Александра Жукова
Шокирующая архитектура

Полная версия

Глава 4
Кара за гордыню. История о Меншиковой башне

Церковь Архангела Гавриила на Чистых прудах (Меншикова башня)

В истории старинного зодчества встречается россыпь различных легенд, притчей, примет и даже предзнаменований. Особенно часто подобные сказания и предания возникали вокруг башен, ратуш, колоколен, звонниц и прочих архитектурных вертикалей. Во-первых, потому что они у всех на виду, во-вторых, они становились символом извечного стремления человека вырваться к небесам, и это вызывало неоднозначную реакцию горожан. С одной стороны, восхищение захватывающей красотой, а с другой, осуждение за гордыню и тщеславие. Главная легенда на Москве, конечно же, о колокольне Ивана Великого, что была воздвигнута в Кремле: она должна оставаться самой высокой башней в городе, выше строить ничего нельзя, поскольку к добру это не приведет, а возгордившийся нарушитель будет повержен божьей карой.

Этот негласный запрет соблюдался вплоть до XX столетия, когда агрессивный прогресс прошелся тяжелой бетонной пятой по городскому фольклору. Хотя были попытки и ранее построить башню выше кремлевской колокольни, чья высота составляла 81 метр. Сохранились свидетельства о том, что в 1689 году самый известный московский зодчий Яков Бухвостов, создатель стиля, названного позже «нарышкинское барокко», работал над проектированием колокольни Новодевичьего монастыря. Он планировал вытянуть ее стройной вертикальной доминантой, состоящей из изящных восьмериков в семь ярусов, и высота ее была бы чуть более 81 метра. Но царевна Софья не дала добро на постройку последнего яруса, и строительство башни остановилось на шестом восьмерике на высоте в 72 метра. По этой причине или нет, но монастырь не был разрушен за прошедшие три столетия, несмотря на все опасности в нашей истории, и потрясающая кружевная колокольня радует нас до сих пор.

Через 10 лет после постройки Новодевичьей колокольни в самом конце XVII века началось строительство другой московской башни, с судьбой драматичной и поучительной. В 1699 году вернувшийся из большого европейского вояжа – Великого посольства, – видимо, с неплохим капиталом, сподвижник молодого царя Александр Данилович Меншиков покупает участок земли на улице Мясницкой, дабы выстроить здесь достойные его нового статуса палаты. Именно по Мясницкой Петр ездил в Немецкую слободу, на этой улице часто проходили любимые царские маскарады и гуляния, и жить там стало престижно и модно. Меншиков подошел к строительству своей московской усадьбы серьезно, первым делом он приказал очистить Поганые пруды, куда сливались нечистоты из боен соседней слободы мясников. Тогда мясницкий водоем получил знакомое нам название Чистые пруды. На границе его участка находилась деревянная и довольно уже ветхая церковь Архангела Гавриила, которую он решил сделать своим домовым храмом. Но начавшаяся война со шведами заставила на время отложить эти планы.

К обустройству своего московского имения Меншиков вернулся через пять лет. В то время в Москве находился один из лучших зодчих, декораторов, скульпторов и вообще художников широкого профиля, что в те времена было нормой, Иван Зарудный. Он был автором нескольких храмов в Первопрестольной, самым знаменитым его творением была яркая церковь Иоанна Воина. Меншиков обращается к Зарудному с заказом нового храма в духе европейского барокко, для царского любимца это было принципиальным, поскольку ориентация на голландский вкус стала главным трендом петровских построек. Для Зарудного это было интересной задачей, он бывал в европейских городах и имел представление о западном церковном зодчестве. Тем более, что заказчик настаивал на том, чтобы новая церковь была, как раньше говорили, «под колоколы», когда главный церковный объем вырастает в башню-колокольню, и чтобы башня та затмила бы высотой и роскошью самого Ивана Великого. Иван Зарудный умело соединил традиционную русскую композицию храма с западными деталями и успешно справился с заказом царского фаворита.

Откуда у Александра Даниловича появилось желание строить именно башню? Считается, что из-за фурора, который произвела только что завершенная по приказу Петра Сухаревская башня, самое высокое светское строение в стране высотой 64 метра. Она поразила воображение москвичей, ее стали величать «невестой Ивана Великого». Меншикову хотелось заявить о своем могуществе, которое нуждалось в мощном визуальном воплощении, отсюда и стремление к рекордам. Появился проект церкви-башни, состоящей из четверика и шести уменьшающихся восьмигранных ярусов, венчалась башня тридцатиметровым (!) шпилем и фигурой ангела Гавриила. Ничего подобного в России строить еще не доводилось. Откуда взялась такая творческая дерзость у зодчего Ивана Зарудного? Судя по всему, подобный проект уже обсуждался Петром с Доменико Трезини, который, возможно, участвовал в проектировании Меншиковой башни. Во всяком случае, через несколько лет Трезини начнет в новой столице строительство Петропавловского собора, в силуэте которого угадываются черты башни Меншикова. То есть Данилыч знал, что именно по нраву Петру Алексеевичу, и желал порадовать его своей колокольней.

Реконструкция первоначального замысла Меншиковой башни

Строительство башни длилось три года, в 1707 году церковь Архангела Гавриила была открыта, она стала самым высоким строением Москвы, на 84 метра вознесся золоченый шпиль. Теперь у Ивана Великого появилась «сестра», как называли новое архитектурное чудо у Чистых прудов. Церковь получилась нарядной, воздушной, пластичной. Все оформление храма было уникальным: многочисленные орнаменты покрывали стены церкви, скульптуры можно было рассматривать и дивиться искусно вырезанным херувимам, букетам, вазонам, гирляндам. А внутри храма можно было увидеть двухсветную царственную трапезную со скульптурой петровского времени и господскую ложу Меншикова на галерее второго этажа. Установили колокола и даже куранты, и башня обрела громкий голос. Правда, не все с восторгом встретили башню-«чужестранку», и без того считая Алексашку выскочкой, построившим храм из чисто мирских соображений. Осуждение москвичей усилилось после назначения в 1710 году Меншикова градоначальником Петербурга, Москву он покинул, и отделка храма осталась незаконченной.

Пока карьера «полудержавного властелина» при дворе стремительно росла, он и не вспоминал о своих московских владениях. Напрасно Зарудный сообщал светлейшему князю о плачевном состоянии церкви: «Кровля течет, шпиц, глава и все деревянные строения, где часы от сырости и гнили грозят падением, иконостас не доделан, и народ ропщет, что церковь стоит аки в запустении». И вскоре небеса прогневались на небрежение, как считали современники, и в 1723 году башню постигла страшная участь. Произошло событие труднообъяснимое. 13 июня один из священников церкви после вечерней службы упал замертво на паперти. На следующий день во время отпевания над церковью сгустились тучи, загремел гром, и молния ударила прямо в шпиль, загорелся купол. Пламя вспыхнуло быстро и распространилось от верхних деревянных ярусов. Подгоревшие дубовые крепления обрушились и упали внутрь строения вместе со всеми колоколами. Это привело к гибели многих людей, которые пытались спасти церковные ценности и реликвии. Верх башни был целиком утрачен. Таким образом, по мнению москвичей, само провидение наказало Меншикова за гордыню. Более того, многие сочли падение башни зловещим предзнаменованием будущих несчастий для Александра Даниловича. Действительно, вскоре петербургский градоначальник тяжело захворал, и болезнь не позволила ему удержать былую власть, как это удавалось многие годы в нелегкой борьбе с конкурентами из именитых родов. Долгорукие сместили его со всех должностей, лишили имущества и выслали вместе с семьей в Сибирь, в далекий Березов, где он и нашел свое упокоение.

А московская церковь Архангела Гавриила, которая пророчески предупреждала князя, долгое время после пожара стояла разрушенной. В 1779 году после шести лет реставрации церковь восстановил Гавриил Захарьевич Измайлов, живший неподалеку на Мясницкой. Для ее перестройки был приглашен знаменитый архитектор Василий Баженов. По распространенной версии, в храме расположилась Педагогическая семинария, главное прибежище московских масонов-мартинистов. Храм стал на один ярус ниже, без колоколов, без своего знаменитого шпиля, с новым оригинальным завершением в виде винтообразного купола, напоминающего горящую свечку или еловую шишку, что многими воспринималось как масонская символика. Интерьер тоже получил новую отделку, выполненную с использованием латинских надписей и масонских эмблем: лепных арочных гирлянд, стилизованных столбов, изображений пеликанов, змеи, летящего орла и круга с изречением на латыни «Ad infinitum» – «К бесконечности», «Без конца», звезда Давида, лучезарная дельта. Все масонские надписи и изображения были уничтожены в середине XIX века.

В 1792 году в здании усадьбы Александра Меншикова разместился почтамт, к которому отнесли и Меншикову башню. Вплоть до конца девятнадцатого столетия церковь считалась ведомственной и называлась храмом архангела Гавриила при Почтамте. В XX веке после десятилетнего вынужденного затворничества церковь вновь была открыта для верующих в 1945 году, и сейчас это действующий храм с прекрасной 60-метровой башней, яркий свидетель прошлого – бурлящей Петровской эпохи.

Глава 5
Как построить новый Париж на том же месте? История о бароне Османе

Памятник барону Осману в Париже

Этот вопрос задавал себе в течение всего 1852 года новоиспеченный император Франции Наполеон Третий. В ответ нам наверняка сразу же захочется недоуменно спросить: а зачем надо строить новый Париж? И следом всплывает тревожная мысль: а куда девать прежний? Ответ на первый вопрос император прекрасно знал, а вот вторая мысль монарху не давала покоя.

К середине XIX века все старые исторические столицы Европы нуждались в кардинальных изменениях, поскольку их планировка и основная сетка улиц были созданы еще в Средневековье, когда население даже столичного города составляло несколько десятков тысяч человек. «Железный» XIX век принес с собой промышленную революцию, и как следствие – урбанизацию. В Париже, как самом крупном европейском городе, все эти процессы были особенно болезненными. За 30 лет, с 1815 по 1846 год, население столицы выросло в два раза, а территория практически не изменилась. Париж задыхался от растущей индустриальной застройки и нахлынувших трудовых мигрантов, которых негде было размещать, поэтому они селились в ужасных условиях, в жуткой тесноте и антисанитарии.

«Дом Османа»

Журналист Жюль Жанен описывает столицу в 1843 году: «Допотопный город, черный, темный, забрызганный грязью и дышащий на ладан, город мрака и тьмы, беспорядка, насилия, беспросветной нужды, измазанный в крови». Очень ярко и выразительно этот непривлекательный образ опасного и грязного мегаполиса описан в романе Эжена Сю «Парижские тайны», опубликованном в 1837 году. Высокие здания, узкие извилистые улочки – ширина их во французской столице когда-то составляла от одного до пяти метров, – нагромождения построек, постоянно выбрасываемые в реки и на мостовые нечистоты, большая скученность населения. Особенно тревожила антисанитария, царившая в трущобах, она обернулась в 1832 году, когда вспыхнула эпидемия холеры, смертью 20 тысяч парижан. Было очевидным, что положение дел необходимо решительно менять, причем опыт прошлых лет показал, что точечными мерами эффективно ситуацию исправить не удастся, надо применить тотальную реконструкцию, шоковое переустройство всего города.

Но на подобные радикальные меры никто из отцов города ни в годы Июльской монархии, ни в годы Второй республики не решался. Во-первых, это был сложный и очень затратный процесс, и во-вторых, несущий не только плюсы, но и потери, а это вызвало бы жесткий протест населения, что в постоянно фрондирующем Париже XIX века могло послужить сигналом для очередных беспорядков. Ситуация зависла в ожидании героя, достаточно деятельного и даже отчаянного, с серьезным административным и финансовым ресурсом. И он пришел…

Это был человек, безусловно, авантюрного плана, вся жизнь которого состояла из заговоров, переворотов, арестов и высылок из страны. Всю жизнь Луи Наполеон Бонапарт самозабвенно стремился к власти, для этого он выступал в роли то бонапартиста, то республиканца, а то и вовсе социалиста. Наконец, судьба протянула ему руку, и один из его переворотов закончился успехом, он стал сначала президентом, а потом провозгласил себя императором. Когда Наполеон Третий, «маленький племянник великого дяди», как называли его французы, прочно обосновался во главе государства, его кипучая натура занялась поисками грандиозного деяния, которое смогло бы прославить его на века.

И тут его взоры обратились к «зависшей» проблеме реновации Парижа. Надо заметить, что император заинтересовался этим вопросом еще и потому, что он представлял себе результат, к которому надо стремиться. Дело в том, что почти все свои ссылки в 1840-х годах он «отбывал» в Лондоне и прекрасно знал, как современно была устроена столица Британии. Живописные парки и широкие проспекты, регулярная застройка центральных кварталов респектабельными домами, все это необходимо было внедрить и в Париже. А прошедшая в Лондоне в 1851 году с громким успехом Первая Всемирная выставка, ставшая предметом зависти французского монарха, подтолкнула его к действиям. Но как же удалось Лондону «перескочить» из средневекового запустения в буржуазную импозантность? Виной всему был «великий пожар», который еще в XVII веке попросту уничтожил средневековый Лондон, и заново английская столица выстраивалась уже по новым правилам индустриального центра. Во французской столице ситуация была совсем иной, здесь, чтобы достичь лондонского результата, понадобилось бы снести тысячи домов, а это не могло вызвать одобрение жителей.

Максим Лаланн

Бульвар Сен-Жермен: снос 1855. Офорт

Для выполнения такой непростой миссии необходим был решительный и упрямый градоначальник, твердо уверенный в своей правоте. Нашел его ближайший помощник Наполеона, министр внутренних дел императора, Виктор де Персиньи, он был долгие годы идеологом и соратником Луи Бонапарта в его борьбе. Именно он настоятельно советовал императору префекта Жиронды из Бордо Эжена Османа.

Позже в своих мемуарах министр писал: «Месье Осман произвел на меня самое сильное впечатление. Странное дело, но меня привлекали не столько его таланты и выдающийся ум, сколько недостатки его характера. Передо мной был один из самых необычных людей нашего времени: большой, сильный, энергичный и в то же время умный и хитрый, с духом, полным ресурсов. Этот дерзкий человек не боялся показать, кто он такой. Он рассказал мне обо всех своих достижениях за время административной карьеры, ничего не упуская; он мог бы говорить шесть часов без перерыва, поскольку это была его любимая тема – он сам. Если джентльмен самого возвышенного духа, умный, с самым прямым и благородным характером неизбежно потерпел бы неудачу, то этот энергичный атлет… полный дерзости и мастерства, способный противопоставить целесообразности лучшие целесообразности, ловушкам – более хитроумные ловушки, несомненно, преуспел бы. Я рассказал ему о парижских работах и предложил поставить его во главе».

И началась грандиозная работа, первый этап включал обновление коммуникаций и транспортных артерий. «Воздух, вода, люди и товары должны были иметь возможность беспрепятственно циркулировать в городе», – говорил Наполеон. Необходимо было разбить новые бульвары – Сен-Жермен, Страсбургский и Севастопольский, продлить ключевую улицу Риволи. Следующий этап был связан с полным расселением и переустройством острова Сите, оплота трущобных лабиринтов, а также возведением нескольких новых мостов. Далее планировалось сооружение нового роскошного здания оперного театра и новое обустройство территории вокруг него. В течение почти двух десятилетий правления Наполеона III и в течение десятилетия после него большая часть Парижа представляла собой огромную строительную площадку. Начиная с 1854 года в центре города рабочие Османа снесли сотни старых зданий и проложили восемьдесят километров новых проспектов, соединяющих центральные точки города. Здания вдоль этих проспектов должны были быть в похожем стиле, одинаковой высоты, облицованы камнем бежевого цвета, создавая единый облик парижских бульваров.