мы с ним учились вместе, и в армию вместе попали. Вот только заказы выгодные он не мне, а тебе отдаёт, почему-то. Как так получается? А, Петрович?
– Хе, хе, хе…, – глаза Петровича сузились, а рот улыбается, – ладно, Дима, шучу я…
Ничего путного так и не выяснил. А с водкой пора заканчивать, так скоро и сам сопьюсь. Водка иногда действительно помогает снять стресс. Но ведь можно и без компании обойтись. Ещё в тех заграничных фильмах, что с Димкой в армии смотрели, некоторые киношные герои таскали с собой такие специальные плоские фляжки. В кармане носишь, и совсем не видно. Отвернулся и дёрнул незаметно, ну или в туалет зашёл. И всё, руки не трясутся, и голос не дрожит. Чтобы не случилось, стоишь себе, улыбаешься. Надо бы, где-то такую фляжечку раздобыть.
А чего это, собственно, я должен себе голову заворачивать, искать, что там Димка натворил. Пусть этим профессионалы занимаются. Надо только муравейник расшевелить. Главное, чтобы проверка началась, чтобы слух пошёл, а там, само покатится. Искать нужно, искать. Как там дядя Федя говорил, – у каждого дерьмо спрятано, завоняет, только копни…
Мы, сотрудники…. Нет, лучше так:
«Мы, творческие работники Художественного Фонда, возмущены коррупцией, в которой погрязло руководство нашей организации. Особенно, заведующий мастерскими, он же заместитель директора Худ фонда, который самолично распределяет заказы между исполнителями. Есть свидетели, утверждающие, что исполнители вынуждены отдавать часть своего заработка зарвавшемуся бюрократу. По такому же принципу распределяются мастерские для художников, и импортные материалы, которые государство покупает за валюту.
Из-за такой порочной практики, когда самые ответственные задания Партии и Правительства, поручаются не лучшим из лучших, а тем, кто заплатит большую дань нечистым на руку чиновникам, превратившим Художественный Фонд в свою частную лавочку, страдает весь Советский народ!»
…Ну что, наворочено конечно, но это же не школьный диктант. Мало ли кто мог написать. Но, вроде неплохо получилось, в райкоме понравится. Однако, этого маловато…
«Наш коллектив в недоумении, как на руководящие должности ухитряются попадать случайные лица. Как может возглавлять идеологическую, творческую организацию человек, не только не состоящий в партии, но и не имеющий высшего образования? Не стесняясь коллег, он неоднократно повторял, «Старпёры!» Так он называл старых партийных работников. «Скотовозы» – придуманное им название для общественного транспорта. В его понимании советские люди, это – скот. Оно и понятно, ведь сам он, передвигается на личном автомобиле, выделенном ему Союзом Художников вне очереди. Это в то время, когда признанные ветераны, заслуженные художники не могут дождаться своей очереди на покупку личного автомобиля. А недавно выяснилось, что это не первый автомобиль, полученный им вне очереди. Как такое возможно?»
…Неплохо, неплохо, убедительно получается. Про это многие слышали, кроме меня. Ничего мне про первую машину не рассказал. Видно, есть что скрывать. Ну и хорошо, не догадается, что это я телегу накатал. Молодец Петрович, про машину хорошую идею подкинул. Проверяльщики, от зависти озвереют и порвут Димку.
«А знают ли те, кто его назначал на высокую должность, что он не только не имеет высшего образования, но и даже школьного, откуда его исключили за неуспеваемость. Фальшивый аттестат об окончании десятилетки, он ухитрился состряпать во время срочной службы в армии. Возможно ли такое, без помощи высоких покровителей?»
…Стоп, стоп, стоп… Про армию нельзя, и про школу нельзя. Сразу вычислят, что это я всё написал. Кроме меня никто об этом не знает. Нет высшего образования и всё, этого достаточно.
«Как получается, что большим коллективом руководит малообразованный беспартийный, незрелый человек, в то время, как среди его подчинённых более половины сотрудников с высшим образованием, многие из которых коммунисты со стажем? В коллективе есть и молодые, талантливые, образованные коммунисты, ничем себя не запятнавшие. Убелённые сединой ветераны вынуждены терпеть зарвавшегося мальчишку. Такое назначение не могло произойти без коррупционных, родственных связей на высоком уровне. Отец карьериста был заместителем министра.»
…А что если и правда, у Димки связи отца сохранились? На всякий случай, нужно наших начальников повырубать. А то, начнут за честь мундира бороться. Тогда им эта грязь с Димкой ни к чему, будут его отмазывать.
«Несмотря на то, что его отца в своё время исключили из партии, связи остались. Вот так, сынок пошёл по стопам отца. Теперь его прикрывают Министр Культуры и Председатель Союза Художников».
…Про то, что папашу из партии исключили, это я хорошо ввернул. Сразу понятно, что «яблоко от яблони недалеко падает».
«Мы, сознательные советские граждане, осуждаем порочную практику анонимок, но не можем не опасаться мести высоких покровителей, а может и участников коррупционных схем. Но в случае объективной, независимой, не взирая на лица проверки, мы, конечно, выйдем и назовём себя. И поможем вывести на чистую воду, опорочивших себя преступников».
Так, про анонимку вроде убедительно, боятся люди. Ну, что, кажется всё, достаточно. Главное волну погнать, остальные подхватят. Не может быть, чтобы у него врагов не было. Но такой текст, только в одно место посылать нельзя, может затеряться. Не райкомовский уровень нарисовался. Вообще, неизвестно кому письмо попадёт, могут выбросить случайно. А может вообще Димкиному знакомому попадёт, чем чёрт не шутит. Так, Генеральному Прокурору, обязательно. В Комитет Народного Контроля, там говорят, самые шакалистые ревизоры. Ну, и в ЦК конечно, раз Димка там засветился. Парт аппаратчики всех накрутят и проконтролируют. Текст письма их хорошо дразнит, вряд ли проигнорируют. Ну вот, теперь кажется всё, только на машинке перепечатать, конвертики бросить, и как доктор прописал, – «будем наблюдать».
Легко сказать, а где печатную машинку взять? Не буду же я в приёмной печатать. Может, в институте? Да, что машинка, одним пальцем я буду это сто лет печатать, засекут. Стоп! Машинка, кажется, у Таньки блохастой дома есть, сама хвасталась. Её мать на дом халтуры берёт. Надо просто машинку попросить, на время, и денег дать, чтобы молчала. Стоп, говорят, что у КГБшников все машинки зарегистрированные. Они экспертизу текста сделать могут и найдут, чья машинка. Тогда, кранты! Что делать? Нужно с копиркой печатать, и послать только вторую копию. Тогда, экспертизу будет сделать труднее. Бумагу я найду, а копирку? Тоже у Таньки попрошу.
Трубку долго не поднимали. Наконец ответил заспанный Танькин голос.
– Алё? А это ты? Чего надо? – Танька звучала недружелюбно. Я бы повесил трубку, но уж больно нужно было.
– Я вообще-то по делу. Но, если не вовремя, тогда извини.
– Ладно, говори, чего надо?
– У меня знакомый готовит статьи для журнала. Ему нужна машинистка, рукопись перепечатать. Я и вспомнил про твою мать. Ты говорила, что она на дому подрабатывает. Вам деньги нужны?
– Деньги? Деньги нужны, – было слышно, что Танька, наконец, проснулась, – а когда нужно? Там много? Как его найти?
– Да нет, не много. Он сам напечатает. Только машинка нужна, у тебя есть?
– Ну, у матери есть. Но, она не даст.
– Так не бесплатно, за деньги же. Заплатит сколько нужно.
– А он симпатичный, знакомый твой?
– Да я сам за машинкой зайду.
– Сам зайдёшь? Ревнуешь что ли? – Танька, похоже, забыв все обиды, снова превратилась в озабоченную пустышку.
– Я друзей не забываю. Появилась возможность помочь, вот я и помогаю. Вспомнил вот, про тебя.
– Друзей?… – Танька снова звучала разочаровано, – ладно, я спрошу, завтра позвони.
– Попроси копирку, заодно. Ну, знаешь, такая чёрная, пачкается. Чтобы второй экземпляр сразу печатался. Побольше попроси.
– Да, знаю, знаю. Завтра звони. Пока, – Танька повесила трубку.
На следующий день, вечером, снова позвонил Таньке.
– Ну, что, договорилась?
– Договорилась. 100 рублей за машинку, и рубль за копирку.
– 100 рублей? Мне всего на три дня нужно, ну максимум на неделю. Да и за копирку, дороговато как-то. Целый рубль!
– Ты же сказал, что это не тебе? Что богатому знакомому. Если бы я знала, что тебе, я бы бесплатно выпросила. Или сама напечатала бы. Что там у тебя, много?
– Конечно не мне, знакомому. Правильно, он богатый, думаю, согласится.
– Да, и про копирку, – пояснила Танька, – рубль, это за лист.
– За каждый лист? За такое дерьмо? – я быстро соображал, где мне её искать? – ладно, нужно листов тридцать, наверное….
– Ого, – удивилась Танька, – большая работа. Каждый лист копирки можно раз пять прогонять. Ладно, будет тридцать листов.
…Тфу, дурак. Ну, конечно, копирка не одноразовая. Но, отказываться было поздно, лишнее Танькино внимание мне было ни к чему.
– Договорились, завтра зайду.
Охватило сомнение, насколько велика эта машинка? Как-то мне доводилось машинку переставлять, с одного стола на другой. Та была довольно тяжёлой. Может, нужно такси взять. Да, возьму на всякий случай. Пусть во дворе подождёт.
***
– Эй, алё, мы так не договаривались. Плати и вали куда хочешь, – таксист попался наглый и ничего слушать не хотел.
– Да мне только вещь забрать. Я туда и обратно, 10 минут, максимум. Прошу, подождите, пожалуйста.
– Знаю я вас, – не соглашался таксист, – мне работать нужно, а не стоять тут.
– Ладно, вот возьмите червонец в залог. Я же говорю, 10 минут всего.
– Вот, это другое дело. Жду 10 минут и уезжаю.
Я быстро побежал наверх по лестнице подъезда. Дверь открыли не сразу. В щёлку через цепочку меня молча разглядывала помятая пожилая женщина.
– Простите за беспокойство, Таня дома? – стараясь быть вежливым, спросил я.
Женщина за дверями продолжала меня изучать. Затянувшаяся пауза казалось бесконечной. Только бы таксист не уехал. Хотелось наорать на неё, но я продолжал улыбаться.
– Та-а-н-я! – наконец, не поворачиваясь, громко сказала женщина, – тут тебя спрашивают.
Ещё через минуту цепочку сбросили, и в дверях появилась Танька.
– А, это ты, проходи в мою комнату, я сейчас приду.
Я хотел закричать, мне некогда ждать, давай машинку меня такси ждёт. Однако, Танькина мамаша продолжала следить за мной. Пришлось подчиниться. Эх, зря время не засёк. Какого чёрта я сказал таксисту, чтобы ждал 10 минут. За червонец он должен час стоять. Танька вернулась не сразу.
– Ну, привет, зачем пришёл? – вызывающе улыбалась Танька, – кофе хочешь?
От такой наглости я едва не взорвался.
– Мы же договаривались! Забыла что ли?!
– У какой горячий, кролик, – Танка приблизилась вплотную, – помню, помню, – задышала она мне в лицо, – а ты, помнишь?
Я едва не ударил её. Она отшатнулась и злобно зыркнула глазами. Я понял, что перегнул.
– Ой, извини, я не хотел. Прости, не сказал, я спешу, меня ждут.
– Ждут? Кто она?
– Да нет, водитель ждёт.
– О-о! Ты на машине? – успокоилась Танька.
– Ну да, Я же за машинкой приехал. Мы же договаривались, – в уме я представлял, как именно сейчас таксист отъезжает с мои червонцем. Но, всё же надежда его не упустить ещё оставалась.
– Ясно, кофе не хочешь. А жаль, – заскучала Танька.
– Так, машинка есть?
– На вот, бери. Деньги гони, 130 рублей. Копирка внутри, – Танька глазами показала на маленький, плоский, оранжевый чемоданчик с ручкой на который я сразу не обратил внимания.
– Это, печатная машинка? – несолидный вид чемоданчика доверия не внушал.
– Да, портативная. Или, тебе другая нужна?
– Ну, она нормально печатает?
– Обыкновенная машинка. Так, ты спешишь? Может, кофе выпьем?
– Спешу, спешу, – опомнился я, – вот держи деньги. А копирка где?
– Копирка внутри, в конверте. Под машинкой найдёшь, 30 листов.
Таксист, естественно, смылся. С моим червонцем. Я подсчитывал убытки. 10 рублей таксисту и 130 Таньке, уже 140. Охватило уныние. Я знал, что машинистки берут по 20-30 копеек за страницу. То есть мой текст обошёлся бы в 3 рубля… Но, это цена секретности. Борьба за справедливость, стоит того. Хорошо, что машинка маленькая и такси не понадобилось.
Однако, я рано радовался. Придя домой, убедился, что вообще не понимаю, как подступиться к печатной машинке. Много раз видел, как ловко с этим управляются машинистки, как быстро они трещат клавишами. Казалось, что и я так же буду делать. Но, не тут-то было. Буквы разбегались перед глазами. Первая страница песчила опечатками и выглядела неряшливо. Такое просто не станут читать. Через час у меня болела спина, я напортил кучу бумаги, но так и не смог напечатать ни одной страницы. К утру, я без сил свалился в сон. Снился Димка в милицейской форме с его Танечкой. Они смеялись! Дима, Димочка, Димок…, – шептала Танечка. Проснулся в холодном поту.
– Димок, ты не заболел? – мама с волнением разглядывала моё лицо и целовала лоб, – уже 10 часов, ты на работу не опоздаешь?
Увидев на столе печатную машинку и разбросанные листы бумаги, я едва не завыл. Уж не читала ли мать эти письма. Однако она молчала, делая вид, что ни во что не вмешивается. Уже за завтраком всё же поинтересовалась, что я там печатаю. Поняв, что она всё равно могла прочитать, пока я спал, и, что темнить нет смысла, я решил ей рассказать.
– Понимаешь мама, у нас на работе творятся безобразия. Мне поручили напечатать коллективное письмо, дали машинку, а я не умею печатать.
– Так, давай я напечатаю. Я раньше печатала, для начальника. А ты, Димочка иди на работу, пока тебя не хватились.
– Правда, мама, ты умеешь? – обрадовавшись неожиданной помощи, я объяснил, как и что нужно печатать и побежал на работу.
Вечером, когда я пришёл, всё было готово. Письма выглядели солидно и убедительно.
– Да, Димочка, кто бы мог подумать, что у вас там такие безобразия творятся, – искренне сочувствовала мать, – казалось бы, сиди себе и рисуй в своё удовольствие. Ещё и деньги за это платят, спокойно, хорошо. И чего людям не хватает. А этот-то, другом прикидывался, каков негодяй, оказывается. Тюрьма по нему плачет.
– Мама, ты только никому! Ты же видишь, какая мафия, разорвут!
– А я бы в газету написала, – задумчиво советовала мама, – пусть все знают, а то ведь замнут всё. Хочешь, я напишу?
– Мама! Ты что с ума сошла?! Какая газета? Никому, ни слова! – с ужасом я понимал, что мать вполне может рассказать соседям, – мама, если ты кому-нибудь расскажешь, меня могут убить!
– И Анжеле нельзя? Она же, твоя жена, – кошмар продолжался.
– Мама, никому! Ей в первую очередь! Я, Анжелке не доверяю!
– Димочка, она тебе изменяет? – на глазах матери навернулись слёзы.
– Мама, она не изменяет, я не хочу её волновать.
– Анжела беременна? – с надеждой спросила мать.
– Мама, просто не вмешивайся в мои дела! Я прошу тебя!
– Ладно Димочка, ты только не волнуйся.
Я побежал на кухню за коньяком, который мама держала на всякий случай для гостей. Отхлебнув из бутылки, я с ужасом осознал, что мать, это мина замедленного действия. И не будет мне теперь покоя, ни дома, ни на работе.
Глава-12 Процесс пошёл
– Слышь, Димка, – в мастерскую с горящими глазами ввалился Петрович, – у нас в конторе шмон, бегают все, какая-то проверка, милиция. Ты бы поинтересовался у однополчанина твоего, что там случилось? Надо мужиков предупредить, чтобы лишнее поубирали, хотя бы пустые бутылки выбросили.
…Ну, вот и началось. Что случилось, что случилось, что-то таки и случилось. Нельзя, нельзя, чтобы на меня подумали.
– Да ладно, Петрович, какой шмон. Нам-то что? Мы люди творческие, подневольные, пожарную безопасность не нарушаем. А бутылки, надо вовремя убирать. Я сейчас занят, потом схожу, – больше всего я боялся, что Петрович заметит, как горит моё лицо, руки начинали предательски трястись, – ладно, мне в туалет нужно.
Однако суета началась серьёзная. Все, понятно, побросали работу и шушукались по углам. Сплетни ходили самые невероятные. Пару раз я видел Димку, в окружении каких-то людей. Он явно был занят, и я подходить не стал. Но вот, наконец, напряжение стало стихать.
В приёмной Худ фонда никого не было, день закончился, в кабинетах администрации уже повыключали свет.
– Привет, к тебе можно?
Димка сидел один в тёмном кабинете, и что-то жевал.
– Заходи. Ты за запиской? Секретарша сказала? Вон лежит.
– Какой ещё запиской? Никто ничего не говорил,
– Заходила какая-то Татьяна, просила передать, чтобы ты позвонил.
Хорошо, что в помещении было темно, иначе я не смог бы скрыть внезапно охватившего волнения.
– Татьяна? Какая Татьяна?
…Неужели блохастая Танька? Какого чёрта она сюда припёрлась?
А, я кажется знаю, кто это, мы учились вместе. А на словах ничего не передавали?
– Не знаю, вроде ты какой-то документ где-то забыл.
На листке бумаги был записан Танькин телефон. На каком-то внезапном порыве, я схватил со стола Димкин стакан и сходу проглотил то, что в нём оставалось. Димка с удивлением уставился на меня, помолчал. Потом достал из стола другой стакан и налил в него коньяк.
– Куда звонить, все уже разошлись, завтра позвоню, – я хотел, чтобы Димка думал, что это кто-то от заказчиков звонил.
– Интересно, ты раньше пить не хотел. Я тебе этот самый коньяк предлагал.
– Ну, видишь, всё меняется. Меня наши мужики всё время приглашают, за компанию. Отказываться неудобно. Так что я сейчас, как все, тоже употребляю.
– Вы там, в мастерских, с алкоголем поосторожнее. Напьётесь, пожар устроите. И вообще, у нас сейчас проверка. Порядок там наведите. Так, ты чего пришёл-то?
– Петрович сказал, что в конторе шмон. Народ волнуется, никто ничего не объясняет. Сходи, говорят, к сослуживцу, узнай в чём дело.
– Да…, в чём дело. Двойная проверка у нас. Анонимку написали.
– Анонимку? А разве анонимки расследуют? Там же могут, что угодно написать.
– Как видишь, расследуют.
– А ты, читал, что там написано?
– Читал, читал…. Про меня там написано.
– Про тебя? А что ты такое сделал? Расскажи, если не секрет.
– Рассказать? Ну, хорошо, – Димка снова разлил коньяк в стаканы, и засунул в рот дольку лимона, – уже недели три назад из почты сюда пришли уведомления о доставке корреспонденции в разные инстанции об отправленных, якобы отсюда, заказных письмах. Секретарша разволновалась, что какие-то документы прошли мимо неё и стала у всех спрашивать. Председатель Союза, мужик опытный, сразу сказал, что это какие-то анонимки. Прошло две недели, уже забывать стали. А тут являются, двое. Один в форме, старший лейтенант милиции, а второй гражданский. Председателю Союза и директору Фонда это сразу не понравилось. Нас обычно Министерство Культуры проверяет. А эти, один из МВД, из центрального аппарата, Управление по Борьбе с Хищениями Социалистической Собственности, а другой начальник отдела из Контрольно-ревизионного Управления Министерства Финансов, что вообще непонятно. Старики говорят, что они занимаются только очень крупными финансовыми аферами, на государственном уровне, и у них особые полномочия! Поначалу, даже смешно было. Что тут у нас красть? Однажды, было, шофёр старые покрышки кому-то загнал. Другой раз рабочий ведро белил спёр. Ну, есть материалы разные, но не на миллионы. И что самоё смешное, оказывается, я главный злодей. Можешь себе представить? Меня, пришли проверять! Все в недоумении, что происходит, а меня вообще смех разбирает. На третий день проверки, тот что из Минфина походит ко мне и говорит,
– Весело тебе? Да? Ну-ка давай отойдём, пока мой коллега не пришёл. На, вот почитай. Только, предупреждаю, я тебе ничего не давал и даёт мне ту самую анонимку, – читай, – говорит, – здесь, при мне.
Я первую страницу прочитал, смеюсь. А когда всё прочитал…, в осадок выпал. Тот, кто это писал, очень хорошо меня знает. Он где-то совсем рядом. Но, поразило не это. То, что там написано, вообще в основном, чушь, тень на плетень. Поразило другое, дикая ненависть ко мне. Я теперь в свой подъезд заходить боюсь. Потому, что тот, кто это написал, вполне может ждать меня там, с топором.
Я схватил бутылку, вылил в стакан остатки коньяка и залпом проглотил. Хорошо, что было темно, что мы пили коньяк, и я мог контролировать себя. Иначе стук моих зубов о стакан выдал бы меня.
– Ну, что? Не смешно больше? – продолжал Димка, – проверяльщик за рукав тянет, а я про него уже и забыл.
– А почему Вы мне сейчас это показываете?
– Потому, что вижу, что чушь это всё. Мне тут делать нечего, темы для меня нет. Завтра меня здесь уже не будет. Не мой это уровень.
– Ну, слава богу, что всё заканчивается.
– А ты не радуйся, – говорит, – это для меня, заканчивается. А для тебя, всё только начинается. Ты с этим, ну тем, что со мной пришёл, держи ухо востро, он пришёл тебя топить.
– Зачем? Не понимаю.
– Это его шанс. Дело, хоть и дутое, но засвечено на высоком уровне. Директива по тебе, спущена из ЦК. Так что если он тебя утопит, будет замечен. Карьерный рост, и всякое такое. В общем, ему нужна тушка, раскрытие. Любой ценой. Ты для него, удача, шанс. Понял?
– А если, он ничего не найдёт?
– Ха, был бы человек, а статья найдётся. Так что, не расслабляйся…. Ладно, всё, мне нужно идти.
– Последний вопрос, в ЦК-то, кому я мог понадобиться? Я ведь совсем мелкая сошка. Им только дунуть.
– Правильно мыслишь, – говорит, – плевать им на тебя. Но тот, кто это написал, обгадил больших людей. Такой придурок, может и их самих обосрать. Они же тоже люди. Не спусти они директиву, их могут обвинить в укрывательстве. Они свой зад прикрывают. Но, этого гуся, будут искать, он опасен. Такого, нужно в наморднике держать.
Услышав это, я едва не обмочился. Всё, КГБ натравят. Хмель враз выветрился. Собрав всю волю в кулак, стараясь сохранять спокойствие, я выдавил из себя,
– Да, Дима, кто бы мог подумать, что ты в такое вляпаешься. Завидуют люди, завидуют! Не забывай.
– Вот и я думаю, – отозвался Димка, – чему тут завидовать? Тебе такое надо? И мне, на кой ляд мне эта должность? Я – художник! Я жить хочу, а не обслуживать остальных! Нет, ни один художник мне завидовать не будет. Может, это бухгалтерия, может со сторону кто-то? Чьего-то сынка пристроить понадобилось? Здесь, на мою должность даже претендовать некому. Ладно, дальше Сибири не сошлют. Так что, мы с тобой встанем рядом, и как раньше будем картины писать. Кстати, что это твоих работ не видно. Где обещанные шедевры?
Какие картины, что он несёт. Картины на хлеб не намажешь. Сам на окладе сидит, а мне работать надо. Зажрался, сволочь кабинетная.
Домой пришёл, когда было уже около десяти. Хотелось упасть на подушку и забыться. Но не давала покоя мысль, зачем Танька искала меня на работе. Телефон снова долго не отвечал. Наконец Танька ответила.
– Привет, чего трубку не берёшь?
– Да я только зашла, в пальто стою.
– Чего загорелось? Зачем на работу приходила? Как ты вообще мою работу нашла?
– Ничего не загорелось. Просто, подумала, что ты меня как-то забыл.
– Забыл? Так ты для этого на работу ко мне пришла?
– Ну, да. Иначе ведь не позвонил бы. А так, понял, что всё серьёзно.
– Что, серьёзно? – нехорошее предчувствие, похоже, было не напрасным.
– Ты, копирку в пишущей машинке оставил.
– Ну?
– Мать нашла.
– Ну?
– Что ты нукаешь? Мать, говорю, нашла, и мне показала.
– Ну, я же вернул копирку. Что не так? – до меня всё ещё не доходил весь ужас случившегося.
– Всё так. Только копирка, на просвет, прекрасно читается. Понятно, зачем тебе понадобилась пишущая машинка.
Я едва не выронил трубку, когда через секунду до меня дошло. Перед глазами встало лицо неряшливой женщины, внимательно разглядывавшей меня в щель двери. Сон отлетел.
– Меня даже любопытство разобрало, – продолжала сыпать соль на рану Танька, -захотела на этого начальника посмотреть. Знаешь, а он ничего такой, сексуальный, и молодой совсем. Я у него телефон взяла, на всякий случай.
Пол закачался у меня под ногами.
– Чего ты хочешь? – едва смог выдавить я.
– Что хочу? Познакомь меня с ним, поближе.
Это было уже выше моих сил.
– Не получиться. Он меня ненавидит, – ляпнул я первое, что пришло в голову.
– Да, понятно. За что ему тебя любить. Ну, ладно, хочешь, я тебе копирку отдам?
Эта дрянь явно что-то затевала. Таньке захотелось, чтобы я её уговаривал, а она бы при этом, упиралась.
– Тебе очень это нужно? Или не очень? – мерзко растягивала слова Танька, – ладно, я сохраню это для тебя, отдам, отдам. Когда зайдёшь…, за копиркой?
– Завтра зайду. Ты, когда дома будешь?
– Заходи после девяти, – трубку Танька бросила, не сказав «до свидания». Это был дурной знак.
Уже в два часа ночи я проснулся от духоты, и до утра заснуть больше не мог. Из головы не шёл разговор с Димкой. Неужели, меня на самом деле будут искать? Может, уже ищут? Что это за странная выходка Таньки. Я заплатил сколько сказали, должна быть довольны. Копирку стала разглядывать. Зачем?… Так до утра и не заснув, поплёлся в мастерскую.
– Дима, ты чего, заболел? Чего такой зелёный? Или пил вчера? – дорогу перегородил Петрович, – опохмелиться не желаешь?
– Не желаю, Петрович. Давай без меня. Работы много.
Вообще странно, Петрович пил редко, а по утрам вообще никогда. Может он так шутит. Но мысль Петровича была правильной, два глотка из моей фляжечки привели в чувство. Время тянулось медленно. Где это Танька шляется, какого чёрта нужно ждать девяти часов?
***
Танька в халате и с мокрыми волосами открыла дверь в квартиру.
– Привет, ну давай копирку.
– Мама, это ко мне, я открыла уже, – громко сказала Танька в глубь квартиры, – а ты проходи в комнату, там всё.
Я механически шагнул в её маленькую комнату, где уже был в прошлый раз. За стеной слышался стук печатной машинки.
– Скажи, зачем твоей матери понадобилось разглядывать использованную копирку?
– Мама сказала, что у неё опыт. Такие деньги за машинку платят только, когда пишут всякие гадости и боятся, что узнают. Потому, что она по 30 копеек за страницу берёт.
Тфу, идиот, – подумал я про себя.
– Ладно, давай её сюда. Ну, копирку эту.
– Вот, держи, – Танка сунула мне в руки вчетверо сложенный лист бумаги, что было странно.
– Это же не копирка.
Я развернул лист. На нём был карандашный рисунок грубой, хамской порнографии. От неожиданности я опешил. Танька стояла сзади, заглядывая на рисунок из-за моего плеча. Пока я пытался сообразить, что это значит, она неожиданно, сзади одной рукой обхватила меня, а другую руку быстрым движением запустила ко мне в штаны и когтями вцепилась в моё «хозяйство».
