Кто живет борьбою с врагом, тот заинтересован в том, чтобы враг сохранил жизнь. Ф. Ницше
Весёлый детский смех многогранным эхом отскакивал от скал горного ущелья, вспугивая дремлющих на сухих ветвях деревьев птиц. Маленькая девочка приблизительно пяти-шести лет, зажав в руках длинный красный шарф, размахивала им, как крыльями, со смехом бегая и кружась под мерно опадающие с серых небес хлопья снега. За ней поспевала мама, всё норовила поправить сползающую с русой головки вязаную шапку в тон шарфа.
– Я как птица! Смотри, мама, я птица! – щебетала девочка, ловко уворачиваясь от заботливых рук и нарезая круги вокруг родителей.
– Тина, да оставь ты её. Сегодня тепло ведь, – заступился темноволосый мужчина за дочку, поймав жену за ладонь и притянув к своей груди.
– Но Жанна ещё такая маленькая, вдруг простудится! – всё причитала женщина, но к супругу послушно прильнула, положив голову на сильное плечо, скрытое под мундиром военного.
– Брось, вон как из неё энергия через край плещется, согреет. Ты была права, прогулка вне стен бункера пошла ей на пользу.
Пока родители разговаривали, маленькая Жанна чуть отдалилась. Устав бегать, села на корточки и принялась лепить из снега фигурки, чтобы потом показать своё творение маме с папой. Сегодня у неё праздник – пятый день рождения! А в качестве подарка она выпросила прогулку за стенами уже приевшегося железного города и очень радовалась, когда родители разрешили, поэтому хотела их как-нибудь отблагодарить. Но настолько увлеклась занятием, что не сразу расслышала крики матери, а как услышала, торопливо поднялась.
Мама бежала, что-то кричала и обеспокоенно размахивала руками, а папа наставил свой автомат на что-то, что находилось в горах.
Жанна обернулась и замерла; стояла, сжимая варежками маленького снеговика, и смотрела, как с верхушек гор скатывается лавина… только лавина чёрная, состоящая из людей, которые съезжали на каких-то плоских приспособлениях. И в руках каждого было оружие – арбалеты, луки и плети.
Снеговичок выпал из маленьких ручек, когда девочку подхватила под мышки мама и побежала назад к воротам бункера, а над головой, подобно раскатам грома, зазвенели выстрелы. От страха Жанна вцепилась в куртку матери, но, вывернув шею, отыскала глазами папу – да, это стрелял он, защищая их с мамой.
Но добежать они не успели. Внезапно женщина вскрикнула, от сильного толчка повалилась лицом в снег и больше не шевелилась. Девочка завозилась, выползла из-под тела мамы, убрала с её лица волосы и тихо прошептала:
– М–мама…?
Но женщина не отозвалась, так и лежала, даже грудь её не вздымалась, лишь голубые глаза раскрыты в ужасе, а из угла приоткрытого рта тонкой струйкой стекает кровь, растапливая белый снег и распускаясь на нём алым уродливым цветком.
Не понимала Жанна, что мама уже покинула бренный мир, убитая стрелой чужаков.
– Жанна, беги! – донеслось спереди.
Но девочка не отреагировала на окрик отца, осторожно трясла маму за плечо и продолжала звать. Весь её маленький мир сузился до мамы, которая почему-то не хочет вставать…
Неожиданно девочку рывком подняли и куда-то понесли – это подоспел папа.
Мужчина, удерживая одной рукой дочь, а другой отстреливаясь от внезапно напавших врагов, двигался к спасительным воротам бункера. Со стен укрепленного города по напавшим уже сыпала градом пуль поддержка.
Тут Жанна и заметила торчащую из спины матери стрелу с ядовито-зелёным оперением; очнулась и закричала:
– А как же мама?! Почему мы бросили её там?
Но папа не ответил, убрав за спину автомат, он поудобнее перехватил дочь и, уклоняясь от летящих в них стрел, ускорил бег, а вскоре удачно миновал центральные ворота. В городе надрывалась сирена, оповещая жителей об угрозе. Не теряя времени, мужчина, отдал Жанну знакомому лейтенанту, наказал отвести в укрытие под их домом, а сам кинулся на помощь тем, кто защищал ворота, не оборачиваясь на жалобные крики дочери.
Маленькая Жанна вырывалась из рук лейтенанта, била кулачками, но тот держал крепко, быстро двигаясь в нужном направлении меж узких проулков и обитых железными пластинами жилищ.
У дома ждала обеспокоенная тётя, завидев девочку с солдатом, побежала навстречу.
– Бога ради! Что стряслось? Опять бунтовщики? А где Тина с Олегом? – воскликнула тетушка, принимая из рук лейтенанта племянницу и прижимая к тёплой груди.
– Не знаю кто, но точно не они. Полковник у крепостной стены, а его жена… погибла. – Молодой солдат с сожалением взглянул на притихшую малышку. – Объявлена тревога первого уровня, немедленно укройтесь в убежищах!
Передав указ, лейтенант поспешил занять свою боевую позицию, а тетушка, поминая господа, кинулась в дом. Зайдя в узкую кухоньку без примечательной мебели и убранства, поставила плачущую Жанну на ноги, присела возле неё на колени.
– Милая, послушай, – морщинистой ладонью вытерла слёзы с щёк девочки, – сейчас мы соберем немного еды с водой и спустимся в убежище, где будем дожидаться папу…
– А маму? – шмыгнула носом, и столько надежды копилось в голубых глазах, что женщина не могла не ответить иначе.
– Конечно. И маму, солнышко, – погладила по русой головке, – ты только постой тут. Хорошо?
Очередной раз всхлипнув, девочка кивнула. Тетушка поджала губы, но просиживаться некогда, поднялась с колен и наскоро стала собирать узелок.
Жанна старалась не слушать выстрелы и вой сирены, старалась не думать о плохом, веря, что всё будет хорошо. Ведь не первый раз уже на город нападают. Тетушка собрала узелок и, схватив малышку за руку, повела в глубь дома. Но на пороге гостиной застыла.
…Посреди неширокой комнаты, рядом с диваном, напротив работающего телевизора стоял мужчина в чёрной одежде. Голову его скрывал капюшон, лицо – маска, но глаза оставались открытыми, а за спиной торчал лук и колчан со стрелами.
Женщину с девочкой он, конечно же, заметил, повернулся к ним.
Тетушка медленно, не делая резких движений, задвинула Жанну за спину, а сама заговорила с незнакомцем, без разрешения вторгшимся в их дом.
– Ч-что вам нужно?
Воин в маске не отозвался, с интересом смотрел на выглядывающую из-за спины женщины девочку.
– Берите, что нужно, и ух.. кха! – Голос тётушки оборвался на полуслове. Захрипев, она упала к ногам Жанны, из её горла торчала рукоять кинжала.
И снова кровь… как и тогда, с мамой.
По щекам Жанны полились слёзы, маленькое сердечко испуганно забилось, наконец осознав, что происходит что-то плохое. Закричав, девочка ринулась прочь, но выбежать из дома не успела – в холе её догнал убийца.
Жанна брыкалась, кусалась, но броня мужчины была слишком крепкой. Он встряхнул девочку и за куртку, как котёнка за шкирку, поднял перед собой. Ядовито-зеленая радужка глаз тут же затянула Жанну в мерцающий водоворот, но доделать начатое пришлому не позволили.
Появился отец и выхватил Жанну у убийцы, усадил в угол между шкафом и дверью, а сам с другим солдатом завязал бой с напавшим. Но и у проникшего в дом оказались подручные, ещё двое повыскакивали из соседних комнат.
Для маленькой Жанны всё произошло слишком быстро. Несколько минут – и в бок отца тоже угодила стрела. Полковник упал на колени, сплюнул кровью, отыскал взглядом дочь и горько улыбнулся. В последний раз, а потом упал.
– Папа… – сорвалось с губ девочки.
Меж тем убийцы в чёрном добили солдата и теперь не спускали глаз с угла, в который забилась перепуганная Жанна, о чём-то переговаривались, а затем просто ушли…
Но Жанне было не до них. Она сидела, обняв колени руками, содрогалась от рыданий и ужаса, который, как паук, опутал её скорбной паутиной; сидела и не отрывала мокрых глаз от неподвижного отца, вспоминала маму с тетушкой и звала, звала и звала их. Только никто из них так и не пришёл…
Жанна проснулась в холодном поту. Быстро заморгала, силясь скорее разогнать липкий ужас сна, что снился ей с тех давних пор. С тех пор, как впервые объявились карги и вырезали почти весь её город-бункер. И убили родителей с тётушкой.
Хотела было встать и умыться, чтобы быстрее прийти в себя да на вахту заступать, однако стоило обозреть шатёр и себя, голую под несколькими одеялами и с саднящим низом живота, как окунулась в более суровую реальность.
– Ох, неееет…
Память услужливо воскресила вчерашнюю битву и плен каргов. А в особенности одного карга, который взял её силой. Ну, не сколько силой, сколько хитростью. Да она сама отдалась ему, ещё и удовольствие получила! Предательница!
– Чё-ёрт! – застонала в одеяло.
Карга, кстати, в шатре не наблюдалось. Пока.
Вообще царила тишина, её нарушали только треск догорающих поленьев в очаге и завывание ветра снаружи. И никаких звуков сражений.
«Вот видишь, я всё равно получил своё по праву сильнейшего. А теперь с войском пойду вырезать вашу так называемую передовую», – всплыли в мыслях слова Карга.
Жанна встрепенулась, подскочила как ужаленная не заметив, что одеяло соскользнуло, обнажив тело по пояс. Жуткие мысли обуревали разум: передовую? Но ведь её так никто и не успел предупредить!..
Вернее, она должна была, но не вышло.
В ужасе офицер схватилась за голову, стиснула зубы и с силой оттянула волосы, намеренно причиняя себе боль, но вины это не уменьшило.
Из-за неё передовая обречена. Или той уже нет… И теперь город Элегия находился в непосредственной опасности.
– Успокойся, – велела сама себе, волей бойцовского духа укрощая поднявшую голову панику. Ещё не известно, что на самом деле произошло с передовой, и делать выводы рано.
Передовица подготовлена и оснащена оружием намного лучше, чем обычные пешие посты, к тому же постов у каждого города по четыре и все они периодически связываются с передовой, а та, в свою очередь, отчитывается генералу Элегии. Даже при условии бурана не может случиться так, чтобы карги одновременно разбили все посты и внезапно напали на передовицу, в непогоду военные постоянно пребывают в боевой готовности, ожидая атаку в любой момент, и при обрыве связи с одной из четырёх контрольных точек моментом заподозрят неладное.
Обдумав всё это, Жанна немного успокоилась, но досада с виной не прекратили сжирать сердце: сегодняшней ночью буран укроет множество мёртвых тел отважных солдат…
В шатре потихоньку зашевелился мрак, неспешно расползаясь по углам, приближался рассвет. Сколько так в раздумьях просидела, Жанна не знала, очнулась, когда начало уже потрясывать от холода. Махнув головой, она всё-таки укуталась обратно в одеяло, его тепло обожгло изрядно замёрзшую кожу.
«А может, ну его? Замерзну насмерть, и всё – ни плена, ни дитя пришлому безумцу. Обрету свободу…» Но тут же следом сформировалась другая мысль, в которой она, Жанна, давала обещание подруге, что передаст её сыну материнский жетон и скажет, что мать будет наблюдать и оберегать его с неба.
А Жанна никогда не разбрасывалась обещаниями попусту. И раз по воле судьбы угодила к каргам да жива осталась, теперь обязана выполнить долг перед умершей. А заодно и перед отечеством. Она, можно сказать, в тылу врага – так это отличный шанс разузнать его планы и, уличив момент, сбежать, а дальше передать бесценную информацию генералам и на корню подорвать планы каргов.
Значит, чужеземец собирается использовать её, Жанну, в своих целях? Хорошо, она в ответ использует его. А ребёнок? Вот что делать с последним, решит потом, ещё нет гарантии, что тот вообще появится на свет, в мир, давно позабытый всеми Богами.
Губы Жанны растянула уверенная ухмылка. Вчера офицер подверглась насилию и была обычной несчастной женщиной, сегодня она снова боец. Боец, который знает, что делать.
Просто так сидеть и выжидать неизвестно чего Жанна не собиралась, поэтому встала и зашарила по шатру в поисках своей одежды. Штаны нашла, даже майку, пусть и порванную, но ещё вполне сносную, натянула, шипя от лёгкой боли меж ног. Крови на бёдрах совсем не оказалось, словно кто-то обтёр их. И следы укуса с шеи тоже исчезли, как и не было его…
На миг Жанна представила, как всё тот же ненавистный ей карг занимался этим, и её передёрнуло. Но, отбросив лишние мысли, продолжила скрывать своё закоченевшее тело в одежду, и кофту напялила, выудив ту из-под ящиков рядом со столом командующего.
Полковник Зейн… Он был другом отца Жанны, а узнав о смерти её родителей, взял опеку, хоть у него уже был сын чуть старше Жанны. Вырастил в любви, но и в строгости, улыбался, когда девочка стала проявлять интерес к оружию и рукопашной борьбе, обучил, посчитав, что такие навыки не помешают в сложившейся обстановке.
Но вот однажды, когда семнадцатилетняя Жанна неожиданно пришла на очередные сборы в качестве добровольца, полковник взревел и наотрез отказался записывать её. «Ты идёшь на верную смерть!» – не щадя глотку, орал Зейн, наплевав на удивлённые лица коллегии заседателей отбора.
Много чего ещё орал, яростно размахивая руками. А Жанна стойко всё выслушала и ни разу не перебила опекуна, заменившего ей отца и даже мать с тётушкой. Дождавшись окончания тирады, вздёрнула голову и смело взглянула в серые матерые глаза отчима, ровным непоколебимым тоном заявила, что своё решение хорошо обдумала и отступать не намерена. И что контрольные посты – отличный шанс самолично прирезать убийц родителей, рано или поздно, но те попадутся. А если попадутся, да не ей – пусть. Главное, что она не будет просиживаться за безопасными титановыми стенами Элегии.
Выговорила всё это и стала ожидать ответа. Тут ещё подоспел и сын полковника, смело встал перед отцом рядом со сводной сестрой и объявил, что присмотрит за ней там, на границе. «Сговорились, не иначе!» – сверкали гневные глаза Зейна, но сам мужчина молчал, коллегия тоже, предоставив разбираться с семьёй полковнику. Попыхтев, посвирепев, он всё же сдался, прекрасно понимая, что детей уже не остановить, иначе выкинут что похлеще. Согласился при условии, что командующим контрольного поста, в который их распределят, назначат именно его.
Зейн смирился с выбором детей. Смирился и пожелал быть рядом, хотел первым узнать, если – не приведи Бог! – они умрут. В стенах Элегии, кроме Картера с Жанной, его ничего не держало. К тому же полковник уже давно заметил обоюдную симпатию этих двоих – значит, будут беречь друг друга. Так Жанна с Картером и отчимом оказалась здесь, на окраине города.
По щеке офицера скатилась слеза. Жанна так и стояла у стола Зейна, руки замерли на замке кофты, а мокрые голубые глаза бесцельно скользили по столешнице, на которой всё лежала раскрытая карта. Жанну мучил вопрос: умерли ли они? Или живы?
Полог шатра с громким шумом одёрнули, и внутрь шагнул ОН, тот самый карг.
Она узнала его, поскольку пришлый снял маску, обнажив знакомое лицо с хищными чертами животного. Жанна быстро застегнула молнию кофты до самого горла и приняла боевую стойку, поморщилась от едва ощутимой боли внизу живота. Сказывался вчерашний предательский марафон.
Отряхнувшись от снега, карг вперил в неё пронзительный взгляд, осмотрел с ног до головы, медленно, словно сканировал, отчего по телу пробежала неприятная дрожь. Удовлетворившись увиденным, двинулся вперёд, к ней и столу, в руках у чужеземца покоилось переговорное устройство Зейна. Остановился в шаге, сгрузил ношу на стол, прямо на карту, и заговорил:
– Как себя чувствуешь?
Жанна скрипнула зубами, удерживая себя от грубости. Как ей хотелось облить пришлого грязью, ещё и вмазать пару раз, однако понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Нужно каким-то образом втереться в доверие, и рано или поздно карг позволит многое.
– Жива, – бросила холодно. И юркнула в сторону, когда карг попытался коснуться плеча.
Так и не коснувшись, карг руку убрал, нахмурил брови. А что он ожидал? Не собиралась Жанна ублажать его при каждом удобном случае и улыбками благодарными одаривать.
– Что ты сделал с остальными? Вы… всех убили? – задала наконец мучивший вопрос и взволнованно ждала ответа.
– Рооман.
– Что?.. – моргнула в непонятках.
– Моё имя. Называй меня по имени. И несколько твоих товарищей пока, – выделил последнее, – живы.
Обрадовавшись хорошей новости, Жанна не уловила, как карг молниеносным движением схватил её руку и что-то вколол под кожу. Место полыхнуло болью, и под кожей что-то задвигалось, прорываясь меж мышцы и дальше вглубь тела.
– Аааа! – с криком упала и заметалась по холодному полу, поскольку тело выворачивало от острой боли. – Что.. чтооо ты со мной сдееелал?!
Рооман присел рядом на корточки, сморщил лицо, словно ему самому не нравилось то, что происходило с девушкой, но был вынужден так поступить.
– Я имплантировал тебе наш адаптированный яд. От него ты не умрёшь, он поможет тебе в дальнейшем. Боль вскоре пройдет. – В чём именно поможет, не сказал, зато обескуражил иным: – Ещё в теле датчик, по которому я смогу отследить твое местонахождение в любой момент и в любом месте, где бы ты ни находилась.
Класс! Просто обалдеть!
– Чудоовииищщще! – прорычала Жанна в сердцах, поджав ноги к животу, так менее больно. Вот скорчилась в муках перед чужаком на потеху! А боль и правда мало-помалу уходила.
– Я знаю, – выдохнул устало.
– Когда вы связываетесь с передовой? Что говорите?
Рооман терроризировал Жанну уже десять минут. Как только боль от имплантированного яда отпустила, карг усадил Жанну на короба подле стола командующего и завалил вопросами, однако офицер не спешила выдавать информацию, что порядком злило пришлого, и он постепенно выходил из себя.
– Когда?! – гаркнул карг, хмурой тучей нависнув над пленной.
Жанна сидела, сцепив руки в замок на коленях, зажмурившись на секунду от оглушающего крика, отклонилась назад, но упрямо продолжила молчать.
– Какой несговорррчивый трррофей попался… – рыкнул Рооман, но уже заметно успокоился. Решил сменить тактику. Положил обе руки по бокам от девушки, склонился к уху. – Как твоё имя, землянка?
– Жанна.
– Жа-анна, – протянул довольно, словно пробуя на вкус, неожиданно ткнулся носом в область левого виска, втянул носом воздух и прохрипел: – Ты меня боишься?
Жанна вздрогнула от его близости. Боится ли она? Конечно, боится! Была б её воля, из груди чужеземца уже торчал адамантовый кинжал. Но она должна выжить и сделать всё, чтобы втереться в доверие к врагу. Должна его заинтересовать. И, раз покорные ему не нравятся, не придётся разыгрывать обожание, но ломать себя придётся неоднократно.
– Ты пугаешь. И можешь запугивать сколько хочешь, можешь брать меня силой раз за разом, как дикий зверь, терзать душу, но своих я не сдам никогда, – отчеканила ровно, выделив каждое слово.
Показалось, что плечи чужеземца дрогнули. Он вновь гневно засопел, будто слова задели его. Знал бы он, сколько сил потребовалось Жанне, чтобы сдержаться и не броситься на него!
– Ты боишься смерти? – Отрицательный кивок. – А смерти товарищей? Близких?
Вот тут Жанна задрожала. Близких. Понимала, что Рооман просто провоцирует, но ничего поделать не могла. Повернула голову, их глаза оказались на одном уровне. Только заметила, что сейчас из радужки глаз карга исчезла ядовитая зелень, остался только кристальный янтарь.
И этот насыщенный коричнево-золотой омут затягивал, напускал спокойствие, обещал покровительство и защиту. А ещё в нём угадывалось что–то знакомое…
«Нет!» – закричала в мыслях, противясь странному воздействию, а вынырнув из заблуждения, прищурилась и яростно прошипела:
– Близких, говоришь? Когда я была маленькой, родителей безжалостно убили карги, на моих глазах! У меня никого не осталось, слышишь?! Тебе нечем меня шантажировать!
Про Картера с отчимом намеренно умолчала – вдруг они ещё живы и пришлый использует их против её чувств.
– Хм. Значит, ты ничего мне не скажешь. – Мужчина отстранился, а затем резко притянул Жанну к себе за затылок. – Может, твои товарищи, увидев тебя, скажут желаемое мной?
Рооман с удовольствием наблюдал, как голубые глаза пленницы расширились в испуге. И надежде. Природная проницательность – одно из главных достоинств каргов, которое помогло им одержать множество побед.
Рооман спрятал лицо с головой под капюшоном, схватил Жанну за руку и на буксире потащил к выходу.
«Ту-тух! Ту-тух!» – глухо билось сердце офицера, стоило ей увидеть хладные трупы сослуживцев, разбросанные по периметру и укрытые снежным одеялом. Поспевая за каргом, сквозь густо сыплющийся снег – буран не думал сбавлять темп и на рассвете – со страхом вглядывалась в их застывшие бледные лица, выискивая Картера или Зейна, и не находила. Зато разглядела Дайну… подруга лежала на том же месте с торчавшей из груди стрелой.
Колени подкосились, и офицер свалилась в снег, не отрывала жалостливого взгляда от лица подруги, но задержка не входила в планы главы чужеземцев, он с силой дёрнул за руку, вновь поднимая Жанну на ноги, и потащил быстрее. В солдатский шатер.
Картер, полковник, Гита, Хокман и ещё двое солдат связанные стояли посреди шатра на коленях, трое надзирателей-каргов за их спинами с натянутыми на тетиву стрелами, а семеро остальных недругов расположились кто где: на матрацах, бочках и ящиках.
Как только Жанна с Рооманом зашли, разговоры на языке пришлых стихли, узники подняли головы, и всегда эмоциональный Картер заревел:
– Ах ты, мразь! Отпусти её!
Это стало его ошибкой.
В ярости Картер ринулся было вскочить, но стоящий позади карг моментом осадил его за плечо.
– Не рыпайся! – велел, приставив остриё стрелы к шее пленного.
Офицер хмуро покосился на него, затем вперил яростный взгляд в Роомана и перескочил обеспокоенным на Жанну, молча спрашивая: как ты?
Та неуверенно улыбнулась, мол, в порядке, и глазами замолила успокоиться. Вырвала свою руку у главы каргов, потёрла запястье – хватке пришлого можно позавидовать, останется синий обод, – и пристально осмотрела своих друзей с полковником. Карги их изрядно потрепали, видно, выведывали информацию, тела связанных солдат покрывали кровоподтеки, ссадины и глубокие раны, кровь на одежде проявилась грязными пятнами.
Жанна встретилась взглядом с Зейном, вторым своим отцом, и её охватил жуткий стыд. Вроде ничего такого не совершила, но… пока товарищей пытали, она спала с врагом. Пусть и не по своей воле, но факт неизменен. Жанне отчётливо виделось осуждение в серых, налитых кровью глазах полковника. Ей так казалось. Но она ведь не предавала!
В это время Рооман на каргском языке о чем-то переговаривался с подчиненными. Судя по прищуренным глазам и проявившейся в радужке зелени, он остался недоволен.
– Кеэр ту бахт! – скомандовал, указав пальцем на… Картера.
Сердце Жанны ухнуло, заколотилось в сумасшедшем ритме, предчувствуя неладное. Затаив дыхание, она с ужасом наблюдала, как Картера выводят вперёд и, хлыстнув сзади плетью под колени, усаживают перед главарём.
Картер поднял голову, смело заглядывая в жуткие малахитовые глаза предводителя, показывая, что нисколько его не боится, а сам в гневе сжал зубы, пытаясь сохранять спокойствие. Он думал, Жанна погибла, а она всю ночь находилась неизвестно где, а теперь её приволок главарь! Что ему, Картеру, теперь думать?! Да и ладно, главное – жива!
– Ну что, земной воин, готов ли ты умереть за свою жалкую планету?
Рооман возвышался над пленным горой, насмехался, а сам украдкой поглядывал на свой трофей, замерший рядом хрупким истуканом и не знающий, как спасти друга. А может, больше чем друга. И последнее невероятно злило.
– Готов, не сомневайся. Давай! – Качнулся корпусом к каргу. – Убей! Информацию тебе здесь всё равно никто не скажет!
Рооман неожиданно громко засмеялся, а прекратив смех, наклонился к Картеру:
– Ты в этом так уверен? – Вытащил из наруча потаенный кинжал и приставил к горлу пленного, обернулся к Жанне: – Мне провести ядовитым лезвием по его коже? Этот яд особенный – проникая в кровь жертвы, он медленно отравляет всё тело, причиняя невыносимые муки. Противоядия не существует. Твой друг будет страдать о-очень долго.
«Н..нет! Картер!» Жанна встретилась с любящими глазами. Решительными и обречёнными.
Они с Картером никогда не говорили друг другу слова о любви, выражали чувства эмоциями и прикосновениями. До этой битвы Жанна не предполагала, насколько сын полковника станет ей дорог.
– Ну так что? Проводить? – торопит бессердечный карг.
Жанна с шумом вздохнула, вперилась безумными небесными глазами в Роомана, моля не делать этого, перескочила на Зейна – лицо командира было хмурее грозовой тучи, – перевела на Картера… Она и он знали, что выхода нет. Знали, что, если скажут сведения, карги их всё равно убьют. Всегда убивали и сейчас исключения не сделают.
«Прости…» – прошептала одними губами. Картер кивнул, улыбаясь ей, и Жанна произнесла громче:
– Убивай. Мы не предаём родину.
– А своих, значит, предаёте? Что ж, будь по-твоему. – Рооман обратился к пленному: – Умри достойно.