Алексей Крайнов
Автостоп по краю лета
Посвящаю эту трилогию моим подрастающим дочерям
Кате и Вике.
Дети мои, прочитав, не повторяйте близко к тексту: это немного опасно для жизни! Пусть в юности вас ждут собственные неповторимые приключения!
Часть 1. Подготовка
Бодрости больше внушить и вложить ему мужество в сердце…
Гомер. Одиссея[1]
Глава 1
Начну с того, что я съехал от родителей в шестнадцать, и это был мой первый осознанный шаг к свободе.
Середина девяностых. Екатеринбург. Ранняя осень. Пиная опавшие листья, я иду вверх по проспекту Ленина к Уральскому государственному техническому университету. Стараюсь не опоздать к первой паре.
Иду я от улицы Восточной – с неё хорошо просматривается главный корпус университета с развевающимся триколором. Белое здание в стиле классицизма с широкой треугольной крышей и мощными колоннами напоминает Большой театр в Москве. Правда, для справедливого сравнения знаменитый театр и площадь перед ним пришлось бы изрядно увеличить.
Вдоль проспекта на первых этажах жилых домов расположились магазинчики под свежими пластиковыми вывесками: «Levi’s», «Кировский», «Светлана» и множество других. Народ входит и выходит, занимается своими делами, я же шагаю, вдыхая тёплый сентябрьский воздух, и пытаюсь осознать свою новую, студенческую жизнь!
* * *
Поступил я благодаря серьёзным усилиям и подготовке. Золотая медаль, полученная по окончании небольшой школы на окраинном Эльмаше, оказалась наградой скорее за отвагу, нежели за реальные знания. По баллам вступительных экзаменов я едва поступил на бюджет, и это, конечно, отрезвляло.
В самый первый день, когда наш поток рассадили за потёртые парты в амфитеатре с огромными окнами, я познакомился со вдумчивым и рассудительным человеком, от которого в дальнейшем будут часто зависеть мои успехи в учёбе.
Звали этого человека Константин, он был старше среднего студента в нашей группе, носил очки на минус шесть, ходил в вязаном свитере и относился к учёбе по-настоящему серьёзно. Он помогал мне с конспектами лекций и другими материалами, да и с объяснением главных идей предметов, когда я пропускал какие-то занятия. Признаюсь, что причин для таких пропусков с моими интересами со временем набралось немало!
Первые недели и месяцы я буквально захлёбывался в море новой информации, перемещаясь с одногруппниками между многоэтажными корпусами по гигантской территории универа. Учебные пары в первые годы не всегда проходили в высотке нашего родного теплоэнергетического факультета – чаще нас гоняли со строительного факультета на экономический, с физтеха, через парки и улицу, – на радиофак.
Подобно большинству сокурсников, я носился с квадратными глазами, не представляя, как можно одновременно впитать математические матрицы, разветвлённые электрические цепи, приложения законов термодинамики и наряду с этим теорию конституционализма Джона Локка.
Давление в учёбе было такое, что мне приходилось собирать все свои способности и дисциплину в кулак, чтобы не вылететь из универа в первом же полугодии. С таким боевым настроем к декабрю, ещё до начала сессии, я оформил бо́льшую половину зачётов и получил несколько «автоматов» – оценок, выставляемых за экзамен по успеваемости в течение курса. В итоге я обнаружил, что перестал болтаться среди отстающих в группе, а по некоторым предметам почувствовал себя даже уверенно!
В декабре, в разгар сессии, Константин, поднимаясь со мной по лестнице на очередную консультацию, шепнул:
– Что ты творишь, Лёха? Народ вылететь боится, а ты первую же сессию на отлично сдавать собрался?
– Ну, если получится, считай это и своей заслугой.
И я не шутил.
* * *
Наша семья унаследовала от бабушки однокомнатную квартирку. Туда-то я и переехал. Тихий район, центр, университет рядом. Удобно добираться на учёбу, а друзьям после учёбы – ко мне.
Скоро осознал, что же такое студенческая бедность, многократно описанная в романах. Выплачиваемая мне стипендия была чистым символом предыдущей эпохи. Тогда она, наверное, чего-то стоила, однако сейчас её не хватало даже на неделю самого скромного питания.
Сентябрь и октябрь я прожил на вынужденной мучной диете. Бабушка на старости лет накопила два мешка муки и немало сухарей, которые достались мне вместе с квартирой. Люди, прошедшие послевоенный голод, часто имели привычку делать запасы «долгоиграющих» продуктов на случай очередного поворота истории.
Родители в то время ничем поддержать меня не могли: они и сами приносили в дом минимум для базового выживания. Мне приходилось рассчитывать лишь на себя, но в перспективе это было и к лучшему.
* * *
С такой экономикой в первый студенческий год я постоянно искал подработку и перепробовал многое.
На несколько месяцев я стал репетитором по математике у весёлого рыжего парня, шестиклассника. Эту работу я нашёл древним способом: через объявление в печатной газете «Вечерний Екатеринбург».
Походы к ученику в красивое историческое здание в центре города, любезное угощение в виде чая с бутербродом от его интеллигентных родителей и небольшие, но важные дополнительные деньги дали было мне надежду на классическое студенческое существование по Достоевскому, но спустя пару месяцев эта удача оборвалась. Несколько недель мне никак не могли выплатить небольшое вознаграждение, а потом, выплатив, завершили «контракт». Был ли я недостаточно сильным преподавателем, была ли экономическая ситуация непростой и у этой семьи? Мне уже не узнать.
Расставшись с учеником, на следующий день я посетил бизнес-конференцию, чьи организаторы обещали потенциальное трудоустройство. Соискатели расселись в огромном зале, слушая спикера в не самом опрятном костюме. В течение получаса он сыпал тезисами про бизнес, маркетинг и развитие связей, а затем произнёс ключевую фразу:
– И мы будем рады видеть вас партнёрами сети «Гербалайф»!
На этом скандально известном названии половина слушателей, включая меня, встала и покинула зал. Репутация у сетевиков была ниже плинтуса, да и экономически для обычного нового участника схема уже не работала.
В прямых продажах я продвинулся немного дальше. Около месяца проработал свободным агентом по сбыту наружной рекламы: мест на билбордах, растяжках и прочих крупных рекламных поверхностях. Оклад не подразумевался, доход рассчитывался в проценте от продаж.
Мне выдали пакет глянцевых рекламных материалов, с которыми я принялся курсировать по центральным улицам, где обосновался бизнес. Заходя в очередной магазинчик или офис, я просил позвать директора и заявлял ему следующее:
– У меня есть хорошее предложение по наружной рекламе вашего заведения!
Беготню агента не назовёшь благодарным занятием: число отказов приближалось к ста процентам. Однако в какой-то день неожиданно для меня человек за прилавком в магазине Hilti на Бажова спросил:
– Вы можете установить билборд здесь, у нашего магазина?
Так я принёс первую активную наводку в офис, чем немало удивил своего куратора.
Переговоры тянулись четыре недели. Помимо меня, к ним подключились директора в обеих компаниях, но, к огромному моему разочарованию, всё это ни к чему не привело.
* * *
К Новому году пришла потрясающая новость! За отличные результаты первой сессии к обычной стипендии мне добавили именную, от декана.
Теперь раз в месяц я мог позволить себе набрать в магазинчике у дома полный полиэтиленовый пакет продуктов: сникерс, банку тушёнки, несколько килограммов овощей, быструю лапшу, булку хлеба. И кайфовать на это неделю, а то и две!
Что делать оставшиеся две недели месяца, всё равно оставалось загадкой.
Добрая половина моих сокурсников и друзей выживали аналогичным образом. Люди помогали другу другу, держались на молодости, азарте, поисках хоть каких-то возможностей и, конечно, на ожидании лучшего.
Глава 2
И жизнь не останавливалась!
Учёба, безусловно, являлась важной частью бытия первокурсника, однако не исключала увлечений. Мои свободные часы поглощала музыка!
Я никогда не мечтал стать профессиональным музыкантом, но с детства слушал записи в самых разнообразных жанрах, а лет с четырнадцати писал песни сам. Родители в своё время закончили музыкальную школу – мать по классу фортепиано, отец по классу аккордеона. Наверняка их склонность к музыке тоже сыграла в моём увлечении какую-то роль.
Осенью прямо на квартире я записал первый альбом, пригласив к участию Майка Решетникова, студента параллельного потока моего факультета.
Познакомились мы случайно, в студенческой столовке в главном корпусе универа. Пройти мимо этого высокого и громкого чувака с бас-гитарой, которую он положил прямо на стол, среди тарелок, я не мог. Майк выглядел экстравагантным хиппарём: модное длинное чёрное каре, дорогая тёмно-синяя джинсовка, красные кеды. Играл он в местной группе, довольно крутой по тем временам.
Так что после недельного обсуждения возможных совместных проектов я был очень рад услышать, что Майк готов помочь с басовыми партиями для задуманного мною альбома!
Он приходил ко мне домой со своим кастомным басом, сделанным по специальному заказу – инструмент выделялся среди обычных гитар тёмным матовым корпусом в форме черепа. Приземлившись в кресло, Майк откидывал каре и выслушивал очередную задумку в моём исполнении:
Это снова повторится:
Мы опять сюда придём.
Мы свои узнаем лица
И растаем под дождём[2].
– Наивно, конечно! Но в целом интересно, интересно… – произносил он хриплым голосом. – Аранжировка пока ни о чём, но мелодист ты неплохой…
Мы обсуждали музыкальные идеи на тему песни и одновременно я настраивал домашнюю «звукозаписывающую студию».
Выглядело моё музыкальное хозяйство гораздо скромнее, чем можно было представить. Главным компонентом студии был пишущий магнитофон «Томь» – потёртое брутальное изделие советской промышленности, этакий коричневый кирпич, издающий звуки. При всём своём несовершенстве «Томь», на удивление, обладала одной уникальной способностью – качественно писать звук через встроенный микрофон. Этот аппарат я брал на время у старого друга детства, в его семье он играл роль музыкального центра добрый десяток лет.
Вторым компонентом студии был магнитофон с попсовым названием «Романтика». Этот аппарат, попроще и посимпатичнее «Томи», мне подарили родители. Он годился для воспроизведения, но его микрофон был слишком слабым для записи, а потому функция «Романтики» состояла исключительно в воспроизведении треков, записанных «Томью».
Я соединял магнитофоны шнурами, и эта космическая установка достойно служила мне домашней студией. Поочерёдно меняя местами кассеты и добавляя поверх предыдущих слоёв новые партии, можно было записывать приличные музыкальные треки. Как мы обнаружили, к «Томи» напрямую подключалась и бас-гитара!
Как только аппаратура была готова, Майк выкуривал сигарету, пересаживался на стул поближе к пишущему магнитофону, подключал свой бас, чаще всего зажимал зубами медиатор и открытыми пальцами без репетиций выдавал партию, которая сразу шла в чистовой вариант!
* * *
Примерно в этот же период эволюционировали мои взгляды на то, куда двигаться дальше в музыке.
Если когда-то я записывал свои песни дома в одиночку, то после альбома с Майком я увидел, как вдохновляет работа с крутым музыкантом в команде.
Майк не только помог мне басовыми партиями с первым альбомом, но и поддержал мои неуклюжие музыкальные попытки точными оценками и полезными советами, по сути – дал дружеский пинок, придавший мне ускорение в верном направлении.
Но при всём этом он по-настоящему отдавал себя своей основной группе. Так что я мог, конечно, рассчитывать на продолжение нашего сессионного сотрудничества, но двигаться вперёд должен был самостоятельно.
* * *
И вот, в начале весны, после очередной смешанной пары студентов одного потока мы задержались в аудитории с незнакомым мне тогда парнем, у которого с собой была акустическая гитара.
Парня звали Макс Чалин, он был высоким блондином нереально музыкальной наружности и выглядел настоящей рок-звездой. При шикарных способностях, включая голос и гитарную технику, Макс каким-то образом умудрялся оставаться скромным человеком – поразительное сочетание!
В той залитой весенним светом аудитории мы, сидя на партах, играли друг другу какие-то свои черновые работы. Музыкальная магия, такая тонкая и редкая, проявилась и поддержала наше общение.
– Лёха, ну что, давай работать! – Макс серьёзно отнёсся к нашей идее о совместном проекте.
– Я реально за, будет круто попробовать! Приходи тогда ко мне на неделе – сразу с гитарой! – Я тоже был заряжен на наши репетиции и всё, что из этого могло получиться.
С Максом мы могли бы создать наконец настоящую постоянную группу. Так думал я, ещё не зная, что, помимо этого, мы станем и настоящими друзьями!
От далёких ветров будет весть обо мне,
И с зелёных холмов я пошлю тебе день.
Но из сотен даров
Ты оставишь себе
Только пару ярких снов.
Глава 3
В тот же год я записался в студенческий стройотряд «Эридан».
Ещё в старших классах меня привлекала эта ретроромантика с зелёными куртками, гитарами и какими-то не ясными мне тогда целями. Может быть, на меня повлияли пионерские лагеря, где я провёл лучшие летние месяцы детства и где впервые взял в руки гитару?
Брутальное посвящение, субботники, периодические выезды на природу с песнями у костра – так меня погрузили в круг новых знакомых и будущих друзей.
Стройотрядовское движение в Екатеринбурге оставалось невероятным реликтом советских времён; до девяностых годов студенческие отряды сохранились лишь в нескольких городах, зато там они держались уверенно и опирались на историю, идущую от освоения целины в шестидесятых.
Идеей было самостоятельное объединение студентов на летние каникулы с прицелом на крупный заработок. Народ передавал легенды про прошлые десятилетия, когда бедный студент за лето ударного труда на стройке зарабатывал себе на машину!
Особенно меня впечатлила музыкальная сторона стройотрядовского движения.
Первое, что слышал новичок с гитарой в этом кругу: «Дерзай, гитарист, Самойловы из «Агаты» тоже так начинали!» Так говорилось про Вадима Самойлова, который в 1982 году в стройотряде «Импульс» нашего тогда ещё УПИ сочинял песни, записывался и выступал с ними. Его «Листопад» был хитом целое десятилетие! А к середине девяностых созданная Самойловыми «Агата Кристи» стала национальным хедлайнером и безусловной легендой всего универа!
* * *
Университетская движуха раскрывала во мне неведомые ранее интересы и направляла по неожиданным траекториям.
В один прекрасный морозный вечер первого университетского года я с парой однокурсников под лёгким падающим снежком направлялся к радиофаку – отдельному зданию на территории универа. Там проходило очередное студенческое мероприятие, у нас было лишнее время, и мы, первокурсники, были не против посмотреть, что там происходит.
Открывая тяжёлую входную дверь, я заметил на ней свежее бумажное объявление. На отрывных талончиках чернели номера телефонов – тогдашняя рекламная классика. На объявлении было крупно выведено: «Работа» (ключевое для меня слово!), – а вторая строка, помельче, сообщала: «Телефон доверия».
Вот это было непонятно, но очень интересно! Я оторвал талончик и подумал: на днях стоит позвонить. Сказано – сделано!
– Здравствуйте, я хотел бы записаться на собеседование! Увидел ваше объявление в моём университете. Когда и куда можно подойти?
– Здравствуйте, как вас зовут? – Вежливый голос вызывал расположение.
– Алексей.
– Кто вы? Расскажите о себе немного.
– Ну, я студент первого курса УГТУ, мне семнадцать лет, давно интересуюсь психологией, недавно читал Эрика Берна, – говорил я, стараясь убедить собеседника в моём искреннем интересе к психологии. Легко догадаться, что про Берна я случайно услышал от знакомого, а книжек упомянутого психолога и в руках не держал.
– Хорошо, приходите после выходных, во вторник, в семь вечера, вот адрес на проспекте Мира. Там будет небольшое собеседование, на месте поговорим.
* * *
Собеседование с кандидатами проводил вежливый мужчина лет тридцати по имени Олег. Он задал мне те же вопросы, что и при коротком телефонном интервью, плюс попросил рассказать немного о себе.
Ничего нового придумать я не смог, рассказал про учёбу, добавил про музыку, друзей. Мои ответы мне самому казались тривиальными, однако в конце интервью я неожиданно услышал:
– Вы приняты на обучение!
Решающим, как я потом узнал, оказался мой голос: при разговоре по телефону организатор проекта счёл его адекватным задаче доверительного телефонного общения. Важный момент в работе, которую выполняют исключительно таким способом!
Дальнейшее, как можно было догадаться, зависело только от меня. Как и большинство в отобранной группе, я стартовал с полного нуля в психологии, и только время могло показать, чего каждый из нас стоит, насколько серьёзен наш интерес, готовы ли мы учиться и до чего в итоге дорастём.
Глава 4
Учёба, новые знакомства, первые выступления с Максом, стройотряд и даже работа на «Телефоне доверия»! Сколько же удивительного произошло за первый год моей студенческой жизни!
Ошеломлённый свалившейся на меня свободой с её обязательными сложностями, но одновременно и возможностями, я пытался напиться из хлещущего пожарного шланга, и, наверное, это далеко не всегда получалось хорошо.
Но что ещё можно делать в первый университетский год, когда только-только начинаешь осознавать себя самостоятельным человеком, полностью определяющим свою жизнь?
* * *
Наступало лето.
На удивление, я снова на отлично закрыл сессию и в прекрасном настроении выходил гулять по городу – с друзьями и в одиночку.
Уральское лето – благодатная пора! При хорошей погоде можно гулять и днём, и ночью: всегда будет красиво и тепло, по крайней мере, это истина для тех, кто в этом краю родился. Особенно классно было в центре, у Плотинки, на набережной Исети. Там расположились цветные кафешки с зонтиками, гуляли семьи, иногда пели уличные музыканты.
Кстати, о музыкантах.
Меня всегда тянуло к ним; я слушал их песни и даже бросал в шляпу пару монет, когда имелись деньги. Музыканты пели как умели, редко звучало что-то профессиональное, но каждый из них создавал вокруг себя ауру собственного мира, привлекавшую свободой и независимостью.
Прогуливаясь, я посматривал на них, и в какой-то момент меня посетила мысль: хэй, да ведь я тоже так могу!
Классно было бы постоять так часик-другой с гитарой на закатном солнце, поиграть любимые песни да к тому же, может быть, и подзаработать! Интересно, у меня бы получилось?
Не откладывая дела в долгий ящик, в один погожий вечер я взял гитару, пачку медиаторов, прихватил кепку для мелочи и отправился с этим нехитрым набором на Плотинку. Выбрав спокойное место, я встал на бульваре спиной к реке, достал инструмент, убрал подальше чехол и положил перед собой дедовскую кепку, найденную по этому случаю дома, на полке старого гардероба.
Вопреки моим переживаниям, никто не смотрел на меня с осуждением, да и вообще никто не смотрел на меня: люди продолжали жить своей жизнью, прогуливаться и есть-пить в отдалённых кафе.
Я начал с того, что любил сам: ранний и средний БГ, периода «Русского альбома», уральский «Чайф» с «От старых друзей…», «Чиж», «Агата Кристи» с их «Портвейном» и, конечно, «Кино».
Играл с удовольствием, вкладывая душу, как если бы давал серьёзный концерт. И это оказалось круто!
Я просто балдел от свободы и возможности петь то, что люблю, чувствовать тёплый ветер в рубашке и мягкие лучи вечернего солнца на руках. За мной медленно катила воды спокойная Исеть – широкая в этом месте городская река, проходящая через самый центр. Иногда кто-то останавливался послушать меня, кидал мелочь в кепку и продолжал прогулку. Толп вокруг не собиралось, да я и не хотел этого. Кажется, мне хватало там просто меня самого.
В первый же вечер проходящие добрые люди накидали в мою кепку денег, достаточных для похода в магазинчик у дома и закупки приличного для студента ужина. Ничего себе! За это ещё и платят?
С этого дня я регулярно выбирался на набережную с гитарой, получал простое удовольствие уличного музыканта и собирал небольшой, но такой полезный гонорар.
Глава 5
Мои сессии на Плотинке продолжались до самой осени. Чаще всего всё происходило просто и ясно: я пел, народ проходил мимо, иногда задерживался послушать, кидал небольшие деньги мне в кепку или чехол. Но иногда разворачивались неожиданные истории.
В один из вечеров моё пение заинтересовало настоящего нового русского! Солидный господин лет сорока с выпирающим животом, в ярком красном пиджаке и с золотой цепью на груди, прогуливался по набережной. За ним следовали наряженная молодая жена и трое детей. Господин с цепью остановился возле меня, дождался, когда я закончу песню (неожиданно для такого типа), и, окружённый своей семьёй, спросил:
– «Осень» «ДДТ» сыграть можешь?
О да, этот старый хит Юрия Шевчука стал по-настоящему народным. Если и могли где-то пересечься музыкальные вкусы уличного музыканта и записного нувориша, то именно на этой песне.
«Что такое осень? Это небо. // Плачущее небо под ногами. // В лужах разлетаются птицы с облаками. // Осень, я давно с тобою не был…»
Не скажу, что я показал высший класс или удивил себя выступлением, однако, внимательно дослушав песню, мужчина достал из барсетки пачку купюр, вытянул пятитысячную, подумал, добавил ещё такую же и, показательно оглянувшись на семью, подал деньги мне в руки. Я улыбнулся и поблагодарил его. Выручка нескольких дней за одну песню! Персональные концерты идут по хорошему тарифу.
В другой музыкальный вечер, на самом закате, ближе к окончанию моей сессии, я заметил приближавшегося ко мне человека. Он издали свернул к моей локации, затем подошёл ближе и встал совсем рядом, в паре метров.
Самый усреднённый вариант мужчины, какой можно себе представить: лет пятьдесят с небольшим, среднего роста, худощав. Не бомж, но и не в строгом костюме; лёгкая, но вроде бы опрятная щетина. Аккуратная причёска, волосы с проседью, серый пиджачок в клетку – будто из соседнего подъезда вышел прогуляться.
Постояв с полминуты, он вдруг перебил меня прямо посреди песни – немного надтреснутым и низковатым для его комплекции голосом:
– Хорошо поёте, молодой человек, с душой! Там подальше другой парень поёт, – он махнул рукой назад, указывая на здание театра «Космос», – но тот как-то без души, не трогает…
Я прекратил петь и прижал струны, ошарашенный такой бесцеремонностью:
– Слушайте, давайте я допою, а после поговорим, хорошо?
Но мужчина не собирался останавливаться и проигнорировал моё возражение:
– Неужели вы не понимаете, о чём сами поёте? «Мир встал на колени после удара!» Вы хоть задумывались над этими словами? – Он взглянул чуть вверх, повыше меня; он как будто узрел за мною что-то. – Ладно, не важно… Вы музыкант? Наверное, и сами песни сочиняете?
Я окончательно осознал, что допеть начатую песню мне не удастся, и нехотя переключился на разговор.
– Ну да, у нас небольшая группа, мы записываемся, выступаем. – Я изо всех сил старался рассмотреть этого человека, но взгляду не за что было зацепиться. – Здесь я один поигрываю, так, для удовольствия.
– Удовольствия… – повторил мужчина. – Вам нужна студия? Записи вместе с группой? Концерты?
«Ещё один продюсер? – подумал я. – Забавно…» Вслух ответил:
– Ну, в теории да, студия – это здорово. Что, вы можете нам как-то помочь?
Тут мужчина повысил тональность:
– Да, конечно! Вам, наверное, не доводилось такого слышать, но я могу сделать это весьма быстро. Всего за пару месяцев – вы изумитесь переменам! Уверен, у вашей группы и у вас лично всё прекрасно получится!
Его неожиданный энтузиазм интриговал.
– Для этого от вас потребуется делать всё, что я скажу, – вдруг заявил он. – Абсолютно всё. Вы должны будете беспрекословно мне подчиняться!
Вот это было уже вправду интересно. Заводясь от навязываемого мне напора, я на всякий случай уточнил:
– Ну а если я не захочу этого?
– Хотите вы или нет, – он шагнул ко мне и оказался ещё ближе, почти вплотную, – если вы не пойдёте со мной, вам будет… очень плохо.
Его глаза, серые, холодные, как будто отделённые от него остального, смотрели на меня в упор. Наконец я хоть что-то разглядел в этом человеке!
Он продолжал, его голос зазвучал властно и уверенно:
– Вас будут жестоко карать и мучить. Те, кто не следовал за мной, потом страдали и раскаивались. – Он прожигал меня взглядом. – Они терзались, горели и плакали… Поверьте, им было очень, очень больно!
На контрасте с зауряднейшим видом его глаза сверлили насквозь, а слова били по голове молотком. До горла добиралась горячая, с солёным привкусом, волна адреналина. Совсем не вовремя заколотилось сердце.
Как понять суть происходящего, кто явился предо мною?
– Кто вы? Дьявол, что ли? – с отчаянием попробовал я остановить затянувшийся фарс.
– Как вы догадались? – мгновенно, без какой-либо паузы, ответил мужчина.
Я понял: где-то на этом ответе, что бы далее ни последовало, нужно заканчивать, – и, не умея сдержать дрожь в голосе, сказал:
– Нам нечего больше обсуждать.
– Хорошо, – немного спокойнее отозвался он. – Может быть, даже отлично. Увидимся перед смертью.
Человек повернулся и тем же ровным шагом удалился по набережной. Руки мои тряслись, однако я сжал гитару и допел «Северный ветер» Фадеева и Линды.
* * *
За полгода до поступления в универ, белой морозной зимой я крестился в церкви на Вознесенской горке. Крестился осознанно, обретя веру в позднем подростковом возрасте.
На меня повлияло общение с семьёй друга детства, чтение и обсуждение с ним книг о православных святых и подвижниках. Мы с другом часами говорили о прочитанном, примеряя древние истины к нашему времени, полному суеты и неопределённости.
Так что этот человек с набережной смог произвести на меня впечатление!
Друзья же говорили мне, что в последнее время на улицах полно городских сумасшедших, а потому переживать не о чем.
Надеюсь, они были правы, ха.