Алексей Елисеев
Звёздная Кровь. Изгой VI
Чем ближе мы подходили, тем ясней я понимал – повреждения корпуса спасательного модуля выглядели особенно мерзко: длинные рваные полосы металла толсто намекали на то, что посадка получилась аварийной. Я чувствовал, как внутри поднимается глухое отчаяние, но поделать с этим ничего не мог. Рядом Соболь осмотрел задраенный входной герметичный люк.
– Кир, – голос у него был обычным, спокойным. – Погляди-ка. Бортовой номер. Похоже, мы нашли именно её спасательный модуль. Совпадают номер нашего бота и личный идентификатор Светланы.
У меня по спине пробежал холодок. На пластали выделялись буквенно-цифровые индексы, которые соответствовали тем самым данным, что мы искали. Люк оказался наглухо задраенным, на нём затвердел налёт соли. Соболь размял руки:
– Надо вскрывать.
– Вскрываем, – согласился я, проглотив ком в горле.
Я сглотнул, ощутив, как сердце начинает биться всё быстрее. Снаружи капсула выглядела так, будто её прогрызли и забросили сюда на вечное хранение. Но нужно было узнать правду.
Со своей стороны люка я отыскал, заросший кристаллами соли щиток, под которым были кнопки для ввода цифрового кода. Дрожащей рукой, я откинул его, но циферблат не отвечал.
– Бесполезно, – бросил Алексей. – Сейчас попробую найти ручку, чтобы открыть люк… Она тут специально в комплекте идёт для таких случаев… Ага… Вот… Помоги мне.
Механизм представлял собой что-то вроде простейшего домкрата и шёл очень туго. Пока работал, волнение внутри меня всё нарастало. Совместными усилиями мы при помощи ручки открыли запертый люк.
259.
Когда, наконец, люк поддался с отвратительным, скрежещущим звуком, меня обдала волна насквозь прогнившего воздуха. Пришлось даже рукой прикрыть нос: отвратительный душок напоминал смесь затхлых запахов библиотеки и ветхих подвалов, десятилетиями зараставших плесенью. Соболь поморщился, а я в ту же секунду понял, что вот он, момент истины: хочу ли я действительно знать, что внутри?
Разумеется, хотелось, иначе бы зачем я сюда приперся через всю эту мёртвую пустыню. Я шагнул в темноту с замиранием сердца. Ночное зрение позволило мне увидеть хаос из оборванных проводов, осколков приборных панелей и… белеющие кости. Живот свело от неприятного предчувствия. На неверных ватных ногах я подошел ближе.
Необъяснимый, но отчаянный приступ надежды заставлял мысленно повторять: «Может, это не она, мало ли кто ещё носил такую униформу…» На ткани блеснула вышивка чаши обвитой змеёй – эмблема медицинской службы.
Мир вокруг меня словно померк в мгновение ока. Воздух сделался ещё более удушающим. Я резко встал, не веря собственным глазам. Жетоны на цепочке, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Не было нужды читать, что на них выгравировано. Рядом с ними на цепочке висел православный крестик и серебряный кулон с ликом Богородицы.
Взгляд выхватил ещё одну деталь, на истлевшем безымянном пальце правой руки тускло блестело обручальное кольцо, и я безошибочно узнал это украшение. Ведь я сам надевал его на палец Светланы в день нашей свадьбы. Удар пустоты захлестнул моё сознание. Я непроизвольно застонал.
– Я не успел… – слова с трудом протолкнулись через перехватившую дыхание гортань.
– Кир, похоже, прошло уже пятьдесят два года, – приглушённо ответил Соболь.
Друг, протиснувшийся со мной внутрь несколькими уверенными движениями частично оживил панель приборов. По свету его Скрижали стало ясно, что он призвал Руну-Предмет, а через мгновенье уже вставил в соответствующий слот РИ-аккумулятор, чтобы заставить заработать обесточенную технику. Его взгляд оставался мрачным:
– Судя по данным бортового журнала – спасательный модуль упал здесь примерно пятьдесят два года назад.
Я поднял тяжёлый взгляд, сам себе не веря и всё же принимая очевидное:
– Полвека…
– Даже не знаю, как так вышло, дружище, – ответил он глухо. – Светлана скончалась уже давно.
Сердце ухнуло в пропасть. Я присел рядом и машинально коснулся её безжизненной руки, помня, как она когда-то ласково трепала мою короткую стрижку.
Я вдруг ощутил, как что-то во мне ломается. Мы не имели шанса успеть, как бы не торопились. Ей уже ничем не помочь. В происходящее не хотелось верить, но часть разума оставалась холодной, рациональной, логичной, отчего я чувствовал себя ещё хуже. Тем не менее, пока сердце отказывалось верить глазам и искало объяснения, параллельный поток холодных мыслей беспощадно фиксировал реальность: опоздал.
Я встал на колени, коснулся её останков и тихо проговорил:
– Прости… не уберёг…
Каким бы циничным и непробиваемым я себя не считал, сейчас чувствовал страшную расплату за обретённую силу, пришедшую с запозданием. Нет ничего хуже, чем осознать, что та, для кого ты был готов прогнуть этот мир, давно обратилась в прах. Задолго до того, как ты, собственно, начал её искать. И всё, что тебе остаётся теперь – похоронить её по-человечески… Нет. Не «её», а их. Света была в положении, этот а-поход должен был стать её последним.
Хотелось завыть волком и мстить. Но кому? Может, самим этим ненастоящим богам чёртова Единства за вопиющую несправедливость.
Соболь молча стоял рядом, не осуждая, не утешая. Он просто был. И этого было довольно. Да и чем тут можно ещё помочь? Журнал ясно показывал: прошло пять десятилетий. Никакого спасения, никакого «жили долго и счастливо» не было и не могло быть.
Преодолевая содрогание, я встал и стиснул зубы так, что заболели челюсти. Мой мир рухнул в пропасть, а «Золотой Дрейк» продолжал стоять на потрескавшейся, покрытой солью равнине. Надо убираться, только сначала надо взять с собой останки, чтобы можно было провести человеческий обряд погребения.
Я знал, что надо жить дальше. Сейчас трудно, а завтра будет только хуже, потому что смерть и безнадёга тут – главные повелители. Я был готов двигаться, скорее по инерции, чем по собственному выбору. Но это всё понимал разум. Холодный, логичный, расчётливый, а сердцу было необходимо, наконец, поверить. Принять… И предаться скорби.
