– Смотрите! – воскликнул обычно молчаливый охранник Антон. – Солнце!
Мы посмотрели. Солнце, которое в это время дня и года на этой широте было практически над нашими головами, словно уменьшилось в диаметре и распалось на три маленьких солнца, расположившихся в небе гуськом друг за другом.
– Какой-то оптический эффект, – сказал Борис Натанович. – Впервые такое вижу.
– Даже не слышал о таком, – сказал Аркадий Натанович.
– Я, конечно, немного понимаю в двойных и даже тройных звёздах, – заметил Владимир Алексеевич, – но здесь явно не тот случай.
– Каковы наши действия, товарищ Нодия? – спросил я.
– Предлагаю сесть на первый попавшийся остров – вон как раз по курсу виднеется и переждать всю эту херню, – грузинский акцент появлялся и пропадал у нашего пилота каким-то необъяснимым образом.
– Поддерживаю, – сказал я. – Садимся.
Машина начала снижение. Остров ромбовидной формы приближался. Теперь было видно, что посередине этого клочка суши имеется озеро. Дальше за ним в туманной мерцающей дымке просматривался ещё один, более крупный.
– Судя по всему, мы достигли архипелага Теркс и Кайкос, – сказал Сергеев. – Первый остров, думаю, Западный Кайкос. Форма, размеры, озеро посередине… Это он.
– Обитаемый? – осведомился Аркадий Натанович.
– Когда-то был. Соль тут добывали. Теперь, вроде бы, нет.
– Необитаемый остров в Карибском море, – прокомментировал Борис Натанович. – Пиратский клад и призрак Флинта. Кино. Дорого.
– Прекрасную туземку забыл, – сказал Аркадий Натанович. – В набедренной повязке. Только.
– Мы женаты, – парировал младший брат. – Нам нельзя.
– Я холостой, слушай! – радостно воскликнул Нодия.
– Веди машину, холостой, – сказал Аркадий Натанович добродушно.
– Э, что её вести, сама летит. Не машина – ковёр самолёт!
Мы сделали над островом два круга, стараясь обнаружить присутствие человека или хотя бы какие-то следы. Не обнаружили.
– Очень странно, – сказал Сергеев, открывая потрёпанный «Путеводитель по Карибам» на английском языке. – Здесь написано, что на острове сохранились развалины поселения Янки-Таун и даже остатки железной дороги. И ещё, кроме солеварен, здесь были плантации сизаля.
– Что такое сизаль? – спросил Нодия.
– Агава, насколько я помню, – сказал Аркадий Натанович. – Из волокон делали крепчайшие канаты, снасти и прочее. Полезное дерево.
– Я, конечно, не ботаник и даже не агроном, но ничего похожего на заброшенные плантации не вижу, – заметил Борис Натанович. – Девственная природа.
– Вот и я не вижу, – сказал Сергеев. – Хотя смотрю очень внимательно.
– Все смотрим и все не видим, – сказал я.
– Садимся, – принял решение Нодия и мягко посадил гравилёт на белый песок широкого пляжа в восточной части острова, поближе к пальмовым зарослям, которые начинались сразу за пляжем.
Я посмотрел на часы. Вылетели мы в девять часов двадцать минут. Сейчас стрелки показывали одиннадцать часов двадцать восемь минут. Шли мы с крейсерской скоростью четыреста пятьдесят километров в час. Средняя чуть меньше. Значит, должны были оставить за собой больше девятисот километров. Наш штурман прав, карту Карибского бассейна я помню, это должен быть Западный Кайкос. Значит, тот остров, который мы видели дальше – Провиденсьялес – третий по размерам остров архипелага. И на нём есть аэропорт. Так зачем мы сели?
Я высказал свои мысли вслух.
– Предлагаешь, долететь до аэропорта? – спросил Нодия.
– Тут всего двадцать с небольшим километров, – сказал я.
– Двадцать два по прямой, – уточнил Сергеев, – если верить картам. Только я не уверен, что там есть аэропорт.
– Как это? – удивился Борис Натанович.
– Очень просто, – догадался Аркадий Натанович. – Как я понял, на карте и развалины этого поселения… как его…
– Янки-таун, – подсказал Сергеев.
– Вот-вот. Янки-Таун. Должны быть на карте. Плюс железная дорога. Точнее, её остатки. Но ничего этого нет, включая остатки солеварен и плантаций агав. То же самое может быть с аэропортом. На карте есть, а в реальности нет.
– Мистика какая-то, – пробормотал охранник Борис, стоящий рядом и внимательно оглядывающийся по сторонам.
– Она, чтоб её, – подтвердил Аркадий Натанович. Мне показалось, что они с братом, если и не испытывают от всего происходящего удовольствие, то уж точно не скучают.
– А ты думал, я почему машину здесь посадил? – сказал Нодия. – Нет там никакого аэропорта, мамой клянусь. Не знаю, как это возможно, но – нет. Пока летели ни одного самолёта. Но самолёты – ладно, аэропорт маленький, редко летают. Эфир пустой! Мёртвый завал по всем частотам. Так не бывает, слушай! Но так есть. Поэтому сидим и ждём.
Я посмотрел на свою короткую тень.
Она была одна.
Поднял голову. В небе снова сияло одно солнце, и этот странный, будто мертвенный приглушённый свет исчез, вернулись обычные яркие краски, а по океанским волнам весело скакало множество солнечных зайцев.
Всё закончилось?
– А ну-ка, – проверь сейчас связь и приборы, – попросил я Нодия.
Он проверил. Всё оставалось по-прежнему.
Мне очень хотелось слетать с Нодия к острову Провиденсьялес и разведать обстановку, но, подумав, я отказался от это мысли. Слишком рискованно. Если мы попали в какую-то непонятную аномалию, то лучше переждать. Как и было сказано в древней неписанной инструкции для путешественников, пересекающих Пятно Безмолвия. В конце концов, мы никуда особо не спешим, все живы, здоровы, у нас имеется оружие, вода и еда. Воспримем это, как вынужденный отдых.
Лагерь разбили неподалёку от гравилёта, в тени пальм, которые густо росли сразу за пляжем. Хорошо, что перед вылетом нас снабдили запасом бортовых пайков и питьевой водой.
– В случае чего, продержимся несколько дней сообщил Сергеев.
– Несколько – это сколько? – спросил я.
– Пять, если ни в чём себе не отказывать. Неделю, если подсократить рацион.
– Да и потом не пропадём, – сказал Аркадий Натанович. – Живности здесь полно. Смотрите, какая черепаха! Отличный суп может получится, если что. На всех хватит.
Мы посмотрели. Здоровенная морская черепаха с размером панциря не меньше метра в длину выползла из травы неподалёку и бодро направилась по песку к прибою, куда через минуту нырнула и скрылась из глаз.
– Жалко такую есть, – сказал Владимир Алексеевич.
– Если придётся, съедим, – сказал я. – Но очень надеюсь, что до этого не дойдёт.
– Интересно, купаться здесь можно? – осведомился Борис Натанович. – Что там говорится насчёт акул в путеводителе, товарищ Сергеев?
– Просто Тимофей, – ответил штурман-механик. – Можно Тима, – он достал книгу, полистал. – Вот. Серые рифовые акулы, акулы-няньки и лимонные акулы. Первые и третьи – самые опасные. С учётом того, что здесь совсем рядом расположен риф Молассис, я бы не рискнул лезть в воду. Или можно искупаться в озере Кэтрин, там акул точно нет, и вода солёная. Правда, написано, что оно мелкое. Метр – два максимум.
День прошёл тягуче и расслабленно. Делать, по-сути, было нечего. Мы пообедали пайками, подремали в тени пальм, сходили к озеру, где наткнулись на стаю розовых фламинго. Красивые птицы. Купаться, однако, не стали – и впрямь мелко.
Время от времени Нодия включал рацию и проверял компас. Всё оставалось по-прежнему: эфир был пуст, а компас напрочь отказывался показывать стороны света.
После обеда, ближе к вечеру, наползли тучи и пролился короткий, но мощный тропический ливень. Его мы переждали, спрятавшись в гравилёте. После ливня стало чуть прохладнее. Тучи разошлись, солнце всё больше склонялось к западу.
– Удивительное чувство, – сказал Аркадий Натанович. – Словно мы одни во всём мире. Нет у вас такого?
– Есть, – сказал младший Стругацкий. – Я списываю это на то, что остров необитаем, а радиоэфир пуст.
– Психологический эффект? – спросил старший брат.
– Он самый.
– А то, что на острове нет ни малейших следов человека, тебя не смущает?
– Возможно, это другой остров. Не Западный Кайкос.
– Это Западный Кайкос, – сказал Сергеев. – Можешь даже не сомневаться, Боря (за время, проведённое на острове, они перешли на «ты»).
– Подтверждаю, – сказал я.
– И я подтверждаю, – сказал Нодия.
– Мы так и не долетели до соседнего острова и не проверили, есть ли там аэропорт, – упрямо сказал Борис Натанович.
Мы с Нодия и Сергеевым переглянулись.
– До заката ещё два часа, – сказал Сергеев. – А до Провиденсьялеса с его аэропортом – двадцать два километра.
– Пять минут лёту, – сказал Нодия. – Машина в полном порядке.
– А, чёрт, давайте слетаем, – махнул я рукой. – Невыносимо ждать.
– Что будем делать, если аэропорта нет? – спросил Аркадий Натанович. – А его, думаю, нет.
– Вернёмся сюда, на привычное место. Ночуем и завтра с утра, если ничего не изменится, думаем, что делать.
– Я мог бы определиться по звёздам, – сказал Сергеев. – Уж на Кубу точно вернуться можно.
– Если нет аэропорта, – сказал Аркадий Натанович, – то может не оказаться и Гаваны.
– Твою дивизию, – сказал охранник Борис. – Аж мороз по коже. Вы серьёзно?
– Серьёзней некуда.
– Летим, – я поднялся с песка. – Туда и назад, сорок минут нам на всё про всё.
– Все летим? – спросил Нодия.
– Все, – сказал я. – Думаю, лучше не разделяться.
Аэропорта на соседнем острове Провиденсьялес не оказалось. Так же, как не оказалось там ни малейших признаков жилья и присутствия человека. Такой же тропический остров с девственной природой, как и Западный Кайкос.
– Возвращаемся, – скомандовал я. Формально командиром гравилёта был Нодия, но за последние несколько часов лидерство как-то незаметно перешло ко мне. Возможно потому, что вся затея с Пуэрто-Рико и радиотелескопом была моей. А возможно, и нет.
Пятнадцатилетний капитан.
Южная ночь наступает быстро. Что в Кушке, что здесь – на Карибах. Казалось бы, вот только что солнце валилось в океан, раскрашивая алым, жёлтым и оранжевым редкие перистые облака и гребни волн, а в следующую минуту небо теряет закатные краски; загораются первые звёзды, и, не успеешь сказать «добрый вечер», как весь твой свет – это пляшущее пламя костра и электрический фонарик в кармане. Всё остальное – жаркая летняя темнота, в которой слышен шорох игуан, шныряющих по соседним кустам да крики незнакомых птиц. Конечно, если нет луны. Её и не было.
– И всё-таки, – сказал Аркадий Натанович, отправив в рот кусочек хлеба, которым только что вытер тарелку от мясного соуса. – М-м… вкусно. Впрочем, в походе всё вкусно. Организм требует калорий и готов с радостью переварить что угодно, – он налил себе в алюминиевую кружку чая из котелка, стоящего рядом с костром, с хрустом разгрыз кусочек рафинада, сделал глоток. – Божественно. Тысячу лет не пил чай вприкуску. Так вот. И всё-таки. Мы тут все неглупые люди, кое-кто даже с высшим образованием, а двое и вовсе учёные. Предлагаю порассуждать о том, что с нами случилось.
– Бермудский треугольник с нами случился, – буркнул охранник Борис. – Сами же рассказывали.
– Ну хорошо, – решительно произнёс Борис Натанович, поднялся и направился к гравилёту, стоящему неподалёку.
– Ты куда? – спросил старший брат.
– На звёзды смотреть, – ответил младший. Астроном я или где?
– А ведь и верно, – сказал Сергеев, поднимаясь с песка. – Звёздное небо над головой – лучшая карта штурмана.
Через минуту мы все стояли на пляже, метрах в двадцати от прибоя, и смотрели в небо.
– Сейчас начало августа, и мы далеко на юге, – сказал Борис Натанович. – Значит, Большую Медведицу не видно, а Малая с Полярной звездой должны быть над самым горизонтом, на севере. Вот она, – он показал на север. – Видите, мерцает? Удивительная чистота атмосферы, к слову. Будь мы в городе или рядом, ни черта бы не увидели.
– Значит, север на месте, если сравнивать с картой, – сказал механик-штурман. – Хоть за это спасибо.
– Прямо над нами – Сатурн, – продолжил Владимир Алексеевич Крат, вытягивая руку к зениту. – Вон тот, самый яркий. Южнее, – он повернулся и чуть опустил руку, – Фомальгаут. Самая яркая звезда в Южной Рыбе. У нас, в России, особенно в Ленинграде, не виден.
– Двадцать пять световых лет от Солнца, – добавил Борис Натанович. – Совсем рядом по галактическим меркам.
– Смотрим дальше, – оживился директор Пулковской обсерватории. – Вон там, на востоке, Юпитер и Альдебаран в созвездии Тельца. Чуть правее, к северу, – Марс. Красноватый, видите? На западе – Альтаир в созвездии Орла. Ещё западнее, яркая, голубоватая, – Вега в созвездии Лиры.
– У нас, в России, она в это время года практически в зените, – сказал Борис Натанович.
Мы послушно поворачивали головы, следя за его пальцем и звёздным небом. Зенит над головой прочертил яркий и быстрый метеорит.
– Звезда упала, – прокомментировал Антон. – Не успел.
– Желание загадать? – спросил Борис.
– Ага. Никогда не успеваю.
– Желание у нас, думаю, сейчас одно на всех, – сказал Аркадий Натанович. – Домой вернуться. В смысле, в свой мир. Потому что этот мир точно не наш. Доказательство – отсутствие следов человека.
– Провал во времени? – деловито осведомился Нодия, демонстрируя знакомство с фантастической литературой.
– Если только не слишком глубокий, – сказал Борис Натанович. – Созвездия те же и все на своих местах. Так, Владимир Алексеевич?
– На первый взгляд – да, – подтвердил директор Пулковской обсерватории. – Хотя, чтобы определить точно, нужны соответствующие инструменты и карты звёздного неба.
– Несчастных пятисот лет вполне хватит, – сказал Аркадий Натанович. – В каком году у нас Колумб Америку открыл, в тысяча четыреста девяносто втором?
– Примерно так, – подтвердил младший брат. – Но люди здесь были, я думаю. Хоть и не белые, конечно.
– Или это параллельный мир, – сказал я, вспомнив гарадскую теорию параллельных миров. – Всё то же самое, только без человека. Совсем.
– Ужас, слушай, – сказал Нодия. – Уж лучше временной провал. Тогда хоть какие-то шансы.
– Долетим до Европы и станем там королями! – радостно воскликнул Сергеев. – С нашими-то знаниями и гравилётом!
– Наше с Антоном оружие тоже лишним не будет, – сказал охранник Борис.
– А то! – приосанился Антон.
– «Янки при дворе короля Артура», – буркнул Борис Натанович. – Как же, как же, читали.
– В данном случае – русские, – весело заметил Аркадий Натанович. – В смысле, советские. И почему обязательно Артур?
– Можно подумать, Иван Грозный лучше, – вздохнул младший брат.
– Как насчёт Александра Невского? – спросил старший. – Объединим Русь, скинем татарское иго… А?
– Мечтатели, – сказал Владимир Алексеевич. – Одно слово – фантасты, – он зевнул. – Пошли на ночлег устраиваться. День был непростой, устал я что-то.
Дежурство решили не устанавливать. Самого страшного зверя – человека – здесь не было, а все остальные не представляли опасности.
– А змеи? – опасливо осведомился охранник Борис. – Не люблю змей.
– Зря, – сказал я. – Они хорошие и никогда не нападут на человека первыми. Говорюкак кушкинец.
– Да нет здесь ядовитых змей, – сказал Сергеев. – Мы не видели и в путеводителе про них ни слова.
– Ладно, – неуверенно сказал Борис. – Поверю на слово.
– Кто боится, может спать в гравилёте, – сказал Нодия. – Сиденья раскладываются, двое вместе со мной как-нибудь поместятся.
– Правильно, – сказал я. – Командир корабля должен спать в корабле. На всякий случай.
Наконец, устроились. Нодия лёг спать в главилёте, остальные, на одеялах, вокруг угасающего костра. Поболтали о разном, кто курил – покурили и быстро заснули. Вероятно, сказался трудный день.
Я проснулся ночью, словно меня кто-то толкнул.
Сел, огляделся.
Конечно же, никто меня не толкал – все крепко спали.
Над головой раскинулось роскошное звёздное небо с Млечным Путём и всеми своими альдебаранами, сатурнами и вегами. В кустах негромко цвёркали какие-то насекомые – возможно, местные цикады. Костёр практически погас. Я подбросил в него несколько веток, посмотрел на часы. Два часа ночи. Что же меня разбудило, интересно?
Бесшумно поднялся и пошёл к океану. Два часа ночи – время, когда прилив уже закончился, а отлив ещё не начался.
Невысокий прибой умиротворяюще накатывался на песчаный пляж.
Вряд ли акулы подойдут близко к берегу, они за рифом охотятся, а он дальше, туда не поплыву. Впрочем, даже если подойдут, я их почувствую заранее.
А искупаться очень хочется – весь день на жаре.
Я разделся догола, вошёл в воду, продышался, нырнул, открыл глаза.
Ах, хорошо!
Мелькнула стайка светящихся рыбок. Две медузы, словно два прозрачных сосуда удивительной формы, наполненных синеватым и зеленоватым светом. Дальше и глубже светились целые поля кораллов, усыпанные жёлто-зелёными флуоресцентными пятнышками. Так бы плыл и плыл, словно Ихтиандр – никому не враг, свой среди своих. Только в такие моменты отчетливо понимаешь, что мы вышли из океана. Просыпается древняя глубинная память и словно говорит тебе…
– Здравствуй. Хорошо, что ты пришёл. Мы тебя звали, – словно сказал кто-то в моей голове. Не по-русски, не по-гарадски и не по-английски. Вообще не словами. Но я понял.
Десять – одиннадцать минут. Примерно столько я могу пробыть под водой, не напрягаясь. Если напрячься – дольше.
Нырнул я меньше минуты назад и не испытывал ни малейшего дискомфорта с потреблением кислорода. Плавать ещё и плавать.
Глубина?
Метра два с половиной. Но можно опуститься и глубже, к самому дну. Зачем? Сам не знаю, – так мне показалось будет спокойнее. На глубине всегда спокойнее.
Я перешёл в орно и нырнул глубже. До дна от поверхности здесь было метров семь. Никакого течения я не ощущал, отлив только-только начался и ещё не успел набрать силу.
Теперь я видел лучше, хотя, конечно, не так, как на воздухе. Была бы маска для ныряния – другое дело. Но что есть – то есть.
Вот ещё что. Ни люди, ни силгурды не владеют телепатией. Мы не умеем читать мысли. Даже в состоянии орно. В самом лучшем случае – тонко чувствовать настроение человека, примерно догадываться, о чём он думает. Другое дело – животные и растения. С ними наше общение может приближаться к телепатическому. Да, у животных и растений нет мыслей в нашем понимании этого слова. Но они чувствуют и могут общаться на биоэнергетическом уровне. Вот к этому общению можно подключиться. Тогда собака принесёт вам пачку папирос из соседней комнаты без всякой звуковой команды (это даже мой прадед умеет), а листья чинары, под которой вы сидите жарким летним днём в одном из парков Ташкента, развернутся так, чтобы тень от них стала гуще и прохладнее.
– Кто вы? – спросил я мысленно.
Две длинные тени, окружённые переливающимися, красивыми и здоровыми салатно-голубыми-жёлтыми аурами, скользнули ко мне из глубины, и в следующее мгновение я увидел перед собой, на расстоянии вытянутой руки, две смеющиеся морды.
Дельфины!
Ну конечно, кто же ещё. Кажется, мои предположения были верны, и эти животные не такие уж и животные.
– Ты – Понимающий, – услышал я. – Большая редкость. Мы ощутили твое присутствие и позвали.
– Я пришёл. Что вы хотите?
– Пусть люди перестанут нас убивать. Для начала. Мы не убиваем людей. Зачем они убивают нас?
– Сделаю всё, что смогу. Обещаю. Хотя могу я пока не очень много.
– Скоро сможешь больше. Мы знаем, мы чувствуем. Ты не только Понимающий. Ты – Древний.
– Мне пятнадцать лет!
– Мы видим. Но ты всё равно Древний. Все Древние были Понимающими. Это было очень, очень давно. В те времена люди не убивали Морской Народ, мы жили в мире, дружбе и понимании. Потом пришла Большая Звезда, и люди изменились. Понимающих стало меньше. Потом – ещё меньше. Потом ещё. Сейчас их почти не осталось. Но ты – Понимающий и Древний. Мы не знаем, как это может быть, но мы видим. У тебя есть вопросы?
– Да.
– Задавай.
– Где мы сейчас находимся?
– Особое место. Защищённое. Купол искажения реальности.
– Кто его создал?
– Мы.
– Зачем?
– Морской народ иногда использует его, чтобы отдохнуть, поиграть и поразмыслить.
– Те люди, которые случайно попадают под Купол, гибнут?
– Так иногда бывает, увы. Повторяем. Морской Народ не убивает людей целенаправленно. Никогда.
– Что будет со мной и моими друзьями?
– С вами всё будет хорошо. Завтра утром Купол исчезнет, и вы сможете продолжить свой путь.
– Что такое Большая Звезда?
– Звезда, которая приблизилась к нашему солнцу так близко, что ночи исчезли.
– Когда это случилось?
– Около двух с половиной миллионов оборотов Воды вокруг солнца. Вода – так мы называем нашу планету. Вы, люди, называете её Земля.
– Морской Народ помнит события, происшедший так давно?
– Морской Народ помнит всё.
– Получается, когда пришла Большая Звезда, люди уже были?
– Да.
Я задумался. Большая Звезда, которая подошла к Солнцу так близко, что ночи исчезли. Случилось это, по словам дельфинов, около двух с половиной миллионов лет назад. Ничего невероятного в этом не было – многие звёзды блуждают по Галактике вместе со своими планетами и куда их только не заносит. Интересно было другое. Если предположить, как говорится, в порядке бреда, что Большая Звезда – это Крайто и Гройто (теория о том, что система Крайто-Гройто некогда «бродила» по Галактике, прежде чем занять нынешнее место, не считалась маргинальной среди гарадских учёных), то единство происхождения людей и силгурдов получало новое подтверждение. Потому что одно дело перенести племя древних людей на расстояние двести тридцать девять световых лет и совсем другое – пары тысяч астрономических единиц. Осталось только понять, кто это сделал и зачем…
– Как мне с вами связаться?
– Позови, когда нужно, и тот, кто ближе, приплывёт.
– Спасибо.
– Помни, ты обещал.
– Помню.
– Хороших снов и доброго будущего всем нам.
Дельфины развернулись на месте и бесшумно канули в темноту.
Словно и не было никого.
Я провисел под водой ещё с минуту, вслушиваясь и всматриваясь.
Затем развернулся и поплыл к берегу.
Вышел на песок. Постоял под тёплым ночным ветерком, обсыхая. Потом оделся и пошёл к лагерю.
В костре потрескивали новые ветки, оранжевое пламя плясало на лице Аркадия Натановича, который не спал. Сидел возле костра, курил, пускал дым в усы, смотрел на меня с прищуром.
– Решил искупаться? – спросил негромко.
– Ага, смыл пот. Хорошо.
– Акулы?
– Да нет их, они за рифом, дальше. Только дельфины. Встретил их.
– Что говорят? – ухмыльнулся Аркадий Натанович.
Вот же чертяка, подумал я.
– Говорят, завтра можно будет двигаться дальше.
– Прямо так и говорят?
– Прямо так. Не переживайте, Аркадий Натанович. Всё хорошо будет. Давайте спать, утро вечера мудренее.
– Ты ложись. Я ещё посижу, покурю, поразмыслю.
– Хорошо, – пробормотал я, ложась на одеяло и закрывая глаза. – Только купаться не ходите. Отлив уже начался. Опасно…
В следующую секунду я уже спал.
С рассветомрадио и компас не заработали. Видя, как я купаюсь, остальные тоже осмелели и полезли в воду.
– Окунулись – и назад, – предупредил я. – Отлив продолжается. Не хочу, чтобы кого-нибудь утащило к рифу, где акулы.
– Старый шкипер Вицлипуцли!
Ты, приятель, не заснул?
Берегись, к тебе несутся
Стаи жареных акул![14] —
немедленно процитировал себя с братом Аркадий Натанович.
Впрочем, предупреждение было избыточным, – никто не рисковал. Сказывалось отсутствие настроения и куража. Я и сам был расстроен, хотя старался не показывать вида и утешал себя тем, что дельфины не обещали, что всё заработает прямо с рассветом. Сказано было «завтра утром». А это вполне может растянуться и до двенадцати.
Мысль о том, что дельфины могли обмануть, и всё это – тщательно подстроенная ловушка, приходила мне в голову, но я её отмёл. Просто потому, что дельфины не лгали – я бы увидел, почувствовал. Думать же о том, что вчерашняя встреча мне просто привиделась, было и вовсе глупо, – я не сумасшедший, не истерик и галлюцинациями не страдаю.
Были дельфины, были.
Более того. Само их появление и та информация, которую они мне передали, накладывало на меня ещё больше обязательств. Хотя, казалось бы, куда уж больше…
Моя задумчивость и, связанная с ней молчаливость, была замечена. Несколько раз я ловил на себе внимательные взгляды Аркадия Натановича, который явно начал что-то подозревать ещё с ночи, но вопросов пока не задавал.
Позавтракали, попили чай-кофе, покурили, кто курил.
Часы показывали почти одиннадцать утра. Солнце палило напропалую, день обещал быть привычно жарким.
Я стоял на берегу океана и чувствовал, как в глубине меня нарастает нетерпение.
Какого чёрта, ребята, снимайте уже ваш купол! Надоел. Нам в Аресибо надо. По делу. Срочно.
Мне показалось, или кто-то хихикнул?
– Есть! – заорал Нодия, который уже час сидел в гравилёте, шаря по всем частотам. – Есть связь, генацвале! И компас заработал! Летим!
– Спасибо, – произнёс я мысленно.
– До скорых и радостных встреч, – ответили мне весело, и я прямо таки увидел внутренним взором дельфина, машущего мне плавником.
Я неопределённо махнул рукой, развернулся, и, увязая в песке, побежал к гравилёту.
Мы взлетели через десятьминут, не желая задерживаться в этом месте.
– Вижу развалины какого-то поселения и остатки железной дороги, – доложил Аркадий Натанович, глядя наружу.
– Где?! – спросил младший брат.
– Вот они, смотри.
– Действительно… – пробормотал Борис Натанович. – Вы, как хотите, а я не понимаю, как это может быть.
– Искажение реальности, – сказал я. – Ушло искажение, и снова всё нормально. Сам не понимаю, что это такое и как работает, но когда-нибудь надеюсь понять.
Но самое странное произошло, когда мы связались со всеми, кем надо, наш штурман уточнил курс, и мы поняли, что никто не задаёт вопроса, где мы пропадали целые сутки. Вскоре выяснилось, что наши радиособеседники – как в Аресибо, так и в Сан-Антонио-де-лос-Баньос на Кубе свято уверенны, что сегодня десятое августа одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года, пятница.
В то время, когда мы точно знали, что сегодня одиннадцатое августа того же года, суббота.
Знали, но ума хватило не кричать об этом знании в радиоэфире.
– Оно нам надо? – философски заметил по этому поводу Сергеев. – Не хватало ещё, чтобы психами сочли. Смотрите. Сейчас одиннадцать часов пятнадцать минут. Примерно в это время вчера случился Бермудский треугольник. Очень удобно. Для нас. Для всех остальных мы просто продолжаем полёт, и только мы знаем про эти лишние сутки.
– Мы постарели на сутки, а мир этого не заметил, – заметил Аркадий Натанович с философской печалью.
– Посмотрим на это с другой стороны, – сказал я. – Мир не заметил, что мы стали мудрее и обрели новые знания. Значит, у нас преимущество.
До Аресибо долетели без приключений в начале четвёртого. На вертолётной площадке радиотелескопа нас встречали двое мужчин: один высокий круглолицый и улыбчивый, в очках, светлых летних брюках и тенниске с короткими рукавами, второй невысокий, плотный, словно Колобок из сказки, в сером костюме, рубашке без галстука и с ёжиком коротко стриженных волос.
Нодия плавно посадил гравилёт на бетон и выключил двигатель.
Мы вышли.
– Генри Митчелл! – протягивая руку, подкатился к нам Колобок. – Заместитель директора. К сожалению, господин директор был вынужден улететь в Штаты по делам, не терпящим отлагательств, но обязал меня принять вашу делегацию со всем возможным гостеприимством и обеспечить условиями для рабаты.
Последовало масса рукопожатий и улыбок, в ходе которых выяснилось, что мужчина в очках никто иной, как Фрэнсис Дрейк – известный астроном и большой энтузиаст поиска внеземных цивилизаций.
– Давно мечтал познакомиться с вами, – сказал я. – Можно сказать, я ваш фанат. Одна ошибка. На частоте один и сорок две сотых гигагерца мы ничего не поймаем. Сигнал затухает с увеличением мощности. Но догадка про длину волны в двадцать один сантиметр гениальна!
– Спасибо, – сказал Дрейк несколько растерянно. – А какая должна быть частота?
– Господа, господа! – воскликнул Генри Митчелл. – Сначала устраиваем гостей, потом обед, потом отдых…
– Мы не устали, Генри, – сказал я. – Правда, товарищи?
Товарищи с энтузиазмом закивали, подтверждая мои слова.
– Размещение и обед – это правильно, – продолжил я. – После этого отправляем гравилёт назад и предлагаю сразу начать работу.
– Да, гравилёт… – пробормотал Фрэнсис, обходя машину кругом. – Я, конечно, читал разные фантастические романы, но никогда не думал, что увижу подобную машину своими глазами.
– То ли ещё будет, – пообещал я.
Мои предположения, что наше прибытие на гравилёте вызовет определённый ажиотаж, который принесёт нам, советским, какие-то преференции, не оправдались.
А чего ты хотел? подумал я. Это – обсерватория. Радиотелескоп. Закрытый объект. Даже для американцев с их хвалёной безудержной свободой. Если хотел ажиотажа и репортёров – надо было в аэропорту Сан-Хуана садится. Хотя то, что гравилёт увидят именно учёные – люди сдержанные и доверяющие исключительно фактам, тоже хорошо.
– Все работают, – словно угадав мои мысли сказал Митчелл. – Но все очень просили меня попросить вас задержать гравилёт, хотя бы ненадолго. Мечтают посмотреть.
– А? – посмотрел я на Нодия и Сергеева. – Что скажете?
– Нет проблем, генацвале, – ответил Нодия, пригладив усы пальцем. – Мы и завтра с утра можем стартануть. А сегодня вечером покажем людям машину.
Так и задумывалось с самого начала, но важно было сделать вид, что эта идея только что появилась.
– Хорошо, – кивнул я. – Так и сделаем. Вы не против, Генри?
– Ну что вы, – расплылся Митчелл в улыбке. – Люди будут счастливы!
Охранники Борис и Антон синхронно вздохнули – они уже поняли, кому придётся обеспечивать безопасность гравилёта ночью.
Так что фурор гравилёт всё-таки произвёл. Нодия даже покатал самых любопытных сотрудников, сделав круг над обсерваторией на высоте трёх сотен метров. Сотрудники были в восторге.
Время для нас на радиотелескопе освобождалось уже завтра. Поэтому вечером мы окончательно уточнили диапазон частот и область пространства, которую собирались прослушивать.
Собрались в небольшом конференц-зале при обсерватории. Я, Владимир Алексеевич Крат, братья Стругацкие, Фрэнк Дрейк, Генри Митчелл и ведущий радиоинженер Мэттью Нуччи – долговязый американец итальянского происхождения, слегка небритый, с вечно дымящейся сигаретой в углу тонкогубого рта.
– Итак, нас интересует вот это место в рукаве Ориона, – я обвёл указкой область на фотографии, спроецированной на большой экран. – Вот это слабое пятнышко – двойная звезда, вокруг которой, предположительно, вращается планета, на которой может быть разумная жизнь, достигшая такого технического уровня, что способна посылать сигналы в космос.
– Расстояние до звезды, если я правильно помню, двести тридцать девять световых лет? – уточнил Фрэнк Дрейк.
– Всё правильно.