Александр Золотько
Прощай, Америка!
© Золотько А., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
* * *
Доброе утро, Америка! С вами – наш прогноз погоды. Вы уже смотрели в окна? Там снова жара. Штаты все нагреваются и нагреваются, давление растет. Сегодня с утра в Нью-Йорке одна пожилая леди потеряла голову. В прямом смысле этого слова. Держите себя в руках, может быть, все еще образуется. Не теряйте голову, американцы!
Глава 1
Расстрел – штука специфическая. Как минимум. И на него есть, как минимум, две точки зрения. Того, кто расстреливает, и того, кого расстреливают. И, как это ни странно, эти точки зрения не противоположны. Хотя, казалось бы…
Лукаш в одном расстреле участвовал. С той стороны, что напротив автоматного дула. Лукаш не суетился, не дергался… А чего, собственно, дергаться, если тебя привязали к стулу. Усадили лицом к спинке стула, обвязали веревками и отошли в сторону, чтобы не попасть под раздачу, если стрелок сгоряча пальнет, не дожидаясь команды.
Можно было кричать, закрывать глаза, выть, умоляя о пощаде. Никто из присутствующих не озаботился для Лукаша ни кляпом, ни повязкой на глаза. Даже закурить последнюю сигарету никто не предложил.
Лукаш не курил, но тут было дело принципа. Все-таки с полминуты к жизни дополнительно. Но могли вообще не заморачиваться стульями и веревками. Могли шлепнуть прямо в автомобиле. Водителя из местных – пристрелили. Оператора, бросившегося вдруг наутек по гладкой, как стол, равнине, достали с третьего выстрела, а Лукаша схватили за руки и потащили из машины наружу.
Больше всех старался переводчик. Такой веселый и услужливый в обычное время, Махмуд вдруг перестал улыбаться, посерьезнел и по дороге к белой глиняной стене возле шоссе Лукаша несколько раз даже ударил. От души, старательно.
Переводить, кстати, Махмуд тоже перестал, так что точный смысл оживленных переговоров между участниками акции от Лукаша ускользал, по отдельным знакомым словам он понимал, что его сейчас будут убивать, чтобы проклятым иностранцам неповадно было. Или что-то в этом роде.
И убивать Лукаша собирались не просто так, а перед видеокамерой. Так что последние пятнадцать минут славы ему были гарантированы. Местный оператор в полувоенной форме нацелил камеру, установив ее чуть сбоку от действующих лиц, чтобы зрители потом могли увидеть и героических стрелков и запаниковавшего Лукаша.
Два автоматчика, которые собирались расстреливать проклятого европейца, лица прикрыли пыльными платками и ожидали команды, косясь на объектив. Они, наверное, хотели выглядеть убедительно. Значимо хотели выглядеть, чтобы потом, в старости, показывать видео своим внукам и говорить с гордостью – смотри, как я красиво стою. И автомат в руках держу уверенно. Ну-ка, угадайте, детки, кто из этих молодых красавцев ваш дедушка. Вот он, справа, дружно вскричат внуки, радостно хлопая в ладоши.
Отгоняя идиотские мысли, Лукаш ждал выстрела, оператор ждал начала процесса, стрелки ждали указаний, а команда все не поступала. Стоявший невдалеке невысокий мужчина в темно-сером костюме и шляпе о чем-то говорил по мобильному телефону.
Потом, после расстрела, Лукаш даже удивлялся своему спокойствию. Надеялся, что все обойдется. Людям вообще свойственно надеяться до самого последнего момента, а в тот самый последний момент выругаться и подумать: вот ведь, зараза, какая хреновина получилась.
И умереть.
Лукаш, например, именно так и подумал.
До последней секунды был уверен, что вот сейчас этот тип в костюме выключит телефон и скажет, что все отменяется, что ошибочка вышла… И Лукаш скажет, ну ладно, с кем не бывает. И подумает, что оператора, конечно, жалко, но…
«Вот ведь зар-раза», – подумал Лукаш, когда мужичок аккуратно выключил телефон, спрятал его в боковой карман пиджака, потом повернулся к стрелкам и скомандовал «Огонь!».
«Какая хреновина получилась», – подумал Лукаш.
Автоматы выстрелили одновременно, пули одновременно вылетели из стволов, во всяком случае, Лукаш был уверен, что видел, как эти пули вылетали. Удар в грудь… Один удар в грудь, а второй – в голову. Не так – первый в голову, а второй в грудь, это принципиально.
И все исчезло.
Когда сознание вернулось, то рядом уже не было выжженной солнцем дороги, выбеленной все тем же солнцем глиняной стены, а была палата военного госпиталя в Подмосковье.
Ролик о расстреле в Сеть так и не попал. Помощь к Лукашу подоспела, не то чтобы в последний момент, как бывает в кино, а через целых две минуты после окончания казни, но в целом вовремя. Вертолет успел и участников мероприятия выкосить пулеметным огнем, и Лукаша вывезти.
Врач потом предположил, что пули прилетели вовсе не одновременно, первой была, скорее всего, пуля в голову, но пошла она по касательной, только зацепила череп и вырвала небольшой клок волос. Но ее ударом Лукаша качнуло в сторону, ровно настолько, чтобы вторая пуля, направлявшаяся к сердцу, пролетела сквозь грудную клетку, почти ничего не повредив. Во всяком случае, ничего особо важного.
«Ты везучий сукин сын», – сказали приятели Лукашу, и он не возражал. Действительно, везучий. Врачи, обследовавшие Лукаша после лечения, пришли к выводу, что он совершенно здоров, как телесно, так и духовно.
О том, что каждое утро перед пробуждением Лукаш снова и снова оказывается возле той стены, врачи, естественно, не узнали. А то, пожалуй, замучили бы Лукаша обследованиями с собеседованиями и сделали бы в его медицинской карточке какую-нибудь неприличную запись. Врачи – они такие.
Вот. Если не обращать внимания на это обстоятельство, расстрел для Лукаша закончился более-менее благополучно. Разве что прибавилось цинизма в характере да иронии во взгляде. Проблемы, говорите? Ну-ну…
Очередной расстрел в Нью-Йорке? Тоже мне событие! Да, изрешетили известную на весь мир бабу, и что? Солнце перестало светить? Курс доллара вырос до хоть мало-мальски приличного уровня?
И вообще…
Собственно, этот расстрел Лукаш проспал.
Винить его в подобном было трудно – стреляли в Нью-Йорке, а Лукаш спал в Зеленой Зоне Вашингтона, стрельбу затеяли в шесть пятнадцать, а Лукаш только в пять утра заявился к себе в номер и лег спать. Нет, если бы он хоть как-то участвовал в этом забавном мероприятии: стрелком или мишенью… Или если бы его заранее пригласили…
Хотя вряд ли он рванулся бы из Вашингтона в Нью-Йорк ради личного наблюдения за процессом. С утра Лукашу предстояло выезжать по делу, отлагательств не терпящему, отправление было намечено на девять, так что Лукаш решил позволить себе поспать до семи тридцати. Еще пару часов сна он запланировал перехватить в машине по дороге, вместе получалось почти пять часов – неплохо, нужно признать, получалось.
За предыдущую неделю он в сутки больше и не спал. Как-то незаметно навалилась работа, Петрович, сволочь ненаглядная, гонял и по официальным и по неофициальным мероприятиям совершенно безжалостно и требовал, чтобы Лукаш был если не душой всякой компании, то уж украшением – точно. Ну и, само собой, быть участником всякой пирушки-фуршета-пати на благословенной территории Зеленой Зоны, Большого Вашингтона и примыкающего к нему штата Виргиния.
Сам Петрович посещал подобные мероприятия изредка, только в том случае, если вырисовывалась перспектива чего-то уж особенно важного.
«А твое дело, Михаил, молодое, печень у тебя, Михаил, здоровая… пока. Впечатление ты производишь, как некоторые утверждают, самое благоприятное. Так что, гуляй, пока молодой, – отвечал Петрович на жалобы Лукаша. – Или ты на Ближнем Востоке с Персидским заливом не намахался?»
И таки да, намахался Лукаш и в Ираке, и в Сирии. Про Иран он предпочитал не вспоминать, да и начальство настоятельно рекомендовало про Большое Иранские Приключения забыть до особых распоряжений.
А пока твердо помнить, что журналист Михаил Лукаш прибыл в Пока-еще-Соединенные Штаты Америки типа отдыхать.
Официальная версия, так сказать.
Чем-то шустрый корреспондент Лукаш заслужил благосклонность владельца информационной корпорации, прогнулся в нужном месте и в нужное время… Или даже вроде как собрался стать зятем одного из топ-менеджеров – черт его, этого Лукаша знает?
Важно то, что Лукаш парень компанейский, веселый, с чувством юмора, при деньгах и при связях. Причем полученную информацию не зажимает, делится ею с окружающими направо и налево. Ну такой вот широкой души человек.
Будильник должен был зазвонить в семь тридцать, но первым подал голос инфоблок, отобрав у Лукаша целых пятнадцать минут сна.
– Да? – сказал Лукаш, не открывая глаз. – Доброе? Это кто сказал? Знаешь, Петрович…
Петрович знал. Но гуманнее от этого становиться не собирался, спокойно приказал вставать, включить телевизор, после чего прервал разговор.
– Сволочь, – сказал Лукаш инфоблоку. – Живого человека в такую пору будить.
В номере было прохладно – вчера наконец-то починили кондиционер. Пришлось дать взятку в евро, в долларах никто ничего уже давно не брал. Не любили долларов в Зеленой Зоне Вашингтона.
Лукаш встал с кровати, щелкнул пультом. Здоровенная «плазма» на стене включилась. «Нью-Йорк», – задал Лукаш поиск, и на экране возникла колонка с перечнем сюжетов. Внизу, в правом углу, мерцал показатель количества страниц меню. «Твою мать», – сказал Лукаш. Количество страниц перевалило за сотню – каждый канал посчитал своим долгом осветить событие этого утра. Главное событие на Земле, как ни крути.
А потом Лукаш увидел расстрел.
Молча просмотрел материал, потом прогнал его в ускоренном темпе, снова просмотрел, почесал затылок и вздохнул.
Нечестной получилась разборка, если подумать. Совершенно нечестной. Одна баба против двух «рапторов». И толку, что росту в бабе было сорок шесть метров при весе в сто пятьдесят тонн? Ни малейшего шанса у нее не было. «Ну, не факелом же ей отмахиваться», – печально пробормотал Лукаш, в четвертый раз просматривая, как два «эф-двадцать вторых» расстреливают статую Свободы на одноименном острове.
Все эпохальное событие заняло без малого минуту.
Кадр, кстати, был на удивление четким и аккуратным. Профессиональным. Объектив захватил пару «рапторов» в тот момент, когда они, не торопясь, приближались со стороны моря. Перед самым островом Свободы истребители сбросили скорость до минимума, можно было даже подумать, что аппараты зависли в воздухе. Потом первый коротко ударил из пушки.
Полетели клочья меди. Левая половина скульптуры превратилась в дым-искры-взрывы, «раптор» прибавил скорости и сместился вправо-вверх, уступая место своему ведомому. Тот короткой очередью разнес голову Свободе и ушел вслед за ведущим.
Камера проследила за самолетами до того момента, пока они не скрылись в юго-западном направлении.
Кроме этого шедевра каналы гнали съемки с мобильников, инфоблоков и прочей бытовой техники, сделанные случайными свидетелями, но такого чистого и техничного материала больше не было.
Возникало чувство, что кто-то, заранее предупрежденный, разместился на крыше одного из домов у залива, поставил камеру, в нужное время навел и включил. Был предупрежден и ждал, сволочь. Вот ведь точно. Наверное, сейчас ищут федеральные агенты вместе с полицейскими такого шустрого и пронырливого оператора. Найдут ли? В Нью-Йорке сейчас кого-либо найти ой как не просто. Скорее, сам потеряешься. Не войсковую же операцию проводить, прорываясь сквозь межрайонные баррикады.
Лукаш настроил свой инфоблок на поиск и отбор информации, а сам отправился принимать душ. Спать все еще хотелось дико.
«Два часа сна – это мало, – сказал Лукаш, стаскивая с себя белье. – Два часа – это даже не отдых, это еще один элемент пытки. Поманили и отобрали». Лукаш оперся лбом о стену, выложенную кафелем, подставил плечи и спину под режущие струи душа.
Зачем Петрович позвонил и указал на происшествие? В принципе, он не обязан информировать своих людей о всякой мелочи, происшедшей в Полуразваленных Соединенных Штатах Америки. С другой стороны, лишней информация не бывает, к тому же мелочью стрельба в Нью-Йорке не была даже по нынешним интересным временам. Но ведь Петрович и не объяснил, что именно произошло в Нью-Йорке. Только указал на необходимость ознакомиться с теленовостями. Привлек, так сказать, внимание.
Хотел дать возможность Михаилу Лукашу размять мозги с утра пораньше? Тогда он еще большая сволочь, чем показалось в первый момент.
Сам же вчера заинструктировал Лукаша до полубезумия, а потом потребовал, чтобы Лукаш шел и веселился на вечеринке, посвященной помолвке дочери какого-то из сенаторов. Если бы еще помнить, какого именно.
Да и какая разница? Нужно было не проникаться радужными перспективами дочки сенатора, как бы не от штата Нью-Йорк, а тщательно демонстрировать всем свое веселье, жизнерадостность и прочие признаки легкого настроя человека, ничего этакого за пазухой не имеющего… Пить, кадрить, посмеиваться над виновницей торжества… хотя девочке да, повезло, не просто так она себе урвала жениха, а дипломата из солнечной Италии. Теперь она вполне могла вскорости покинуть родину до лучших времен. Сегодня выезд за пределы Штатов – вполне достойная причина выйти замуж. И папа вроде как не подставился, не изображает из себя крысу совсем уж откровенно, и семью можно потихоньку выводить из-под удара.
Собственно, удара еще может и не быть, еще, возможно, сенаторов и не станут вешать на фонарных столбах, но зачем доводить дело до крайности? Если случится чудо, и Штаты все-таки выкрутятся из ситуации… Чудо, правда, должно быть не просто чудесным, а совсем уж волшебным и фантастическим. По всему похоже – влетели Штаты всерьез и надолго, если не навсегда. И если бы они сами летели в эту яму, так ведь и всех за собой потянули. Некоторых даже пропустили вперед.
Первой, как ни странно, пострадала Северная Корея, которую вгоняли в землю по самые ноздри коллективно, как только стало понятно, что американцы уйдут с тридцать восьмой параллели. Заинтересованные стороны решили не дожидаться того, что Северная Корея предпримет по поводу убытия американских войск из региона, какие вдруг иллюзии у ребят возникнут, какие амбиции. Решили, что правильнее всего будет вырубить северных корейцев и отобрать опасные игрушки.
Лупила Южная Корея, лупила Япония, Вьетнам принял участие, российский спецназ озаботился изъятием ядерного оружия, а китайцы не вмешивались, только уговаривали, чтобы не до смерти, чтобы верхушку аккуратно срезали и остановились. Сколько там того лагеря социализма осталось?
Сам Китай был занят абсорбцией Тайваня. Получилось, в общем, неплохо и на удивление спокойно. Тайваньцы вспомнили, что являются неотъемлемой частью Великого Китая, и согласились на особый статус, как у Гонконга, раз уж отбиться от братских объятий все равно не удавалось.
И Пекин вполне удовлетворился таким вариантом, им еще много чего нужно было успеть сделать, раз уж американцы либо оставляли бесхозное имущество по всему миру, либо собирались оставить.
Тут получилось обойтись малой кровью.
В Персидском заливе – не получилось. И на Ближнем Востоке – не получилось.
Лукаш помотал головой, отгоняя воспоминания.
Об этом вспоминать не стоит, лучше подумать о «рапторах».
Кстати, кто бы ни выбирал машины для исполнения номера, он явно не стремился ввести мировую общественность в заблуждение. «Рапторы» были только в Штатах, атаковали собственную Свободу, значит, свои, штатовские, и следовательно, вопрос сугубо внутренний, для уважаемой мировой общественности совершенно неинтересный.
Какого хрена вообще кому-то могло понадобиться расстреливать памятник? «Он же памятник», – вспомнил Лукаш цитату из старого фильма. Египтяне вот Сфинкса рванули и пирамиды изрядно поколупали вполне из религиозных соображений, а тут? Странно? Странно.
Лукаш намылился, смыл пену, снова повторил процедуру.
Если кто-то хотел продемонстрировать свою нелюбовь к нынешнему правительству или даже к Организации Объединенных Наций, воспользовавшейся временными трудностями и сунувшей свой длинный нос во внутренние дела Америки – так чего по памятнику лупить? Целей мало, что ли, на Атлантическом побережье и возле него?
Вон Куба рядом! Они еще продолжают праздновать возвращение Гуантанамо в родные кубинские объятия. Можно было устроить им мероприятие в память бухты Кочинос. Так нет же, там юсовцы все проглотили без возражений, молча уходили с базы под радостное и обидное улюлюканье кубинцев и под градом гнилых фруктов и овощей.
Сеть была заполнена кадрами этого шествия. Полковник армии США, схлопотавший помидором в физиономию, мамаша, вытирающая американским звездно-полосатым попку своему обделавшемуся на радостях младенцу.
Могли припомнить кубинцам и отомстить. Так нет же, по своему́ врезали, по родному.
Лукаш закрыл воду, выбрался из ванны, стал тереть голову полотенцем.
Пара «рапторов», как у себя дома… Что значит – «как»? У себя дома. Пара «рапторов» прилетела рано-ранехонько к памятнику, не обращая внимания на все еще действенную систему ПВО, и расстреляла символ свободы, будто мишень на полигоне, будто никого вокруг не было… Стоп-стоп-стоп…
О том, что вокруг город и люди, пилоты, похоже, помнили. «Рапторы» очень аккуратно действовали, бережно, можно сказать. Держались не на одной высоте со скульптурой, а чуть выше, стреляли под углом, так, чтобы снаряды, пролетевшие насквозь, не добрались до близкого берега, а ударили в воду, не зацепили, не дай бог, еще что-нибудь, кроме позеленевшей медной орясины. Или кого-нибудь.
Какой в этой стрельбе смысл?
Вот если бы по штаб-квартире ООН влупили – четкое послание, понятное. Кстати, недалеко. То, что там уже год нету никого, кроме охраны – не важно. Хотя да – могла пострадать охрана… И там застройка поплотнее, осыпающаяся многоэтажка могла дел натворить.
А тут – чистенько и аккуратненько. Была Свобода, и осталось пол-Свободы.
Лукаш вышел из ванной, посмотрел на экран. Голова статуи не отлетела напрочь, повисла на согнутых стальных балках и клочьях рваной медной обшивки и медленно раскачивалась под порывами ветра с востока. Как-то Лукаш сильно удивился, прочитав, что толщина этой самой обшивки всего два с половиной миллиметра. Тогда еще с парнями смеялись, что памятник – действительно яркий пример свободы: тонкий слой меди и сталь под ним, затейливо переплетенные стальные балки.
И что, по-вашему, могла эта обшивка сделать, встретившись со снарядами двадцатимиллиметровой авиационной пушки? Только разлететься мелкими конфетти под частыми ударами этих самых снарядов.
По телевизору снова показывали остатки памятника.
Теперь картинку гнали с вертолета, медленно облетавшего остров Свободы по часовой стрелке.
Рука с факелом уцелела. Правый бок вообще почти не пострадал. Левый – да, левый придется долго восстанавливать. Если до этого вообще дойдет. Проще будет что-то новое построить. Или так оставить. Откинувшаяся на спину, словно капюшон, голова ошалело пялилась в прозрачное небо.
Вертолет, кстати, осторожно кружит, старается не слишком приближаться к домам на берегу. И это правильно, одобрил Лукаш, очень правильно. В Нью-Йорке сейчас можно очень даже просто схлопотать пулю, а то и ракету. Просто так. Просто потому, что у кого-то есть пуля, ракета, пара минут свободного времени и придурок, появившийся в зоне поражения.
Месяц назад один вертолет сбили над Манхэттеном. Киношники из Японии зачем-то полетели снимать то, что сейчас творится в Нью-Йорке. Второй вертолет летел выше и сзади, вот оператор на нем и получил шикарные кадры падающего между небоскребами первого геликоптера.
Один из японцев даже уцелел в момент падения. Правда, до появления спасателей все равно не дожил, зарезали его какие-то неизвестные доброжелатели, обирая с бедняги все ценное и потенциально полезное.
Лукаш глянул на часы – пятнадцать минут девятого. В девять за ним приедет Джонни. Душка и обаяшка Джонни, всеобщий знакомец и вообще пробивной парень. Сегодня он сопровождает русского журналиста Лукаша в качестве переводчика и представителя федеральных властей.
Можно будет у него о чем-то спросить, хотя… Джонни может достать все, что угодно, от наркотиков до девочек, он знает, кто с кем спит в Зеленой Зоне, осведомлен о личной жизни каждого из журналистского кагала и Международной Наблюдательной Комиссии, но вот по поводу политики, армии и прочих секретностей Джонни помалкивал.
Видать, неспроста.
Разведывательное сообщество Штатов, как его ни реформировали в последние годы, все еще оставалось тем еще клубком змей. «Шпионов реформировали-реформировали, – продекламировал Лукаш, одеваясь, – да так и не выреформировали!»
А Петрович, оказывается, файл прислал, пока подчиненный приходил в себя в душевой. Не стал трезвонить и тащить мокрого намыленного беднягу на связь, а просто скинул для него информашку. И, кстати, информашку забавную. С пометочкой – ветер.
Значит, Лукашу следовало полученную у себя не держать, не таить ее, не дай бог, а весело и непринужденно распространить как можно шире. Со ссылкой на свои источники в Пентагоне.
С источниками, между прочим, у Лукаша получилось очень смешно и показательно. Образ для Лукаша изначально лепили живенький, выглядеть Лукаш должен был человеком общительным, но слегка бестолковым. Не шпионом, боже упаси, но с разносторонними интересами. С ходу запланировали пару-тройку небольших скандалов, должен был Лукаш по приезде на новое место работы сунуться к серьезным мальчикам из серьезных структур с дурацким предложением о сотрудничестве. Посулить денег за предоставление информации, не секретной, ни в коем разе, а интересной. Жареной, так сказать.
Лукаш и сунулся. К пяти пентагоновским офицерам от капитана до полковника, к двум чиновникам из Госдепа, к нескольким помощникам конгрессменов и еще по мелочи. Чтоб уж если вспыхнул скандал, так вспыхнул… Серьезные люди должны были возмутиться наглостью и мелким уровнем предложения. Они возмутились, как же! Два офицера и один помощник конгрессмена отказались, не поднимая, однако, при этом шума, а остальные радостно согласились дружить на самых льготных условиях.
Пришлось с ними налаживать сотрудничество, старательно уклоняясь от информации серьезной, зато радостно хватаясь за сведенья личного, даже интимного характера. Бюро расследований сделало несколько кругов вокруг Лукаша, убедилось в том, что шпионажем здесь практически не пахнет, и ушло в тень.
«Еще пять лет назад фэбээровцы, – сказал печально Петрович, – порвали бы тебя, Мишка, в клочья, а сейчас…» Петрович печально покачал головой, будто ему и в самом деле было обидно за скурвившихся штатовских чиновников и махнувших на все рукой контрразведчиков. Ну и то, что Лукаша не порвали – тоже, наверное, Петровича сильно опечалило. Петрович был большим поклонником сентенции о том, что если человека что-то не убивает, то делает сильнее. Особенно для своих подчиненных. Для молодых подчиненных.
Лукаш еще раз глянул в инфоблок, убедился, что хорошо запомнил информацию из файла, присланного Петровичем, сунул инфоблок в свою дежурную сумку и пошел завтракать.
Ресторан, в котором кормилась журналистская братия, находился на втором этаже, на третьем питались члены Специальной комиссии по расследованиям преступлений против человечности. С членами Специальной комиссии журналисты, конечно, общались, но не настолько близко, чтобы сидеть с ними за одним столом.
Вот, казалось бы, занимаются люди правильным делом – ищут и наказывают виновников тех самых преступлений против человечности. Но только делают они это как-то гадко, да и время выбрано слишком правильно. Безопасно сейчас в Америке ловить этих самых преступников.
– Ты командовал танком, который, перестреливаясь в Ираке с боевиками, случайно вложил снаряд в ничем не повинный дом? Что значит – случайность? Виноват, преступник, будешь наказан. К тому же, обрати внимание, и родное государство не возражает, оказывает содействие всем и всяческим комиссиям.
Государство не то, чтобы не возражало, а всячески содействовало. Преступников, правда, ловили все чаще мелких, до полковника включительно. Либо генералы преступлений не совершали, либо их было решено поберечь на будущее.
«Меня возле этих падальщиков тошнит», – сказал как-то фотограф из Малайзии, выразив общее настроение. Очень точно сказал – тошнит.
Лифт не работал. Вернее, не работали оба лифта, но тот, что справа, не могли починить уже с неделю, а теперь вот вырубился и тот, что слева. На него тоже повесили табличку «Извините за временные неудобства».
Лукаш на лестнице нагнал англичанина. Толстого, с одышкой шестидесятилетнего англичанина, действительно, звали Джоном Смитом, что почему-то несказанно веселило окружающих. Настолько веселило, что даже прозвище ему никто не стал придумывать. Джон Смит и Джон Смит, мать его.
– Видел стрельбу? – поздоровавшись, спросил Смит.
– Да, – Лукаш притормозил и пошел рядом с англичанином. Тот обижался, когда коллеги его игнорировали. – А что?
– И как ты оцениваешь все это? – Смит остановился, вцепившись в перила, и попытался перевести дыхание. В горле британца сипело и клокотало, по лицу стекали крупные капли пота. – Брошу я все и уеду отсюда… У меня в номере жарко, словно в финской парной, так тут еще и лифт… И главное, еще вчера утром у меня кондиционер работал, а вернулся вечером – нет. Возникает чувство, что его специально поломали.
Смит вытер пот с лица и печально взглянул на Лукаша.
– Ты говорил, что у тебя тоже сломан кондиционер?
Лукаш кашлянул смущенно. А ведь ему вполне могли починить кондишн за счет бедняги-англичанина. С менеджера станется. В Зеленой Зоне и не такое могло произойти.
– Я заплатил полсотни евро, – произнес Лукаш виноватым голосом.
– Да? – задумчиво спросил Смит. – Действительно. А я все никак не могу привыкнуть. Все-таки четыре звезды, Вашингтон… Пятьдесят евро… А фунты они берут?
– Не поверите, – Лукаш сделал страшные глаза и понизил голос: – Они даже рубли берут. Предпочитают евро, но рубли берут. И юани, и даже тайские баты. Лишь бы не доллары.
– Полсотни евро, – повторил Смит. – А как думаешь, сколько нужно будет заплатить, чтобы и лифт починили?
– Джон! – строгим голосом произнес Лукаш. – Не создавайте прецедент! Иначе все это зайдет слишком далеко, я – русский, я – знаю!
– Что ты знаешь? – спросил сбежавший сверху Квалья.
Итальянец говорил по-русски чисто, почти как на родном итальянском. Еще он говорил по-английски, по-немецки и по-арабски. Квалья был очень компанейским парнем, имел кучу знакомых, репутацию болтуна, при этом еще ни разу ни с кем не поделился важной информацией. Все в него уходило как в черную дыру. Русские за глаза называли его Канальей, Каналья это знал, но не обижался.
– Что-то о стрельбе в Нью-Йорке?
– Я все знаю, – заявил Лукаш. – Я даже знаю, где ты вчера схлопотал этот замечательный синяк.
– Этот? – переспросил Квалья, указывая на скулу. – Тоже мне секрет! Это знают еще три сотни участников вчерашней вечеринки. Ты скажи, за что я его получил?
– Ты девицу по заднице шлепнул, – вкрадчивым голосом напомнил Лукаш. – Эдак ласково и игриво…
– И что? Это повод бить меня по лицу? – Квалья осторожно потрогал синяк и поморщился. – Била, между прочим, меня не девушка. Так девушка ударить не может. К тому же девушкам обычно нравится, когда я их трогаю.
– Тебя не девушка била, – с готовностью кивнул Лукаш. – Тебя бил ее отец. Это была невеста твоего земляка. А бил тебя сенатор Соединенных Штатов.
– Матерь божья!.. – простонал Квалья. – Это точно?
– Увы, – развел руками Лукаш. – Совершенно точно. Я стоял почти рядом. Когда ты летел в кусты, то чуть не задел меня ногой.
– Но с другой стороны, – усмехнулся Квалья, – она ведь в Италию потом поедет с мужем, так?
– Ходили слухи.
– Вот там я и наверстаю, – Квалья щелкнул пальцами. – Она оценит мое постоянство. А задница у нее на ощупь даже лучше, чем на вид, клянусь!
– Ладно, джентльмены, пойдемте, – предложил передохнувший Смит. – Сейчас внизу парни болтают, обмениваются информацией, а мы тут…
– Я вам все скажу, – пообещал Лукаш. – В деталях.
– Слово чести?
– Какое может быть слово чести у журналиста вообще и в наших местах в частности? – засмеялся Квалья и побежал вниз по ступенькам. – Михаилу можно верить и так, без слова. Но вы уж потерпите, пусть он сразу всем рассказывает. Чтобы ему дважды не повторять.
– Какой заботливый макаронник, – пробормотал Смит. – Вы сильно удивитесь, если узнаете, что он шпион?
– Я не удивлюсь, если узнаю, что вы тоже работаете на какую-нибудь разведку, – засмеялся Лукаш. – Может быть, даже на британскую. Вы сами удивитесь?
– Я уже давно ничему не удивляюсь, – печально проронил истекающий потом Смит. – В нашем мире уже ничему не стоит удивляться… Все катится в бездну…
В ресторане было людно. Телевизор работал, в кадре маячил журналист и что-то говорил, указывая левой рукой на искалеченную Свободу у себя за спиной.
– …варварскую акцию, – услышал Лукаш. – Федеральные власти и Военно-Воздушные Силы пока отказываются комментировать происшествие.
– Да выключите вы эту ерунду! – потребовал Ковач, увидев, что вошел Лукаш. – Михаил, Квалья врал, что вы знаете подробности.
– Я не врал! – возмутился Квалья.
– Квалья не врал, – подтвердил Лукаш и прошел к своему столику у окна. – В этот раз – не врал.
Журналисты и официанты молча смотрели на русского, ожидая обещанной информации.
– Мне кофе, пожалуйста, – сказал официанту Лукаш, сев к столу. – И что там у вас из еды…
– Лукаш! – тихонько позвал Квалья, проведя ладонью по своему бритому черепу, словно приглаживая несуществующие волосы. – Миша! Тебя давно пинали ногами коллеги по цеху?
Остальных, как оказалось, тоже интересовал этот вопрос. Более того, они даже стали намекать, что готовы восполнить этот пробел в образовании уважаемого господина Лукаша.
– Мы не ведем переговоров с шантажистами, – сказал Лукаш. – И не поддаемся на угрозы.
– Америка тоже не вела и не поддавалась, – напомнил Смит, усаживаясь напротив Лукаша. – И это ей помогло?
– Вот это… – Лукаш указал на Смита. – Вот это – низкое британское коварство. Провокация к тому же. Великобритания всегда относилась к России враждебно. И я мог бы послать всех вас на фиг, проиллюстрировав тем самым старинную российскую мудрость «Русские не сдаются», но сегодня я не выспался, я хочу дрыхнуть и, кроме того, в любом случае, вы все узнаете через час. Пресс-конференцию уже назначили?
