Алексей Гротов
Алые слёзы Берлина. Счастье – это яд, который мы пьём вместе
© Алексей Гротов, 2025
ISBN 978-5-0065-9750-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Главные герои:
– —
Маркус Вольф
«Ты – мой самый любимый немец…»
Внешность:
Идеальная красота, словно высеченная из мрамора готического собора. Высокий (под 190 см), с атлетическим телом, сохранившим военную выправку. Платиновые волосы, собранные в небрежный пучок, падают на воротник черной рубашки, обрамляя лицо с резкими скулами и хищным овалом. Глаза – ледяная синева Балтийского моря, но с желтоватым отблеском в темноте, как у волка. Шрам тонкой нитью тянется от левой брови к виску – «подарок» из прошлой жизни. Носит только черное: кожаные перчатки, узкие пальто с серебряными застёжками, сапоги с металлическими подковами. Его улыбка обезоруживает, но зубы слишком белые и острые, будто готовые впиться в горло.
Характер:
Харизматичный манипулятор с интеллектом философа и повадками хищника. Говорит на русском с бархатным акцентом, цитирует Шопенгауэра между глотков водки. В нём смешались аристократизм и жестокость: он может подарить Лике редкую книгу в коже с золотым обрезом, а через минуту прижать её лицо к стене, спрашивая: «Ты всё ещё дышишь ради меня?». Его красота – оружие, а прошлое (эксперименты в секретной клинике «Widerlich») оставило в дуще только пепел.
Деталь:
На левой груди – татуировка в виде латинской фразы *«Memento mori»*, но буквы складываются в силуэт мёртвой птицы.
– —
Лика Соколова
«Я дарю тебе букеты алых слёз…»
Внешность:
Хрупкая, как витраж в берлинском соборе, но с взглядом, прожигающим насквозь. Темно-рыжие волосы с прядями цвета ржавчины, всегда растрёпаны – будто она только что вышла из объятий урагана. Бледная кожа в веснушках, на запястьях – шрамы-«лепестки» и свежие порезы, которые она скрывает под широкими браслетами из чернёного серебра. Носит винтажные платья с рваными краями, поверх – кожаную куртку с шипами. Глаза – серо-зелёные, с расширенными зрачками от кокаина и бессонницы.
Характер:
Талантливая, но сломленная художница, превращающая боль в искусство. Пишет картины собственной кровью, верит, что через страдание найдёт «ответы». Бежит от прошлого (побег из российской провинции, смерть сестры-наркоманки), но влюбляется в тех, кто её уничтожает. Её притяжение к Маркусу – смесь страха, восхищения и надежды, что он «поймёт её демонов». Даже в ванной, где ждёт его часами, рисует на стенах узоры влажной помадой.
Деталь:
В кармане всегда носит пустую пробирку с надписью «Счастье» – подарок сестры.
– —
Томас Браун
«Ответы на вопрос о том, что значит счастье…»
Внешность:
Контраст Маркусу: тёплая, «человечная» красота. Шатен с короткой стрижкой, бородой в рыжеватых прожилках, глаза цвета лесного мха. Носит потрёпанные кожаные куртки и джинсы, пахнет кофе и древесным одеколоном. На левой руке – шрам от пули, полученной в перестрелке с наркокартелем. Улыбается редко, но когда улыбается – кажется, дождь в Берлине ненадолго прекращается.
Характер:
Полицейский-одиночка, разочарованный в системе, но верящий в справедливость. Расследуя дела Маркуса, влюбляется в Лику, видя в ней не жертву, а бунтарку. Говорит на ломаном русском, который учил ради неё. Его методы вне закона: подделывает доказательства, чтобы спасти её, но Лика отвергает «нормальную жизнь» – ей нужен адреналин боли.
Деталь:
В машине Томаса всегда лежит томик Рильке – пытался читать Лике вслух, пока она приходила в себя после передозировки.
Пролог
«Alle die Strophen sind immer noch gepresst…»
Дождь в Берлине не льётся – он стекает по городу чёрными чернилами, заливая трещины в асфальте, смывая границы между реальностью и бредом. Готический шпиль церкви Святой Марии пронзает низкое небо, как игла, впускающая яд. Где-то в этой сырости, на четвертом этаже дома с облупленными ставнями, Лика рисует.
Кровь теплее акварели. Она проводит лезвием по запястью – неглубоко, с опытом, – и макает кисть в алую лужицу. На стене ванной, облицованной белым кафелем, расцветают розы. Их лепестки кривые, болезненные, будто вырваны из её груди. «Смотри, Маркус, – шепчет она в пустоту, – это букет наших слёз».
Он не приходит. Снова.
Вода в ванне уже остыла, но Лика не чувствует холода. Её кожа покрывается мурашками, как будто по комнате бродит чей-то взгляд. Стены давят, шепчут на языке, которого она не знает: *«Widerlich… Totes baby…«*. Она закрывает глаза, и тогда видит его – Маркуса, стоящего под дождём в чёрном пальто, с сигаретой, прилипшей к нижней губе. Его платиновые волосы сливаются с туманом, а шрам на виске мерцает, как шов между мирами.
*«Ты всё ещё ждёшь?«* – смеётся он в её сознании, и голос его похож на скрип ножа по стеклу.
Лика опускается под воду, чтобы заглушить этот звук. Всплывают осколки воспоминаний: его руки, сжимающие её горло нежнее, чем шею скрипки; кокаин на зеркале, в которой она не смеет признаться даже себе; его губы, пахнущие железом и абсентом. Она задыхается, но не выныривает. Пузыри поднимаются к потолку, сливаясь в лицо – её лицо, но с глазами, как у той мёртвой птицы на его татуировке.
*Хлопок.*
Дверь в квартиру захлопывается от ветра. Лика выскакивает из воды, обёртывается в полотенце, окровавленное, как бинт после операции. В прихожей – лужа, следы сапог, но никого. Только на полу валяется конверт с фото: чёрно-белый снимок клиники с разбитыми окнами, а на обороте – детская рука, выведшая красным *«Komme bald…«*.
Она смеётся. Плачет. Режет запястье снова, чтобы проверить, жива ли.
А где-то за городом, в заброшенном здании с табличкой *«Widerlich»*, Маркус зажигает сигарету от пламени зажигалки с гравировкой *«Memento mori»*. В его кармане – пробирка с Ликиной кровью. «Скоро, моя птица, – целует стекло, – мы найдём твоё счастье».
Дождь стихает. Берлин задерживает дыхание.
Глава 1: «Дождь. И мокрый асфальт Берлина»
– —
Берлин не спит. Берлин истекает светом неоновых вывесок, отражающихся в лужах, как яды в пробирках. Лика шагает по мокрому асфальту, подняв воротник кожанки, но дождь всё равно затекает за шею, холодный и настырный, как пальцы Маркуса. Она идёт к нему – сама не знает зачем. Может, чтобы снова услышать: *«Ты дышишь только потому, что я разрешаю»*. Или чтобы убедиться, что он не призрак.
Его квартира – на четвёртом этаже дома-сталкера, где лифт сдох ещё до падения Стены. Лестница пахнет плесенью и металлом. На третьем пролёте её останавливает сосед – старик с лицом, как смятая папироса.
– *Er sucht dich nicht*… – бормочет он, тыча костяным пальцем вверх.
– *Doch*… – Лика улыбается, доставая из кармана пробирку. – *Er sucht immer*.
Старик крестится, сплёвывает через плечо. Он знает. Все в этом доме знают, что Маркус не совсем человек.
Дверь в квартиру приоткрыта. Лика входит без стука. В гостиной – полумрак, только экран старого телевизора мерцает синим, транслируя немое кино: Геббельс ораторствует, солдаты маршируют, кадры прыгают, как в припадке. На диване – он. Маркус. Его платиновые волосы распущены, нити дыма от сигареты вьются вокруг лица, как вуаль.
– Ты опоздала на три часа, – говорит он по-русски, не глядя. – Я начал скучать.
– Врешь. Ты считал минуты.
Он поворачивается, и её тело сжимается – одновременно от страха и желания. Шрам на его виске будто пульсирует при свете экрана.
