Утро. Звонок вахтенного заставил меня чуть ли не подпрыгнуть на диване. Вокруг темно, только ночник из спальни едва освещает каюту. Это я специально оставил его включенным там по многолетней привычке подскакивать ночью по любому звонку. Ведь в темноте, со сна, подскочив на кровати, можно и ноги переломать, а тут – всегда свет, который помогает сориентироваться, и ты уже знаешь, куда бежать и что делать.
Видно, перед самым рассветом я все-таки провалился в глубокий сон, потому что спать хотелось по-страшному. Но, преодолев страстное желание послать всё к черту, я поднял трубку:
– Алё… – едва выдавил я из себя хриплым голосом, таким, будто я миль сто прополз по пустыне Сахара.
– Доброе утро, чиф, – послышался бодрый голос вахтенного моториста, – семь часов.
– Спасибо, Марк, – уже отчетливее ответил я и повесил трубку.
Вставать не хотелось. Я так пригрелся на этом мягком диванчике, продавленном телами не одного десятка стармехов, что вылезать из него не было никакого желания. Но, преодолев минутную слабость, заставил себя скинуть теплую куртку, в которую обернулся во сне, как в кокон, и сел.
С трудом приоткрыв глаза и протерев их кулаками, усилием воли заставил себя встать и пойти в спальню, где снял уже порядком провонявший потом комбинезон и прошел в ванную комнату.
Пароход был огромный, поэтому конструкторы не поскупились на удобства для стармеха. В ванной комнате были и туалет, и умывальник, и что самое удивительное – в ней располагалась двухметровая ванна, которая имела три крана, один из которых был с забортной водой. То есть какой-то проектировщик побеспокоился даже о том, чтобы «замученный» работой стармех, устав от трудов праведных в тропиках, мог лежать и расслабляться в этой красоте, а не переться черт знает куда, в какой-то там бассейн, который, кстати, находился на этой же самой палубе, метрах в двадцати пяти.
Ну, ванну мне принимать было не надо, а вот в душе я ополоснулся с удовольствием. Побрился и, растеревшись докрасна свежим белоснежным полотенцем, вернулся в спальню.
Одежду я развесил на вешалках в шкафу как только заселился в каюту, поэтому, выбрав серые брюки с рубашкой, оделся, посмотрел на себя в зеркало и спустился в кают-компанию. Сегодня, в преддверии Нового года, надо выглядеть прилично.
В кают-компании уже завтракали штурманы, сидевшие за своим, штурманским столом, второй и третий механики с электромехаником, для которых тоже был свой стол, а для меня, капитана и старпома сбоку, у широкого окна, располагался отдельный стол.
Пожелав всем доброго утра и приятного аппетита, я устроился на своём месте рядом со старпомом.
Подбежавший Руперт поставил на стол небольшой чайник с кипятком, тарелочку с только что обжаренными тостами и поинтересовался:
– Чиф, вы будете пить чай или кофе?
– Чай, – соблаговолил ответить стармех, который был потревожен следующим ненавязчивым вопросом:
– Чиф, а что бы Вы предпочли? Яичницу или омлет с беконом?
– Омлет, – удовлетворил любопытство мессбоя стармех и принялся намазывать на горячий тост жидкий сыр.
Не успел он завершить этот процесс, как перед ним уже стояла тарелка со шкворчащей яичницей и обжаренным беконом.
Налив себе кипятку и размешав в нем пакетик черного чая с кардамоном, стармех немного отодвинулся от стола, осмотрел присутствующих и, приподняв белую фарфоровую чашку, пожелал всем:
– С наступающим Новым годом, господа!
– Тебя так же, дед, – опустил меня с небес Олег. – Как вчера закончилась работа? Я что-то не дождался её окончания и вырубился.
– А что было ждать? Ложился бы и спал. Печать у меня есть, так тебе и беспокоиться не надо, лишнего я не подпишу. Свою задачу я знаю. И все мы знаем, что третьего придет вся эта блотня и начнет нам пудрить мозги. А пока есть время, надо всё сделать в лучшем виде, – и, чтобы развеять сомнения Олега, добавил: – После нуля закончили работу.
– Вахтенный мне об этом доложил, – отреагировал на эту информацию Олег и, посмотрев в мою сторону, усмехнулся: – А может, ты, дед, зря так стараешься?
– Почему это зря? – не понял я старпома. Мне даже стало как-то обидно за такое отношение к моей работе и стараниям, которые я приложил.
– А потому и зря, – еще шире улыбнулся Олег. – Конец света в полночь наступит. – И он весело осмотрел присутствующих.
– По какому это такому времени он наступит? – шутливо переспросил его Евгении.
– Я думаю, что по Гринвичу, – так же шутливо продолжил старпом.
– А вот и нет, – перебил его я и уверенно закончил: – Он должен наступить в полночь по мексиканскому времени. Но не наступит.
– Почему это не наступит? – так же делано удивился старпом. – Во всем мире наступит, а у нас не наступит. Ты что, телевизор не смотришь или газет не читаешь? – Олег иронично смотрел на меня.
– Вот-вот, – подняв указательный палец, посмотрел я в сторону старпома, – об этом как раз меня и спрашивал мой внук, когда я уезжал из Владика.
– И что же ты ему ответил? – Это уже заинтересовался Евгения.
– А то и ответил, – уже по-английски продолжил я, чтобы всем было понятно моё объяснение, – что рассказал ему правду.
– Какая же это может быть еще правда, которую мы не знаем? – всё не унимался Евгения.
– А вы что, не знаете? – Я с хитрецой осмотрел окружающих меня механиков и штурманов, и даже Руперта, который при моих словах выглянул из буфетной, и загадочно продолжил: – В Мексике две тысячи лет назад жил очень способный каменотес. Всё бы у него было хорошо, но он очень любил выпить. Жрецы же, хоть и знали об этой его страсти, провели с ним воспитательную беседу, а когда он понял всю важность момента, то поручили ему вытесать из камня вечный календарь. – Я оглядел заинтересовавшихся слушателей и продолжил: – Каменотес принялся за работу и начал делать этот календарь. Но работа была такой тяжелой, что однажды он не выдержал трудностей и напился их местной водки, чтобы расслабиться, а на следующий день не вышел на работу, потому что у него сильно болела голова. Жрецы из-за этого на него разозлились, поняв, что никакие меры общественного воздействия на этого каменотеса не подействовали, и отрубили ему голову за нарушение трудовой дисциплины. Так что календарь было доделывать некому. И поэтому записи на этом календаре прекратились на дате 31 декабря 1999 года. – Я иронично осмотрел внимательно слушающих меня окружающих.
Не ожидавшие такого окончания рассказа, все дружно расхохотались.
Дождавшись, когда смех прекратится, я объяснил:
– Не верите? – Я осмотрел улыбающихся штурманов и механиков. – Вот и внук мне тоже не поверил и только сказал, что дедушка всегда шутит, поэтому ему верить не стоит.
– Да, Михалыч, – вытирая слезы и всё еще смеясь, выдавил из себя старпом, – а я уже повелся на твою байку. Ну, думаю, вот как дед знает историю.
Ну а я тем временем покончил с омлетом и посмотрел на Евгенича:
– Евгенич, что-то я сегодня никакой после этой ночки, – скорчив жалостную гримасу на лице, посмотрел я на него. – Пойду-ка посплю часиков до двух. А ты меня подними, и мы домой тогда позвоним. Там как раз наши начнут встречать Новый год. Настроишь нам телефон, Олег? – Это я уже обращался к старпому.
– Конечно, Михалыч, – все ещё смеясь, ответил он на мою просьбу. – Конца света же не будет, поэтому и телефон работать будет.
– Подниму, Михалыч, – понял моё состояние второй механик, – иди спи. Я тебе позвоню, – пообещал он, а я, с трудом поднявшись со стула, побрел в каюту.
После завтрака, сытно поев и расслабившись в тепле кают-компании, я почувствовал такую усталость, что, едва раздевшись и прикоснувшись к подушке, моментально провалился в глубокий сон.
Ровно в четырнадцать мне позвонил Евгении.
– Михалыч, вставай, Новый год приближается, – как всегда неторопливо, пробубнил он в трубку.
– Спасибо, Евгения, – бодро отреагировал я на его звонок. – Сейчас ополоснусь, и пойдем к чифу.
– А он уже ждет нас на мостике, – успокоил меня Евгения, – так что особенно не торопись.
– Добро, – согласился я с ним и прошел в ванную комнату умыться.
Быстро сполоснув лицо и почистив зубы, я оделся и вышел из каюты.
Дверь в каюте второго механика была открыта, и я громко крикнул:
– Евгения! Пошли!
Из каюты тут же вышел второй, и мы вместе с ним поднялись на мостик.
Это сейчас, на современных судах, все компьютеры и прочие передающие устройства размещены в небольшой нише на ходовом мостике, только отгороженной от него плотной шторкой. А «Фредерике» был не такой. Оборудование было размещено в радиорубке, которая располагалась как раз перед входом на мостик.
Дверь в радиорубку была открыта, и я увидел старпома, который в ожидании нас курил.
Войдя в радиорубку, я огляделся.
Да… Как всё здесь было знакомо. В рубке даже остались старые передатчики, которые я встречал ещё тогда, когда начинал работать на флоте, но тут стояли и мониторы новых компьютеров, и станция «Инмарсат», через которую нам сейчас предстояло звонить домой. Конечно, это было дорого. Минута разговора иной раз доходила до восьми долларов. Но когда очень хочется услышать голоса родных и близких, когда хочется узнать о том, что происходит с ними, и передать пару слов о себе, то деньги тут уже роли не играют.
Увидев нас, старпом затушил сигарету и поторопил:
– Ну и где вы там шляетесь? У вас во Владике сейчас новый год наступит, а вы не торопитесь.
– Ещё есть время, – успокоил я его, поглядывая на часы. – А вот то, что они проводили старый год, – так это точно.
– Хорошо, – согласился Олег. – Я тут написал, в каком порядке вводить цифры и номера телефонов, так что разберётесь. – И он засобирался выходить.
– Подожди, – остановил я его. – Для начала давай сделаем пробный звонок, и Евгения первый позвонит домой. Я посмотрю, как это всё набирается, а потом уже и сам смогу это сделать. – Я посмотрел на реакцию Олега на моё предложене. – Добро?
– Ладно, смотрите. – И Олег начал набирать номер домашнего телефона Евгенича.
С первого раза ничего не получилось, но с третьего раза номер набрался, и когда в трубке послышались длинные гудки и женский голос ответил:
– Алё… – мы с Олегом вышли из рубки, чтобы не мешать Евгеничу общаться с семьей.
Зашли на мостик, подошли к лобовым иллюминаторам и тупо уставились на пустую палубу и мелкий противный дождь, который моросил с утра.
– А у нас бы шёл снег, – мечтательно вымолвил Олег. – Уже который год не встречаю Новый год дома, – печально продолжил он. – Но ничего, через пару недель приедет замена – и уж тогда я оторвусь!
– А я прошлый Новый год встречал дома, – невольно вспомнилось мне. – Снег выпал пару дней назад, было холодно, но мы всё равно пошли пускать ракеты на улице. У меня еще была пара фальшфейеров, я их зажег, и пацаны с воплями с ними носились, пока они не затухли. Замерзли все, но потом очень даже существенно согрелись, – с намеком посмотрел я на Олега.
– Да и мы сейчас согреемся, – намекнул старпом. – Взял я перед приходом кое-что из бондовой. Так что Дед Мороз нас не заморозит. – Он весело рассмеялся.
– Ну ты даёшь! – восхитился я предусмотрительностью Олега. – Я ни за что бы не дотумкал про это.
– А я как чуял, что мы тут застрянем, – пояснил Олег, – потому и заглянул наперед.
Но тут на мостик вышел Евгения. Вид у него был отрешенный, он как будто ещё говорил и слышал тот ласковый и нежный голос, который был ему дорог и который всё ещё звучал в нем, но на самом деле находился далеко-далеко от этого дождливого и промозглого Антверпена. И с этим волей-неволей приходилось мириться.
– Ну что? – поинтересовался Олег. – Поговорил?
– Ага, – кивнул головой Евгения и присоединился к нам, также уставившись в иллюминатор.
– Ладно, – встрепенулся Олег, – пойдем посмотрим, что ты там наговорил, да тебе, Михалыч, номер наберем.
У Евгенича получилось восемь минут. Олег переписал данные разговора в специальный журнал и предложил мне:
– Ну что? Сам наберешь?
– Попробую.
Я сел на стул и взял в руки еще теплую от рук Евгенича телефонную трубку.
Номер набрался сразу, но каждый гудок длился бесконечно долго. Но вот гудки прекратились, и из трубки раздался до боли знакомый голос:
– Алё…
Голос еще не знал, кто находится на другом конце провода, поэтому звучал тихо и осторожно, но мне-то он был хорошо знаком, ведь я мог отличить его от всех голосов мира только по одной-единственной ноте, только по одному дыханию, которое раздавалось из телефонной трубки.
Услышал его и, чуть ли не задохнувшись от радости и волнения, я хрипло произнес:
– Привет, моя родная… Это я.
Тишина, зависшая на секунду в трубке, сразу взорвалась радостным возгласом:
– Солнышко мое, радость моя, ты где?!
– В Антверпене, с судна звоню, – постарался объяснить я и тут же, чтобы не тратить время зря, выпалил заранее приготовленную фразу: – С наступающим тебя Новым годом, любовь моя. Я тебя и всех наших люблю и крепко целую.
В трубке слышались громкая музыка и возбужденные голоса гостей, которые, по всей видимости, сидели за столом и уже проводили старый год. Поэтому Ниночка, оторвавшись от трубки, чуть ли не прокричала:
– Сделайте музыку тише, папа звонит, а то мне его почти не слышно.
Через пару секунд гром музыки пропал, и уже отчетливый голос Ниночки продолжил разговор:
– И тебя, мой родной, все мы поздравляем с Новым годом. Пусть у тебя будет всё хорошо и ты бы быстрее вернулся домой. Мы тебя все любим и хотим видеть.
Тут же в трубку послышались громкие выкрики:
– С Новым годом, папочка! – кричали дети.
– С Новым годом, Борис Михалыч – Это уже были голоса зятя и его друзей.
– С Новым годом, дядя Боря! – кричали подружки дочери.
И тоненькими, но самыми сладкими голосами слышались пожелания внуков:
– С Новым годом, дедушка! – кричали и вопили эти мои самые дорогие и близкие для меня люди.
Как же мне сделалось хорошо от этих идущих от всего сердца пожеланий собравшихся за столом в этот день близких мне людей. Как-то моментально промелькнули в памяти эти встречи, которых было не так и много, но каждая из них глубоко залегла в душу.
– Я вас всех тоже люблю и целую! – уже не сдерживая эмоций, чуть ли не выкрикнул я в трубку.
– Папа нас тоже поздравляет! – раздался Ниночкин голос, которым она озвучила для всех мои пожелания.
Конечно, можно было бы говорить и говорить до бесконечности, но перед глазами стоял хронометр, равномерно отсчитывающий минуты разговора, поэтому я только вкратце рассказал о себе, о судне. Перебив мои стандартные фразы, Ниночка поинтересовалась:
– А здоровье как? Как сердце?
Надо было бы, конечно, сразу брякнуть: «Нормально», – но от такого неожиданного вопроса я, невольно сделав паузу, неуверенно произнес:
– Нормально.
Возможно, кого-то и можно было провести таким однозначным ответом, но только не мою жену. От такого ответа она только глубоко вздохнула и тихо произнесла:
– Только не надо мне врать, – а потом, сглотнув, уже серьезно попросила: – Ты береги себя, мой хороший. Знаю я твой характер. Но ты слышал, как мы тебя все любим и ждем домой? Я тебя тоже очень сильно люблю. – Голос её при этих словах прервался, и я ощутил, что она старается сдержаться и не расплакаться. – Я только одного хочу: чтобы ты вернулся домой целый и невредимый.
– Все будет хорошо. – Я поспешно постарался успокоить её. – Ты, главное, не переживай. Ем я по расписанию, сплю хорошо, только вот очень много бумажной работы, над которой надо чуть ли не сутками сидеть в каюте.
– Ладно заливать, – уже рассмеялась Ниночка при таком «откровенном» рассказе о «прелестях» морской жизни. – Если бы я не знала тебя, то поверила бы сразу… – Она сделала небольшую паузу и мягко добавила: – Но знай, что здесь, – мне представился её жест, которым она обвела стены дома, – ты всем нам нужен и мы все тебя очень любим.
– Я вас тоже люблю, – уверил я её в своих чувствах. – Поэтому ещё раз поздравляю и крепко обнимаю. Особенно тебя.
– И я тебя, – как эхо, ответила она.
– Пока, до встречи. Будет возможность, я тебе попозже позвоню, – уверил я её и, посмотрев на безжалостный хронометр, который равнодушно отсчитывал секунды до расставания, повесил трубку.
Посидев с минуту в кресле, я прошел на мостик. Там так же молча у лобового иллюминатора стояли Олег с Евгеничем, что-то пристально рассматривая на палубе.
Увидев меня, Олег поинтересовался:
– Ну что? Поговорил?
– Да, – безразлично ответил я, собираясь точно так же встать и смотреть на дождь, пустой причал и на еле просматривающиеся из-за низкой облачности смутные очертания городских построек.
Олег сходил в радиорубку, сделал соответствующие отметки о наших разговорах и, вернувшись, иронично посмотрел на нас.
– Что, братцы механики, носы повесили? Новый год приближается, а вы как будто в льялах своих засели и нет у вас никакого желания вылезать оттуда.
– А что веселиться? – пожал плечами Евгении. – Наши там все гуляют, а мы тут что сурки по норам расфасовались. Тут не то что веселиться, тут выть захочется.
– Да брось ты, Евгения, нюни на кулак мотать, – возразил ему Олег. – Что, первый раз, что ли, праздники вдали от дома проводишь?
– Конечно, не первый, – так же печально продолжил Евгения. – За почти тридцать лет много их таких прошло. Но что унывать от этого? – Он уже веселее посмотрел на нас. – Пошли и мы стол накроем, посидим, встретим Новый год. Хоть так со своими вместе побудем.
– А что, – тут же поддержал его Олег, – пошли. Я и Руперту уже дал наказ, чтобы он для нас столы накрыл. И в холодильнике у меня «Смирновка» стоит. Так и просится на стол. – Он в предвкушении даже потер ладони.
– А я из дома коньячка прихватил, – в тон Олегу подхватил Евгения. – Знал же, что на Новый год будем где-то болтаться, но не думал, что у причала стоять. Теперь сам бог велел расслабиться.
– Пошли, – поддержал я мужиков в их начинаниях. – Я только в каюту заскочу, возьму икорочки красненькой да наших крабиков дальневосточных.
Настроение у всех сразу поднялось, и мы гурьбой вывалились с мостика, чтобы через пять минут вновь встретиться в кают-компании.
С палубы ниже уже слышалась музыка, и кто-то, ужасно фальшивя, во всю глотку распевал «Отель «Калифорния».
Сели за стол, и Олег иронично кивнул вниз:
– А филины уже по своему, манильскому времени встретили Новый год.
– А они его разве празднуют? – удивленно посмотрел Евгения на Олега.
– Они всё празднуют, когда им наливают. Я им пару ящиков пива выкатил да пузырь вискаря дал. Так что они до утра распевать будут.
– Ладно, что нам те филины, – прервал я Олега. – О себе подумаем, о замечательных и симпатичных ребятах, – и, постучав по циферблату часов, напомнил: – Если будем тут трындеть, то точно пропустим Новый год. Наливай!
– И это правильно! – поддержал меня Олег. – Время нас не ждет.
Он откупорил запотевшую бутылку и, разлив её содержимое в небольшие, аккуратные стопочки, посмотрел на часы:
– Давайте провожать ваш Владивостокский старый год, а за Новый всегда успеем выпить. У нас часовых поясов много.
От его шутливого тоста настроение стало лучше, и мы дружно свели свои стопки и воодушевленно чокнулись.
Повар на этот раз, наверное, превзошел сам себя. Я на Кристмас пробовал его блюда, а тут вообще всё было такое вкусное и соответствовало нашей европейской кухне.
Попробовав разносолов, Олег откинулся в кресле:
– Повезло нам с коком. Хоть он и со Шри-Ланки, но готовит отменно. Нашу кухню вообще знает в совершенстве. Филины не жалуются. Даже бирманцы и те довольны. Молодец! Где только научился? Ведь ему всего-то слегка за тридцать…
Я видел этого повара. Смуглый, немного смуглее филиппинцев, он отличался атлетическим телосложением. Широкие плечи, мощные руки. И на лицо он отличался от всех остальных. Если бы не такой темный цвет кожи, то можно было подумать, что он похож на молдаванина или кого-то из южных регионов России.
На столе стояло несколько салатов. Удивительно, но среди них был «Оливье», а на блюде под стальным колпаком я обнаружил даже котлеты!
Когда на часах обозначился Новый год по-владивостокски, мы вновь выпили и пожелали друг другу в новом году всего самого наилучшего.
Тихо играла музыка из видеомагнитофона. На телевизоре мелькали поющие и танцующие артисты. Это Олег прихватил из дома прошлогодний «Голубой огонек». С палубы матросов неслась какая-то зажигательная мелодия. Ничто не напоминало, что мы находимся где-то у черта на куличках, вдали от дома. Было просто хорошо.
Я немного успокоился, и употребленная с обильной закуской водочка начала оказывать свое воздействие. Очень захотелось спать.
– Олег, – обратился я к старпому, – пойду-ка я подремлю. Этот темп жизни вообще выбил меня из колеи. – Я с сожалением покачал головой.
– Конечно, Михалыч, иди, – пожал он плечами, – но не забудь, что следующая встреча Нового года будет по одесскому времени.
– Добро, – кивнул я на его замечание и, поднявшись из-за стола, направился к себе в каюту.