Александра Морозова
Последнее письмо
– Да. Ты не будешь против, если я возьму лекции с собой? Почитаю дома, может, в больнице, если будет свободное время.
– Бери, конечно. Без проблем.
Мы снова замолчали.
– Странно выходит, – произнёс Андрей. – Я знал этих людей всю жизнь, видел в них образец счастливой семьи, а оказалось… – он усмехнулся. – Теперь ты можешь сказать, что была права. Я даже спорить не стану.
– Нет, – ответила я. – Вернее, может и да, но… – как же сложно говорить то, что не знаешь, а только чувствуешь! – Но я не хочу, чтобы ты думал иначе. Я не встречала людей, мужчин, которые бы серьёзно верили, что можно любить одну женщину всю жизнь.
– А если я тебе скажу, что верю в Деда Мороза или домового? Это ведь тоже будет мило?
– Андрей! Родион ведь любил её, столько времени любил! – я взмахнула рукой, задела свою кружку и едва успела поймать, прежде чем она опрокинулась на скатерть. Продолжила я уже спокойнее: – Не знаю до конца всей истории, можно сказать, даже людей этих не знаю, но я верю, что Лидия и Родион любили друг друга.
Андрей как-то отрешённо закивал головой, потом улыбнулся невесело и сказал:
– Нам надо собираться, если мы ходим успеть добраться без пробок.
– Надо, – эхом отозвалась я.
– Только закрою сарай, – Андрей поднялся. – Я тоже ничего толком не сделал сегодня.
– Иди. Кружку оставь. Я вымою.
Андрей посмотрел на меня чуть удивлённо, кивнул и ушёл.
Я попыталась вспомнить, когда в последний раз делала что-нибудь для него, не считая приказов на работе, и не смогла. Ледяная вода обжигала мои пальцы так же, как советь жгла меня изнутри целиком. Потом я поправила скатерть, ровно поставила стулья и решила, что сама куплю все цветы, которые мама посоветует здесь посадить.
Вернулся Андрей. Мы поднялись на второй этаж и убрали письмо обратно в записную книжку, а её засунули на прежнее место в шкаф. Наверное, Андрею было бы легче, если бы и этот дневник потерялся.
– Терпеть не могу хранить чужие тайны, – признался Андрей, когда мы шли к воротам. – Тем более тайны тех, кого нет на свете. Может, это уже и не тайна?
– Если бы твоя бабушка хотела, чтобы это не было тайной, она бы всё рассказала, – ответила я. – А ты поступай, как хочешь, только подумай хорошенько. Представь, что это связано со здоровьем твоего пациента и относись к этому, как к врачебной тайне. Её ведь ты умеешь хранить?
– Её умею.
Мы сели в машину. Андрей завёл двигатель и сделал заигравшее радио погромче.
Всё перемешалось у меня в голове, как в коробке с новогодними игрушками.
Я всегда хотела быть врачом. Хирургом. Знала, через что придётся ради этого пройти. Знала, что пройду. Рядом всегда стоял пример матери – пример полной зависимости от другого человека. Любовь в её случае оказалась ловушкой. Она пошла на яркий свет, переступила грань и хлоп! – дверца захлопнулась. А светом изнутри был всего-навсего блеск позолоченных прутьев клетки.
Я мало знаю Андрея. Но так же мало знаю и себя. А он помогает мне себя узнать, перед ним мне не надо врать и притворяться. С ним мне не страшно. Как не было страшно его младшей сестре, когда их родители за стенкой заходились в очередном скандале.
Я подвинулась на сидении и села так, чтобы незаметно поглядывать на Андрея. Красивое строгое лицо с добрыми глазами мальчишки. Впервые я подумала о том, как он ещё молод. Лишь пару лет назад закончил ординатуру.
Андрей был добрый. Я не встречала людей добрее. Ему всех жалко, хоть он никогда не говорит об этом вслух. Это видно в его голубых – ледовитых, как верно сказал Родион в письме, – глазах, когда он смотрит на пациента.
Я взглянула на его руки, сжимающие руль. Сколько раз я видела их во время операций. Так часто восхищалась их ловкостью, твёрдостью и точностью, что перестала видеть в их красоту. Жёсткие длинные пальцы, крупные ногти.
Какими крепкими эти руки были на операциях, и какими нежными – вчера ночью.
– Если ты будешь так на меня смотреть, я куда-нибудь врежусь, – сказал Андрей с чуть заметной улыбкой, не поворачивая ко мне головы.
Я вздрогнула и отвернулась.
– Нужен ты мне, – пробубнила я. – На встречную полосы смотрю, а не на тебя.
– Разумеется, – улыбка проникла в самый тон его голоса.
Я стала упорно рассматривать из окна пассажирского сидения лес вдалеке.
И всё же кем для меня стал Андрей?
На миг я представила, что он исчезнет. Завтра. Навсегда. Мне будет не с кем поговорить после тяжёлой смены, никто не поддержит меня, если я ошибусь, не попробует рассмешить, когда я буду остервенело драть рулон ваты. Да просто помолчать, уткнувшись в чьё-то плечо, будет не с кем.
Не от кого ждать сообщения по утрам: «Просыпайся, если хочешь со мной на обход», «Хирурги не спят, они только притворяются спящими», «Будешь сегодня паинькой, покажу абсцесс лёгкого».
Какая-нибудь глупость каждое утро. А глупость ли? Тогда почему, стоит мне раскрыть глаза, я первым делом тянусь за телефоном? Жду сообщения, которое сделает меня чуточку счастливее, как маленький укол эндорфина.
– Ты не голодна? – вновь неожиданно прозвучал голос Андрея. – Может, заедем куда-нибудь? Поужинаем?
– А? – откликнулась я и тут же, не думая, добавила: – Нет, спасибо, не надо.
Андрей пожал плечами.
– Как хочешь.
Что же со мной такое? Ещё полгода назад я спокойно жила без него, и жизнь не казалась мне невыносимой, какой станет, если Андрей исчезнет. Он сам и есть большая часть моей жизни. Чувство к нему, как раковая опухоль проникла в мой организм и заражала один орган за другим, а когда я начала ощущать симптомы, метастазы уже попали в мозг.
Есть ли от этой болезни лечение? И нужно ли мне оно?
Тогда зачем я его оттолкнула – резко и бесповоротно, как делаю и все остальные ошибки?
Машина остановилась у подъезда старенькой девятиэтажки, где я жила. Обратный путь оказался короче, ведь мне не нужно ехать в Москву. Андрей приглушил музыку.
– Приехали, – сказал он. – Лекции не забудь. И постарайся выспаться. Завтра операция по удавлению части лёгкого, ты помнишь?
– Да, – ответила я, отстегнула ремень, но не двинулась с места.
Извилины и борозды моего мозга судорожно напряглись. В стрессовых ситуациях у меня не отключается голова, она начинает работать быстрее. Вот почему я шучу, когда нервничаю.
Но сейчас я хотела во что бы то ни стало поговорить о серьёзном и о самом серьёзном, что случалось в моей жизни. И я не знала, что сказать. Мне нужно было чуть-чуть больше времени.
– Не хочу домой, – сказала я. – Можно сегодня переночевать у тебя?
Андрей удивлённо на меня посмотрел.
– С чего вдруг?
Я пожала плечами.
– К работе ближе. И у тебя дома никого нет. А у меня две галделки, которые не успокоятся, пока я не расскажу им, где провела прошлую ночь. Ни выспаться, ни к экзамену подготовиться.
– То есть мой дом для тебя, как гостиница? Или библиотека?
От неожиданности я забыла, как моргать.
– Нет. Ладно, ты прав, я лучше домой.
Я взялась за ручки двери.
– Нет, Влад, прости, – Андрей помотал головой. – Хотел пошутить – не вышло. Конечно, ты можешь остаться у меня. Никаких проблем.
– Спасибо, – шепнула я и вжалась в спинку сидения.
– Ты даже за чистой одеждой не поднимешься? – спросил Андрей.
– Нет. Наверняка эти мартышки уже поджидают в прихожей. На работе у меня есть запасные футболки. Утром переоденусь.
Андрей кивнул и потянулся к рычагу переключения передач.
– И ещё кое-что, – добавила я. – Всё-таки я жутко голодна. Давай заедем куда-нибудь поужинать?
Андрей замер на мгновение, потом откинулся на спинку кресла.
– Это всё или у тебя есть ещё, что сказать?
– Есть. Не могу не думать о том письме.
– Я тоже, – признался Андрей. – И что думаешь?
– Что мы никогда не знаем, какой момент в жизни станет поворотным и какое событие, пусть даже незначительное, изменит её навсегда.
Андрей обдумал мои слова и спросил:
– И что из этого вытекает?
– Что нужно лучше думать, прежде чем принять решение.
Андрей молчал.
– Прости меня, – прошептала я.
– Ты ничего не сделала.
– В том и дело. Ничего! Я просто отмахнулась…
Внезапно у меня потёк нос. Платка не было, я вытерла его тыльной стороной ладони.
Андрей как-то обеспокоенно на меня посмотрел, придвинулся ближе.
– Влада, погоди…
– Нет, ты просто пойми, – тараторила я, захлебываясь от насморка. – У меня не было никогда серьёзных отношений. Я от них убегаю. Как только чувствую, что что-то начинает появляться, – сразу бегу. Я просто не хочу, чтобы это повлияло на мою учёбу. Не хочу, как моя мать, зависеть от мужчины.
– Я понимаю, Влада, правда, – сказал Андрей, ладонями стирая что-то с моих щёк. – Мы же всё обсудили. Я и сам когда-то был студентом. Не таким амбициозным, конечно, но всё равно… Я понимаю тебя и не тороплю.
– А ты поторопи! – крикнула я, и воздух в машине зазвенел.
И только тут до меня дошло, что влага на моём лице и непонятно откуда взявшийся насморк – это слёзы. Я уже не просто плакала, я почти рыдала и, не в силах больше сдержаться, стукнулась лбом в плечо Андрея.
– Тише, тише, – шептал он мне в самое ухо так бархатисто, что я плакала сильнее. – Влада, правда, всё хорошо.
– Нет, не хорошо! – я вырвалась и посмотрела ему прямо в глаза. – Всё совсем не хорошо!
Мне захотелось сказать ему что-то грубое, ехидное, чтобы хоть как-то отплатить за то, до какого жалкого вида он меня довёл. Но заглянув в его глаза, добрые и тревожные, я лишь прошептала: «Прости» второй раз за день, чего раньше со мной не случалось.
– Ничего, – ответил Андрей. – В бардачке есть салфетки.
– Я сейчас ужасна, да? – спросила я. – Перемазанная соплями, тушью…
– Нет, что ты, конечно, нет!
– Но желание поцеловать меня у тебя не возникало?
Слова дрожали, вылетая из моего горла, как дрожало и сердце, и коленки, и всё моё глупое, трусливое и тщеславное существо. Андрей ласково улыбнулся.
– Оно у меня не пропадало. Просто обычно я не целую друзей.
И я, движимая чем-то изнутри, рванулась к нему и поцеловала. Андрей, если и растерялся, то очень быстро опомнился, и уже через мгновение я ощутила решительность ответного поцелуя. Его пальцы зарывались в мои волосы. Другой рукой он охватил мою талию и притянул к себе. Мне стало жарко, я задыхалась, но не хотела останавливаться.
И вдруг резко и требовательно прогудел клаксон другого автомобиля. Мы с Андреем не сразу вспомнили, что перегородили дорогу. Засигналили снова, уже дольше и настойчивее.
Андрей немного суетливо взялся за руль. Машина тронулась и довольно быстро разогналась. Андрей проехал мой дом и следующий и остановился только у выезда на шоссе.
– Мне нужна минута, – сказал Андрей. – Хочу сообразить, куда ехать ужинать.
Нам обоим было неловко смотреть друг на друга. Казалось, мы дети, которые сделали что-то, за что дома им хорошенько влетит, но что они хотели сделать уже давно, а теперь они искренне рады своей шалости и им наплевать на наказание.
Я разглядывала тоненькие белые полоски на своих джинсах и улыбалась, а когда молчание стало совсем нелепым, спросила, чуть повернув голову к Андрею:
– Где ты нашёл ромашку?
– Что?
– Ромашка. Ты принёс утром.
Андрей улыбнулся.
– Так я тебе и раскрыл все секреты обольщения.
Я толкнула его ладонью в плечо.
– Ты кого собрался обольщать?
Андрей неопределённо повертел головой.
– Каких-нибудь глупеньких молоденьких медсестричек, например.
