Александр Заправдин
Новенькая
Пролог
Школа №113 стояла на холме, как заброшенный маяк. Её кирпичи, выкрашенные в жизнерадостный салатовый, давно покрылись язвами трещин. Крыша, проржавевшая ещё при Горбачёве, сочилась неисполненными циркулярами в виде разноцветных заплат: каждую весну потолок актового зала превращался в звёздное небо, а лужи в кабинете истории отражали бюст Ленина – словно он захлебнулся в бесконечных приказах сверху. Но главной бедой здесь были не дыры в крыше, а дыры в здравом смысле. Школа жила по законам абсурда: вместо уроков – фотоотчёты, вместо знаний – статистика, а вместо детей – «контингент».
Кабинет директора утопал в сизом дыму от дешёвых духов Маргариты Аркадьевны. На стене висел график регистрации на форум «Цифровая трансформация сознания», похожий на ЭКГ умирающего. В центре кабинета, словно проклятый остров, возвышался овальный стол. На нём царил мёртвый порядок: папки с личными делами сотрудников стояли, вытянувшись в ровную линию, как на параде. Напротив личных дел, будто готовясь ринуться на них в атаку, выстроилась армия формуляров с надписью «Срочно», а между ними хрустальная ваза с леденцами казалась единственной наградой для тех, кто не пал во время сражения с полчищами «срочных дел».
Маргарита Аркадьевна – женщина, чей голос напоминал сирену воздушной тревоги, а мозг – компас с оторванной стрелкой, – стучала ногтем по протоколу педагогического совета под номером 666. Её управленческий стиль был коктейлем из маниакального контроля и хаоса: сегодня она требовала закрасить все окна, чтобы «дети не отвлекались на солнце», завтра – заставляла учителей петь гимн школы перед уроками. Лицо её вечно дёргалось, будто под кожей копошились тараканы нереализованных амбиций. Особенная гордость – брошь в виде совы, купленная в «Светофорчике» за 79 рублей. Сова была слепа на один глаз, как и сама директриса.
– 93,7%! – заревела, врезав кулаком по столу, Маргарита Аркадьевна. Бюст Ленина в кабинете истории уронил подбородок. – Департамент требует 96! Где остальные 2,3%? Умерли или в бегах? – Указательный палец директрисы хрустнул суставом, упираясь в график на стене, который уже перешёл в стадию предсмертной агонии.
– Маргинализация родительского контингента требует точечного прессинга! – пискнуло существо, вылупившееся из учебников по педагогике 50-х годов. Это была Лидия Павловна – завуч школы. Её речь напоминала фейерверк из терминов: «инновация», «синергия», «копинг-стратегии» – всё это она вбрасывала в разговор, как гранаты, не понимая, куда летят осколки. Считала себя интеллектуальной элитой, но путала Сократа с сахаром. Носила юбки-карандаши, которые, казалось, сжимали не только бёдра, но и мозг. Мечтала занять место директора, но боялась, что после этого ей придётся работать самой. – Нужен парадигмальный прорыв! – продолжала Лидия Павловна, кривя губы, похожие на два свежеокрашенных забора. – Объявим, что незарегистрированные родители – угроза нацбезопасности! Пусть классные руководители звонят им в 5 утра – время, когда их совесть ещё спит!
– Гениально! – хрюкнула директриса, и брошь-сова на её груди захлопала единственным глазом. – А тех, кто не ответит, объявим… м… экстремистами! – завершила она, гордясь своим предложением, как Фемистокл гордился идеей сплотить Грецию перед нашествием персов.
Над педагогическим советом повисла гробовая тишина.
– Принято, Маргарита Аркадьевна! – бойким голосом из-под стола, нарушив тишину, скрипнула Зоя Семёновна – женщина-тень, чьё лицо стёрлось от вечных «да-конечно-сразу». – Я уже поставила себе будильник на 4:40. – Бодрилась она, дёргая головой с глазами той самой «лошади, которая больше всех старается в колхозе».
***
Тягучий гул фразы «96% регистрации» висел в воздухе, как прокисший компот. Маргарита Аркадьевна, чей взгляд метал молнии в сторону невидимых врагов, царапала маникюром график, словно пыталась оживить его электрошокером.
– Валерий Петрович! – гавкнула она, щуря слепой глаз в сторону мужчины, чьи усы напоминали два сломанных ёршика для чистки кальяна. Его лицо, красное, как кнопка пожарной тревоги в день инспекции, дёргалось в такт лаю директрисы. – Ваш 8 «Б» – позор школы! Из 30 родителей зарегистрировались 28! Вы им что, «Марсельезу» спели вместо инструкций?!
Валерий Петрович вскочил, опрокинув стул, который упал с грохотом, достойным падения Берлинской стены. Его пиджак эпохи Ельцина, заляпанный кофейными пятнами, трепетал, как флаг революции на ветру глупости.
– Это провокация либероидной хунты! – каркнул он во всё горло, размахивая кулаками, будто отбивался от роя пчёл, которых сам же и разозлил. – Я не позволю, чтобы эти ваши «цифровые штучки» лишали родителей священного права… м… не регистрироваться! – Он замолчал, запыхавшись, словно пробежал марафон в поисках мысли, которая так и не пришла.
– Два человека! – Маргарита Аркадьевна обняла график, будто это был парашют над пропастью департаментского гнева. – Вы понимаете, что из-за них нашу школу опустят в рейтинге?! – В моменте визг директрисы превысил диапазон в 4200 Гц, от которого в учительской треснули все кружки с надписью «Лучшему учителю», подаренные коллективу вместо премии к Новому году. – А меня! – Неожиданно голос директрисы рухнул на дно октав, загудев, как паровоз, который вот-вот сойдёт с рельсов. – Человека, который 10 лет держит школу на плаву, как… как…
– Как пробка в унитазе образования! – процедил физрук Геннадий, не отрываясь от созерцания своих кроссовок, прожжённых сигаретами и судьбой. – Снаружи блестит, а внутри – застоявшееся дерьмо. Тронешь рычаг – всё через край поползёт.
– Да как вы смеете?! – внезапно встряла Зоя Семёновна, вскочив так резко, будто сидела на электрическом стуле. Её голосок зазвенел, как тявканье чихуахуа. – Маргарита Аркадьевна – наше всё! Наш маяк! Наш… наш… – она задохнулась от рвения, – …гуру образовательного процесса! – Она уставилась на Геннадия взглядом, который пытался быть грозным, но напоминал испуганного хомячка. – Вы… вы просто завидуете, что не способны понять её гениальных стратегий!
– Стратегий? – пробормотал под нос физик Сергей Витальевич, человек со взглядом, выражающим вечное «Я вас услышал, но мне похуй». – На бумаге красиво, а на деле… – И, не отрываясь от кроссворда, где на вопрос «Бесполезное занятие» он вывел «ПЕДСОВЕТ», лениво ткнул пальцем в потолок, откуда капала вода прямо в хрустальную вазу с леденцами. Когда-то Сергей Витальевич любил физику и детей, но после того, как Лидия Павловна назвала его уроки уродством, он стал похож на выключенный телевизор с тихим треском сгоревших микросхем.
– Молчать! – взвыла директриса, как стая котов в марте, наполняя кровью капилляры слепого глаза, но Зоя Семёновна уже вскочила, перекрывая её крик своим визгливым рвением:
– Маргарита Аркадьевна, я лично возьму этих двух родителей! – Она выпрямилась, как солдат перед расстрелом. – Я буду звонить им каждый час! – Голос её поднялся на октаву, щёки запылали, как лампы накаливания. – Нет… каждые полчаса! – Она вдохнула так глубоко, что пуговица на блузке едва не отлетела. – Нет!.. Каждую минуту! – Рука сжала блокнот так, что бумага заскрипела, словно прося пощады. – Я… я приду к ним домой! – Она встала на цыпочки, будто тянулась к невидимой вершине. – Я буду стучать, пока они не откроют! – В глазах вспыхнул огонёк безумия, а губы растянулись в улыбке, которой не место на человеческом лице. – Я… я… – Голос сорвался в шёпот, и она закрыла глаза, будто в трансе. – …принесу им свой ноутбук… и зарегистрирую их сама… – Каждое слово выдыхалось, как последний аккорд симфонии. – Даже если придётся… – Её веки дрогнули, а пальцы разжались, выпуская ручку, которая со звоном упала на пол. – …держать их на прицеле…
Последняя фраза вырвалась тихим стоном, после чего Зоя Семёновна обмякла, как марионетка с перерезанными нитями, и рухнула на стул, тяжело дыша. На её лице застыло выражение, будто она только что пересекла финишную черту забега, который бежала всю жизнь.
– Прицеле?! – Валерий Петрович фыркнул. – У вас что, пистолет есть?
– Нет! – Зоя Семёновна гордо подняла подбородок. – Но есть… моральный долг! – В этот момент она выглядела, как героиня картины Делакруа «Свобода, ведущая народ».
– Оставьте ваш альтруизм для субботников по воскресеньям, Зоя Семёновна! А регистрацией родителей займётся классный руководитель, ему за это деньги платят! – протрубила директриса, переводя ярость на Валерия Петровича, чьи усы тут же стали дёргаться в такт его дыхания.
– Я буду жаловаться! – взорвался Валерий Петрович, вновь вскочив со своего места так резко, что стул полетел под шкаф с пыльными грамотами. – Я не раб системы, чтобы ночами шаманить с этими порталами! – Его лицо пылало, как лампочка в подъезде, которая вот-вот перегорит. – Да вы знаете, что у меня в классе многодетная мать-одиночка? Она на трёх работах! Когда ей регистрироваться?! В перерыве между сменами?!
– Ваши эмоции – это ваша профессиональная несостоятельность! – блеванула Лидия Павловна, складывая пальцы в фигуру, напоминающую храм её самомнения. – Нужна персонифицированная адресность! Предложите им… м… мотивацию!
– Мотивацию? – Валерий Петрович фыркнул. – Да я им вчера сказал: «Если не зарегистрируетесь, то так и не научитесь пользоваться “Госуслугами”, потому что ваше сознание не трансформируется». Так одна бабка чуть меня за лицо не укусила…