Александра Гардт
Эпоха лишних смыслов
Мне, впрочем, все равно. Я думаю о том, что нужно надраться, желательно в компании Лешки, забыть обо всем, и внезапно испытываю жгучее желание увидеть своего ненаглядного.
– А потом на Чистые, – говорю я и достаю из сумки наушники.
– Нет-нет. Не слушай ее, в Столешников, потом на Арбат.
Я разворачиваюсь и смотрю на Гамова, широко раскрыв глаза. Наверное, как-то повлиял прорыв, потому что даже притворяться не надо.
– У меня день рождения, – буднично бросает он.
5
Muse преследовали меня повсюду. Учебник (на самом деле – сухонькая брошюрка в семьдесят страниц, изданная тиражом экземпляров в двадцать) советовал из-за этого не переживать, остаточный эффект прорыва, а то и вовсе растревоженные нервы. Однако, когда на соседнем балконе зазвучала “Follow Me”, я аж вздрогнула.
– Здесь холодно, – сказал Гамов, становясь рядом со мной, сам в одной рубашке.
– Музыка хорошая зато, – отозвалась я, не глядя на него.
– Они взяли наш след?
– Есть немного.
В Столешниковом играла “Supermassive Black Hole”, по радио у Миши – ”New Born”. Теперь еще и это.
– Пойдем танцевать, – попросил Гамов.
Я бросила взгляд на вечерний Арбат, проходящих мимо шушукающихся девчонок. Вздохнула и вспомнила, как однажды зимой сама шла с однокурсницей мимо этого здания, и та рассказывала мне, что каждую пятницу тут гремят самые зажигательные вечеринки. Вот как бывает, четыре года назад – остатки денег, снятых во всех банкоматах Москвы, сейчас – квартира гамовского друга, любезно организовавшего целый прием в честь дня рождения.
– Тридцать два? – спросила я.
Тот замер на пороге и кивнул:
– Десять лет.
Я наморщила нос и пошла в тепло. У противоположной стены смеялась Рита, жена Гамова. Редкая красавица: вьющиеся темные волосы, огромные карие глаза, высокая и стройная. Не то что некоторые. Вздохнув, я оглянулась на Гамова. Застрял с кем-то поговорить.
– Хороша, да? – прошипел на ухо знакомый голос.
– Туров, – констатировала я.
Только его мне для полного счастья и не хватало.
– Думаешь, он когда-нибудь с ней разведется ради тебя?
– Нет, Герман, он с ней разведется ради тебя.
Я хмыкнула в бокал шампанского и залпом его осушила.
– Мне просто жаль твоих нервов. Больно смотреть, как ты…
– Герочка, тост говорите? – Арлинова деловито пробиралась к нам сквозь толпу, избавившись от какой-то болтливой дамы.
– Именно! – радостно отозвался Туров.
– Поздравляю вас, гражданин, соврамши, – сквозь зубы выплюнула я.
Впрочем, Арлинову уже было не остановить.
– Я так ругалась сегодня на бедную деточку, а она показала высший класс в самой настоящей опасной ситуации! И нечего на меня удивленно смотреть, Гамов все доложил по форме! Роза, дорогая, вы не представляете себе, как я довольна, что у нас наконец-то появился второй оперативник, так тяжело без Степы приходилось!
Я попыталась воспринять информацию целиком и уложить ее в существующую в голове картинку. Получалось очень плохо.
– Такие вы с Максимом молодцы, когда успели переодеться только?
– Да вот заехали, Микаэла Витальевна, – во весь рот улыбнулась я. – Нельзя же ставить под удар секретность!
Арлинова закивала, явно одурманенная дорогущим шампанским, и повисла на руке у Турова. Я отсалютовала им обоим бокалом и двинулась с места, собираясь удариться в тактические бега. Единственное “но” – бежать в этой чертовой квартире было решительно некуда. Разве только встать к стенке и стоять, глядя на то, как эти взрослые и красивые люди разговаривают, смеются и периодически танцуют, образуя самим своим существованием вакуум и пустоту вокруг меня.
– Какое платье, надо же! Кто заставил тебя его надеть?
– Лешка… – Я резко развернулась, выдыхая, и потянулась обнять своего парня.
Он, впрочем, замотал головой – отчего я ошарашенно замерла на месте – и тут же с хитрой улыбкой сам обхватил большими ладонями мое лицо, притягивая для поцелуя. Я обняла его руками за шею и вздрогнула от прикосновения. Происходящее казалось ирреальным и далеким, но волна электрического тока, прошившая тело, вернула меня к жизни.
– За что боролись, на то и напоролись, – пробормотала я, оторвавшись от Лешкиных губ, неосознанно гладя пальцами по его шее.
– О чем это ты? – Он едва сдерживал улыбку.
Я развернулась, ища взглядом Гамова. В конце концов, их давно пора было познакомить.
Гамов танцевал с Ритой, и сердце немного сжалось. Впрочем, теперь со мной был Лешка, и никакие нападки Турова не могли пошатнуть мое мировосприятие.
– Вон, смотри. – Я дернула его за рукав. – Видишь брюнетку в шикарном платье?
– У тебя лучше, – безапелляционно отрезал мой дорогой и славный Лешка, и я расплылась в улыбке.
– Неправда же, сам знаешь. Как ты вообще в квартиру проник?
– Кража со взломом, а потом ты мне текстишь, бац! – а я по адресу, оказывается.
– Прекрати.
– А то что?
– А то снова поцелую.
– Вообще-то, в первый раз тебя поцеловал я.
Я со вздохом притянула его к себе. Мы столкнулись зубами, языки на этот раз оказались посмелее, и мое тело снова наполнилось теплом.
– Неприлично, – выдохнула я наконец.
– Ничего, перебьются, – ухмыльнулся Лешка, и я стукнула его по плечу, сама довольная донельзя.
– Так что с платьем?
– Вон, говорю, брюнетку видишь?
В этот момент Гамов прошил меня взглядом насквозь. Я чуть склонила голову набок. Нет, положительно, заявление полугодичной давности о том, что меня ничем не удивить, – полный идиотизм.
– Вижу, вижу. Она и есть твой Гамов?
Я еле сдержала смех.
– Да нет же, глупый, это его жена. Гамов с ней танцует.
– И при чем тут платье?
– Сама не знаю, – растерянно отозвалась я, лихорадочно соображая, что сказать. Сейчас наша прогулка по Столешникову невинной почему-то не выглядела.
– Макс сказал, что дресс-код есть дресс-код.
– То есть, для меня ты платье не наденешь, а для Макса…
– Замолчи, негодник! – я толкнула Лешку в бок.
Он только рассмеялся:
– Но платье достойное. И лучше, чем у его жены.
– Ты просто жалеешь меня.
– Нет, правда лучше. И дороже. Это сразу видно.
– А, наша звезда подиумов включила свое волшебное зрение?
На этот раз Лешка толкнул меня:
– МГУ разговаривать умеет, оказывается?
Я заливисто рассмеялась, даже не желая притворяться.
– Я с тобой вообще только из-за твоей внешности!
– А я с тобой вообще только из-за твоих денег! – не остался в долгу Лешка, посмотрел мне в глаза долго и тягуче, отчего внутри сделалось сальто с поворотом, и предложил руку. – Извольте!
– Позвольте! – отозвалась я, и мы соскользнули в танец плавно и незаметно, вместе радуясь шутке из старого мультфильма.
– Пожалуй, они нас затмевают, – сказала я, когда мы в очередной раз сделали трот мимо Гамова и Риты.
– С ума сошла? – хмыкнул Лешка.
– Сам посуди. Я проигрываю Гамову.
– Почему ты сравниваешь себя с ним?
Я закатила глаза:
– Потому что красивый ты и красивая она. Здесь судить трудно, по-моему, вы с ней идете наравне. А мы с Максом симпатичные. Вот только он симпатичней меня. Взрослый, степенный.
– А ты моя самая глупая и самая прекрасная Лив на свете. Посмотри на себя, дух захватывает! А Гамов твой – старый дед.
– Ладно, ладно, больше не буду ставить под сомнение наш титул самой красивой пары, знаю, что ты этого не выносишь.
Музыка на мгновение прекратилась – и мне снова пришлось вздрогнуть, следующей заиграла “Plug In Baby”.
– Помнишь концерт?
– О, великолепно. – Я покачала головой. – Кто-то весь Уэмбли от восторга переполошил.
– Но афтерпати, с ними тремя! Как тебе вообще удалось достать пригласительные?
Я, холодея, отстранилась от Лешки.
– Сам знаешь. Нечего эту тему поднимать в сотый раз.
– Но почему бы не поднять? – В голубых глазах блеснуло что-то невероятно хитрое, и я нахмурилась. – Беллами-то как к тебе клеился!
– И ничего не… – начала было я, но тут на плечо опустилась чья-то ладонь.
– Конечно, – с достоинством кивнул Лешка, и в следующее мгновение я оказалась в требовательных руках Гамова.
Сердце хрястнуло и утонуло.
– А вы правда та самая… модель? – Раздался около меня голос Риты, я скосила глаза и увидела, что Лешка подхватил ее. Молодец какой, надо не забыть похвалить манеры.
– Правда, – низко отозвался он, и мы с Гамовым наконец унеслись дальше.
– Ты подумай. Целуешься с моделью, а его фотографии развешаны по всей Москве, Беллами приставал. – В голосе звучало не то осуждение, не то тщательно скрываемое изумление.
Чувствуя ритм, я посмотрела вниз и чуть не завалила все шоу. Бедра Гамова жили своей жизнью, и ничего сексуальнее видеть мне не доводилось.
– Бальные танцы? – только и сумела выдать я, краснея и отводя глаза, подлаживаясь к заданному тону.
Гамов кивнул с видимым удовольствием.
– Класс “Б”, между прочим.
– Впечатляет, – проговорила я, отстраняясь и проскальзывая под его рукой в полурокенролльном движении.
Он весь аж загорелся и стал лихо меня крутить. Благо, следующая песня позволяла, хит с нового альбома The Killers.
– Как же мне этого не хватает!
Оказалось, что мне не хватает тоже. А я-то думала, что Лешка – идеальный мужчина. Танцевать, однако, было веселее с Гамовым. Он валял дурака, строил лица и проговаривал одними губами особо задорные строки.
Через какое-то время мы успокоились, Лешка предпринял попытку меня отбить – к явному неудовольствию Риты, Гамов отказал, утаскивая меня неизвестно куда, и красавица-брюнетка осталась в компании моего красавца-блондина.
– Хорошо смотрятся, – мягко улыбаясь, проговорил Гамов.
– Нет-нет-нет, – скривилась я, – Лешик мой. Эксклюзивно.
– А Беллами? – Гамов чуть улыбнулся и придвинулся поближе, отчего стало очень неуютно.
– Ты многого обо мне не знаешь, Макс, – сказала я, намеренно отстраняясь.
– Расскажи.
– Сначала ты.
Гамов удивленно поднял брови.
– Давай, давай. Что и зачем ты наболтал Арлиновой?
– Ах, это. – Он вздохнул и медленно повлек меня в угол, где было поменьше народа. – Песню знаешь?
– Хватит меня проверять, – сквозь зубы прорычала я. – ELO, кто не знает.
– Поразительно. Откуда что берется?
– В Интернете не сижу.
– Отличная версия. – Гамов переплел мои пальцы со своими и совсем сбросил темп.
Я только и смогла, что взглянуть на него, широко раскрыв глаза.
– Ты правда думаешь, я на своем первом прорыве справился лучше? Если тебе интересно, я вообще забыл, кто такой, превратился в рыжего пострела, и, если бы не Степа, остался бы там навсегда.
– А точка напряжения? – нахмурилась я, не понимая.
– Какая точка напряжения, Степа час субъективки меня уговаривал прийти в себя и вернуться обратно вместе с ним. Я настолько вписался в мир, что не видел прорыва. И это абсолютно нормально. Ненормально – то, что ты ворвалась туда, лихо закрыла реальность, а после моего вмешательства еще и разрушила ее.
У меня даже руки опустились.
– Издеваешься, да? А отповедь на станции? Что это было?
Гамов заставил меня сделать медленный поворот. Класс “Б”, ага.
– Это была учеба. Я не мог бегать вокруг тебя и причитать о том, какая ты молодец, как ответственно подходишь к делу и как ты спасла мою никчемную шкуру. По правде сказать, Роза, хватило бы и закрытия, но…
– Стоп, – сказала я, на этот раз действительно останавливаясь.
Мучительно не хватало воздуха и кружилась голова.
– Пойдем на балкон. Не волнуйся, твой Лешик хорошо умеет занимать женщин.
Рита и Лешка сидели на диване. Он что-то говорил – она смеялась.
– Мне не нравится эта фраза, Макс.
– Прости, ничего такого не имел в виду. Энивейс3, он по уши в тебя влюблен.
На соседнем балконе, как легко догадаться, играли Muse. На этот раз – ”Showbiz”. Гамов запаздывал, но я даже оборачиваться не стала. Голым рукам было довольно холодно.
– Не нашел твоего пальто, – сказал Гамов и набросил мне на плечи свое.
Я вздрогнула и покачала головой:
– Что происходит? Закрытия хватило бы? Я тебя спасла?
Гамов оперся на поручень и вздохнул:
– Конечно, хватило бы и закрытия. Но я знал, где точка напряжения, и мне хотелось, чтобы ты ее тоже нашла, раз уж все прошло так успешно. Знала бы ты, как я орал на Арлинову, пока меня везли к прорыву, а тут раз – появляешься ты, задача выполнена. И спасибо, что спасла мою жизнь.
Я покачала головой:
– Так купленное платье – благодарность? Макс, ты купил мне платье, которое стоит…
– Копейки? – поднял брови он. – Я представляю, сколько ты имеешь с книги, но думал, что…
– Макс, в общепринятом смысле чертово “Прада” стоит очень дорого, и оставим в стороне, сколько оно стоит для меня. Ты привозишь меня в Столешников, велишь выбирать наряд, мы проводим самые… – ”веселые” почти слетело с моего языка, – ненормальные полчаса в моей жизни, меряя все подряд, находим что-то приличное, потому что “о боже, дресс-код”, и на выходе ты платишь за все.
– Мне так нравится, когда ты много говоришь, – Гамов улыбнулся, и его дыхание прочертило завораживающий след в воздухе.
Я вздохнула самым укоризненным образом, на который была способна, и отвернулась.
– Ты спасла мою жизнь. Так что давай не будем считать, сколько она стоит. Могу я подарить девушке платье?
– Вообще-то нет.
Гамов на мгновение прикрыл глаза:
– Могу я подарить платье напарнику?
Слово приятно обожгло сердце. Я помялась мгновение – и нехотя кивнула. Гамов аж расцвел.
– Теперь расскажи мне про Беллами. И почему встречаешься с моделью, и почему живешь на Чистых.
– Много будешь знать, скоро состаришься, – выдала я, посмотрела на его разочарованное лицо, подавила вздох и, встав на цыпочки, поцеловала в щеку, вдыхая горький запах какого-то дорогого одеколона.
– С днем рождения.
6
Я со стоном повалилась на рабочее место и, открыв ноутбук, уставилась в него невидящим взглядом. Голова раскалывалась на части, и любая попытка сделать умозаключение терпела крах от невыносимой боли.
В дверном проеме появилась чья-то тень.
– Как обстоят дела у нашей мисс мира?
Я даже не среагировала. Тратить хоть гран сил на Турова представлялось мне полнейшим идиотизмом.
– Отчет к шести сдавать, да? Представляю, представляю. Сейчас возьмешь и напишешь за полчасика, а там гуляй себе.
Виски начали гудеть.
– А где Макс? До сих пор не пришел в себя после вчерашнего, простите, суаре на Арбате? Прислал тебя отдуваться за двоих? Бедненькая, Оливин, ты бедненькая.
– Туров, уймись. – Язык с трудом ворочался во рту.
Я успела порядком подзабыть, что такое пить Krug и что похмелье от него ничуть не меньше, чем…
– Оливин! – рявкнули у меня над ухом, и на мгновение мир побелел от вспышки боли.
Когда туман рассеялся, оказалось, что Туров восседает прямо на моем письменном столе в опасной близости от ноутбука.
Я потерла лоб и постаралась перевести взгляд с узких бедер, затянутых в недешевые джинсы. Проклятый ум, не останавливающийся ни на мгновение, сообщил мне вероятную марку и совсем невероятную стоимость, потом вернулся назад, посетовал на вчерашнее и сделал то же самое относительно платья Риты. Я даже оживилась, судя по всему, оно действительно было дешевле и проще моего.
– Меня, между прочим, издают, – сказал Туров – и был таков.
Видно, приличным тиражом, раз купил наконец-то нормальную одежду. Я вздохнула, поворочалась на месте – теперь-то как его урезонивать? – и решила спать.
– Скажите, а Максим здесь? – кто-то неловко постучал в дверь.
Я почти подскочила на месте:
– Нет, но скоро будет. Вышел нам за кофе, тут буквально пара минут, чтобы дойти.
Проснулась окончательно, только поняв, что наговорила, пожалуй, лишнего. Хорошо хоть, Туров не слышал. Гораздо приятнее держать его в неведении и ощущении собственного безграничного могущества.
– Можно подождать здесь?
Голос принадлежал весьма непростой особе средних лет. Тонущим сердцем я сделала пару выводов относительно нее и испытала странное желание снова увидеть Турова.
– Ждите. – Я коротко, но решительно кивнула на рабочий стол Макса в противоположном углу.
Женщина слегка наклонила голову, профланировала мимо и с невероятным, вынимающим из похмельной меня душу изяществом села за его стол. Именно в этот момент происходящее разонравилось мне окончательно.
– Позвольте поинтересоваться. – Я два раза сглотнула, но проще не стало. – Откуда вы знаете, что Макс здесь работает?
– Он рассказал мне.
Я поняла, что влипла окончательно.
– А это секрет? – Она пристально на меня посмотрела.
– Понятия не имею. – Я придвинула ноутбук поближе, открыла “Pages” и набрала:
“Вчера, около четырех часов дня, случился прорыв”.
Фраза была настолько плоха, что я с удовольствием швырнула бы компьютер в стену, но не в присутствии же… знакомой Макса. Назвать ее хоть как-то я затруднялась. Книжный агент? Или как там эта глупость именуется? Непохоже, слишком шикарно выглядит. Да и не стал бы агент приезжать сюда.
– Вы, наверное, Роза?
Я все-таки захлопнула крышку ноутбука, чувствуя, как стучит разогнанное алкоголем сердце. Хорошо, Лешкины приятельницы научили краситься так, что даже после ночи слез и хождения по барам я выглядела свежо и притягательно. А вчера было только шампанское, да и уехали мы не поздно.
Я кивнула и замерла выжидательно. Практика подсказывала, что, если отмести все версии, единственная оставшаяся и будет ответом. В голове сразу мелькнули Шерлок Холмс (у которого в глубоком детстве я этот прием и подцепила), Оскар Уайльд (по миллиону причин), Лондон, наш белый дом, и затылок стало ломить просто невыносимо.
– А почему вы на дне рождении не были? – спросила я и едва сдержала порыв позвонить Турову и умолять его принести мне льда из холодильника, аспирина, чего угодно, только чтобы это все прекратилось.
Розамунда была как-то поустойчивее. Хотя, в общем-то, ее на самом деле не было. Хотя… Ощущение кислоты на коже, длинные тяжелые волосы и глаза в глаза с Гамовым. Неужели все придумка и игры разума?
– Только прилетела из Парижа, никак не успевала. Собственно, это вас не касается.
Я сглотнула, кивнула и вышла за пятнадцатым, наверное, стаканом воды. Рядом с кулером обнаружился Туров, по всей видимости, разговаривавший с цистерной.
– Гера! – размашисто выдавила из себя я и хлопнула его по плечу. – Общаемся с неживой природой, никак?
– Воды холодной нет, Оливин, кто-то переусердствовал и сломал кран. Есть предположения насчет личности злоумышленника?
Он издевательски посмотрел на меня. Я снова испытала какое-то странное и размытое ощущение, совсем уж непонятное в свете того, что мне наконец-то удалось добраться до Лешки, только вернувшегося из очередной командировки.
Виски сжало тисками, и я зажмурила глаза.
Против ожиданий, Туров хмыкнул даже как-то сочувственно и налил стакан горячей воды – мне. Я протянула руку, потом поняла, что смогу взяться только за самый край, какого-то черта проскользила по туровским пальцам и, смущенная и злая, вернулась в кабинет, делая глоток и, конечно, обжигаясь до ужаса.
Любовница Гамова что-то кому-то втолковывала по “Верту”, поэтому в довершение всего я чуть было не облилась кипятком. Грызущее чувство заползло под кожу, и я, испугавшись, вдруг поняла, что совсем не ко двору Максимилиана Гамова, предпочитавшего ровесниц и дам постарше.
В коридоре раздались торопливые шаги, что-то хрипло бросил Туров, в ответ послышался знакомый смех. Наверное, надо было бежать.
– Полночь сказал, что ты умираешь, – усмехнулся Гамов, входя в кабинет и протягивая мне пакет находившейся неподалеку кофейни.
– Полночь? – Дама на том конце комнаты рассмеялась. – Это вы так Германа зовете?
“Дошло”, – мрачно подумала я.
– Мам? – удивленно спросил Макс и рванул к своему столу.
Полсекунды я пыталась понять, потом, не веря своим глазам, начала подмечать бесконечное множество, миллион маленьких, поразительных сходств. В самом деле, она его в пятнадцать, что ли, родила? И почему мне это сразу не пришло в голову?
Стараясь не смотреть на то, как они радостно обнимают друг друга – Макс сделался похож на ребенка, и мое сердце дрогнуло – я деловито вытащила из пакета три больших стакана. Так, один ему, один мне, один… Я сжала зубы посильнее. Один до краев был наполнен льдом.
– Роза, познакомься, это моя мама, Елена Леонидовна.
Я подняла взгляд на расцветшего Гамова, велела себе принять уже наконец-то приятную позу и выражение лица сделать попроще, улыбнулась – и подошла к ним обоим.
– Очень приятно, – сказала я, и это почти не прозвучало ложью.
Гамовская мама хохотнула – и поразительно изменилась.
– Это непростое дитя, о котором я слышу от тебя вот уже на протяжении последнего года, решило, что я твоя любовница.
Я просто взяла и уронила стакан со льдом на пол. Он рассыпался, правда, не весь, и Гамов изумленно переспросил:
– Да ладно?
Я присела, собирая разлетевшиеся льдинки и испытывая мучительное желание высыпать их себе за шиворот. Давненько не встречалась с такими проницательными женщинами. Минимизацию потерь надо было начинать прямо сейчас, а я понятия не имела, в какую сторону двигаться.
– Я просто слишком много выпила вчера в честь вашего сына и позволила себе легкую неточность суждений, а потом, в самом деле, вы себя в зеркале видели?
Самая жалкая тирада за последние пять с лишним лет; даже отъезд из Лондона и разговор с отцом потребовали меньше слов. Но мать Гамова вдруг легко рассмеялась, едва заметно светлея лицом:
– Раз уж эта твоя прекрасная Оливинская такое говорит, впору поверить, а, Макс, что скажешь?
Гамову мое никчемное оправдание тоже пришлось по вкусу. Я наконец дособирала льдинки и, не поднимая головы, ушла в ванную. Не хватало, чтобы они увидели мои пылающие щеки.
Подсчеты я начала производить, простояв несколько мгновений внутри. Судя по всему, страшного ничего не случилось, и выводов никаких Гамов сделать не сумел. Минутку, а что это вообще за “год от тебя про нее слышу”?
Любопытство – и невыносимое желание кофе – выгнало меня наружу.
– …пригласи ее, даже не думай отказываться, я, конечно, обещала ничего не говорить о Рите…
– Мам!
Брови поднялись сами собой, и я усиленно закашляла еще в коридоре. Не хватало прийти в самый драматический момент. Неполадки в семье Гамовых? Не все радужно в Датском королевстве? Да как там эта фраза звучала в оригинале?
Я зашла внутрь, изобразила самую смущенную из всех своих виноватых улыбок и устремилась к кофе.
– Мы на минутку, – сказал Гамов и куда-то потащил свою прекрасную во всех отношениях маму.
Не мудрствуя лукаво и отчаянно пытаясь не делать приятных выводов, я приложила к затылку остатки льда и приложилась к стакану с карамельным макиато. Мир очень быстро принялся светлеть, и я вспомнила, как поцеловала Макса в небритую щеку, а на губах почему-то осталась сладость, хотя пахло от него чем-то очень горьким и невыносимо сексуальным.
Стакан ушел за пару минут. Я потянулась и наконец-то почувствовала себя более-менее живой. Это был отличный результат, ведь живой по-настоящему я не чувствовала себя – дайте-ка подумать – пять лет.
– Душенька, – пропела Арлинова, появляясь в дверях, – пойдем-ка со мной.
– Что-то не так, Микаэла Витальевна? – Я вскочила на ноги и буквально ринулась вслед за ней.
Посреди небольшого холла стояли все: Туров, Макс, его мама, а теперь еще и Арлинова.
– Вот, Максим похлопотал сегодня с утра. Я считаю, что правильно сделал.
В моем болящем и болеющем мозгу прокатился десяток предположений, оставляя за собой пустоту и тишину. Гамов сделал шаг вперед, я, инстинктивно – шаг назад, и все рассмеялись.
– Это танец такой, да? – впервые за сегодня отступная фраза удалась мне на отлично – и разрядила обстановку окончательно.
– Это тебя в штат переводят, Оливин, – укоризненно сказал Туров.
Гамов поднял правую руку, останавливая его:
– Несмотря на то, что госпожа Оливинская проработала с нами всего полтора месяца, вчера она доказала, что достойна перейти в ранг действительного статского советника…
Я засмеялась в голос. Умеет же так шутить!
– …вернее, действующего оперативника. Так что, Роза, мы приняли решение не морочить тебе голову и выдать наконец-то удостоверение.
Я приняла корочку в руки, раскрыла ее – и сердце отправилось бегать марафон. Настроение, вопреки всему, не улучшилось.
Чуть кивнуть, впрочем, пришлось, и тогда все рассыпались в поздравлениях и принялись жать мне руки. Туров вытащил из-за дивана бутылку шампанского, мне стало немного плохо, все сделали по глотку из прозрачных стаканчиков; Арлинова приняла строгий вид и разогнала нас по кабинетам. Я немного замешкалась, снова вчитываясь в буквы на красном фоне, испытала нечто вроде отвращения к себе и чуть не влетела в гамовскую маму, собравшуюся уходить.
– Проводите? – спросила она, и я кивнула, запихивая удостоверение в карман джинсов.
Мы вышли на лестницу и стали неспешно спускаться вниз.
– А почему так рано?
– Да я вообще не должна тут быть. – Елена Леонидовна поджала губы. – По Максу соскучилась.
За эти слова я простила ей все возможные и невозможные прегрешения сразу.
– А рейс? – спросила я.
Она глянула на меня исподлобья:
– Наверное, вы в курсе, что их несколько в день. Но все отменили или отложили. Я приехала в пятом часу утра.
– И он не встретил? – поинтересовалась я недовольно, потом укусила себя за язык. Нашла, чем заниматься, лезть в отношения матери и сына!
– Я не сказала ему ни времени, ни рейса, – вдруг легко рассмеялась она, молодея еще лет на десять.
Я кивнула, успокаиваясь.
– А вас так волнует моральный облик моего сына?
Мы наконец-то дошли до выхода и встали на ступеньках, ведущих в безумно красивый заснеженный двор.
– Вовсе нет! – быстро выдала я; заслужила искреннюю улыбку и рассмеялась сама, вдыхая морозный воздух.
Елена Леонидовна посмотрела на меня излишне долго, о чем-то промолчала и направилась к сиротливо притулившемуся за оградой мерседесу.
– Вы же не имеете права здесь находиться! – крикнула я вслед.
Та лишь пожала плечами и махнула рукой.
Обратно в наш кабинет я влетела пулей. Замерла на пороге. Гамов сидел на моем столе и держал в руках мой ноутбук. Раскрытый. Да что с ними всеми такое сегодня? Сначала Туров, теперь вот он.
– А если бы у меня там было…
– Порно? – Гамов посмотрел на меня шаловливо и медленно отпил из стакана с кофе.
– Что-то начатое? Недописанное?
Я скрестила руки на груди. Раз уж ему нравится, когда я много говорю – не дождется.
– Да тут есть уже. Дорогие ученые, у меня в подполе раздается стук.
Я выдернула ноутбук у него из рук и с самым независимым видом села за его стол.
Гамов только брови поднял и снова отхлебнул из стакана. Я засмотрелась было на его шею, но тут же себя одернула.
– Ты отчет в таком виде и собираешься сдавать?
Я сделала три гневных шага по комнате, захлопнула дверь – и оказалась с Гамовым нос к носу.
– Может, объяснишь?
– Что именно? – Он задумчиво посмотрел мимо меня, и я испытала резкое желание рвать и метать.
– Год? Маму? ФСБ, в конце концов? Мое звание?
Гамов хмыкнул и поставил стакан на стол.
– Легко, Роза. Год назад я впервые прочитал твою книгу. Столько шума было – сложно не прочитать. И очень захотел познакомиться. Мама однажды написала роман и, стесняясь всех, выложила его в сеть под никому не известным псевдонимом. Искали долго, когда нашли – я уговорил ее снять книжку с сайта и на всякий случай издать. Насчет ФСБ и звания думай сама. Неужто за полтора месяца не сообразила, что мы не воины справедливости на благотворительной основе? И вообще, где мой подарок?
Я продолжила молча сверлить его взглядом.
– И да, я прошу прощения, ты действительно Роза Оливинская, никогда бы не подумал, но в этого рода документах пишут правду. – Он мгновение помялся. – Тебе Арлинова про Бориса рассказывала?
Я вздрогнула и вытаращила глаза:
– Да, а что?
– Я бы временные нестыковки углядел в этом, а не в, прости, фразе, оброненной моей мамой.
– Это что, стандартная страшилка для зарвавшихся юнцов? – спросила я, игнорируя тот факт, что Гамов придал излишнее значение тому, чему придала излишнее значение я сама.
Он фыркнул.
– Рано или поздно об этом узнают все. И, честное слово, если бы ты так не поработала с прорывом, я бы тебя выгнал взашей собственными руками.
Ожгло, будто прутом по спине.
– Я решила, что прорывы, пусть и не ежемесячные, были всегда. И что в СССР явно существовал институт этим занимавшийся. И что оба они – оттуда. – Я помолчала и зло сощурилась. – Сам бы выгнал, значит…
– И насчет подарка, да, – сказал Гамов, сминая стакан в руке, вставая с места и вальяжно направляясь ко мне.
Я едва успела пожать плечами, когда он вдруг наклонился, коснулся губами моей щеки, замер – и вышел из кабинета, бросив на прощание:
– Отчет к шести мне на стол.
