Алексей Нестерук
Смысл вселенной. О скрытой богословской преданности в современном космологическом нарративе
Предисловие
Эта книга ставит перед собой двойную задачу: c одной стороны, она призвана внести вклад в диалог между Христианским богословием и наукой, с другой стороны, она имеет самостоятельный интерес как философская экспликация мотивов, движущих современную космологию с акцентом на центральной роли человеческой личности в формировании смысла того, что называется вселенной. При этом, поскольку человек понимается в контексте отношений с Богом, космическая история, артикулируемая наукой, интерпретируется как включенная в порядок человеческой истории спасения, а не наоборот.
В отношении первой задачи данная книга представляет собой дальнейшее развитие идей диалога между наукой и богословием, сформулированных мною ранее в книгах Light from the East. Theology, Science and Eastern Orthodox Tradition. Minneapolis, Fortress Press, 2003 (перевод на русский язык под названием «Логос и Космос. Богословие, наука и Православное предание», Москва: Библейско-Богословский Институт св. Апостола Андрея, 2006) и The Universe as Communion. Towards a neo-Patristic Synthesis of Theology and Science, London, T&T Clark, 2008. Моя позиция в отношении диалога между богословием и наукой претерпела существенные изменения, склоняясь к убеждению, что богословие и наука не могут вступить в такой диалог на равных началах. Православное Христианство подходит к богословию как опыту общения человека с Богом в условиях физической вселенной. Жизнь понимается как богообщение, так что все другие типы человеческой деятельности (включая научное исследование) укоренены в богообщении. Установить диалог между богословием и наукой означает дать богословскую интерпретацию науки, то есть подойти к науке с позиции жизненного опыта, опыта существования вообще, предполагая, что существование не есть само собой разумеющееся, а является событием и даром. В таком подходе симметрия между богословием и наукой не может быть выдержана потому, что существование как богообщение предшествует всем возможным формам экспликации этого существования в науке. Подобная асимметрия в диалоге между богословием и наукой проявляет себя как определенная априорная богословская направленность сознания исследователя, установка, вовлеченность и преданность методу богословской интроспекции содержания научных теорий. Богословская установка означает преднамеренный подход к науке «через призму веры», например, веры в истину существования.
Плавный переход ко второй задаче данной книги может быть осуществлен при условии понимания того, что богословская установка предполагает сугубо философское прояснение предпосылок той согласованности между разумностью человека и рациональностью вселенной, которая делает возможным само существование космологии. Целью прояснения этих предпосылок является создание обоснованной почвы для диалога между космологией и богословием, а также прояснения пределов применимости и претензий на истинность положений космологии. Поскольку экспликация богословской установки предполагает применение методов и достижений философии, то провести строгое различие в этой книге между чисто богословскими аспектами и философскими достаточно сложно. Такое переплетение богословия и философии имеет исторический аналог не только в христианской патристике как христианизированном эллинизме, где античная греческая философия получила свое «обоснование» со стороны бесконечных задач человека, понимаемого религиозно в контексте истории спасения, но и в современной манере французского философствования, в котором размыты строгие границы между философским и религиозным модусами интуиции и мышления.
В этой книге мы концентрируем внимание на трех принципиальных аспектах скрытой богословской установки в космологии: 1) осмыслению того, почему тема «человеческой личности» как центра раскрытия и манифестации реальности является центральной для богословия и космологи, а также диалога между ними; 2) прояснение смысла того, что значит удержать присутствие трансцендентного в космологическом исследовании, проводимом в рубриках интенциональной имманентности (что в свою очередь проясняет смысл истинно человеческого как того, что не исчерпывается естественным порядком вещей); 3) прояснения космологии как исследования вселенной, вносящего определенный вклад в опыт сопричастия Творцу и осознанию всего сущего как зависимого от него.
Представляемый читателю текст во многом соответствует моей книге на английском языке The Sense of the Universe. Philosophical Explication of Theological Commitment in Cosmology (Fortress Press, 2015). Однако назвать данную книгу переводом нельзя, ибо ее содержание и структура изменены, добавлена одна глава, а стилистика изложения следуют нормам и правилам русского языка, радикальный перевод на который с английского невозможен. По мере работы над русским текстом возникла необходимость использовать дополнительные библиографические источники, а также пользоваться ресурсами, изданными на русском языке.
Поскольку предметом книги является космология, предполагается, что читатель знаком с последней хотя бы на популярном уровне. Для того, чтобы избежать трудностей в понимании физико-математической части космологии, мы практически не употребляем формул, заменяя их графическими представлениями.
Написанию этой книги способствовали множественные дискуссии и обсуждения с моими родными, друзьями и коллегами. Среди многих я хотел бы выразить чувство благодарности моим детям Дмитрию и Марку, а также моей жене Жанне за жизненную поддержку, литературное вдохновение и тщательное прочтение рукописи книги на предмет совершенствования ее стиля и языка. Мой друг Джордж Хортон заслуживает особой благодарности (как первый читатель частей книги, опубликованных в форме статей на английском языке) за многочисленные замечания и предложения. Я также хотел бы выразить мою признательность за обсуждения и дискуссии Кристоферу Дьюдни, Дэвиду Матраверсу, Рою Маартенсу, Могенсу Вегенеру, Антонио Самонсу, Аргириосу Николаидису, Адриану Лемени, Джону Баукеру, Джозефу Бракену, Джоелу Маттьюсу, Александру Али, Андреасу Марку, бр. Кристоферу Марку, Александру Солдатову, Андрею Грибу, Андрею Павленко, Григорию Гутнеру, Руслану Лошакову, Александру Шевченко, Татьяне Литвин, Марине Васиной, Дмитрию Бирюкову, прот. Кириллу Копейкину, свящ. Константину Литвиненко, сестре Терезе Оболевич, Роману Туровскому. Я получил существенную поддержку со стороны университета г. Портсмута (Великобритания), выделившему время для проведения исследования и апробирования его результатов в моих лекционных курсах по математической физике и истории и философии математики. Библейско-Богословский Институт им. св. Апостола Андрея в Москве (ББИ) предоставил мне возможность изложить многие идеи в лекционных курсах по космологии и богословию, прочитанных на летних институтах в 2005-2016 годах. Я также благодарен ББИ за приглашение к сотрудничеству на различных конференциях, что сделало возможным обсуждение идей книги широкой аудиторией. Поскольку исследовательский проект, связанный с этой книгой, имеет долгую историю, научное исследование и публикация его результатов были в той или иной мере поддержаны «Фондом Джона Темплтона по науке и религии» через многочисленные гранты, включая #1573 (2001 г.) и #11921 (2006 г.), а также Европейские проекты и мероприятия, на которых идеи книги были обсуждены. Я хочу выразить мою искреннюю благодарность Фонду за эту поддержку.
Введение
Наука выросла из богословия, и все ученые, независимо от того являются ли они атеистами или теистами, … признают по существу богословский взгляд на мир.
(Paul Davies, Are we alone?, p. 90–91)
Будучи единственными в мире само-осознающими существами, мы, в то же время, являемся сознанием мира…Мы не можем осознавать самих себя, не осознавая при этом мира и того, что в нем. Чем лучше мы знаем мир, то есть чем больше мы осознаем его, тем больше мы имеем представление о себе.
(Dumitru Staniloae, Experience of God, p. 3)
Если человеческая личность стремится к бессмертию, она должна в ее индивидуальной и коллективной жизни осуществить модальность истинно существующего, то есть логику отношений, находимых в космической гармонии.
(Christos Yannaras, The Meaning of Reality, p. 133.)
Размышления о вселенной и тайна человеческого бытия
Предлагаемая читателю книга не является книгой о физической космологии, и она не занимается научно-популярной интерпретацией модных космологических теорий. Эта книга также не о «мета-космологии», то есть метафизическом расширении космологии, которое часто следует по пятам космологических теорий и идей, используя последние как полигон для иллюстрации известных философских проблем. Эта книга о смысле современных представлений о вселенной, исходящем из бытия человека, то есть смысле, который соотносит представления о вселенной с метафизической и богословской загадкой человеческого состояния в мире. Тем самым эта книга позиционирует себя в русле диалога между религией и наукой, а точнее, Христианским богословием и космологией. При этом задачей этой книги не является сравнение космологических идей с идеями о мировом бытии в различных философских или богословских системах. С точки зрения автора было бы нелепым соотносить, например, космологические представления отцов ранней церкви (укорененные в древнегреческой философии и астрономии) с экспериментальными или теоретическими результатами современной физической космологии. Аналогично, кажется разумным воздержаться от прямолинейной сравнительной герменевтики текстов Священного писания и современных трудов по космологии в попытке выявить некие скрытые лингвистические параллели: такое сравнение носило бы произвольный и случайный характер, не обоснованный ни потребностями богословия, ни логикой науки. Автор проводит философско-богословский анализ космологии, исходя из представления о фундаментальной несимметричности между космологией, как определенной формой деятельности и мышления, и рефлектирующим над ней философско-богословским сознанием. Эта несимметричность состоит в том, что несмотря на то, что философско-богословские мотивы неявно входят в состав любых рассуждений о вселенной, даже если они облечены в форму теоретико-физических уравнений, космология как научная дисциплина не в силах осуществить экспликацию этих мотивов. Мотивы, о которых здесь идет речь, проявляются в лишь в такой установке сознания, для которой очевидно специфическое положение человека в мире, будучи включенным во вселенную и, в то же время, содержащим вселенную как представление и артикулированную реальность внутри своего сознания.
Отсюда следует, что какое-либо наивное и прямолинейное «сравнение» или установление корреляций между современными математически оформленными космологическими идеями и богословски выраженным опытом общения с Богом, если и имеют какой-либо смысл, то лишь в контексте проблематики человека как носителя и выразителя как космологии, так и богословия. Ядром и основным содержательным моментом самого диалога между наукой и религией является человек, изнутри которого и происходит распад интенциональностей сознания на объектный и отчужденный мир с одной стороны, и на исходное предлежащее основание как мира, так и самого сознания, артикулирующего этот мир, то есть Бога, с другой стороны. При этом как богословие, так и космология оказываются переплетенными друг с другом просто в силу парадоксального положения человека как физико-биологического организма в этом мире, но и как носителя Божественого образа не от этого мира.
Проясним последний момент. Если задать вопрос «Зачем космология нужна богословию?», то приходит на ум простой эмпирический ответ. Поскольку сама возможность богословия определяется возможностью воплощенных носителей этого богословия, т. е. человеческих личностей, то для того, чтобы богословствовать, нужны необходимые физические и биологические условия существования этих личностей, которые, как нетрудно понять, укоренены в космических условиях. Именно космология эксплицирует эти необходимые условия. Отсюда следует, что любое богословское положение, выражающее опыт Божественного в мире, неявно содержит в себе истину о самом мире, в котором этот опыт имеет место.
Если же обратить предыдущий вопрос и спросить «Зачем богословие нужно космологии?», то реакцией на него будет следующее наблюдение. Космология рассуждает о фактическом состоянии дел в физической вселенной, не проясняя смысла этой случайной фактичности и, тем самым, не проясняя смысла достаточных условий, лежащих в основании возможности познания и экспликации вселенной человеческими личностями. Богословие интерпретирует этот момент, указывая на то, что только человек обладает рациональной способностью выходить за рамки физически конечного, то есть за пределы своего тела и непосредственного жизненного пространства, и интегрировать в своем конечном сознании представление о бесконечном и непреходящем. Сознание и разум являются такими характеристиками человеческого состояния во вселенной, которые не могут быть объяснены посредством сведения их к физическому, оставаясь, тем самым, невыразимой тайной, прояснение и интерпретация которой возможны только с помощью апелляции к богословию сотворения человека в Божественном образе. Соответственно, любое космологическое представление о мире является неявно богословски нагруженным, ибо оно основано на Божественном даре веры в реальность благого творения Благого Бога и на даре мысленного и словесного артикулирования вселенной как благодарственного приношения творцу.
То же можно кратко выразить, используя философский язык. И богословие и космология являются продуктами одной и той же человеческой субъективности, двумя разновидностями опыта жизни человека и осмысления своего положения в бытии. Отсюда следует, что никакое внутреннее экзистенциальное противоречие между этими двумя типами опыта невозможно. Противоречие возникает лишь тогда, когда опыт мира сводится к феноменальности объектов, в которой теряется присутствие человеческого взгляда на мир, а само устройство мира как его явленность, представляется содержанием некого развоплощенного субъекта. При этом упускается из виду то, что сама возможность и смысл такой объективной картины мира по-прежнему укоренены во врожденном «мгновенном синтезе вселенной», как неотъемлемой характеристике сознания реальной физической личности. Проницательный взгляд на космологические представления позволяет узреть присутствие человеческого субъекта даже в тех условиях, когда космология пытается «раздавить» этого субъекта под тяжестью астрономических находок, касающихся того, что жизни на Земле постоянно угрожают многочисленные факторы. Здесь проявляется истинная богословская преданность человека, как преднамеренная установка сознания, когда он всячески сопротивляется подобному, и ему удается сохранить внутреннюю убежденность в центральности своего положения во вселенной, из которого и происходит раскрытие и манифестация смыслов всех сил и процессов в ней. Экзистенциально-феноменологическая «деконструкция» космологии, восстанавливающая центральный статус личности во вселенной как раз и позволяет выявить скрытую богословскую установку в космологии. Такая «деконструкция» космологии, проясняющая ее смысл, позиционирует ее не как «нейтральную» форму мысли, а как нагруженную экзистенциальным содержанием, имеющим богословские коннотации. Сама философская рефлексия и научные теории оказываются внесенными в опыт существования, то есть в опыт сопричастия Божественному.
Итак, данная книга анализирует смысл космологических теорий, исходя из некой скрытой, философско-богословской «очевидности», присущей всем актам познания, в том числе и научного. Исходя из этой «очевидности» космология эксплицируется как определенный способ вопрошания о мире, а также о реальности человеческих существ. Такой философски и богословски «проясненный» взгляд на космологию, несмотря на его явное отклонение от магистрального курса науки, как нам кажется, является актуальным, ибо он проясняет не только экзистенциальный смысл того, о чем физические космологи говорят в отношении вселенной, но и того, что они говорят о самих себе как человеческих существах, воплощенных в этой вселенной и способных рассуждать о ней. Можно уточнить дальше, сказав, что основной интерес этой книги не столько о смысле физических реалий, которые космология пытается конституировать, сколько о самих способах этого конституирования, проистекающих из антропологических и психологических аспектов бытия человека и выражающих экзистенциальную тревогу этого бытия, его богословскую загадку. Наш интерес не в описании того, что есть во вселенной, как если бы это описание было самоочевидным и не подлежащим дальнейшему анализу, а в изыскании того, как это описание стало возможным, то есть в попытке ответить на вопросы «как» и «почему» в отношении объектов космологии. Естественно, это приводит к вопросам об основании самого вопрошающего сознания.
Поскольку подобная философская цель не может быть реализована без обращения к богословию, поиск конечных оснований космологического знания не может обойтись без определенного рода «богословской преданности» (“theological commitment”), то есть такой философской установки, которая содержит в своем истоке интерес в отношении природы и сущности познающего субъекта, понимаемого не в терминах просто живущего организма, а как уникальной и неповторимой личности, имеющей транс-мировое основание и цель1. Поиск исходных оснований и условий самой возможности познания вселенной, без которых космология была бы невозможна, эксплицирует скрытую богословскую установку в космологии (впрочем как и любом сознании, озабоченным тайной своего существования2).
Анализ условия возможности познания называется в философии «трансцендентальным», и он имеет дело с двумя фундаментальными проблемами: 1) внутренне присущей связью между человеческим сознанием и возможностью ощущать, рассуждать и судить о вселенной: вселенная представима в мышлении и познании только как реальность конституированная в определенных границах, связанных со структурами воплощенной (в теле) субъективности; 2) именно в силу физической и эпистемологической несоизмеримости между вселенной и человеком, вселенная всегда остается трансцендентным фоном любого трансцендентального познания. «Отношение» между вселенной и человеком установлено на основе принципов свободы, то есть свободного мышления (имеющего отношение к тому, что Кант в своей «Критике способности суждения» называл рефлективным суждением, а также к тому, что богословы называют свободной волей человека, сотворенного в божественном образе). Такая свобода предполагает, что вселенная и человек взаимодействуют так, что происходит взаимное конституирование человека и вселенной: вселенная оказывается никогда не законченным ментальным конструктом, в то время как человеческая субъективность оказывается само-корректирующимся структурным единством апперцепции, единством, проистекающем из размышления (и интуиции и воображения) о бесконечности вселенной. Богословский аспект этого трансцендентального анализа состоит в том, что человек остается свободным и ответственным в своем размышлении о вселенной, ибо такое размышление предполагает свободное действие, свободное суждение и свободный выбор теоретических опций, которые не подчинены ни строгости самих структур субъективности, ни материальному составу вселенной. Богословие также неявно содержится в предположении о возможности трансцендирования в актах познания, либо как попытке охватить несоизмеримое содержание вселенной, либо как сопротивление любым формам мышления, позиционирующим человека артефактом космического детерминизма, сопротивления отрицания способности человека избежать растворения в космическом и «раздавленности под грудой непрерывно растущего числа астрономических фактов»3. Наконец, богословская установка в трансцендентальном анализе космологии является приверженностью принципу, что сама фактичность субъекта трансцендентального познания, то есть человеческой личности, имеет свое основание только в сопричастии божественному, как подателю жизни и гаранту наличия в ней своего образа.
Изучение космологии через призму философски и богословски нагруженного разума не вполне гармонирует с современным способом видения реальности в образах научно представимого и осязаемого. В этом смысле подобное исследование не созвучно времени также, как и не созвучна времени сама философия, имеющая дело с аспектами бытия, которые не могут найти немедленного отклика со стороны широкой массы людей. Однако в этом и состоит преимущество философского вопрошания космологии, как автономного функционирования мысли поверх видимой реальности и массового сознания с присущей ему естественной установкой. Скептики и нигилисты, присутствие которых в среде интеллектуалов является знамением нашего времени (с их «позитивно-неопределенным» и сконструированным представлением о реальности, пытающимся навязать предвзятую трактовку исторических событий), могут возразить, поставив обезоруживающий вопрос: «А зачем, для чего? Для чего изучать основания вселенной?», или, соответственно, «Для чего понимать смысл человечности?». Ответ на это приходит из определения философии как любви к мудрости (philo-sophia) и к истине (aletheia), где любовь выступает определяющей характеристикой человечности. Вопрошать о смысле вселенной означает не просто ее познавать, но быть в сопричастии ей, в любви. Но тогда подвергать сомнению необходимость и ценность анализа познания вселенной значило бы исповедовать нигилизм по отношению к человеку как таковому: зачем нужна человечность человеческого? Это означало бы подвергнуть сомнению ценность всех экзистенциальных привязанностей человека по отношению ко вселенной, которые не подпадали бы под рубрики научного описания.
Философское осмысление космологии, которому посвящена эта книга, не является достигнутым и готовым к употреблению «знанием». Оно скорее принадлежит сфере тех вечных вопрошаний человека о смысле бытия, о которых можно судить лишь в рубриках так называемой «негативной достоверности» (certitude négative), аналогичной тому, что имеет место в богословии предания, где невозможно дискурсивно установить, существует Бог или нет (возможно только одно утверждение: определенно, но эта определенность негативная, лишь то, что на вопрос о существовании или несуществовании Бога не может быть дан ответ в рубриках разума). Аналогично этому, когда космология рискует рассуждать о «вселенной в целом», или же, что еще более отважно, о «мультивселенной» (multiverse – современная версия концепции множественности миров), вопрос о том, существуют ли эти уникальные образования как объекты, доступные научному анализу, остается без ответа. Нам доступна лишь «негативная достоверность» того, что ответ на вопрос «Что?» или «Почему?» в отношении вселенной как целого невозможен.
Соответственно наш подход к космологии, исходящий из контекста вечных (perennial) философских вопросов (таких как древнее греческое вопрошание «почему существование, а не не-существование?»), не может оцениваться на основании критериев, присущих самой космологии или просто здравому смыслу. Современная космология делает попытки ответить на вечные вопросы, однако формы мышления, используемые ею, не приспособлены к такого типа вопрошанию. Ибо космология не может раскрыть смысл самой себя; для того, чтобы понимать смысл космологии как разновидности человеческой деятельности вообще, нужен новый тип «вопрошания космологии», в котором мышление выходит за рамки того, о чем говорит сама космология. Здесь необходим, если так можно выразиться, «просветленный» разум, или, как говорил Ницше, «великий разум». С одной стороны этот разум соотнесен с воплощенным состоянием человека во вселенной и представляет космологию как определенный способ освоения мира, как постоянно продолжающееся воплощение человечества во вселенной (очеловечивание вселенной), а с другой стороны, тот же разум соотнесен с божественным образом в человеке, полноту которого человек пытается восстановить и осуществить, делая процесс гуманизации вселенной сопричастием Божественному.
Понимание космологии изнутри философски и богословски артикулируемой первичности экзистенции, то есть человеческой жизни, представляет собой свободное мышление, не ограниченное рамками науки, выходящее за ее пределы и вводящее космологию в круг проблем, связанных с осознанием человеческого состояния вообще. Здесь важно осознать, что подвергая космологию философскому вопрошанию, полагая первичность экзистенции, мы преодолеваем ее кажущуюся нейтральность по отношению к нам как ее творцам, тем самым продвигая наше понимание космологии как космологии в нас самих. Космология оказывается не только системой представлений о нашем космическом обиталище, но содержанием той перенасыщенной интенциональности присутствия вселенной, которая является выражением факта человеческого существования. Физическая космология производит много теорий вселенной, но она не мыслит в философском смысле (ср. с известным утверждением Хайдеггера о том, что наука не мыслит). Действительно, космология не осмысляет себя саму несмотря на попытки узаконить в академическом мире дисциплину под названием «философия космологии». То, что называют «философией космологии», являет собой мета-космологическое, то есть мета-научное, а не философское мышление. Поэтому глубокий философский смысл космологии как вида человеческого творчества во вселенной может быть просветлен лишь при условии осознания принципиального различия и разделения между ее частными теориями и мышлением вообще.
Для того, чтобы установить смысл космологии исходя из ее физических теорий, космология должна приобрести радикально рефлективную, трансцендентальную форму, то есть, по сути, стать философией. Трансцендентальное осмысление космологии означает, что ее теории должны быть подвергнуты критическому анализу с позиции опыта вообще. Для соотнесения космологических теорий с опытом, то есть с внутренней жизнью личностного сознания, оказывается эффективным феноменологический метод. Действительно, посредством феноменологической редукции (то есть приостановки суждений о теории и утверждаемых ею «фактах», как если бы они относились к внешнему миру) можно вскрыть значение космологических представлений с точки зрения функционирования и структур сознания. Феноменологическая редукция в данном случае преодолевает так называемую «естественную наивность», то есть верование в то, что космология имеет дело только с вещами внешнего мира. Цель редукции состоит в том, чтобы подвергнуть сомнению нейтральность утверждений космологии, их независимость и «объективность» по отношению к исторически случайным событиям познания, изнутри которых вселенная возникает как феномен и далее формируется представление о ней как о чем-то вшешнем. Сознательная жизнь, подразумевающаяся здесь, понимается не столько как эмпирическая и психо-физиологическая, сколько как трансцендентальное само-осознание, изнутри которого вселенная конституируется как его интенциональный коррелят. Обобщая, можно сказать, что изучение космологии через призму феноменологии позволяет вскрыть присутствие трансцендентальной субъективности, лежащей в основании всех ее теорий и артефктов, субъективности, преодолевающей границы своего воплощенного существования. Действительно, преодолевая естественную установку космологических суждений, содержание понятия «вселенной в целом» выступает структурным, и по сути конституирующим элементом сознания трансцендентального субъекта и опыта вообще. «Исключение из игры» случайных аспектов в познании вселенной, следующих из исторической случайности самого процесса познания конкретным воплощенным человеческим существом, позволяет взглянуть на космологию как на дискурс о трансцендентальном субъекте как том центре, из которого вселенная раскрывается и проявляется, и через которого она обретает свой собственный «голос» в соответствии с целесообразностью деятельности, присущей этому субъекту. Вселенная и субъект оказываются нераздельными просто в силу их исходной бытийной ноэтико-ноэматической неразделимости. «Исключая из игры» случайные элементы в познании вселенной, субъект осознает, что тотальность вселенной не может быть подвергнута редукции, ибо она нарушает структурную целостность сознания, приводя его к экзистенциальному парадоксу. В самой редукции присутствует конституирующий элемент, указывающий на границы познания вселенной.
Производимая нами трансцендентальная редукция не гарантирует, что мы не впадаем в «трансцендентальную наивность». Для того, чтобы избежать последнюю, нужно помнить о том, что артикулируемая реальность предполагает наличие трансцендентального субъекта как данного контекста и горизонта, изнутри которого эта реальность раскрывается. При этом трансцендентальный субъект по-прежнему функционирует как воплощенное существо, то есть изнутри мира физических вещей, где все конечные физические вещи даны этому субъекту как им же отконституированные. Со вселенной в целом ситуация другая, поскольку она не может быть конституирована субъектом по очевидным причинам. Ситуация оказывается обратной: сам субъект оказывается конституированным вселенной.
Для того, чтобы последнее утверждение было понятным, необходимо напомнить, что космология, как исторически конкретная наука, может произвести построение представлений о вселенной в целом лишь в условиях так называемой «позитивной недостоверности», то есть тогда, когда лингвистические и концептуальные указатели (signifies) вселенной, не исчерпывают содержания того, на что указывается. Другими словами, возможность феноменализации некоторых аспектов вселенной наша способность воспринять их с помощью познавательных способностей, не исключает существования во вселенной таких аспектов и планов существования, которые принципиально скрыты от нас. Можно привести простой физический пример такой сокрытости, а именно теоретически предсказанную скрытую массу и темную энергию во вселенной, физические носители которой до сих пор не найдены. Философским примером сокрытости вселенной может быть сама ее случайная фактичность, смысл которой вряд ли может быть раскрыт человеку вообще. Здесь возможна аналогия с апофатическим подходом в богословии, суть которого в том, что дискурсивные определения божественного никогда не исчерпывают содержания того, что можно было бы назвать его сущностью (ousia). Апофатизм предполагает свободу выражения опыта божественного в любых догматически приемлемых формах, ибо то, что выражается этими формами, обладает по сути бесконечным, неисчерпаемым содержанием (укорененным в бесконечном многообразии отношений между Богом и человеком). То же самое справедливо и по отношению ко вселенной как целому: ее практическая бесконечность и несоизмеримость с воплощенным сознанием человека делает возможным любое научно-обоснованное выражение опыта ее познания и жизни в ней, предполагая заранее, что вселенная никогда не сможет предстать в полностью конституированном виде. «Позитивная недостоверность» космологии как развивающейся науки, таким образом, трансформируется в «негативную достоверность» философии, когда трансцендентальный субъект может осуществить «негативно», но «достоверно» суждение о невозможности познания вселенной как целого, то есть как реальности «другого века», за пределами пространства, времени и любой возможности ее наименования4. Однако, несмотря на невозможность конституирования вселенной, человек остается человеком, он не растворяется в безбрежном космосе и не теряет ощущение своего места во вселенной как центра ее раскрытия и манифестации. Сопротивляясь давлению вселенной, желающей его укротить и доказать ему его собственную незначительность, человек формирует себя так же, как это происходит в животном мире, где окружающая среда формирует животный вид. Но последняя аналогия очень условна, ибо вселенная формирует человека через свою идею, свой идеал, через ощущение со-одновременности вселенной в целом и невозможности выйти из нее. Присутствие осознания этой целостности, как бы «видение вселенной извне», делает человека разумного человеком трансцендирующим. Действительно, именно в силу того, что человек не в силах конституировать вселенную, представить ее как конечный феномен, сам человек конституируем этой вселенной как объектом своего постоянного интереса и тревогой о своем месте в ней. Это значит, что тот трансцендентальный субъект, который призван осуществить феноменологическую редукцию с целью выявления неотъемлемого присутствия вселенной как горизонта сознания, есть субъект, меняющийся и формируемый этой самой редукций. Суммируя, можно сказать, что понимание смысла космологии предполагает понимание того, как формируется само-осознание человеком своего места во вселенной при одном важном условии: космологическая картина не уменьшает значения человека во вселенной как центра ее раскрытия и проявления. Чем больше космология доказывает, что человек есть «песчинка» во вселенной, тем больше человек сопротивляется этому «раздавливанию под грудой астрономических фактов» и пытается отстоять смысл своего существования. Именно в это смысле и можно говорить о том, что человеческое «я» конституируется (пусть даже негативно) вселенной.