Алексей Макаров
Морские истории
Бизнесмены из Конакри
Пашинцев после окончания швартовки поднялся в каюту с мечтой, что сейчас помоется в душе и отдохнёт. Но мечты тем и хороши, что остаются мечтами.
Раздался телефонный звонок, и, подняв трубку, он услышал, как вахтенный матрос вежливо попросил его спуститься к трапу, потому что там его ожидает какой-то военный, который утверждает, что хорошо знает Пашинцева.
Странно, но в Конакри Пашинцев никого не знал, тем более из военных.
Пашинцеву так не хотелось разрушать свой букет «мечт», как говорил его младший сын, а когда тот начинал с ним спорить, что такого слова в природе не существует, то сын приходил к выводу, что «мечтов» мало не бывает, а их у него много и он их все мечтает.
Сегодня Пашинцеву, как обычно, пришлось заступить на вахту в четыре утра, а потом остаться на вахте с электромехаником, который нёс вахту с восьми до двенадцати, чтобы с ним закончить швартовку. Поэтому мечтой Пашинцева сейчас было насладиться прохладой кондиционированного воздуха в каюте и нырнуть в чистую постель хотя бы на пару часиков, но ей из-за какого-то вояки, как он теперь понимал, осуществиться не суждено.
Вспомнив всех военно-морских матерей, Пашинцев закрыл каюту и спустился к трапу.
У трапа и в самом деле стоял человек в военной форме, но это был не представитель Военно-морского флота России. Это был обычный человек в морской офицерской форме, правда, с чёрным лицом. На погонах у него красовались три огромные звезды. Несмотря на утреннюю жару, он был в чистом и отглаженном, чуть ли не сверкающем кителе. На рукавах у него золотом блестели невероятно широкие шевроны, но вот лицо его немного подкачало. Оно явно выдавало, что он представитель не ВМФ России, а военного флота этой африканской страны под названием Гвинея, где сейчас находилась «Кидира» и где у Пашинцева не было ни одного знакомого.
Увидев удивление на лице Пашинцева, офицер подошёл к нему чуть ли не строевым шагом и на хорошем русском языке, почти без акцента, поздоровался:
– Здравствуйте, уважаемый старший механик. Я рад Вас приветствовать в нашем знаменитом порту Конакри.
От всего увиденного и услышанного Пашинцев был в шоке. Во-первых, он не знал, как себя вести с представителями военных организаций. Во-вторых, он вообще понятия не имел, есть ли у него право с ними общаться или иметь какие-либо дела. В-третьих, Пашинцева раздирали смутные сомнения: а что вообще надо этому бравому, лощёному офицеру, от чёрной кожи которого яркое африканское солнце отражалось множественными бликами?
– Вы не удивляйтесь, что я говорю с Вами по-русски, – продолжал офицер. – В своё время я проходил обучение в Советском Союзе, поэтому хорошо говорю по-русски.
– Здравствуйте, здравствуйте, – в замешательстве проговорил Пашинцев и пожал протянутую руку сияющего офицера. – Чем буду Вам обязан? – как-то непроизвольно вырвалось у него.
– О! – радостно воскликнул неожиданный визитёр. – Абсолютно ничем. Но Вы, уважаемый старший механик, должны меня понять правильно… – И офицер в ожидании реакции на свои слова внимательно уставился на Пашинцева.
– И в чём же это я Вас должен понять? – Пашинцева этот цирк уже начинал веселить.
– Вы должны меня правильно понять в том, – напыжившись, продолжил офицер, – что наш сторожевой корабль сейчас не может отойти от причала для охраны нашей государственной границы.
«Так, – подумалось Пашинцеву, – на меня хотят навесить очередной головняк. Но, ребята, вы не на того нарвались».
Пашинцеву показалось, что офицеру нужна техническая помощь, но отход у «Кидиры» должен быть по расписанию вечером, и ему очень не хотелось переться на какое-то местное корыто и вникать в чьи-то проблемы. Ему хотелось только одного – отдохнуть, но он сделал участливое лицо и вновь поинтересовался:
– И что бы Вы хотели от меня, чтобы Ваше судно отошло от причала?
– Вы должны мне дать десять тонн дизельного топлива, – безапелляционно заявил офицер и, выпалив своё требование, надменно уставился на Пашинцева.
Чего-чего, но такого требования Пашинцев ожидал услышать меньше всего и поэтому стоял и от неожиданности только глотал ртом влажный тропический воздух. Но переварив информацию, он попытался спокойно ответить на поставленное требование:
– А какое отношение имеет моя компания к Военно-морскому флоту Гвинеи?
– Как?! – На чёрном лице офицера возникла чуть ли не буря возмущения от такого бестактного вопроса. – Вы же русский человек и обязаны помогать своим, где бы Вы ни находились, – начал он отчитывать Пашинцева.
Но в таком тоне со стармехом разговаривать было нельзя, и он уже спокойным голосом, поняв ситуацию, сам начал контратаку:
– Вы, уважаемый, когда поднимались на борт судна, посмотрели на наш флаг?
– Нет, мне этого не надо, – офицер как-то немного замешкался, – потому что я знаю, что на этом судне есть русские люди.
– А зря, – покачал головой Пашинцев и, отойдя от трапа в корму, показал офицеру на флагшток. – Посмотрите, какой у нас флаг.
В это время небольшой порыв ветра расправил флаг, и он во всей красе показал своё панамское полотнище.
– Но вы же русский и должны меня понять… – вновь начал офицер, однако Пашинцев его прервал:
– Сейчас я не русский, а работник компании «Юником» и полностью подчиняюсь правилам моей компании, а если вам необходимо топливо для отхода в рейс, то решайте это с вашим начальством, а не со мной. А если ваше начальство решит, что вам очень нужно топливо, то пусть само обращается в «Юником», и если оно получит положительный ответ, то я всегда буду рад вам помочь.
Закончив такую пламенную речь, Пашинцев посмотрел на вахтенного матроса и позвал его:
– Миша, проводи, пожалуйста, господина офицера с судна. Он здесь немного задержался, – и, посмотрев на ещё больше почерневшую физиономию просителя-требователя, приклонил голову: – А сейчас до свидания. Вахтенный Вас проводит.
Миша, услышав такую просьбу, не спеша, поигрывая бейсбольной битой в руках, приближался к визитёру.
Поняв, что он больше ничего не добьётся, офицер начал спускаться по трапу, а Миша с высоты своего двухметрового роста пристально смотрел на покидающего борт представителя ВМФ Гамбии, пока тот не спустился на причал.
– Миша, – обратился Пашинцев к вахтенному, – ты таких чудаков совсем на другие буквы больше не пускай ко мне.
– Понял, – ответил не очень-то разговорчивый Миша. – Не волнуйся, дедушка, никого больше не пущу.
– Вот и отлично, – довольно кивнул головой Пашинцев. – И вообще, я устал, и мне надо поспать, а то у нас на вечер опять намечается отход. – И направился в надстройку.
В каюте Пашинцев принял душ, и тут его мечта об отдыхе начала сбываться. Он и в самом деле нырнул в постель и моментально провалился в сон.
Пашинцев не знал, долго ли он спал, потому что подскочил от трезвона телефона, который, как ему показалось, начал надрываться сразу же после того, как он положить голову на подушку.
Ничего не понимая, он прохрипел в трубку:
– Да, – и посмотрел на настенные часы.
Было около часа дня. Обычно повариха его на обед не поднимала, значит, это был кто-то другой.
И в самом деле, это был вахтенный матрос. Но уже не Миша. Это был Эдик.
Это был ещё тот флегмат! От одного его вида бедного старпома начинало колотить, и он, забывая даже о своём внушительном весе, начинал, как молодой джейран, носиться и махать всеми своими конечностями.
Из трубки послышалось:
– Дед, тут к Вам пришёл один местный житель с подарками. Утверждает, что он Вам очень обязан, и принёс несколько корзин с фруктами, – на одной ноте пробубнил Эдик.
Какой местный житель? Что за подарки? Пашинцев со сна так ничего понять и не смог, поэтому, зная тормознутость Эдика, только и сказал ему:
– Пусть подождёт, я сейчас спущусь.
– Хорошо, я ему передам, – послышался монотонный ответ вахтенного.
Наскоро сполоснув лицо, надев футболку и шорты, Пашинцев спустился к трапу.
Выйдя на палубу, он был чуть ли не раздавлен в объятиях здоровенного чёрного мужика.
– Чиф, как я рад тебя видеть! – чуть ли не вопил он. – Я так ждал твоего возвращения, и вот он ты! – Мужик радостно смотрел на Пашинцева. – Ты меня в прошлый раз спас, и я сейчас принёс тебе подарки. Смотри, вот они. – И он показал на две внушительные корзины, наполненные бананами, манго и ещё чёрт знает чем.
И тут до Пашинцева дошло. Для него все эти местные жители были как бы на одно лицо. Он их постоянно путал. Ну не откладывался у него их облик в памяти. Что он мог поделать с собой? Но тут он вспомнил, что помог одному рыбаку, который назвался Хасаном, в прошлый заход в Конакри.
Его тогда точно так же вызвали к трапу, и этот здоровый мужик чуть ли не слёзно умолял дать ему канистру масла, а то его баркас не сможет выйти в море, а сейчас идёт очень много рыбы и ему обязательно надо её поймать, чтобы прокормить семью.
Насколько был правдив рассказ рыбака, Пашинцев не знал, но тогда он дал ему канистру циркуляционного масла. Масла на судне было в избытке. На главном двигателе «Ханшин», который стоял на судне, расход масла был очень большой из-за его конструктивных особенностей, поэтому Пашинцев посчитал, что подаренные рыбаку двадцать литров масла особого вреда компании не нанесут. А помочь ему почему-то захотелось.
И вот сейчас, высвободившись из объятий Хасана, он подошёл и посмотрел на фрукты.
– Большое спасибо тебе, Хасан, – поблагодарил Пашинцев незадачливого рыбака. – Как прошла твоя рыбалка?
– Отлично она прошла, чиф, – радостно улыбался Хасан. – Я поймал очень много рыбы, поэтому и принёс тебе эти подарки. – Он широким жестом указал на корзины с фруктами.
Пашинцев почувствовал, что с этими подарками что-то не так, поэтому спросил радостного Хасана:
– И сколько я тебе должен за эти фрукты? – и показал верзиле на корзины.
– Ничего ты мне за них не должен, – начал размахивать руками Хасан, – это я только благодарю тебя за помощь.
Но тут на палубу вышли боцман с артельщиком и, увидев фрукты, удивлённо уставились на Пашинцева:
– А кому эти фрукты? – был их первый вопрос. – Мы их вроде бы не заказывали…
– Кому-кому, – недовольно поморщился Пашинцев, глядя на любопытных артельщика и боцмана. – Для вас и будут они. Чего смотрите, тащите их поварихе и в артелку. Потом уже будем разбираться кому.
Услышав слова деда, боцман с артельщиком тут же подхватили корзины и занесли их в надстройку. Вот тут только Пашинцев заметил, что у трапа стоит тощий негритёнок с четырьмя пустыми канистрами литров по двадцать пять каждая. И тут до него дошло, в чём заключалась хитрость Хасана. Теперь-то от него уже отделаться не удастся, потому что он взял его подарки. Тут уже сработал принцип «щуки». Ты только сунь пальчик в пасть, и назад он уже не выйдет, а залезает только глубже и глубже.
– И чего ты ещё хочешь? – горестно вздохнул Пашинцев, поняв, что наживку он заглотил.
На это Хасан, так же широко улыбаясь, опять поведал животрепещущую историю о том, что подходит какая-то огромная стая рыбы, которую он, Хасан, ну никак не может упустить, и поэтому ему вновь необходимо масло для выхода на рыбалку.
Пашинцев тут же возразил раскатившему губу верзиле:
– Но я тебе могу дать только две канистры масла, – на что тот только рассыпался в благодарностях:
– Спасибо тебе, чиф, ты снова спасаешь меня, – и махнул негритёнку рукой, который мигом взбежал на борт.
А Пашинцеву пришлось идти с ним в машинное отделение и наливать масло в принесённые канистры.
Несмотря на тщедушность негритёнка, тот хоть и с трудом, но вытащил по трапам машинного отделения наполненные канистры на палубу, и они с Хасаном с поклонами и благодарностями сошли на причал.
До отхода Пашинцева никто больше не беспокоил, и он нашёл время подремать. В шестнадцать надо было заступать на вахту, а в двадцать вновь был отход в следующий африканский порт.
К вечернему чаю всему экипажу были выданы фрукты, которые ещё с неделю ели вечерами.
Судно работало на линии, и следующий заход в Конакри планировался через месяц, поэтому Пашинцев где-то в глубине души осознавал, что с этими местными бизнесменами ему ещё придётся встретиться.
22.09.2021
Нож в спине
Через месяц «Кидира» вновь стояла у причала в Конакри.
Сомнения Пашинцева, что Хасан повторит свой визит к нему, полностью подтвердились. Через пару часов после швартовки он вновь был на борту судна.
Когда в каюте зазвонил телефон, Пашинцев уже интуитивно знал, что вахтенный матрос скажет, что назойливый Хасан пришёл проведать его.
А Миша так и сказал:
– Дедушка, к тебе опять этот амбал припёрся с фруктами. Он тебя у трапа ждёт.
– Ладно, – тяжело вздохнув, подтвердил Пашинцев, что понял Мишину информацию, – сейчас спущусь.
Как его достали африканские «друзья», которые беззастенчиво пёрлись на судно. Ему-то ещё ничего, а вот капитану со старпомом приходилось намного труднее. Пашинцев их прекрасно понимал, когда видел их, обессиленных, в конце дня на ужине или вечернем чае.
Но надо было что-то решать с этим Хасаном. Надо было от него как-то избавиться, и у Пашинцева наметился кое-какой план.
Спустившись к трапу, он вновь увидел сияющую от счастья, лоснящуюся физиономию своего «лепшего кореша».
– Чиф, как я долго ждал тебя! – чуть ли не кричал тот от радости. – Наконец-то вы пришли, и я имею счастье вновь видеть тебя. Прими мои подарки. – Показывая на большие корзины с фруктами, возле которых стояла пара засушенных чёрных оборванцев.
– А я-то как рад видеть тебя, Хасан. – Пашинцев изобразил на лице непомерную радость. – Что тебя вновь привело ко мне, друг мой? Неужели у ваших берегов вновь появилось очень много рыбы?
– Ты знаешь, чиф, ты угадал. – Радость с лица Хасана моментально испарилась, и на нём отобразилось непомерное горе, которое он в данный момент испытывал. – Рыбы очень много, но я опять без масла никак не могу выйти на промысел.
По виду Хасана можно было понять, насколько эта весть скорбна для него.
Деваться было некуда, не посылать же этого пройдоху на великие три буквы, тем более рядом крутился артельщик, который с вожделением посматривал на корзины. Поэтому Пашинцев поменял тактику в общении с местным «бизнесменом».
Старпом после последнего визита в Конакри рассказал Пашинцеву, что Хасан никакой не рыбак, а обычный пройдоха, который разводит наивных пацанов, типа Пашинцева, давя на жалость. Эти слова старпома Пашинцев хорошо запомнил и понял, что из себя представляет Хасан.
– Хасан, – с проникновенным дружеским чувством обратился Пашинцев к верзиле, – я тебе очень много дал масла, а ты хоть и рыбак, но так и не принёс мне ни одной рыбки. А я так люблю свежую рыбу, – с болью в голосе сказал Пашинцев, жалостно посмотрев на Хасана.
Наверное, его слова проникли в сердце пройдохи, потому что он горячо начал заверять стармеха:
– Дорогой чиф, почему же ты раньше не сказал мне об этом? Я бы вместо фруктов принёс тебе много рыбы.
Тут Пашинцева почему-то обеспокоила реакция Хасана на его просьбу. Не дай бог он свалит с борта со своими фруктами, о которых сегодня боцман и артельщик делали Пашинцеву призрачные намёки, поэтому он поменял тактику.
– Нет, то, что ты принёс фрукты, это хорошо, но никогда не забывай, что я очень люблю рыбу. Но и без фруктов я жить не могу.
В словах стармеха было столько искренности, что Хасан начал горячо его заверять:
– Не волнуйся, чиф, я тебе сегодня принесу рыбу, но только ты не забывай о моей просьбе про масло, – тут же напомнил он.
Конечно, Пашинцев и не сомневался в основной цели визита этого «бизнесмена», тем более краем глаза увидел того же худенького негритёнка с пустыми канистрами на причале. Канистр было уже не четыре, а намного больше. Сколько – Пашинцев пока определить не смог.
– Дам я тебе масло, ты не волнуйся, – заверил стармех забеспокоившегося Хасана, – только у меня к тебе будет ещё одна просьба…
– Какая, чиф? – Хасан тут же изобразил вид полной покорности и услужливости.
– Я хочу сходить в город и купить несколько сувениров.
– Нет проблем, чиф, я тебя сегодня же свожу в город, – тут же начал обещать Хасан.
– Нет, Хасан, – возразил Пашинцев на его заверения, – мне нужно сейчас, потому что у нас вечером будет отход.
– А как же масло? – как о чём-то вполне естественном, напомнил Хасан.
– Я тебе сейчас налью две канистры, – доверительно пообещал Пашинцев обнаглевшему бизнесмену, – а когда ты привезёшь мне рыбу, то дам ещё две. Ну а после поездки в город я тебе ещё дам несколько. Понял? – И посмотрел на вставшего в позу «старт» Хасана.
– Хорошо, – тут же радостно согласился он и сделал знак рукой негритёнку с пустыми канистрами. – А я через полчаса приеду за тобой на такси с рыбой.
– Отлично. – Пашинцев был доволен началом сегодняшней операции «Город».
Хасан чуть ли не убежал на берег, негритёнку Пашинцев налил пару канистр масла, а сам пошёл к капитану и отпросился на пару часов, предложив:
– Поехали вместе прошвырнёмся, Николаич, а то что-то я засиделся тут. Хочется размяться.
– Ты что? – замахал на него обеими руками капитан. – Меня эти негры тут достали, а ты хочешь, чтобы я ещё и там с ними толкался? Ну его в баню! – Но, выплеснув эмоции, он решил: – Ты иди сам, потом расскажешь, что у них тут есть, а меня уволь. Сейчас выдалось хоть несколько свободных часиков, я лучше посплю. Да, – напомнил он Пашинцеву, – зайди к третьему и пропуск у него возьми.
– Понял, расскажу.
Пашинцев принял разрешение капитана о посещении берега и пошёл в каюту переодеваться. Надел длинные парусиновые брюки, у которых все карманы были на молниях, и рубашку с коротким рукавом и нагрудным карманом также на молнии.
Пашинцева уже предупредили, что если он захочет в Африке где-нибудь погулять, то чтобы без местного сопровождающего никуда не совался и деньги с пропуском держал в кармане, застёгнутом на молнию. Поэтому в Гамбурге, на Рипербане, Пашинцев выбрал именно такие брюки и рубашку.
Только он переоделся, как в каюте раздался телефонный звонок. Звонил Эдик. Он, как всегда монотонно, пробубнил:
– Дед, твой корефан опять припёрся. У него для тебя есть корзина рыбы.
Пашинцева такое известие обрадовало, и он быстро спустился на главную палубу.
На палубе его ждал сияющий Хасан. У его ног стояла внушительная корзина с рыбой.
– Чиф, я выполнил твою просьбу, – едва увидев стармеха, радостно возвестил Хасан.
– Спасибо, дорогой друг, что ты так хорошо понимаешь меня, – поблагодарил Хасана Пашинцев, присев на корточки у корзины.
Корзина почти доверху была наполнена свежей скумбрией. Пашинцев попытался поднять корзину и ощутил, что в ней было около десяти килограмм.
Повернувшись к Эдику, он обратился к нему:
– Отнеси, пожалуйста, корзинку на камбуз, – на что тот, поморщившись, пробубнил:
– А мне от трапа нельзя никуда отходить…
Пашинцев с удивлением посмотрел на заартачившегося матроса, и у него невольно вырвалось:
– Ну, тогда не проси рыбу на обед, хавай консерву, – и обернулся к Хасану.
Тот, как будто поняв, что матрос отказывается нести корзину, успокоил стармеха:
– Чиф, ты не переживай, мой человек отнесёт рыбу туда, куда ты скажешь.
– Спасибо, Хасан, – радостно произнёс Пашинцев, – ты настоящий друг.
А Хасан что-то скомандовал очередному оборванцу, толкавшемуся рядом с ним, и тот, подхватив на плечо корзину с рыбой, вопросительно смотрел на стармеха. Махнув ему рукой, Пашинцев прошёл в надстройку, а худющий оборванец последовал за ним.
Камбуз находился на главной палубе, и повариха как раз готовила там ужин.
– Вера Ивановна, – вежливо обратился к ней Пашинцев, – тут нам рыбки принесли, возьмите её, пожалуйста.
– Опять Вы, Иваныч, таскаете всякую дрянь на камбуз, – недовольно отреагировала она на просьбу Пашинцева. – Вечно я тут ничего найти не могу после вас.
Это она до сих пор злилась на Пашинцева из-за его последней рыбалки со старпомом.
Тогда они наловили огромное ведро местных карасиков. Старпом своим ключом открыл камбуз, и они занялись разделкой рыбы, чтобы её засолить.
По стечению обстоятельств соль в банке, в которой повариха её хранила, закончилась, и старпом, взяв пачку с какими-то арабскими иероглифами, пересыпал её содержимое в эту банку. Покончив с засолкой рыбы, они поставили ведро в артелку, сдали вахту и пошли спать. А в обед были подняты по аварийной тревоге, которую устроила повариха. Она испекла свежий хлеб, но тот оказался весь сладкий, так как она посолила его из банки, куда старпом ссыпал якобы соль из пакета с арабским названием продукта. Ну, аварии не получилось, потому что весь экипаж успокаивал рыдающую Веру Ивановну, смеясь над случившимся курьёзом.
Рыбу в ведре Пашинцев сразу промыл и вновь засыпал уже солью – конечно, предварительно попробовав её. После трёх дней маринования рыбы в ведре Пашинцев вывесил её просушиться, и в одну из суббот, когда капитан выдавал пиво, они со старпомом попробовали получившуюся рыбу. Она имела особый вкус и упругость, чем вызвала всеобщее восхищение. Поэтому после того инцидента Пашинцев всегда добавлял сахар в рыбу, когда её солил.
Но Вера Ивановна «косяка» с солью простить Пашинцеву не смогла и при всяком удобном случае напоминала ему об этом.
Вот и сейчас она изливала на Пашинцева свою застарелую боль:
– У меня тут и так работы невпроворот, а Вы всё таскаете и таскаете. – А увидев корзину с рыбой, возмутилась: – А кто мне её чистить будет? Что? Неужели Вы хотите, чтобы я этим занималась?
– Так это же скумбрия, Вера Ивановна, – как можно доброжелательнее начал Пашинцев, – её же чистить не надо, только выпотрошить.
Вера Ивановна посмотрела в корзину и уже более спокойно ответила:
– Ладно уж, пожарю я вам рыбку, – но тут же напомнила, чтобы не уронить свою значимость в глазах стармеха: – Только если старпом даст мне матроса. А то я её за борт выкину, – пообещала она.
Видя, что Вера Ивановна, согласилась принять в производство рыбу, Пашинцев перенёс корзину вглубь камбуза, подальше от комингса, и как можно быстрее, пока настроение Веры Ивановны не изменилось, покинул камбуз.
В мрачные обещания Веры Ивановны он не верил, не настолько уж она была злым человеком, чтобы выполнить их. Во всяком случае, кормила она экипаж на убой, а на её личные эмоции Пашинцев особого внимания никогда не обращал. Мало ли их может быть у единственной женщины на судне, а особенно на четвёртом месяце рейса.
Сейчас для него было главным, вывезет его Хасан на берег или нет, поэтому Пашинцев с первой космической скоростью выскочил на палубу.
Увидев Хасана, он сразу же кинулся к нему с вопросом:
– Ну что, дорогой мой друг, когда мы едем в город?
– Сейчас и едем, чиф, – уверил его Хасан и показал на раздолбанное старое «Рено», стоящее на причале у трапа, но тут же напомнил: – А масло, чиф? Ведь ты же обещал мне ещё дать.
В данный момент Пашинцев уже не помнил, что наобещал новоявленному бизнесмену, но, услышав его просьбу, с трапа позвонил второму механику и попросил его наполнить пару канистр маслом. Тот, наверное, уже был в курсе всех развивающихся событий и, спустившись к трапу, взял с собой того же худосочного негритёнка и ушёл в машину.
На судне, как на лакмусовой бумажке, тайн быть не может. Все всегда обо всём знают, поэтому второй механик лишних вопросов не задавал. Он знал, на какие нужды пойдёт масло.
Когда второй ушёл в машину с подручным Хасана, тот вопросительно посмотрел на Пашинцева:
– Чиф, если у тебя нет больше никаких дел на судне, то мы можем ехать в город.
– Отлично, – уже спокойно вздохнул Пашинцев и, махнув рукой Хасану, пошёл вниз по трапу к стоящему внизу такси.
У проходной полицейский заглянул в машину, но Хасан что-то сказал ему и по-корефански похлопал по плечу, а тот махнул рукой шофёру, чтобы проезжал.
Да, в порту был беспорядок, к такому Пашинцев уже привык в африканских портах, но за его пределами царил в высшей степей неописуемый «бардельеро».
Он начался сразу же за воротами порта.
Машины самых разных марок стояли приткнутые к тротуарам с обеих сторон дороги. Большинство из них даже колёсами заехали на тротуар. Для проезжей части было оставлено так мало места, что встречные автомобили разъезжались друг с другом буквально в миллиметрах. По тротуарам вереницей неслись мотоциклы и мопеды. Мало им было места на дороге, так они заполонили ещё и тротуары. Пешеходы выполняли тут каскадёрские трюки, уворачиваясь от всех видов транспорта.
Вокруг стояла несмолкаемая какофония клаксонов. К этому прибавлялись ещё и крики недовольных водителей автомобилей и обиженных пешеходов, которые обменивались друг с другом впечатлениями о созданных неудобствах.
Машины были все старых моделей, ржавые, побитые и невероятно грязные.
Пашинцев невольно посмотрел себе под ноги. Коврика на полу автомобиля не было, и в проржавленные отверстия чётко просматривались ямы и рытвины, которые преодолевал этот видавший виды ветеран.
Придя в себя от увиденного, Пашинцев сосредоточился на более меркантильных вещах и поинтересовался у Хасана:
– А где я смогу поменять здесь доллары, – на что тот тут же ответил:
– Нигде не надо ничего менять, чиф, тебя тут сразу обманут. Я тебе их поменяю. Какие деньги ты хочешь поменять? – тут же поинтересовался Хасан.
– У меня есть пятьдесят американских долларов, – ответил Пашинцев. – Я надеюсь, их хватит на покупку сувениров?
– Конечно, хватит, – заверил его Хасан. – Давай свои доллары.
Пашинцев достал банкноту в пятьдесят долларов и передал её Хасану.
Тот повертел её в руках, посмотрел на свет и достал объёмное портмоне, которое чуть ли не лопалось от наличия в нём купюр местного разлива. На калькуляторе он посчитал, сколько он должен дать местных гвинейских франков, и показал эту сумму Пашинцеву.
Да ему в тот момент сколько ни покажи, он был согласен со всем, потому что от невероятного шума, царившего на улице, и от всего увиденного беспорядка, грязи и неприкрытой нищеты он офонарел.
Ощутив в руках пухлую пачку денег, Пашинцев попытался засунуть её в наружный карман рубашки, но Хасан остановил его.
– Чиф, ты так не делай. – Он взглядом показал на деньги. – У нас на улицах их могут оторвать вместе с карманом.
Но сумки у Пашинцева с собой не было, он забыл взять «напузник» и с трудом засунул пачку потрёпанных разноцветных купюр в карман брюк. В одном из наружных карманов рубашки Пашинцев оставил только пачку сигарет с зажигалкой.
– Чиф, – вновь обратился к нему Хасан, – мы сейчас поедем на базар, где ты сможешь выбрать для себя сувенир, но только ты там сам ничего не покупай, – начал он инструктировать Пашинцева, – ты только покажи мне, что тебе нравится, и я сам это куплю, а деньги ты мне потом отдашь. Хорошо? – И добавил: – Держись только рядом со мной, никуда не уходи, а то ты можешь попасть в руки мафии.
– Понял, – кивнул Пашинцев Хасану, поведение которого кардинально изменилось. Из улыбающегося и лебезящего просителя он превратился в серьёзного и сосредоточенного охранника.
Вскоре автомобиль в калейдоскопе и круговерти городского движения оказался перед базаром.
Было сразу заметно, что Пашинцева доставили к месту назначения. Во-первых – по запаху, во-вторых – по обстановке. Везде были какие-то лачуги, небольшие домики, собранные из подручных материалов, а то и просто прилавки, накрытые то рогожей, а то и пластиковой плёнкой, защищающей то ли от дождя, то ли от палящего солнца.
Чёрные африканцы сновали тут, как мухи в броуновском движении. Все чего-то кричали, а продавцы размахивали руками, зазывая покупателей. Часто можно было увидеть женщин, которые, несмотря на всеобщую суету и толкучку, изящно сновали то с вёдрами, то с корзинами, а то и с тюками на головах, одетые в своеобразные разноцветные платья и длинные юбки. Попадалось много беременных женщин или с привязанными за спиной спящими младенцами.
Для Пашинцева всё это было экзотикой, и он только и делал, что вертел головой, разглядывая непривычные для себя картины. О цели своего визита Пашинцев абсолютно забыл и только созерцал всё то, что ему попадалось на пути, сожалея, что не прихватил с собой фотоаппарата.
Увидев ошарашенность своего подопечного, Хасан подхватил Пашинцева под руку и потащил куда-то вглубь рынка. Вывел он его точно к тем прилавкам, на которых были разложены различные сувениры. Чего тут только не было. Одни фигурки были вырезаны из красного дерева, другие – из чёрного или сандалового.
Увидев перспективного покупателя, продавцы как взбесились. Каждый совал Пашинцеву под нос свой товар и что-то гортанно кричал. Некоторые орали по-английски, но даже тут можно было услышать знакомое по-русски: «Корефан, на, бери, всё бери! Всё очень дёшево! Мой товар самый лучший, ты ни у кого такого не найдёшь!»
От всего этого Пашинцев совсем обалдел и вообще перестал соображать. Перед ним были только чёрные орущие лица и руки, которые совали ему под нос то слонов, то крокодилов с гиппопотамами, всё давая понюхать или даже попробовать на вкус.
Но Хасан оказался молодцом, он чуть ли не всем телом защищал Пашинцева от налетевших продавцов и в ответ на их крики что-то им орал.
Постепенно гвалт утих, или Пашинцев к нему настолько привык, что перестал замечать, и он сосредоточился на том, что находится на прилавках.
Тут ему попалась на глаза статуэтка в виде чёрной девушки, сидящей на камне, словно русалочка в Копенгагене. Но только у той русалочки было изящное личико и сделана она была из бронзы, а у этой вместо лица был безликий овал, напоминавший яйцо.
Пашинцев взял статуэтку в руки, повертел, рассматривая её со всех сторон. Статуэтка была изящно вырезана из куска чёрного дерева и в точности повторяла статую знаменитой русалочки, но только Пашинцева удивило то, что она была без лица, поэтому он спросил у Хасана:
– А почему у неё нет лица?
– Не знаю, – пожал плечами Хасан и что-то спросил у продавца.
Пожилой, прилично одетый по местной моде чёрный мужчина с проседью в волосах что-то долго объяснял Хасану. Тот его выслушал и перевёл объяснения:
– Это для того, чтобы каждый мужчина мог представить себе свою женщину в таком виде. Если хочешь, то покажи ему фотографию своей женщины, и он вырежет её лицо.
– Нет, – усмехнулся Пашинцев, – моя женщина белая, а эта чёрная. Пусть она лучше остаётся такой, какой её сделал автор.
Увидев, что статуэтка покупателю понравилась, продавец принялся её расхваливать. Это Пашинцев понял по его интонации и темпераменту, с которым тот хотел всучить её ему.
Хасан сразу взял на себя роль покупателя и активно обсуждал цену на эту статуэтку. Вскоре они пришли к какому-то компромиссу, Хасан рассчитался с продавцом, который упаковал статуэтку в кучу местных газет и уложил её в пакет.
– Чиф, ты будешь ещё здесь что-нибудь покупать? – поинтересовался Хасан. – Ты хочешь посмотреть какой-нибудь другой сувенир?
