Алексей Осадчук
Бастард
Глава 3
Неотрывно наблюдая за слабыми энергетическими отблесками в склянке, я не сразу заметил, что перестал дышать. Взволнованно кашлянув, я постарался взять себя в руки.
Подумать только! Настоящее энергетическое зелье! Вадома рассказывала мне о таких. Ее прапрабабка, очень сильная ведьма, умела варить подобные настойки. Да и то лишь в том случае, если удавалось собрать в местах силы подходящие ингредиенты.
В мое же время все заповедные места силы уже являлись собственностью аристократов. Так что нам с моей воспитательницей приходилось довольствоваться обычными травами, из которых при всем желании энергетического зелья не сварить.
Но в этом мире, я смотрю, ситуация складывается немного иначе. Даже у простого слуги есть возможность приобрести такое зелье. Вряд ли док продал его Бертрану только ради меня. Значит, все упирается в наличие денег. Что в моем мире само по себе является нонсенсом. Такие штуки у нас только для привилегированных. А про цены я вообще молчу.
Кстати, вопрос об одаренных встал с новой остротой. Они здесь есть и их должно быть намного больше, чем в моем мире. Кто-то же эти настойки должен варить? Да еще и в таком количестве, чтобы хватало даже простым слугам.
– Сколько он с тебя содрал? – обратился я к Бертрану.
Слугу мой вопрос смутил.
– Это не важно, господин…
– Говори, старина, – подбодрил я его. – Мне необходимо знать.
– Господин… – качнул головой Бертран. – Давайте вопрос денег оставим на потом. Вы живы и это главное. Сейчас же вам необходимо набираться сил. Выпейте сперва лекарство, а потом, когда вам станет легче, я вам все подробно расскажу.
Наши взгляды встретились. Старик явно намерен гнуть свою линию. Ладно… Не буду настаивать. Сейчас главное – не передавить. Можно сделать только хуже.
– Хорошо, старина, – кивнул я, делая вид, что поддался на уговоры. – Твоя взяла. Но мы обязательно вернемся к этому разговору.
Лицо старого слуги просияло. Сколько участия и обожания было в его взгляде. Неужели этот Макс Ренар был настолько конченой скотиной, что не замечал такого прекрасного человека рядом с собой?
Если это так, то мне придется очень долго выходить из этого образа. Иначе резкие перемены в моем характере все сразу заметят. Хотя всегда есть значимый довод в виде тяжелого ранения, вследствие которого и произошло переосмысление прошлой жизни молодого Макса Ренара.
– Вот и хорошо, молодой господин, – словно курица наседка тут же закудахтал вокруг меня старик. – Надо набираться сил. У вас еще вся жизнь впереди. А деньги? Ну что те деньги? Зачем они старому Бертрану, когда господин при смерти. Я так и сказал господину лекарю, как только вас привезли после дуэли. Но в тот раз он сказал, что настойка все равно не поможет и что вы так и так умрете. Поэтому не продал мне ее. Мол нечего зря тратить редкое зелье. Но теперь другое дело! Боги услышали мои молитвы!
Краем уха слушая бормотание слуги, я мотал все на ус. Значит, энергетические зелья все-таки редкая штука, пусть и не настолько, как у нас. А док, кстати, невзирая на риск потери одолженных денег Максу, не спешил его спасать. Любопытная деталь. Надо запомнить.
Но для каких-то окончательных выводов необходимо понять, насколько эта настойка эффективна. Вот сейчас и попробую.
Бертран, заботливо придерживая мою голову левой рукой, правой медленно поднес к моим губам пузырек, на горлышке которого имелась небольшая узенькая насадка. Сделанная из какого-то металла она имела продолговатую форму. Похоже на дозификатор.
– Лекарь предупредил, чтобы принимали по одной капле в день, – произнес старик, внимательно следя за узким носиком дозификатора.
Я хотел было спросить, не говорил ли док, что произойдет если превысить дозировку, но не успел. Маленькая огненно-алая капелька, радостно блеснув, упала мне на язык.
Я напрягся… Увы, но какого-то супер-чуда не произошло. Чужая энергия всего лишь на короткое время спровоцировала ускорение запущенных ранее мною процессов в энергосистеме. Мои ярко-голубые энергоканалы мгновенно поглотили тусклую алую капельку, будто ее и не было вовсе. По физическому телу пробежала волна приятного тепла. Вот, собственно, и всё. К слову, стимулирующие зелья Вадомы из обычных трав, да и мои тоже, имели более длительный и заметный эффект.
Док был прав. Эта настойка – не панацея от всех болезней. Она не вытащила бы Макса Ренара из могилы. По крайней мере, не с таким уровнем концентрации алой энергии в жидкости.
Я открыл глаза и увидел напряженное лицо Бертрана. Сколько надежды и ожидания было в его взгляде. А еще мне показалось, что он был удивлен чему-то.
– Спасибо, старина, – не стал разочаровывать его я. – Мне намного легче. Я уже чувствую, что скоро пойду на поправку.
Губы старика растянулись в счастливой улыбке, а на глазах выступили слезы.
– О, боги! Как я счастлив!
– Кстати, – я решил воспользоваться моментом. – Уверен, что ничего не случится, если я выпью все содержимое этого пузырька прямо сейчас.
Старик тут же испуганно посмотрел на меня и медленно отвел руку с пузырьком себе за спину.
– Господин лекарь строго настрого запретил так поступать, – произнес он.
Я с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза и не высказать все, что думаю об этом лекаре. Сообщать Бертрану о своих способностях я пока не спешил. Мне пока не было ясно, умеет ли старик держать язык за зубами. И не напугаю ли я его этой новостью. Думаю, с него пока хватит и моей амнезии.
– Давай поступим следующим образом, – начал мягко говорить я.
От моего тона, старик еще больше напрягся. Хм… Видимо, мой предшественник ранее использовал подобные интонации перед совершением какой-нибудь пакости.
– Я ведь не собираюсь выпить эту настойку залпом. Скажем, по одной капле с интервалом в полчаса будет в самый раз. Взгляни на меня. По мне разве видно, что лекарство мне как-то навредило?
– Но лекарь… – начал было старик.
– Ты же знаешь этих лекарей, – фыркнул я. – Не хотят брать на себя лишней ответственности.
В моем мире этот прием обязательно сработал бы. Все люди любят обвинять в своих бедах кого угодно, кроме себя. Врачам, «которые не умеют лечить» от простого населения достается особенно.
Но с Бертраном получилось наоборот. Он еще больше напрягся.
– Господин Робер знает свое дело. Он – один из лучших лекарей в этом городе. Я лично знаком с некоторыми, кому он помог.
М-да… Промах. Эх, скорей бы уже тело начало слушаться! Беспомощное состояние начинало раздражать.
– Но вы правы, – неожиданно произнес Бертран. – Мне доводилось видеть действие настойки из пыли алого пустыша на одного человека. После одной капли он мгновенно заснул и проспал целые сутки. Но его рана даже близко не была такой опасной, как ваша. Вы же, я смотрю, даже взбодрились.
Значит, все-таки мне не показалось. Бертрана удивило то, что после приема лекарства я сразу не вырубился. Видимо, энергетические зелья на обычных людей действуют иначе, чем на одаренных.
– Вот видишь! – обрадовался я.
– Два часа, – быстро произнес Бертран.
– Что? – не понял я.
– Интервал. Два часа. И если я вижу, что вы теряете сознание – мы останавливаемся.
Бертран вытащил руку с пузырьком из-за спины.
– Договорились, – кивнул я.
– Тогда ждем два часа, – произнес Бертран и достал из маленького кармашка своего жилета небольшой брегет на тонкой цепочке. – Сейчас без четверти пять. Предлагаю принять лекарство после ужина.
Я проводил взглядом часы слуги, которые он снова спрятал в кармашек. Явно серебряная игрушка. Любопытно, откуда такая вещь у простого слуги?
Заметив мой взгляд, Бертран снова достал часы и с грустной улыбкой показал их мне.
– Подарок вашей покойной матушки, – со вздохом произнес он. – Еще ни разу не подвели меня. Часовых дел мастера Бергонии знают свое дело. В детстве вы всегда любили играть с этими часами. Жаль, что ваша матушка не увидела, как вы росли.
А вот и удобный момент подвернулся. Можно начать задавать вопросы.
– Пока ждем, расскажи мне о ней, – попросил я, подражая его грустному тону.
И старик постепенно, благодаря моим наводящим вопросам, начал выкладывать всю подноготную Макса Ренара и его семьи. Бертран говорил без умолку, будто старался использовать удобный момент, пока хозяин внезапно подобрел, и выложить ему все, что у него скопилось на сердце за последние годы.
Я же, в свою очередь, был благодарным слушателем. Когда надо, я грустно вздыхал, иногда негодующе качал головой, удивленно таращил глаза – в общем делал все, чтобы разговорить старика. Мы даже пропустили намеченный прием лекарства. Вернее, Бертран пропустил. Я-то следить за временем не прекращал, но остановить старого слугу даже не подумал – уж больно любопытные и удивительные вещи он рассказывал.
Спохватился он только тогда, когда комнату накрыл сумрак. Выдав мне следующую дозу энергетического зелья, Бертран, кляня себя за болтливость, убежал готовить ужин. Когда он удалился, я тяжело вздохнул и закрыл глаза.
М-да, попал я. Но могло быть и хуже.
В свои неполных двадцать лет Макс Ренар успел уже покуролесить. Но судя по тому, как Бертран рассказывал о похождениях моего двойника, такое поведение для молодых отпрысков знатных родов было в порядке вещей. И в какой-то степени даже закономерным. Высокое положение родителей, вследствие чего – безнаказанность, плюс наличие денег, помноженное на молодые гормоны и вседозволенность. Короче, Макс Ренар не был исключением из правил.
Но имелись свои нюансы. А именно – печать незаконнорождённого. Макс был бастардом графа Фердинанда де Грамона. Нужно отдать должное папаше – дитя, рожденное в грехе, он признал и принял самое деятельное участие в его воспитании. Правда, фамилию, как и полагалось бастардам, Макс унаследовал от матери.
Бертран сказал, что граф очень любил мать Макса, которая к слову хоть и не являлась аристократкой, но была дочерью богатого столичного купца Паскаля Леграна. Его любимой дочерью, которая, увы, умерла во время родов. Макс, как и я в моей прошлой жизни, стал причиной смерти матери.
Несмотря на то, что Бертран всячески пытался говорить о матери Макса только хорошее, мне не стоило труда составить о ней собственное мнение.
Короче, мамаша была еще той оторвой. Когда ей исполнилось восемнадцать, она умудрилась сбежать с каким-то красавцем гвардейцем северянином и тайно с ним обвенчаться. Так она стала Анной Ренар.
Спустя некоторое время, когда прихваченные из отцовского дома деньги и личные драгоценности быстро улетели в трубу, вести веселый и разгульный образ жизни больше не представлялось возможным. Юная Анна, дочь купца из золотой сотни, с детства привыкшая к роскоши и армии нянек, неожиданно осознала, что жизнь без денег – это вовсе не жизнь.
Она написала слезливое, полное раскаяния письмо своему богатому папаше, который тут же примчался на помощь к любимой дочурке. Он быстро решил с гвардейцем-супругом вопрос с разводом, дав тому приличную сумму отступных, благо тот тоже более не горел желанием жить с избалованной оторвой. В конечном итоге, Анна, уже будучи Ренар, вернулась в столицу.
Первое время она жила затворницей, старательно играя роль несчастной вдовы. Именно за эту легенду заплатил папаня гвардейцу. Но спустя несколько месяцев начались еженедельные поездки на личном экипаже в столичный театр, посещения приемов и столичная жизнь снова подхватила и понесла юную Анну в направлении новых приключений.
На одном из таких приемов она влюбилась в графа Фердинанда де Грамона, который к тому моменту уже был женат и имел двух сыновей и трех дочерей.
Быстро вспыхнувший роман закончился рождением Макса и смертью Анны.
Разбитый горем Паскаль Легран после потери любимой дочери в пух и прах разругался с графом. О новорожденном внуке он не хотел ничего слышать. Он запретил всей своей семье под страхом лишения наследства даже упоминать о бастарде и его графе отце, которые, по его мнению, по сути, и стали причиной смерти его милой дочурки.
В общем, Макс Ренар воспитывался, как истинный аристократ, но только не в доме графа, а в старой столице, где у него был собственный особняк, слуги и учителя.
Единственным связующим звеном с купеческой семьей, как ни странно, и был Бертран, который всю жизнь прослужил Анне Ренар и, согласно ее предсмертному желанию, остался при маленьком бастарде.
Собственно, именно поэтому Макс и не любил старика, который своим существованием напоминал ему о его происхождении. Отсюда и отвратительное отношение к бедняге, которое с каждым годом усугублялось. Особенно в свете последних событий, поставивших жизнь юноши с ног на голову.
Дело в том, что Фердинанд де Грамон и еще несколько десятков представителей древнейших родов Вестонии участвовал в заговоре против своего короля Карла Третьего Победителя.
Изменники потерпели поражение и папаша Макса, а также его соратники были обезглавлены. Большая часть собственности графа ушла в казну, а часть была унаследована младшим братом Фердинанда, графом Генрихом де Грамоном. Кстати, именно младший братишка настучал в королевскую канцелярию о заговоре, чем и сохранил часть собственности брата-изменника. Король был щедр в те дни к своим сторонникам и союзникам, особенно на фоне массовых казней именитых заговорщиков на столичной площади.
Сыновья Фердинанда, также участвовавшие в заговоре, были казнены вместе с отцом, а дочерей и слегка тронувшуюся умом жену графа взял на содержание дядя-стукач.
Макса же, как бастарда, никто всерьез не воспринимал. Дядя выдал ему триста серебряных крон и выгнал взашей из подаренного отцом дома. Да еще и с наказом убраться подальше от столицы. Куда-нибудь на границу королевства.
Собственно, вот так Макс Ренар и оказался в небольшом городе на западе королевства Вестония под названием Абвиль, где и проживал последние девять месяцев.
Оказавшись без привычного присмотра нянек и учителей, он был очарован свободой. Рядом с ним тут же нарисовался отряд прилипал из разных бездельников, почуявших запах легких денег. Громкие гулянки и пьяные кутежи, дорогие наряды, подарки шлюхам, карты и кости – Макса на всех парах несло в пропасть, в которой, собственно, он в конце концов и оказался.
Три сотни крон, что по местным меркам – огромная сумма, за неполных три месяца были успешно потрачены. Оставшись без средств Макс не растерялся и начал активно одалживать деньги у местных аристократов, без зазрения совести прикрываясь именем дяди.
Первое время его охотно ссужали довольно крупными суммами, которые он продолжал тратить направо и налево. Но потом, когда до аристократов Абвиля дошел слух об изгнанном бастарде, все изменилось.
В кредитах было отказано, как и в посещении домов уважаемых граждан. Макс покинул дорогие апартаменты в центре города и переехал в маленький флигель доходного дома в торговом квартале.
Затем начались походы в ломбарды и к скупщикам, где Макс и оставил свое последнее более или менее ценное имущество. И как вишенка на торте – юный бастард умудрился нарваться на дуэль с профессиональным бретером из-за какой-то местной актрисульки.
Кстати, на мой взгляд, с этой дуэлью не все так однозначно. С этим мне еще предстоит разбираться – интуиция подсказывает, что этот Винсент де Ламар просто так от меня не отстанет. Ему же хуже.
Хотя я предпочел бы убраться из этого городка по-тихому. О чем и намекнул в разговоре с Бертраном. И снова дал маху. Моя идея старика напугала. Оказалось, что как только я тайно покину город, не навестив перед отъездом всех моих кредиторов, меня тут же объявят преступником, и в следующем городе первый же стражник будет в своем праве арестовать меня.
Единственная причина, по которой Макс до сих пор не оказался в долговой яме, это имя графа де Грамона, которое нынче имело вес в королевстве, особенно после того, как Генрих, пожертвовав родной кровью, показал преданность королю.
Кроме того, кредиторы все еще тешили себя надеждой, что влиятельный дядя смилостивится над своим непутевым племянником и оплатит все его долги. Причем бастард он или нет – не имеет значения. Древняя кровь, что течет в его жилах – вот, что важно. Сегодня непутевый племянник в немилости, но кто скажет, что будет завтра? Вдруг его сиятельству взбредет в голову снова приблизить бастарда брата? Такое происходило сплошь и рядом.
Только вот, слушая Бертрана, я нарисовал в своей голове совершенно другую картинку. Дядя Макса еще та сволочь. Предал родного брата, чтобы прибрать к рукам его собственность. И на племянника ему плевать. Он наверняка уже и забыл о нем.
Короче, так себе наследство мне досталось. Но есть и плюсы. Я жив.
Глава 4
Мои размышления прервал шум в другой комнате. Это вернулся Бертран. Он появился на пороге с небольшим подносом в руках, на котором стояла глиняная глубокая миска с чем-то горячим и источающим умопомрачительные ароматы. Также на подносе я заметил приличный кусок ржаного хлеба и внезапно осознал, что готов сожрать слона.
– Господин, – извиняющимся тоном, произнес Бертран. – Это все, что мне удалось добыть. Знаю, вам не по душе простая еда, но вам необходимо набираться сил. А чечевичная похлебка – самое то для такого дела. Говорят, что сам Генрих Третий Свирепый, прадед нашего короля, когда бывал в военных походах, ел из одного котла со своими воинами именно такую похлебку.
Ох, Бертран, Бертран… Знал бы ты, старик, чем мне приходилось иногда питаться…
Старик опустил поднос на табурет у изголовья моей кровати и со вздохом пробурчал:
– У этой мадам Ришар нет сердца… Сначала сменное белье и уборка, потом еда, теперь вот уже и дрова… Как можно быть такой злой и жестокой?
– Наши дела совсем плохи? – осведомился я, при этом не сводя голодного взгляда с миски с густой похлебкой. Рот тут же наполнился слюной.
Процесс регенерации требовал усиленного питания. Иначе при такой энергоактивности, источник очень быстро высосет все соки из физического тела.
Бертран же, не замечая моего состояния, продолжил жаловаться:
– Сущая мегера! Всего за три месяца задержали оплату, так она запретила приходить служанке убираться и менять постельное белье. Кухарка больше не дает еду. Хотя уборка и стол входили в оплату. А только что Жак, ее дворник, отказался выдать мне дрова. Мегера! Как есть мегера!
То-то я смотрю у нас здесь колотун. Стоп! Тогда откуда еда?
– И во сколько тебе обошелся ужин? – как бы между прочим спросил я.
– Ну, дык пять оболов за небольшой котелок похлебки, да два обола за буханку ржаного хлеба. Итого семь медяков. Но это еще по-божески. Вот пару дней назад я подал вам холодной телятины с картофелем, так чертовка с меня целых двадцать оболов содрала…
Старик вдруг осекся и испуганно посмотрел на меня. Учитывая тот факт, что Бертран купил дорогую настойку из своих личных сбережений, он, похоже, из своего кармана еще и кормежку хозяина оплачивал.
– И как давно я столуюсь за твой счет, старина? – я сейчас был похож на змея, что загипнотизировал бедную лягушку.
Старик опустил голову.
– С того момента, как мадам Ришар приказала не кормить нас, прошло уже три месяца. А за вашей одеждой и порядком в доме я сам слежу. Получше некоторых вертихвосток. Ну, еще дров сегодня прикупил.
– Напомни мне, сколько я тебе плачу жалования? – я поморщился, изображая головную боль.
Старик вдруг вздрогнул и поднял голову. В его широко открытых глазах читалось неприкрытое изумление. Похоже, я все-таки умудрился ляпнуть что-то.
– Вижу, господин Робер был прав, – прошептал он. – Вы действительно многое забыли…
– Мой вопрос обидел тебя? – участливо поинтересовался я.
Старик снова вздрогнул и поспешно запричитал:
– Господин! Как вы могли такое подумать?! Просто…
– Смелее, старина.
Бертран кивнул и произнес:
– Вы забыли, что сервам не положено платить, господин. Они следуют за своими хозяевами и живут их милостью. Когда-то я служил вашему деду, затем вашей матери и теперь согласно ее завещанию – я следую за вами.
Я сперва не совсем понял, что он хотел этим сказать, но потом до меня, наконец, дошло. Я нахмурился. Челюсти сжались сами собой. Выходит, Бертран – невольник?
М-да, кем я только ни был за мою короткую, но насыщенную жизнь. Но вот рабовладельцем пришлось побывать впервые… Динамика развития событий, скажу честно, так себе.
Я заметил, как испуганно отшатнулся от меня старик. Черт… Пришлось на мгновение прикрыть глаза и медленно выдохнуть.
– Господин… – прошептал он. – Я никогда не видел вас таким. Столько ярости и гнева было в ваших глазах! У меня от вашего взгляда даже мороз по коже. Будто из склепа могильным холодом дохнуло.
– Прости, что напугал, – улыбнулся я. – Ни в коем случае не бери это на свой счет. Кстати, раз уж мы заговорили об этом… Знаешь ли ты, где располагается контора ближайшего стряпчего? Который не слишком дорого берет за свои услуги, но с хорошей репутацией.
– Да, господин, – кивнул старик. – Есть контора господина Моро на восточной улице. Я слышал, как на рынке о нем отзывались купцы. Говорили, что он дотошный и аккуратный, а еще, в отличие от своих коллег, не очень дорого берет за свои услуги.
– Хорошо, – сказал я. – Тогда сделай вот что… Сходи-ка ты завтра в эту контору и попроси, чтобы господин Моро навестил меня, когда сможет.
Бертран абсолютно не удивился моей просьбе. Он лишь молча кивнул. Вероятно, это потому, что для него это была вовсе не просьба, а приказ господина, который он не собирался обсуждать.
Я снова поморщился, но быстро взял себя в руки.
– А теперь, – сказал я. – Давай-ка все-таки поедим. Пока это королевское лакомство не остыло.
Бертран усмехнулся и потянулся к ложке и миске.
– Скажете тоже… Королевское…
– Это не я, это ты так сказал, – изобразил я удивление.
– Я?! – округлил глаза Бертран.
– Ну а кто? – улыбнулся я. – Или это не ты тут мне все уши прожужжал о его величестве Генрихе Свирепом, который объедал своих солдат на привалах?
На беднягу Бертрана было страшно смотреть. Он мгновенно побледнел и, кажется, поседел еще больше. Я мысленно отвесил самому себе подзатыльник. Не хватало еще своими шуточками деда в гроб загнать.
– Выдохни, старина, выдохни! Я же пошутил! И покорми уже меня, наконец, иначе действительно похлебка остынет.
* * *
После сытного ужина я дождался, пока Бертран тоже поест, а потом попросил его провести ревизию всех пожитков Макса.
Итак, я стал наследником трех комплектов одежды. Пары сапог и пары туфель. Набора туалетных принадлежностей. Нескольких книг. В основном это были какие-то модные романы и сборники стихов. Небольшой шкатулки, в которой хранилась стопка каких-то писем и бумаг. Там же был обнаружен пузырек размером с куриное яйцо из мутного темно-коричневого стекла, увидев который Бертран здорово оживился.
Оказалось, что это были специальные чернила из пыли бурого пустыша. Просканировав пузырек истинным зрением, я, к моему удовольствию, обнаружил, что жидкость, содержащаяся в нем, имеет свечение грязно-бурого цвета.
Расспрашивать Бертрана не понадобилось, он сам все рассказал. Оказалось, что Макс умудрился сохранить ценные чернила, которые использовались для написания важных документов или писем. Хотя старик думал, что его непутевый хозяин уже давно занес их скупщику.
Бертран помнил, что Макс отдал за полный пузырек пять серебряных крон. По местным меркам – огромная сумма. Обычный писарь в Абвиле зарабатывал около двадцати пяти талеров в год или две с половиной кроны. А хороший каменный дом в приличном районе в этом же городе стоил около двух сотен крон.
Кстати, мне удалось вытащить из Бертрана информацию о цене за лечебную настойку. Лекарь содрал с него восемь крон. Тому же писарю пришлось бы копить на такое лекарство несколько лет. Но у него есть жалование. А у Бертрана, как у безвольного серва, его нет, но он каким-то образом умудрился накопить приличную сумму, часть из которой он добросовестно тратил на своего хозяина.
Док прав. Мой покойный двойник даже мизинца Бертрана не стоил. Ну ничего, теперь все будет по-другому.
Помимо дорогих чернил, в шкатулке нашелся кожаный кошель, в котором обнаружились последние сбережения Макса. Семьдесят шесть талеров и несколько десятков медяков.
Находка меня чрезвычайно обрадовала. Я-то уже, грешным делом, приготовился начинать свою новую жизнь без гроша в кармане.
А еще у Макса было много всяких бумаг и писем, с которыми мне еще предстояло разбираться. Кстати, как оказалось, читать на местном языке я тоже умел. Осталось понять – смогу ли я писать. Вот вернется контроль над всем телом, тогда и проверю.
Когда разбирались с вещами, я вспомнил о дуэли. Лекарь упоминал о шлеме, что спас мне жизнь. Значит, у Макса имелось оружие и доспех. Такие вещи здесь наверняка должны стоить приличных денег.
Увы, но Бертран спустил меня с небес на землю. Оказалось, что здесь действует некий дуэльный кодекс, согласно которому все имущество, что находится на соперниках, в случае проигрыша одного из них, переходит победителю. Видимо, именно поэтому Макс и не взял с собой кошель. Похоже, он все-таки знал, с кем свела его судьба, но все равно полез на рожон. Придурок…
Так что я теперь без оружия и доспеха, что в этом мире для дворянина недопустимо. Даже для бастарда. И если отсутствие доспеха еще можно как-то пережить, то без меча или, в крайнем случае, кинжала в приличном обществе появляться не стоит. Не поймут.
Этот факт заставил меня крепко задуматься. Нет, бои на мечах и другое холодное оружие не пугали меня. Мамору Ямада, в свое время взявший меня в ученики, когда мне исполнилось семь лет, стал моим проводником в «мир» меча, в котором я, благодаря своим способностям, очень быстро освоился.
Островитянин, за что-то изгнанный из своего клана и колесивший с нашим бродячим цирком по всему континенту, периодически давал представления, где я всегда ассистировал ему. Метания кинжалов, боевой танец с копьем, трюки с парными клинками – каждый номер Мамору был словно последней смертельной прогулкой.
Зрители будто загипнотизированные следили за каждым движением Ямады и бешено рукоплескали после каждого успешно исполненного трюка. Цирк очень много потерял, когда мой учитель исчез. В один прекрасный момент он просто ушел, не сказав ни слова и не простившись даже со мной, чем очень обидел меня.
Позднее Вадома объяснила мне, почему Мамору исчез так внезапно. Враги нашли его даже на континенте. Он не хотел подставлять всех нас. А в особенности – меня. В тот день старая цыганка отдала мне меч, который оставил для меня Ямада перед уходом. Ну, а опасные номера островитянина на манеже со временем продолжил исполнять уже я.
К слову, в нашем цирке меня не стеснялись эксплуатировать все кому не лень. Воздушные гимнасты, фокусники, дрессировщики, наездники, клоуны – все пытались передать мне «частичку своих знаний», чтобы потом свалить на меня часть своей грязной работы. Но я не роптал. Наоборот, я впитывал новые знания и оттачивал свое мастерство, что в последствии не раз спасало мне жизнь.
В общем, новая встреча с бретером, который, по сути, и прикончил Макса, меня не пугала. Я прекрасно знал, с какой стороны держаться за меч. Меня напрягало другое – мне придется потратиться на покупку нового оружия, что в текущий момент было очень некстати.
По правде сказать, ситуация, конечно, очень странная, и это – мягко говоря. На протяжении всего дня я периодически ловил себя на мысли, что все происходящее со мной абсолютно реально. Что вся эта возня с чужими пожитками, подсчеты долгов и цен на похлебку, это тело, эта комната и Бертран – это теперь моя новая жизнь.
С того момента, как я запустил остановившееся сердце в этом теле, для меня начался новый отсчет. И речь не идет о временной адаптации, как на заданиях в прежней жизни. Нет-нет… Это дряблое и слабое тело теперь мое. Я теперь Макс Ренар. Его проблемы – теперь мои проблемы.
Остаток вечера и ночь для моего организма прошли довольно продуктивно. Бертран, видя, что настойка никак мне не вредит, более того, с каждым приемом новой дозы я выгляжу все лучше и лучше, под давлением моих уговоров все-таки решился выдать мне оставшуюся жидкость, которую я и выпил залпом.
Сперва он, конечно, ворчал и упорно стоял на своем, но после очередной дозы в середине ночи я смог, наконец, пошевелить пальцами правой руки, и Бертран со слезами счастья на глазах сдался.
Должен заметить, этот смелый старик, будучи сервом, не подчиняясь моему приказу, по сути, сознательно шел на преступление. Он поставил мое здоровье выше собственной безопасности. Вследствие чего мое уважение и доверие к нему росло и крепло с каждым часом моего пребывания в этом мире.
Что же касается трюка с пальцами… Мне удалось провернуть его, благодаря тому, что я научился направлять алую энергию зелья в определенные участки энергоструктуры. Действовать, так сказать, точечно. Таким образом разрывы энергоканалов правой руки начали регенерировать быстрее.
После того, как я проглотил оставшуюся в пузырьке жидкость и направил ее на восстановление энергоканалов рук и раны на голове, на меня навалилась легкая сонливость.
Бертран, все это время внимательно наблюдавший за мной, был слегка встревожен. Пришлось брать себя в руки и успокаивать старика, уже начавшего жалеть о своем поступке. В конце концов, мне удалось его уговорить пойти поспать.
Как только Бертран покинул мою комнату и прикрыл за собой дверь, я облегченно выдохнул и полностью отдался мягким объятиям сна. Уже перед тем, как отключиться я дал самому себе четкую установку – с завтрашнего дня начать собирать всю доступную информацию об энергетических зельях. Я теперь знал, как ускорить процесс культивации.
Во сне я видел мою Таис. Правда, я ее сперва не узнал. Копна рыжих кудряшек куда-то подевалась. Теперь это были угольно-черные волосы, собранные в сложную прическу. На ней было строгое длинное платье и дорогие украшения.
Веселые веснушки тоже исчезли. Цвет глаз изменился на светло-карий. Я долго вглядывался в такое родное и в то же самое время незнакомое мне лицо, которое показалось мне холодным и непроницаемым, и не мог дать однозначный ответ на вопрос – моя ли это Таис?
Но вдруг произошло чудо, и она улыбнулась! Не так, как обычно – широко и открыто. Нет… Это была скорее хитрая и даже злая ухмылка, совершенно чуждая моей доброй Таис. Но её выдали ямочки на щеках. Те самые, при виде которых я прощал ей любую шалость в детстве.
Где ты сейчас, сестренка? Надеюсь, в лучшем из миров!
За миг до того, как мой сон рассеялся, я в последний раз всмотрелся в стремительно растворяющееся в воздухе видение. Мой взгляд скользнул по тонкой девичьей шее, которую обвивало драгоценное ожерелье из крупных кроваво-красных рубинов. Я напрягся. Что-то не так было с этими камнями… В них было что-то смутно знакомое… Но что именно, я так и не успел понять. Я проснулся.
