Алексей Макаров
Морские истории
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Откуда-то из океанских глубин к судну начала приближаться огромная тень.
Те, кто остался у трапа, свесились через фальшборт и смотрели на разбаловавшегося радиста, отпуская в его адрес нелестные шутки, но когда тень начала приближаться к борту, то хором заорали:
– Вадик! Вадик!!! Вали быстрее оттуда! Смотри! – На этом словарь русского языка у наблюдающих заканчивался и шли одни только идиоматические выражения.
С площадки трапа Вадик не мог разглядеть того, что видели наблюдатели с борта, но под воздействием истеричных воплей он быстрее молнии взлетел по трапу на борт и уставился на приближающуюся тень.
Тень медленно приблизилась к трапу, и неожиданно у самой поверхности воды показалось громадное тело неизвестной рыбины тёмно-серого цвета с белыми пятнами.
Хотя морской гигант и не показался над водой, но вода у трапа забурлила, вздыбилась и большая волна захлестнула нижнюю площадку трапа, на которой несколько секунд назад прыгал радист.
Вадик, белее, чем недавно покрашенные переборки надстройки, молча стоял, разинув рот, и смотрел на то место, где он только что показывал фортели суперзаплывов.
– Кажись, твой корефан пожаловал, – съязвил боцман, смеясь и поглядывая на обалдевшего радиста. – Иди поздоровкайся с ним. Или слабо?
– Да пошёл ты… – Радист разразился нервными выражениями, ничего общего не имеющими с русским языком, но матросы, видя, что опасность миновала, принялись хохотать над главным пловцом судна.
Вскоре машина была запущена, и судно возобновило свой путь по направлению к Панамскому каналу.
А когда через пару недель оно подошло к нему, то капитан вновь устроил купание у трапа. Радиста на этом мероприятии и близко не было видно.
07.11.2021
«Санта-Лючия»
Иванов сделал последний реверс и внимательно смотрел на телеграф в ожидании, последуют ли ещё команды с мостика. Но прошло минут пятнадцать, а команд больше не поступало. Это означало, что швартовка в Сьенфуэгосе закончилась и палубная команда сейчас занята заведением последних концов.
Стармех нервно дефилировал за его спиной, опасаясь далеко отходить от конторки, на которой был разложен машинный журнал, где записывались реверсы.
Раздался звонок телефона, и дед, подойдя к нему, поплотнее приложил трубку к уху, а другое прикрыл наушником.
ЦПУ на «Оренбурге» не было, и ходовую вахту приходилось нести в машинном отделении, около поста управления главным двигателем.
К шуму машинного отделения Иванов уже привык и иной раз, особенно в тропиках, когда присаживался на пожарный ящик с песком под струями машинной вентиляции, под равномерное «уханье» поршней главного двигателя ловил себя на том, что начинает дремать.
За месячный переход от Находки такой режим работы стал обычным, и на шум работы главного двигателя он уже особого внимания не обращал. Работает себе главный, да и пусть работает. Знай себе следи за его температурами да чтобы мотористы вовремя смазывали коромысла выхлопных клапанов и протирали подтёки масла.
Зато сейчас, когда главный двигатель был не в работе, в машине зависла какая-то непривычная тишина, которую разбавляло только тарахтение динамок.
Положив трубку телефона, стармех подошёл к Иванову и громко сказал (но не прокричал на ухо, как на ходу):
– Всё, отбой. – Скрестив руки. – Готовность один час. Я пошёл.
И, махнув второму механику на прощанье рукой, начал подниматься по трапу, ведущему наверх.
К Иванову подошёл Алик, который периодически во время манёвров подходил к посту управления, чтобы проконтролировать температуру охлаждающей воды и масла на главном двигателе.
– Отбой, Алик, – ответил Иванов на его вопросительный взгляд.
Его вахтенный моторист был не очень разговорчивым, он понимал своего механика и без особых приказаний. Дело своё он знал отлично. Иванову всегда с ним на вахте было спокойно. Он знал, что тот никогда не подведёт и лишних напоминаний о мелочах ему делать не надо.
Алик кивнул головой в знак того, что всё понял, и поднялся на верхние решётки, чтобы закрыть пусковой воздух и открыть индикаторные краны.
Иванов же на конторке закончил заполнение машинного журнала, переписав в него информацию из чернового журнала.
Алик спустился, подсоединил валоповоротку и подошёл ко второму механику, ожидая приказаний по стояночной вахте.
– Через час останови главные насосы и динамку, – напомнил он ему, хотя этого говорить было и не надо. Алик знал, что от него требуется, – а я пойду посмотрю, где мы там встали.
И, прихватив машинный журнал, пошёл вверх по трапам.
Если учесть, что каюта второго механика находилась на третьей палубе, то ему пришлось преодолеть восемь трапов. Но энергии у Иванова было хоть отбавляй, поэтому он без труда их преодолел и, открыв «броняшку» на своей палубе, вышел в коридор. Крайняя каюта была его.
По сравнению с машинным отделением в каюте было прохладно. Кондиционер добросовестно охлаждал помещения надстройки, а притушенный свет создавал мягкий полумрак.
Сполоснув руки и лицо, Иванов вышел в коридор и спустился на главную палубу.
Несмотря на своё тропическое расположение, остров Свободы жарой в эту февральскую ночь не баловал. Было прохладно, отчего Иванов даже поёжился. Привык он за последний месяц к жаре. Если днём температура воздуха достигала двадцати пяти градусов и выше, то сейчас было точно ниже двадцати.
Невольно подумалось: «Как бы кондиционер не обмёрз», – но он тут же откинул от себя эту мысль и, перегнувшись через фальшборт, принялся осматривать причал, возле которого ошвартовался «Оренбург».
Причал был пустой. Только где-то вдали у высокого забора были навалены какие-то кучи мусора, но разглядеть, что там находилось, в темноте ночи было невозможно. Сам причал освещался яркими прожекторами, установленным на высоких столбах, поэтому рядом с бортом было светло, как днём.
На палубе никого не было. Вахтенный матрос на причале заканчивал подвязывать сетку безопасности под парадным трапом.
Иванов спустился на причал и перекинулся несколькими фразами с вахтенным, но тот был занят своими делами и желания поговорить у него не возникло, тогда Иванов поинтересовался:
– А по носу у нас кто стоит?
– Похоже, банановоз, – нехотя ответил вахтенный. – Когда швартовались, я с бака видел, как там грузили или выгружали ящики на паллетах.
– А какой его порт приписки? – не отставал Иванов от матроса, ему захотелось узнать, советский это пароход или нет. А если советский, то на нём можно было познакомиться с кем-нибудь или просто поговорить с коллегами.
– Да я как-то не обратил на это внимания, – недовольно ответил матрос, – не до этого было. Но что не наш, так это точно.
Иванов с интересом посмотрел вперёд, но разглядеть ничего не смог. В районе банановоза освещение было не таким ярким, как возле «Оренбурга».
– Пойду-ка я посмотрю, что они там грузят, – вслух выразил он свои мысли.
– Сходи, – безразлично пожал плечами матрос и, закончив обвязку трапа, пошёл на борт.
До четырёх утра всё равно делать было нечего, и Иванов, чтобы удовлетворить собственное любопытство, пошёл к впередистоящему судну.
Это был и в самом деле банановоз. Он стоял к «Оренбургу» кормой, поэтому Иванов прочитал, что порт его приписки – Панама, так что ничего интересного для себя он на нём бы не нашёл, даже если бы и поднялся на борт судна.
Отойдя от причальной линии, он осмотрел банановоз со стороны. Даже с первого взгляда было ясно, что ему лет тридцать. На бортах выделялся чуть ли не каждый шпангоут, как рёбра у голодной бездомной собаки, и на них сквозь белую краску яркими рыжими пятнами проступали следы ржавчины. Надстройка имела такой же неприглядный вид. Судно разительно отличалось от «Оренбурга», у которого борта, даже несмотря на последний длительный переход, отливали чернью, а надстройка – та вообще сверкала белизной.
На расстоянии метров в тридцать Иванов прошёл вдоль всего корпуса банановоза и развернулся, чтобы вернуться на судно. Любопытство своё он удовлетворил.
Проходя мимо второго трюма банановоза, напротив которого стояло много паллет с готовыми к погрузке ящиками, он неожиданно услышал окрик:
– Комарад! – на который обернулся.
Невольно что-то ёкнуло в груди от осознания того, что он что-то нарушил в портовских правилах и теперь не оберётся проблем.
На него смотрели два внушительного вида мужика в спецовках. Наверное, это были грузчики, но так как в погрузке был перерыв, то они стояли, прислонившись к одной из стопок ящиков, и поэтому Иванов их не увидел.
От души отлегло. «Хорошо, что не полиция», – подумалось ему.
Мужики были настроены доброжелательно и приветливо улыбались, подзывая к себе жестами. Иванов подошёл к ним, поприветствовав жестом руки, согнутой в локте и сжатой в кулаке. На Кубе такой жест означал: «Но пасаран» – «Они не пройдут».
Один из мужиков начал что-то быстро говорить по-испански, но Иванов, кроме «ноу компрендо», «муча трабаха», «мучача» и «шервеза», по-испански ничего не знал. Поэтому по-английски ответил, что не понимает их.
Тогда один из мужиков начал тыкать пальцем в банановоз и в него, добавляя при этом какие-то междометия недовольным тоном. Иванову стало понятно, что он спрашивает его, не с банановоза ли он.
Иванов отрицательно покрутил головой и начал тыкать пальцем в «Оренбург», добавляя при этом уже известное «но компрендо», и для пущей убедительности произнёс, ударяя себя в грудь, знаменитую фразу из кинофильма: «Русо маринеро облико морале».
Лица мужиков после такого заявления вообще расплылись в улыбках, и они, обняв Иванова за плечи, повели его, что-то приговаривая, к стопкам ящиков, готовых к погрузке.
Один из новых знакомых распахнул полы куртки, в которую был облачён, и вынул из ножен внушительный тесак.
Иванова непроизвольно посетила мысль: «Ну вот и хана пришла тебе, дорогой». Но новый знакомый и не подумал покушаться на его ничтожную жизнь, а распорол один из ящиков, в то время как второй мужик подставил полу своей куртки под посыпавшиеся из ящика апельсины.
Иванову был предложен один из апельсинов, и мужики жестами показали, чтобы он его попробовал. Иванов взял апельсин и попытался его очистить, но кожура оказалась настолько твёрдой и толстой, что он пальцами не смог её надорвать.
Тогда владелец ножа перевернул нож рукояткой к нему и жестами показал, чтобы их новый знакомый использовал его для очистки апельсина.
Взяв нож и аккуратно крест-накрест надрезав кожуру, Иванов снял её с плода.
Увидев его манипуляции с апельсином, один из новых знакомых воскликнул:
– О, интеллигенто!
Но Иванов, не обращая внимания на его эмоции, разломил апельсин и съел одну дольку.
Выражение лиц и слова мужиков однозначно обозначали их интерес к тому, понравился ли ему апельсин. Увидев их любопытные взгляды, Иванов понял их и, выпятив большой палец на руке, показал международный жест:
– Хорошо, гуд, перфекто, магнифико. – Откуда у него появился такой словарный запас, он и сам себе удивился.
Мужики поняли, что дружба завязалась, и принялись знакомиться. Одного из них звали Хуан, а другого Алехандро, а когда Иванов назвал своё имя, то они радостно принялись его повторять:
– Алексис, Алексис.
Мужик, что повыше и поплотнее, которого звали Хуан, обнял Иванова за плечи и подвёл к небольшой переносной будке, установленной возле выгруженных паллетов.
Около неё на земле лежали две сумки. Он приподнял одну, пошарил в её недрах и достал из сумки бутылку, заткнутую пробкой. Вцепившись в пробку зубами, он вынул её из бутылки и предложил Иванову попробовать содержимое. Что было в бутылке, Иванов не знал, но, во всяком случае, не молоко. Это он сразу понял по загадочному виду Хуана и Алехандро.
Иванов в нерешительности посмотрел на новых друзей, на открытую бутылку в своей руке, не зная, что ему в данный момент делать. Но Хуан, поняв его сомнения, взял его руку с бутылкой и мягко подталкивал её к лицу Иванова. В другой руке он держал очищенный апельсин и нежно, как мать ребёнку, приговаривал:
– Дринк, дринк, пить, пить, бебер.
И тут Иванов однозначно понял, что пить ему придётся, и совсем не прохладительный напиток.
Поднеся бутылку к носу, он понюхал, что же за питьё ему предлагают. В нос ударил стойкий сивушный запах, который он никогда ни с чем бы не спутал. Это был запах самой настоящей самогонки. Зная коварство этого напитка, Иванов выдохнул и сделал большой глоток.
Жидкость обожгла весь рот и гортань. Чувствовалось, что кубинская самогонка была намного крепче, чем сорок градусов.
Проглотив напиток, Иванов тут же засунул в рот, предложенный Хуаном апельсин.
Мужики от его действий были довольны и тоже сделали по глотку из бутылки.
Через пять минут языковой барьер был преодолён, и Иванов уже знал, что выгрузка ночью не ведётся и Хуан с Алехандро охраняют приготовленные апельсины. Что у них есть семьи и сколько детей у каждого. Что у Хуана есть даже любовница, хотя жена у него очень хорошая, но Хуан же мужчина сильный и его очень любят все женщины.
Переносная будка была открыта, и оказалось, что и у Алехандро была точно такая же бутылка, которая вскоре была опустошена. Откуда-то взялся небольшой транзистор на батарейках, и Хуан для разнообразия включил его. Это был, наверное, ночной канал, и одной из песен, несущихся из него, была «Санта-Лючия».
Когда песня закончилась, мужики уже сами, в своём собственном исполнении начали демонстрировать Иванову вокальные данные. Ох, как они заливались! И Иванов им вторил, хотя, кроме слов из припева «Санта-Лючии», ни одного слова больше не знал.
Песня ему нравилась. Она в исполнении Робертино Лоретта частенько передавалась и по советскому радио, но так как тот исполнял её на итальянском языке, слов этой песни Иванов не знал, кроме припева.
Оказывается, что все они не только любят эту песню, но и смотрели фильмы с участием Раджа Капура «Господин 420» и «Бродяга». Но ни Иванов, ни его новые друзья слов песен из этих фильмов не знали, так что орали только мелодии.
Всё бы было замечательно, но Иванов посмотрел на часы и увидел, что до сдачи вахты ему осталось всего пятнадцать минут. Надо было идти поднимать третьего механика на вахту.
Мужики его поняли и отпустили, взяв обещание, что Иванов обязательно вернётся.
Иванов без проблем взобрался на трап. Вахтенного матроса на палубе не было, поэтому он незамеченным прошёл к своей каюте.
Чтобы и дальше не светиться, и не шарахаться по коридорам, он набрал номер телефона третьего механика и постарался придать своему голосу более-менее трезвые нотки.
– Серёга, – важно проговорил Иванов в телефонную трубку, – подъём, и зайди ко мне. Дело есть.
Тот что-то недовольно пробурчал, но Иванов этого уже не разобрал.
Минут через пять Серёга заглянул в каюту к Иванову.
– Чё надо? Чего звал? – недовольно проговорил он, но даже в полумраке каюты разглядел Иванова и неподдельно удивился: – И где это ты так?
– Там, – Иванов широким жестом указал на переборку, ведущую в коридор, – с охранниками.
– Ну, ты даёшь! – непроизвольно удивился Серёга. – Когда успел? Ведь только встали, – но тут же поинтересовался: – И чего пили?
– Самогонку, местную, – признался Иванов, уже еле ворочая языком. – Крепкая, зараза. Но я больше не могу пить. Спать хочу. А они меня там ждут.
– Да куда тебе! – замахал руками на Иванова Серёга. – Ложись. Никуда ты не пойдёшь. Не хватало ещё на помпу нарваться, тогда вообще визу закроют.
– Но они же меня там ждут, – упрямо настаивал Иванов.
– Я за тебя схожу, извинюсь, скажу, что ты устал, – начал уговаривать Иванова Серёга.
– Ну, тогда, – Иванов вновь упрямо мотнул головой, – сам сходи и возьми тропикан в холодильнике и им отдай. – Он попытался встать, но что-то у него это не получилось.
Серёга уложил друга на диван, достал из холодильника две бутылки тропического вина, которое выдавали за нахождение в тропиках – на этот раз было «Саперави», – и вышел из каюты.
В обед он зашёл к Иванову и угостил апельсинами, рассказав об охранниках и о том, что он их оставил спокойно спящими в будке.
Вечером экипаж вывезли в гостиницу, потому что судно было поставлено на фумигацию. В гостинице они прожили три дня.
Хосе и Алехандро Иванов больше не видел, а с Серёгой они работали вместе ещё долго. Потом судьба раскидала их по разным пароходам, и встретились они только лет через пятнадцать, когда и Серёга, и Иванов уже работали старшими механиками. Вспоминали время совместной работы, слушали песню «Санта-Лючия» и от души подпевали Робертино Лоретта.
08.10.2021
Кино
Переход от Находки до Панамского канала занял почти месяц. От канала до Сьенфуэгоса дошли ещё за трое с лишним суток. За это время все фильмы, которыми «Трансфлот» Находки снабдил «Оренбург», был просмотрены.
В начале перехода фильмы крутили чуть ли не каждый день, но помполит решил, что это уж очень часто – так развлекать экипаж, поэтому крутить фильмы стали через день.
Дальше – хуже. Через день стали крутить те, которые просмотрели, а не просмотренные фильмы – по субботам и воскресеньям.
Но, несмотря на все ухищрения, фильмы до прихода на Кубу были пересмотрены. Тут народ отвлёкся фумигацией, гостиничными развлечениями, поездками на пляж, а когда экипаж вернулся обратно на судно, то наступила тоска зелёная.
Героические фильмы про Фиделя по телеку смотреть надоело. В СССР и про своих героев полей и отважных секретарей парткомов осточертело видеть и читать. Местные новости никого не интересовали, да и были непонятны – знатоков испанского языка в экипаже не нашлось.
То есть делать было абсолютно нечего. Народ до полуночи забивал козла, играл в нарды, читали книги, которыми в Находке была обновлена библиотека. Каждый занимался кто чем мог. Лишь бы скрасить скучные длинные вечера, свободные от вахт и работ.
Механики и штурмана несли суточные вахты. Так что в один из таких серых дней Иванов отбросил порядком надоевшую ему «Анну Каренину», чтобы не заснуть. Он уже третий раз начинал читать о сердечных переживаниях этой дамы и ужасно тяжёлой жизни дворян, но от такой нудятины, что творилась на страницах книги, его всё время непреодолимо клонило ко сну.
Он встал с дивана, потянулся, бесцельно посмотрел в иллюминатор и неожиданно для себя решил позвонить третьему механику.
Тот сразу поднял трубку телефона.
– Чё делаешь? – поинтересовался он у Серёги.
Услышав, что это звонит Иванов, Серёга нехотя – в трубку это даже было слышно – потянулся до хруста в суставах и, позёвывая, ответил:
– Балди пинаю, думаю, поспать или нет.
– Кончай дурью маяться, – прервал его Иванов, – заходи ко мне.
– А чего у тебя делать? – Даже в трубку телефона было видно, что Серёге абсолютно не хочется расставаться с мягким и уютным диваном. – Тропикана у тебя нет, как мне помнится. Чаем я уже под завязку залился. Он скоро у меня из ушей начнёт вытекать…
– Да нет, – прервал его Иванов, – идея созрела.
– Чё за идея? – неохотно переспросил Серёга. – Опять, что ли, поработать захотелось?
– Не угадал, – рассмеялся Иванов. – Покруче идея. Зайдёшь – узнаешь.
– Ладно, – лениво согласился Серёга. – Жди. Сейчас зайду.
Иванов уселся у банкетного столика и уставился на дверь, в которой вот-вот должен был появиться Серёга.
Тот и в самом деле стукнул костяшками пальцев для приличия о дверь и широко распахнул её.
– Ну и что это у тебя за идея зародилась, что ты мне житья не даёшь? – Серёга подозрительно уставился на Иванова, устраиваясь в кресле напротив своего друга.
– Слышь, – загадочно начал Иванов, – у нас фильмы свежие ещё есть?
– Чё за дурь ты гонишь? – Серёга со смешком посмотрел на Иванова. – Сам же знаешь, что нет.
– Я-то знаю, – закивал головой Иванов, – помполит знает, и все знают. А что надо сделать для того, чтобы они появились? – Он загадочно посмотрел на Серёгу.
– А до Находки ничего и не сделаешь, – с иронией ответил тот Иванову. – Вот если бы в порту было советское судно, тогда можно было бы поменяться с ними, а так что… – Он разочарованно развёл руками.
– Что, что? – не отставал Иванов от начинающего мыслить в нужном направлении Серёги.
– У филинов поменять, которые стоят по корме. – Серёга кивнул в сторону кормы.
– Но у них только порнуха и страшилки. Помполит не разрешит тащить эту байду на судно. А так у всех сейчас на пароходах видики. Только на советских ещё остались «Украины».
– Вот, вот, – постучал Иванов указательным пальцем по столу, – у всех видики. А на чехе, который стоит напротив нас, что?
– А кто его знает, что там? – удивился такому вопросу Серёга. – Может, видик, а может, и такая же «Украина», как и у нас. Ведь мы же все из социалистического лагеря. У них даже пароход гэдээровской постройки.
– Вот! – обрадовался Иванов, что Серёга его понял. – Истину глаголешь! А помполит знает, что у них установлено – видик или «Украина»?
– Наверное, нет, – пожал плечами Серёга.
– Так пойдём и спросим у него, а может быть, он нам разрешит смотаться туда на разведку да разузнать про фильмы. – Иванов радостно смотрел на Серёгу.
– Вряд ли, – засомневался Серёга. – Варгезов бы точно не разрешил. А этот – не знаю.
Варгезов, предыдущий помполит, списался перед этим рейсом в отпуск. Тот ни с кем не церемонился. Он на «Оренбурге» отработал двадцать лет и считал себя здесь хозяином. Его откровенно все побаивались. Многим морякам он испортил и жизнь, и карьеру буквально из-за мелочей. Поэтому при нём надо было следить за каждым своим словом.
Его сейчас подменял молодой мужик, которого прислали с лесовозов. А там, как по своему опыту знал Иванов, летом были полярные рейсы с самовыгрузками на необорудованное побережье Чукотки. И только на зиму они снимались на перевозку леса в Японию, Китай или Корею. На таких судах гнильца человеческая сразу вылезала наружу.
За месяц перехода помполит ещё никак себя не проявил, да Иванов с ним и не общался. Встречались они только за ужином в кают-компании да на редких политинформациях. Поэтому Иванов не знал, как к такому предложению, как сходить на соседнее судно за фильмами, отнесётся помполит.
Серёга почесал остатки волос на макушке и махнул рукой:
– А пошли спросим. Может, и разрешит. – Он с надеждой посмотрел на Иванова.
– Пошли, – тут же согласился тот и поднялся с кресла.
Дверь каюты у помполита была открыта, и через неё было видно, что хозяин каюты сидит на диване, уложив ноги на кресло, и читает книгу.
Иванов осторожно постучал о косяк двери и заглянул в каюту:
– Разрешите, Валерий Павлович? – поинтересовался он, ожидая приглашения.
Помполит, оторвавшись от книги, посмотрел на Иванова:
– А-а, – протянул он, – Алексей Дмитрич… Заходите, заходите. Что-то вы ко мне так ни разу и не зашли за весь переход, – начал помполит, поднимаясь с дивана.
– Да, – замялся Иванов, – всё работа да работа. Только вот сейчас появилось немного свободного времени.
– Дай вы проходите, – предложил помполит Серёге, который замаячил в дверях, – садитесь и рассказывайте, что привело вас ко мне.
Помполит сел на своё прежнее место на диване и с интересом разглядывал нагрянувших механиков.
– Да ничего особенного, – начал мямлить Иванов, но, набравшись духу, сразу выложил цель визита: – Разрешите сходить на чешский пароход, который стоит напротив, у того длинного пирса, за фильмами, – выпалил он и уже спокойнее, как бы в оправдание своей просьбы добавил: – Наши-то мы все пересмотрели, – и с нетерпением уставился на помполита, ожидая его реакции на свою просьбу.
Выражение лица помполита не изменилось, но он, выдержав паузу, спокойно ответил:
– Я думаю, что идти туда смысла нет. Судно у них новое, так что фильмов на бобинах у них не будет. Сейчас всё больше фильмы на кассетах смотрят.
– Но это же такое же судно, как и наши, типа «П», – встрял в разговор Серёга. – Я на таких работал и точно знаю, что у них в столовой есть будка для киноаппарата. У нас на «Пскове» мы постоянно кино смотрели, – горячо начал объяснять он.
– На наших-то судах это есть, я сам знаю, – согласился с Серёгой помполит, – но их судно может быть сделано по индивидуальному заказу. Тогда уж точно там помещения для кинопроектора нет.
Чувствовалось, что помполиту не нравится предложение механиков, но как отделаться от них, он ещё не придумал. Варгезов бы их даже на порог каюты не пустил и с первых же слов послал куда подальше, а этот ещё что-то думал.
Учуяв такую слабину помполита, Иванов принялся давить на его сочувствие:
– Да мы, Владимир Палыч, не столько на чеха хотим сходить, сколько просто походить вдоль причалов да размяться, посмотреть на пароходы, на Кубу. А то всё в машине сидим. Что-то засиделись мы за этот месяц. Развеяться хочется. А к чехам заодно зайдём. Просто поинтересуемся. Если есть фильмы – то отлично, а если нет – ну что ж, тогда… – Иванов развёл в бессилии руками и усмехнулся. – Тогда за спрос, я так думаю, нас оттуда не погонят.
Было заметно, что последние доводы Иванова сломили неуверенность помполита, и он решил:
– Ладно, уговорили, черти окаянные, сходите, – но тут же строго напомнил: – Но, чтобы с прогулкой не затягивали и к двадцати одному были на борту.
Иванов посмотрел на часы. Было начало седьмого.
– Большое спасибо, Владимир Палыч, – горячо начал благодарить помполита Иванов и, встав с дивана, заторопился к двери.
– Да! – остановил продвижение Иванова и Серёги помполит. – Обязательно запишитесь у вахтенного помощника в журнале увольняемых и получите у него пропуска.
– Ясно, – закивал головой согласный на всё Иванов, – сделаем обязательно.
– И чтобы переоделись и выглядели достойно, – дополнительно напутствовал он Иванова, который уже стоял в дверях.
– Всё будет хорошо. Не волнуйтесь, Владимир Палыч, – скороговоркой заверил Иванов помполита, и вместе с Серёгой они заторопились по трапам вниз, к каюте третьего помощника, который сейчас был на вахте. Ведь на всё про всё у них было чуть больше двух часов.
Оказавшись на причале, Иванов уже не торопился. До чешского парохода было не так уж и далеко. До него можно было дойти минут за двадцать неспешным шагом, а возвращаться на судно не хотелось. Можно было бесцельно побродить по причалам, поглазеть по сторонам. Да и погодка располагала к прогулке.
Было нежарко. Солнце ещё не зашло, но лучи его уже не обжигали. С моря дул слабенький ветерок, который приносил долгожданную прохладу, и вокруг стоял стойкий йодистый запах водорослей. Дышалось легко и свободно. Делать ничего не хотелось, а особенно торопиться.
Вскоре они подошли к намеченной цели.
Судно и в самом деле было новое, не то что их двадцатилетний, многое повидавший «Оренбург». Борта блестели свежей серой краской. Даже создавалось впечатление, что до прогуливающихся механиков доносился ещё её запах. На транцевой корме было чётко выведено название судна и порт его приписки. Прага. Вот это и было одной из причин, которые побудили Иванова на прогулку.
Поглазев и пройдясь вдоль судна, которое уже заканчивало выгрузку, они подошли к трапу. Парадный алюминиевый трап в корне отличался от трапа их судна. Он весь блестел и каждой своей ступенькой показывал, что он абсолютно новый и по его ступенькам ещё мало кто прошёлся.
– Ну что? – Иванов посмотрел на Серёгу. – Поднимемся?
– Конечно, – согласно кивнул головой тот, – а то чё мы сюда пёрлись, – и первым начал взбираться по крутому трапу.
На палубе, в отличие от «Оренбурга», где постоянно стоял вахтенный матрос с повязкой, никого не было. Да и сама палуба в корне отличалась от той, к которой привык Иванов.
Хотя у них она тоже была выкрашена и ржавчины нигде не было видно, но сквозь краску то тут, то там проглядывали слои старой краски и оббитой ржавчины. А здесь палуба была словно яичко, и, осторожно ступив на неё, Иванов испытал ощущение, что на ней можно поскользнуться, настолько она была гладкой и блестящей.
Подойдя к двери в надстройку, Иванов осторожно открыл броняшку и вошёл в коридор. Справа от входа находился грузовой офис. В нём были два человека, которые с интересом смотрели на появившихся гостей.
– Привет, мужики, – поприветствовал их Иванов по-русски.
– Здравствуйте, – ответил один из присутствующих также по-русски, но с небольшим твёрдым акцентом. – Что бы вы хотели узнать у нас на нашем судне?
– Мы с «Оренбурга», – начал разговор Иванов. – Рядом с вами стоим, – и рукой показал в ту сторону, откуда они с Серёгой пришли. – Хотели бы познакомиться да поговорить.
– Поговорить можно, – спокойно продолжил начавший разговор высокий парень, одетый в белый комбинезон. – Только поздно вы к нам пришли. Мы сегодня заканчиваем выгрузку и завтра уходим на Европу. – Он встал с кресла, на котором сидел у стола с документами, и, подойдя к Иванову, представился: – Я – Карел, второй офицер, а это мой вахтенный матрос Иржи.
Тот тоже подошёл к Иванову и крепко пожал его ладонь, но ничего не сказал – наверное, не знал русского.
– Я – Алексей, второй механик, а это мой друг Сергей. Он третий механик. – Иванов ответил на дружественные рукопожатия, что сделал и Серёга. – А мы только вчера вернулись из отеля. Нас туда поселили на время фумигации, поэтому раньше к вам ну никак не могли прийти и познакомиться, – как бы извиняясь, начал свои объяснения Иванов.
Хотя какие тут хождения в гости. Тут и так помполит еле отпустил, но марку моряков советского флота принижать не хотелось, поэтому Иванов продолжил интересоваться:
– Прочитали название порта приписки и удивились. Ведь в Праге нет моря, а пароход имеет такой порт приписки. Странно.
– Ничего странного, – улыбнулся Карел, – моря у нас нет, но флот у нашей страны есть. – Во время объяснения он немного путался в словах, но, чтобы избежать такого неудобства, предложил: – У нас капитан и старший механик хорошо говорят по-русски. Они учились в Одессе. Давайте я вас лучше к ним отведу. Вы там с ними обо всём сможете поговорить, а у меня много работы, – кивнул он на стол, заваленный бумагами, – и мне её надо закончить до отхода судна в рейс.
– Я не против, – пожал плечами Иванов. – Если ты считаешь, что так будет лучше, то пожалуйста…
Карел что-то сказал Иржи, и тот, показав рукой на дверь, предложил:
– Прошу.
А сам второй помощник поднял трубку телефона и принялся набирать номер.
Иванов с Серёгой последовали за матросом, который привёл их на третью палубу. Возле одной из раскрытых дверей стоял аккуратно одетый человек, который при виде гостей доброжелательно улыбнулся и на чистом русском языке обратился к ним:
– Рад вас видеть, товарищи, – и, протянув руку для рукопожатия, представился: – Я – старший механик этого судна, и зовите меня Александр.
Иванов с Серёгой в ответ пожали ему руку, представились и в нерешительности ожидали дальнейшего развития событий.
