Алексей Небоходов
Портрет с девятью неизвестными
– Вы уверены, что это горы? – резко бросила Катрин. Её глаза блестели подозрением. – Или это вы создаёте атмосферу, месье Моро?
Улыбка Пьера стала чуть шире, но ничуть не теплее.
– Атмосфера создаётся нами всеми, мадемуазель Лаваль. Мы привносим в неё то, что скрыто в наших сердцах. Но, возможно, отель действительно помогает раскрыть это.
Его слова повисли в воздухе, ещё больше усиливая напряжение. Никто не решался разрядить обстановку. Тишина, густая и давящая, вскоре воцарилась за столом.
Пьер первым нарушил молчание, медленно поднявшись.
– Благодарю вас за этот вечер, господа. Завтра вас ждёт много интересного. Надеюсь, ночь в «Ля Вертиже» подарит вам покой.
Один за другим гости начали подниматься. Их движения были осторожными, словно каждый из них не хотел показывать своего страха, но стремился покинуть обеденный зал как можно скорее.
Филипп задержался у камина, и его взгляд застыл на портрете:
– Эти фигуры… Они кажутся такими знакомыми, – пробормотал он.
Пьер мягко коснулся его плеча.
– Это всего лишь отражение нашего восприятия, месье Готье. Иногда мы видим в картинах то, чего там нет.
Филипп вздрогнул и покачал головой, пытаясь стряхнуть наваждение.
– Да, конечно. Возможно.
Когда последний из гостей закрыл за собой массивную дверь своей комнаты, в отеле воцарилась глубокая тишина. Только огонь в камине продолжал потрескивать, отбрасывая на стены призрачные тени.
Пьер остался один в обеденном зале. Он подошёл ближе к картине, и на мгновение его лицо, освещённое пляшущими языками пламени, стало похожим на одно из тех безликих изображений на холсте.
Он пробормотал что-то себе под нос, но его слова утонули в глухой тишине, которую уже никто не мог услышать.
Глава 2
Комната Леона Буше выглядела застывшей вехой прошлого. Воздух здесь загустел, пропитался запахами угля, старинного пергамента и тонким шлейфом алкоголя, который, казалось, исходил от самых стен. Лунный свет, робко пробиваясь сквозь тяжёлые бордовые шторы, очерчивал резные узоры на мебели, превращая их в причудливые тени. Зеркало, уставшее от веков отражений, искажало его фигуру, как будто пыталось показать нечто большее, чем сама реальность.
Эта комната жила своей жизнью – в ней ощущался странный баланс между творческим беспорядком и давящей меланхолией. Каждая деталь, от пыльных полок с книгами до истёртого ковра, будто шептала о давно забытых трагедиях и недосказанных историях.
Леон лежал на кровати, но сон был недосягаем. Его тело напряглось струной, а разум метался в замкнутом круге мыслей, возвращаясь к одному и тому же. Тени на потолке оживали, вырисовывая странные, уродливые образы, которые будто следили за ним. Пространство комнаты сужалось, а воздух становился всё тяжелее.
Он перевернулся на бок, но покой не приходил. В голове вновь всплыли события дня. Странная картина в вестибюле, изображающая маркиза де Сада среди бесформенных теней, не выходила из памяти. Картина притягивала, как магнит, вызывая одновременно и ужас, и странное восхищение. Что-то в ней ощущалось живым, почти реальным.
Леон бросил взгляд на зеркало. Его отражение смотрело на него с насмешливой гримасой, искажённое. Зеркало дразнило его, играло с рассудком. Его дыхание сбилось. Скинув одеяло, как груз, что давил на него, он поднялся.
Его босые ноги тонули в мягком ковре, когда он начал нервно ходить по комнате. Запах угля и алкоголя обострял ощущение замкнутости, вызывал лёгкое головокружение. Леон бросил взгляд на стол в поисках выпивки, но там стояла лишь бутылка, опустевшая после ночи, полной размышлений.
Едва уловимый звук разорвал напряжённую тишину – скрип двери. Леон замер. Полоска света прорезала темноту, заставляя комнату на мгновение ожить. Его сердце забилось быстрее.
Кто мог быть здесь, в этот час?
Дверь открылась чуть шире, и в проёме возник женский силуэт. Лунный свет очертил её тонкую фигуру, подчёркивая лёгкость белой ночной рубашки, которая казалась почти прозрачной. Это была Катрин.
Её появление было одновременно неожиданным и странно уместным. Она стояла, замерев и задержав взгляд на Леоне. Лёгкая улыбка тронула её губы, но в глазах читалась какая-то тревога.
– Леон, – произнесла она почти шёпотом, тихим, но уверенным.
Он смотрел, не веря своим глазам.
– Катрин? Почему ты здесь?
– Я не могла заснуть, – сказала она мягко, подходя ближе. – Всё думала о тебе.
Её пальцы, холодные и трепетные, скользнули по его щеке. Этот простой был невероятно нежным. Его дыхание участилось.
Катрин подошла ещё ближе. Её лицо оказалось так близко, что Леон почувствовал тепло её дыхания. Поцелуй был робким, почти невесомым, полным боязни нарушить что-то хрупкое между ними. Но в этом лёгком прикосновении скрывалось больше страсти, чем в любых словах.
Их тела тянулись друг к другу. Руки Леона обвили её талию, притягивая ближе. Он чувствовал, как её сердце бьётся так же быстро, как и его собственное. Её тонкая ночная рубашка скользнула вниз, открывая её обнажённое тело, освещённое холодным лунным светом.
Катрин была прекрасна, как древняя статуя, но в её движениях чувствовалась живая, необузданная страсть. Леон накрыл её губы своими, в поцелуе, полном жгучего желания. Их дыхание смешалось, превращаясь в единый ритм, который затмил собой всё остальное…
На следующее утро мягкий свет едва пробивался сквозь густые облака, обволакивающие «Ля Вертиж». В зале для завтраков царила тишина, нарушаемая лишь скрежетом ножей и вилок по тарелкам и приглушёнными разговорами. Внешне всё казалось обыденным, но чувствовалось, что гостям нелегко расслабиться.
Катрин Лаваль сидела в центре стола, сжимая чашку с чёрным кофе. Она глазами скользила по собравшимся, фиксируя малейшие детали их поведения. Филипп Готье лениво помешивал ложкой чай, бросая задумчивые взгляды на окна, за которыми туман тяжело опускался на склоны гор. Жанна Дюваль, обычно собранная, казалась особенно задумчивой: её взгляд то и дело прилипал к стенам, будто она искала что-то невидимое. Софи и Антуан Делькур говорили шёпотом, но их короткие фразы скорее напоминали формальность, чем живой диалог.
– Прошлой ночью мне совсем не спалось, – внезапно сказала Жанна, нарушив тишину. Её голос был негромким, но сразу привлёк внимание.
– Думаю, не только вам, – отозвался Филипп, поставив чашку на блюдце. – Этот отель… он словно давит на грудь, даже во сне. Хотя, может, это просто высота.
– Или картина, – добавила Катрин, подняв глаза от своей записной книжки.
Слова вызвали лёгкое напряжение. Никто не хотел открыто обсуждать полотно в вестибюле, но оно явно запечатлелось в их мыслях.
Тишину прервал скрип двери. В зал вошёл Пьер Моро, безупречный, как всегда. Его лёгкая улыбка выглядела привычной, но в глазах не было усталости, контрастирующей с измученными лицами гостей.
– Доброе утро, господа. Надеюсь, вы хорошо отдохнули, – произнёс он, садясь во главе стола.
– Не уверен, что здесь вообще можно отдохнуть, – лениво заметил Филипп, потягивая чай. – Ночью было слишком тихо. Даже ветер затих, как перед бурей.
– Тишина бывает обманчивой, – мягко ответил Пьер, отодвигая тарелку с круассаном. – Но и в ней есть своя красота.
Пауза затянулась, пока Катрин не нарушила молчание:
– А где Леон? Я не видела его с утра.
Её вопрос повис в воздухе, вызвав обмен встревоженными взглядами. Софи прикусила губу, Антуан нахмурился, а Жанна отвела глаза, будто избегая темы.
– Может, он просто спит, – заметил Филипп. – У него, кажется, была… насыщенная ночь.
– Или ушёл в деревню. Решил прогуляться, – добавил Антуан, стараясь разрядить обстановку.
Но никто не был уверен в этих версиях. Даже Пьер смотрел на пустое месте Леона чуть дольше, чем следовало.
– Наш персонал проверит, всё ли с ним в порядке, – сказал он невозмутимо. – Уверен, месье Буше ценит уединение. Вдохновение часто приходит в одиночестве.
Настороженность в его голосе не ускользнула от гостей. Катрин нахмурилась: её журналистский инстинкт подсказывал, что за словами хозяина скрывается больше, чем он говорит.
Разговоры за столом постепенно угасли. Гости ели и пили кофе машинально – их мысли витали далеко. Периодически кто-то бросал взгляд на дверь, словно ожидая, что Леон войдёт с очередной громкой репликой. Но дверь оставалась закрытой, а тишина – все такой же угнетающей.
Внезапно резкий скрип снова нарушил молчание. В дверях появилось смертельно бледное лицо служанки. Её руки заметно дрожали. Она склонила голову к Пьеру, избегая смотреть ему в глаза.
– Месье Моро, простите за беспокойство, но… это срочно, – её голос дрожал, выдавая страх произнести ЭТИ слова.
Пьер поднял глаза, и его лицо, обычно безмятежное, напряглось едва уловимым усилием. Он аккуратно сложил салфетку, положив её рядом с тарелкой, и поднялся:
– Прошу меня извинить, господа, – сказал он ровным голосом все с теми же нотками напряженности. – Я ненадолго.
Служанка поспешно вышла, за ней последовал Пьер, а дверь за ними тихо закрылась, оставив гостей в растерянности.
– Что это было? – пробормотал Филипп скорее себе, чем остальным.
Катрин нахмурилась, глядя на дверь.
– Что-то случилось? – предположила Софи, но её голос дрожал, как у человека, уже знающего ответ.
Филипп усмехнулся, но его улыбка была лишена тепла.
– Здесь всё случается, – произнёс он с горькой иронией. – Сначала эта жуткая картина, теперь ещё это. Что будет дальше?
Жанна молчала. Её лицо оставалось неподвижным, и лишь глаза выдавали, что она видит больше, чем остальные.
Время тянулось мучительно долго. Когда дверь снова открылась, в зал вошёл Пьер. Его походка была такой же уверенной, но лицо изменилось. Маска невозмутимости, которую он всегда носил, сползла. В его взгляде читалась странная опустошённость.
– Господа, – начал Пьер все тем же ровным, но теперь куда более напряженным голосом. – Мне придётся сообщить вам трагическую новость.
Зал замер. Даже треск дров в камине теперь казался оглушительным.
– Леон Буше… – Пьер замолчал, будто не находя нужных слов. – Его нашли повешенным в собственной комнате.
Слова упали, как камень падает в воду, разбивая напряжение на ее поверхности. Софи вскрикнула, прижимая руки к губам. Её глаза наполнились ужасом, она отшатнулась к Антуану. Тот резко поднялся, лицо его побледнело.
– Что вы сказали? Повешенным? Это… это невозможно! – выкрикнул он срывающимся голосом.
Филипп бросил быстрый взгляд на Катрин. Она сидела неподвижно, хотя глаза ее скрывали за собой целую бурю.
– Это невозможно, – прошептала она, не отрывая взгляда от пустой точки перед собой. – Он не мог…
Пьер кивнул, опуская взгляд на пол.
– Тем не менее, это так. Его комната была заперта изнутри. Никто не мог войти или выйти.
Жанна подняла голову и заговорила. Её голос звенел сталью:
– Вы что-то видели. Что-то необычное?
Пьер задержал на ней взгляд, его глаза слегка сузились. Он не ответил. Молчание было насыщено внутренней борьбой.
Гости переглянулись. Никто не находил слов, чтобы объяснить происходящее. Все чувствовали, что «Ля Вертиж» скрывает тайны, которые давно вышли за пределы человеческого понимания.
Ошеломлённые новостью, гости один за другим поднялись из-за стола. Их лица выражали смесь страха, недоумения и странного предчувствия. Даже Жанна, обычно сохранявшая самообладание, выглядела напряжённой от близости зловещих событий.
Пьер молча кивнул, приглашая следовать за ним. Глухие шаги эхом раздавались по коридору, где утренний свет еле проникал через узкие окна, будто сам отель не хотел освещать происходящее.
Комната Леона была погружена во мрак. Плотно закрытые бордовые шторы стремились отгородить это место от остального мира. Воздух загустел, пахло смесью угля, спирта и металла.
Гости остановились на пороге, не решаясь войти. Первым шагнул Пьер. Его уверенность исчезла, но он медленно открыл вид остальным.
Жанна, стоявшая ближе всех, будто прислушивалась к чему-то неуловимому. В центре комнаты, на массивной деревянной балке, висело тело Леона Буше. На его шее была затянута петля из простыни, голова склонена на плечо. Лицо выглядело спокойным, почти отрешённым, но руки, застывшие в жесте отчаяния, рассказывали другую историю. Под ним лежал опрокинутый стул, надломленная ножка оставила на ковре рваный след.
– Боже мой… – прошептала Софи, сжав руку Антуана. Она отступила за его спину, пытаясь спрятаться.
Филипп, обычно хладнокровный, застыл. Его губы чуть шевелились, но слова не находили выхода.
Катрин подошла ближе. Бесстрастное лицо контрастировало с глазами, которые выдавали смесь ужаса и профессионального интереса. Она медленно оглядела комнату: опустевшая бутылка, покрытое пылью зеркало, и открытый блокнот на столе.
– Это невозможно, – наконец произнесла она, её голос звучал хрипло. – Он не выглядел сломленным. Это не похоже на него.
Пьер отвернулся, прикрыв глаза рукой.
– Комната была заперта изнутри, – повторил он глухо. – Никто не мог войти.
Жанна вдруг шагнула вперёд. Её взгляд приковался к телу, но руки едва заметно двигались, будто что-то ощущая.
– Здесь есть что-то ещё, – тихо произнесла она, словно обращаясь к невидимому собеседнику. – Здесь остался его страх!
Антуан вспыхнул:
– Что вы хотите этим сказать? Это не время для загадок!
Жанна спокойно обернулась:
– Это не похоже на обычное самоубийство. Здесь что-то незавершённое.
Софи ахнула и отступила назад. Её руки дрожали, сжимая плечо мужа.
Катрин подошла к столу, задержавшись глазами на блокноте. Её пальцы пробежали по страницам, испещрённым угольными набросками. Среди них был рисунок – грубый и торопливый, но узнаваемый. На листе изображалась картина из вестибюля: Маркиз де Сад и девять безликих фигур. Теперь одна из них обрела лицо. Лицо Леона.
– Вы только посмотрите, – сказала Катрин, поднимая блокнот так, чтобы остальные могли видеть.
Филипп шагнул ближе и, едва взглянув на рисунок, вздрогнул.
– Нет, это не может быть… – он нервно облизнул губы. – Это просто совпадение. Он рисовал это вчера… или раньше. Мы же все видели эту картину.
– Но почему он добавил себя? – хрипло спросила Катрин, встретившись взглядом с глазами Пьера.
Он промолчал, но его лицо стало ещё бледнее.
– Это ничего не значит, – наконец сказал он, но теперь его голос звучал жёстче, чем обычно. – Леон был эмоциональным человеком. Возможно, картина произвела на него сильное впечатление. Не стоит делать поспешных выводов.
– Это не просто впечатление, – холодно возразила Жанна. – Здесь всё сложнее. Его смерть – не случайность. И уж точно не решение, которое он принял сам.
Комната погрузилась в тишину. Никто не решался ни согласиться, ни возразить. Взгляды метались, как если бы гости искали друг у друга поддержку или объяснение. Зеркало, покрытое временем, отражало эту сцену, будто наслаждаясь тайной, которую никто не мог разгадать.
Гости молча покинули комнату Леона. Коридоры отеля, казалось, удлинились до бесконечности, а шаги гулко звучали в гнетущей тишине. Каждый был погружён в свои мысли, словно сражаясь с невидимым врагом, притаившимся в стенах.
Когда они спустились в вестибюль, воздух там показался ещё тяжелее. Пьер обернулся к собравшимся. Его лицо, казалось утратившим уверенность. Он выпрямился и произнёс голосом, который звучал слабее, чем ему хотелось:
– Прошу всех остаться здесь. Нам нужно поговорить и решить, что делать дальше. Я не могу оставить это просто так.
– Поговорить? – переспросил дрожащим от ярости голосом Филипп. – О чём тут говорить? Это было самоубийство… Или нет? Мы что, будем расследовать это сами?
Катрин стояла чуть в стороне, неподвижная, встревоженная. Она медленно подняла взгляд.
– Леон не выглядел как человек, который мог наложить на себя руки. Я не верю, что он сделал это добровольно.
– Ты не веришь? – резко вмешалась Софи, вложив в крик все свое отчаяние. – А если это ты?
Эти слова ударили, как гром. Тишина в вестибюле стала ещё гуще. Катрин медленно повернула голову, замораживая Софи ледяным взглядом:
– Что ты сказала? – спокойно, не скрывая угрозы, спросила она.
– Я видела тебя, – твёрдо заявила Софи, пылая от страха и гнева одновременно. – Сегодня ночью. Я слышала, как ты вышла из своей комнаты. Я посмотрела в коридор. Ты шла к его двери. Ты зашла к нему.
Резко брошенные слова вызвали шквал недоверия. Все взгляды устремились к Катрин, в них читалось обвинение. Но она осталась неподвижной, даже выпрямилась, а голос зазвучал холоднее льда:
– Это ложь, – сказала она бесстрастно, но в её тоне ощущался гнев. – Я никуда не выходила. Ты ошибаешься.
– Ты называешь меня лгуньей? – голос Софи дрогнул, но она не отступила. – Я видела тебя своими глазами.
– Возможно, ты видела не то, что думаешь, – твёрдо произнесла Катрин. – Может, это была тень. Или кто-то другой. Но это была не я.
– Хватит, – резко вмешался Антуан, положив руку на плечо Софи. – Мы все на грани. Не нужно превращать это в фарс.
– Фарс? – жестко усмехнулся Филипп. – Один из нас мёртв. Теперь мы обвиняем друг друга. Что дальше?
Пьер поднял руку, жестом призывая к тишине. Его голос вновь звучал мягко, но настойчиво:
– Я понимаю, что сейчас непросто, – сказал он. – Но обвинять друг друга без доказательств – это не решение. Мы должны быть осторожны.
Жанна, молчавшая до этого, шагнула вперёд. Её взгляд задержался на Катрин. Она не собиралась обвинять, только преследовала свой странный интерес.
– Ты уверена, что не выходила из своей комнаты?
– Я спала, – холодно отрезала Катрин. – Это просто совпадение. Или игра воображения, Софи.
– Совпадение? – Жанна слегка наклонила голову, её взгляд стал пристальным. – Ты же понимаешь, что в таких местах, как это, совпадений не бывает.
Слова повисли в воздухе, как невидимая сеть, ловя мысли каждого гостя. Никто не решался их опровергнуть или поддержать. Но напряжение в вестибюле стало почти осязаемым, словно густой туман, медленно окутывающий их, изолируя каждого в его страхах и сомнениях.
Тишина была почти оглушающей. Каждый из гостей погрузился в свои мысли, пытаясь осмыслить происходящее. Взгляды скользили по углам комнаты в поисках чего-то зловещего.
Филипп вдруг остановил взгляд на картине над камином. Он выпрямился, его глаза расширились от ужаса.
– Господи… – выдохнул он. Его голос был едва слышен, но этого хватило, чтобы привлечь внимание остальных.
Все разом повернулись к нему, следуя за его взглядом. Их лица побледнели, словно из них выкачали кровь. Картина, где ещё утром были девять безликих фигур, изменилась. Теперь одно из лиц стало человеческим. Лицо Леона Буше. Оно выглядело таким же спокойным, как в комнате, но это спокойствие казалось чужим, почти насмешливым. Черты его лица – тонкие линии, угловатая форма скул – были точными, как на портрете, созданном при жизни.
– Нет… – прошептала Софи, хватаясь за руку Антуана, словно он мог защитить её от ужаса. – Это невозможно…
– Что это значит? – резко спросил Филипп дрожащим голосом. – Это какой-то трюк? Кто это сделал?
Катрин шагнула ближе. Она прищурилась, пытаясь найти в картине следы вмешательства, но изображение было безупречным.
– Это не трюк, – произнесла она медленно. – Эта картина действительно изменилась.
– Это – абсурд! – вмешался Антуан твёрдо. Но его руки выдавали напряжение. – Картина не может измениться сама. Кто-то должен был это сделать.
– Кто?! – громко спросила Жанна, по-прежнему глядя на полотно. – Все были наверху. Никто из нас не мог этого сделать. И никто из персонала не стал бы рисовать… это.
Пьер безмятежно стоял чуть в стороне. Он шагнул вперёд, окинув картину долгим взглядом.
– Картина… – начал Пьер, его голос дрогнул. – Это одно из старейших произведений в нашей коллекции. Она была здесь задолго до меня. Я слышал о ней странные истории, но никогда не верил.
– О чём вы? – резко бросила Катрин, поворачиваясь к нему. – Какие ещё истории?
Пьер чуть наклонил голову, словно колебался, но затем ответил:
– Говорят, она отражает то, что происходит в отеле. Не всегда, конечно. Только тогда, когда случаются вещи за пределами обычного.
– Вы хотите сказать, что она… живая? – выкрикнула Софи. Её голос сорвался, и она прижала руки к губам.
– Это только слухи, – мягко сказал Пьер, но в его голосе не было уверенности. – Я никогда не верил в это. До этого дня.
Жанна, не сводя глаз с картины, сделала шаг вперёд. Её лицо было сосредоточенным, как у человека, пытающегося уловить что-то неуловимое.
– Это не просто картина, – тихо произнесла она. – Я чувствую… она как зеркало. Она не только отражает, но и затягивает.
Её слова вызвали новую волну напряжения. Все молчали, не зная, как реагировать. В их глазах всё больше читался страх перед тем, что они не могли понять.
– Это нелепо, – бросил Антуан громче, чем требовалось. – Мы все напуганы, но это не значит, что нужно верить в мистику. Кто-то из вас это сделал. И пока мы не узнаем кто, никто не может быть в безопасности.
– Ты хочешь обвинить нас всех? – с вызовом спросила Катрин, прищурившись. – Может, ты сам это сделал?
– Я?! – Антуан шагнул ближе, его лицо покраснело. – Ты думаешь, я буду играть в такие игры, когда моя жена…
– Хватит! – громко сказал Пьер. Его голос разрезал воздух, как нож. – Мы не можем терять контроль. Если начнём обвинять друг друга, это нас и уничтожит.
Гости замолчали, но напряжение стало почти осязаемым. Густой воздух давил на грудь. Софи с трудом перевела дыхание. Её руки дрожали.
Жанна подошла к Катрин и спросила тихо, почти шёпотом:
– Ты видишь то же, что и я, не так ли?
Катрин на мгновение замерла. Её глаза встретились с глазами Жанны. В этом взгляде был ответ, который она не осмелилась произнести вслух.
Все снова посмотрели на картину. Лицо Леона было неподвижным, от него веяло чем-то чужим. Тьма на полотне казалась живой, и каждый чувствовал, что картина пристально наблюдает за ними.
Пьер стоял в центре вестибюля с мобильным телефоном в руке. Его обычно безупречное лицо теперь выглядело уставшим. Он нажал несколько кнопок, приложил трубку к уху и ждал. Гости переглядывались, но никто не решался заговорить.
Звук голоса диспетчера на линии прозвучал оглушительно.
– Это Пьер Моро, – ответил он, сдерживаясь. – Отель «Ля Вертиж», недалеко от деревни Лакруа. Нам срочно нужна полиция. Один из наших гостей… мёртв. Повесился в своей комнате. – Пьер на мгновение закрыл глаза, словно каждое слово отдавалось уколом. – Комната была заперта изнутри. И вызовите, пожалуйста, скорую.
Слушая ответ на другом конце, Пьер коротко кивнул, и добавил:
– Мы будем ждать. Спасибо.
Закончив разговор, он убрал телефон в карман, но не сразу посмотрел на гостей. Лишь спустя мгновение его взгляд скользнул по собравшимся. На его лице не было паники, только усталость.
– Полиция и скорая уже выехали, – сказал он. – До их приезда я прошу вас оставаться спокойными. Не покидайте вестибюль без необходимости.
– Спокойными? – резко отозвался Филипп, его голос прозвучал громче, чем он рассчитывал. – Кто может быть спокойным, когда здесь, в этом проклятом месте, мёртвые начинают появляться на картинах?
Эти слова вызвали дрожь у всех. Несколько человек снова посмотрели на зловещую картину с маркизом де Садом. Лицо Леона, добавленное к безликим фигурам, словно насмехалось над ними своим жутким спокойствием.
– Это не может быть совпадением, – вмешалась Жанна. Её голос был тихим, но твёрдым. – Картина что-то отражает. Мы не можем этого игнорировать.
– Отражает? – с вызовом бросил Антуан, скрестив руки на груди. – Это просто старинная чушь. Кто-то сделал это. Возможно, даже ты, Жанна. Ты же говорила, что "чувствуешь" её. Может, ты и нарисовала это лицо?
– Ты серьёзно? – Жанна не отступала, её взгляд был холодным. – Думаешь, я за пару минут изменила картину, которой, возможно, сотни лет? Ты совсем потерял рассудок?
– Кто здесь потерял рассудок, ещё надо разобраться, – пробормотал Филипп. Он взял со стола бокал и сделал большой глоток. – Но если эта картина живая, как вы намекаете, то, может, она сама решит, кто следующий.
– Перестаньте! – голос Софи, обычно мягкий, неожиданно прозвучал громко. Она стояла, сжав руки на плечах Антуана, и дрожала, как лист. – Все мы напуганы, но это не повод переходить на крик. Никто из нас не виноват. Это должно быть… – она запнулась, её зрачки метались, как у человека, который ищет спасительный выход. – Это должно быть объяснимо.
– Объяснимо? – саркастично усмехнулась Катрин, впервые вмешавшись в разговор. – Скажи это Леону. Или тому, кто его туда загнал. Потому что я уверена – он туда не пошёл сам.
Её слова вызвали новую волну напряжения. Филипп поставил бокал на стол с таким звуком, будто хотел привлечь внимание.
– Мы даже не знаем, что именно произошло, – сказал он, глядя на Катрин. – А ты уже делаешь выводы. Почему? Может, у тебя есть причины говорить так уверенно?
– Что ты имеешь в виду? – холодно спросила она, не отводя глаз.
– Ничего, – протянул он, усмехнувшись. – Пока ничего. Но мы все знаем, что Софи видела тебя, заходящей к нему ночью. Или это тоже совпадение?
– Я уже сказала, это не была я, – отрезала Катрин. Её голос оставался спокойным, но в нём появилась стальная нотка. – Софи могла ошибиться. Или она видела что-то другое.
– Например? – скептически спросил Антуан. – Призрак?
Катрин не ответила. В бесстрастном взгляде мелькнула тень усталости. Она посмотрела на Пьера.
– Итак, полиция приедет, – сказала она. – Но что мы будем делать до их приезда? Просто сидеть здесь и спорить?
Пьер взвешивал её слова. Он взглянул на картину и на мгновение замер. Затем он ответил:
– До приезда полиции мы не будем предпринимать ничего, что могло бы помешать их работе. Я понимаю, что ситуация вызывает вопросы, но нам нужно сохранять хладнокровие.
– Хладнокровие, – повторил Филипп с горькой усмешкой. – Это легко сказать, когда в твоём доме люди умирают и появляются на картинах. Может, ты сам что-то знаешь, Пьер? Эта картина здесь наверняка не случайно.
Пьер посмотрел на него, но промолчал. Его лицо снова стало маской спокойствия, хотя напряжение оставалось.
Гости вновь замолчали. Их взгляды метались от картины к друг другу, к Пьеру, к пустым углам вестибюля. Время тянулось невыносимо медленно, а ощущение чего-то близкого и неведомого становилось всё сильнее.
Катрин сделала несколько шагов вперёд, остановившись у камина. Тени от пламени играли на её лице, подчёркивая твёрдость взгляда и прямоту осанки. Её голос прозвучал резко:
– Леон был сложным человеком, – сказала она, обведя собравшихся взглядом. – Да, он пил. Да, он был груб. Но это не значит, что он добровольно накинул бы петлю на шею.
Слова повисли в воздухе, так и не нашедшие своего места. Антуан нахмурился, его руки скрестились на груди.
– Ты хочешь сказать, что он не мог сделать этого сам? – спросил он, выказав в голосе больше вызова, чем интереса.
– Именно, – резко ответила Катрин. – Он был человеком, который винил всех вокруг, но только не себя. Его злость на жизнь не давала ему утонуть в апатии. Леон не искал смерти. Он выживал.
– Это всего лишь твоё мнение, – вставил Филипп, лениво прислонившись к стене. – Мы не можем знать, что творилось у него в голове, – иронично добавил он.
Катрин повернулась к нему, её глаза блеснули:
– Мы можем. По крайней мере, я могу. Потому что я разговаривала с ним. Я видела, как он спорил с самим собой, как цеплялся за свою работу, за искусство, за свою "музу", как он это называл. Даже пьяный, он держался за мысль, что однажды докажет всем, что они ошибались. Такие люди не заканчивают жизнь вот так.
Софи, до этого молчавшая, нервно поправила шарф на плечах и робко спросила:
– Но почему тогда он повесился? Мы ведь видели! Он был в своей комнате. Дверь была заперта. Как ещё это объяснить?
Катрин сделала глубокий вдох и посерьезнела.
– Это и есть главный вопрос, – сказала она. – Потому что это не самоубийство. Это что-то другое. Что-то, что заставило нас поверить, будто это было его решение. Но я уверена: он этого не делал.
Пьер, стоявший чуть в стороне, задумчиво потёр подбородок. Он смотрел буквально сквозь пол, перебирая в памяти события.
– Вы хотите сказать, – медленно произнёс он, поднимая глаза на Катрин, – что кто-то сделал это с ним? И как тогда объяснить запертую изнутри дверь?
– Возможно, кто-то заставил его, – не отступала Катрин. – Не физической силой, а чем-то другим. Психологическим давлением. Или…
Она замолчала. Тишина стала тягучей, как патока.
– Или чем-то, что мы пока не можем объяснить, – мягко, но тревожно сказала Жанна.
Её слова вызвали новую волну напряжения. Антуан фыркнул и бросил на неё скептический взгляд:
– Вы хотите сказать, что здесь замешано что-то сверхъестественное? – спросил он с насмешкой. – Это абсурд.
– Это не абсурд, – спокойно ответила Жанна. – Это объяснимо, если выйти за рамки привычного. Я не утверждаю, что знаю, что это, но чувствую, что здесь произошло что-то большее, чем просто трагедия.
– Конечно, ты это "чувствуешь", – холодно бросил Филипп. – Ты ведь экстрасенс, не так ли? Что ж, может, расскажешь, что за духи явились бедному Леону?
Жанна выдержала его взгляд, укрыв лицо за маской бесстрастности.
– Я ничего не утверждаю, – ответила она. – Но это место полно тайн. И если мы их не раскроем, боюсь, Леон не будет последним.
Эти слова холодным ветром пронеслись по вестибюлю, заставляя каждого вздрогнуть. Даже Пьер, старавшийся держать лицо, опустил глаза, словно пытался что-то скрыть.
Катрин снова заговорила. Её голос прозвучал твёрдо, как у человека, уверенного в своей правоте.
– Мы можем спорить о причинах сколько угодно, – сказала она. – Но факт остаётся фактом: Леон не был тем, кто добровольно накинул бы петлю на шею. Если вы этого не понимаете, задумайтесь – возможно, в этом отеле происходит нечто, что действительно выходит за пределы нашего понимания.
Каждый задумался, но никто не осмелился ничего добавить. Тишина вновь захватила вестибюль, и в этой тишине все ощутили, как стены вокруг них словно сжимаются, оставляя всё меньше места для сомнений.