Алексей Пехов
Талорис
– Проходите, пожалуйста. Не стойте в дверях, господин. Будет ли вам удобно на этом диване, пока моя служанка готовит кальгэ?
Шарэт быстро покосился на лысого и, помявшись, направился к дивану, заставив Шерон задуматься, кто из этих двоих действительно главный.
– Вы учитесь фехтовать? – с ленцой спросил лысый, увидев ее меч, лежащий на сундуке, в котором хранилась одежда. – У почтенного мастера Шамси?
– Да.
Лысый направился к оружию, Шерон встала у него на пути, сказав вежливо, но решительно:
– Вы в моем доме, уважаемый. И вы пока мой гость. Если вы хотите посмотреть меч, спросите разрешения, как этого требуют ваши обычаи.
Его глаза остались безучастными:
– Я на службе… госпожа. А вы плохо знаете законы Эльвата. Но если вам так угодно, могу ли я взглянуть?
Она с неохотой отступила, понимая, что меч он берет не просто так, а опасаясь, что она его схватит. Что же происходит и зачем они здесь?
Лысый обнажил ее оружие, изучил клинок, потрогал большим пальцем, проверяя остроту кромки.
– Разве закон Карифа запрещает учиться защищать себя? – спросила она.
– Не запрещает, – согласился Шарэт. – В доме еще кто-то есть?
– Агсан, моя личная служанка. Вы ее видели. Кухарка, если не ушла на рынок. Еще приходит садовник, но сейчас его нет. И моя сестра, она наверху.
– Она может спуститься?
– Я так и не узнала, почему вы пришли, уважаемые. – Шерон смотрела с интересом, без раздражения, и ее спокойствие смущало их все больше и больше. – Городская стража что-то ищет в доме, где я живу? Или кого-то? Мне хотелось бы понять цели, что вы преследуете.
– Эм… – помялся Шарэт, подбирая слова. – Поблизости прячется опасный преступник, и наш долг найти его.
Шерон печально вздохнула:
– Мой дом не первый на нашей улице. Но уверена, уважаемый, вы не посетили другие семьи, а пришли сразу ко мне. Возможно, ваш начальник сможет мне ответить?
Лысый, на которого она теперь смотрела, недовольно нахмурился, а Шерон с некоторым сожалением пожала плечами:
– Простите, если все вам испортила. Но я не очень умею играть в игры, правила которых никто не удосужился мне объяснить, господин…
– Мое имя сейчас не важно. Торговец обвиняет вас в краже.
– Какой торговец?
– Мастер золотых дел одной из лавок Верблюжьего рынка.
– Я не заходила в такие лавки.
– Мы исполняем свою работу, госпожа, и отведем вас к судье, который рассмотрит жалобу. Ваша сестра спустится к нам?
Она могла бы спорить. Но сомневалась, что это поможет.
– Хорошо. Я ее приведу.
– Нет! – быстро сказал лысый. – Оставайтесь, пожалуйста, с нами.
– Боитесь, что я сбегу? Найду еще один меч? Уничтожу украденное? Моя сестра слепа. Она не сможет спуститься без чужой помощи. Если не доверяете – сходите за ней сами. Вы окажете мне услугу.
– Нэрзи. Проверь. Если она и вправду слепа, не тревожь ее.
Второй солдат, все это время молчавший, посмотрел на Шерон, и та сказала:
– По лестнице. Второй этаж, направо.
Он вернулся довольно быстро:
– Слепа. Кто ее так изуродовал?
– Злые люди, – сухо ответила Шерон.
– Пойдемте, госпожа. Судья ждет.
Если кто ее и ждал, то точно не судья. Что же. Скоро она это узнает.
Появилась Агсан с подносом, на котором стояли стаканы с водой и чашки с горячим маслянистым кальгэ, пахнущим кислыми ягодами и пряным земляным орехом.
– Мне надо уйти, – сказала Шерон. – Ничего не бойся. Позаботься о Бланке. Ты знаешь, где лежат деньги, и справишься. Обещай мне, что останешься, пока я не вернусь.
– Обещаю, – прошептала девочка, зло посмотрев на стражников. – Обещаю.
Глава пятая
Последний сын
В конце битвы, когда соленый ветер выедал глаза выжившим, а они плакали, Темный Наездник оставил своего коня и встал в строй с теми, кто был за него, облегчая боль и даря надежду, которой не было. Так они и встретили Шестерых и волшебников, что пришли к ним, спустившись с холмов. И так кончилась эпоха. А быть может, началась.
Забытые легенды мифа. Фрагмент, найденный в замке Аранта
– Сюда? Хорошо, милорд Эрег… простите, милорд Эрек.
Эрек да Монтаг, младший, а теперь и единственный сын владетеля Горного герцогства, в последнее время не любил семейное прозвище, которым наградил его старший брат, исковеркав имя на старокарифский манер.
Эреку оно не нравилось. Э-ре-го. Го-го-го. И-го-го. Старший брат в детстве часто над ним подшучивал, и обычно все заканчивалось идиотским лошадиным ржанием. Эрего-го, мальчик-коняшка.
– Лошади благородные существа, – утешила его мать. – Кариф ценит лошадей, они верны, выносливы и смелы. Сделай это имя своим. Тогда темные духи никогда не найдут тебя.
– Даже шаутты? – спросил он.
– Даже они.
Тогда это звучало правдиво, но теперь он знал, что мать лгала ему. Лгала не со зла, а чтобы утешить и подарить надежду. Сделать сильнее. Обратить минусы, что ослабляют его, заставляют кровь вспыхнуть от обиды, в плюсы.
И в семье он стал Эрего, а затем и другие начали его так называть. И даже старший брат устал потешаться в какой-то момент.
А затем из мрака пришли шаутты. Они нашли Эркина и Эрсая, братьев Эрека, и убили их. Разорвали. И ему перестало нравиться, как звучит «Эрего». Слишком сильно это напоминало ему о тех темных днях и погибших родичах.
– Нужна твоя сила, – сказал Эрек, и мастер Мирко, высокий рыжеволосый уроженец Летоса, подошел и, поплевав на перчатки, налег на заиндевевший засов. Вдвоем они с трудом сместили его в сторону, и юноша распахнул тяжелую дверь, мотнув головой, чтобы мастер меча шел первым.
Они начали подъем по лестнице, чувствуя, как холодный металл обжигает пальцы даже сквозь толстые кожаные перчатки. В узкие окошки надсадно дышал ветер, где-то над головой хлопали крыльями пролетавшие птицы. Снизу доносился мерный стук множества молотков, сейчас глухой и слабый.
Словно они были в животе каменной рыбы, которая доживала свои последние часы.
Мирко, выбравшись на площадку, протянул руку господину, и Эрек принял помощь. Они оказались в верхней части купола храма Шестерых, на балконе, опоясывающем его изнутри. Перегнувшись через перила, наследник посмотрел вниз, на уходящие колонны, центральный зал с клетчатым полом и множество рабочих, которые разрушали убранство по приказу герцога. Прекрасные статуи Шестерых, фрески и лепнина с изображениями их деяний, жившие много веков, превращались в ничто.
– Ты веришь в Вэйрэна? – спросил он мастера меча.
– Нет, милорд, – честно ответил тот. – В моей стране верят в Шестерых и в указывающих, что защищают нас.
– А мою страну защищает Вэйрэн. И вместе с тем я сожалею, что отец приказал уничтожить память о старых богах.
– Не мне судить герцога, милорд. Я чужестранец.
– Рукавичка говорит, что скоро все страны поверят в доброту асторэ, оболганного Шестерыми. Но я в это не верю.
– Милорд?
– Люди не готовы принимать верные решения, даже если это спасет их от шауттов. Иначе бы Фихшейз и Ириаста никогда не напали на нас. Они боятся.
– Все чего-то боятся, милорд. Но либо справляются со своими страхами, либо те их уничтожают.
Юноша посмотрел на нанятого отцом мастера фехтования.
– Считаешь, что мы победим?
– Я говорю о страхах, а не о войне, милорд. Ваш отец тоже чего-то боится. Весь вопрос – кто будет смелее. – Рыжий воин внезапно нахмурился. – Путь, по которому мы прошли, милорд… он единственный?
– Я был здесь давно, с братьями. Шесть лет назад, когда мы приезжали в Скалзь на праздники. Не помню.
– Везде пыль, а следы на полу свежие. Дверь была заперта на засов, значит, он прошел другим путем.
– Ты опасаешься убийц?
– Мне платят в том числе и за то, чтобы с вами ничего не случилось, милорд, – ответил рыжий человек в простой одежде.
– Думаю, ты защитишь меня, если он ждет на крыше.
Как и любой подросток, Эрек был уверен в том, что с ним не случится ничего плохого.
– Вы забываете мои уроки, милорд. – Мирко ощупывал взглядом балкон и густые тени на противоположной стороне купола.
– Вовсе нет, – отозвался наследник и процитировал: – Численное преимущество побеждает мастерство. А арбалетный болт опередит любого. Я помню, как стреляли в Рукавичку. Но она выжила.
– Она асторэ, милорд. И ее охраняет Вэйрэн. А вы – нет. – Мирко уже стоял так, что широкой грудью закрывал наследника от возможного выстрела.
Эрек тоже был асторэ, пускай об этом знали лишь близкие и она. Та, кто в последнее время волновала его сон.
– Предлагаешь уйти?
Мечник громко свистнул.
Эрек нахмурился, слыша, как по лестнице, по которой они только что прошли, поднимаются люди и как стучит железо о ступени и каменные стены.
Солдаты.
– Защищайте.
Двое закрыли Эрека щитами, двое обошли балкон по кругу, убедившись, что никого нет.
– Там еще одна лестница, мастер Мирко. Она всегда открыта, его милость просто не знал.
– Проверьте крышу.
– Как подло, – сказал Эрек, но без всякой злости или раздражения. – Ты сказал, что мы отправимся вдвоем.
– Вдвоем, милорд, – подтвердил мастер клинка. – Они просто были неподалеку. Не желаю, чтобы ваш отец укоротил меня на голову из-за моей беспечности. Сейчас война, а наемные убийцы могут быть повсюду.
– Шаутты опаснее людей.
– Если на вас нападут шаутты, то мы задержим их достаточно долго, чтобы вы смогли убежать.
Эрек задумчиво коснулся висящего на поясе деревянного кинжала, выточенного из дубового бруса. Он сомневался, что от шауттов удастся убежать.
– Господин, это просто рабочий, – сказал один из солдат, вернувшись с крыши. – Пробивает северный дымоход, его отправил сюда начальник смены.
– Обыскали?
– Да. Как учил мастер Дэйт. При нем нет оружия.
– Проверили территорию?
– Чисто.
– Глаз с него не спускать, пока мы будем наверху.
Еще один короткий подъем, и они оказались на крыше, щурясь от яркого солнца. Ветер задорно взъерошил темные, сильно вьющиеся волосы Эрека и он, приложив ладонь козырьком, посмотрел на далекие горы. Здесь они были гораздо меньше, чем в его родном Шаруде, окружавшие город в белоснежное кольцо.
– Простите, милорд. – Мирко опустил руку на плечо наследника и мягко потянул на себя, отводя подальше от ската. – И где он?
– За шпилем не видно. Идем. Тут близко. Вот.
Эрек указал на запад, на отвесную, отполированную до блеска скалу, высившуюся в самом центре города, как раз напротив храма Шестерых. Теперь то, что находилось на ней, можно было прекрасно рассмотреть.
Мирко сложил руки на груди, внимательно изучая скульптуру. Затем признал:
– Вы правы, милорд. Только с крыши этого здания его и можно увидеть. С улицы совершенно непонятно, что создал скульптор.
Большой лев, размером с дом, белый, точно первый снег, уронил голову на передние лапы и сложил крылья. Было в его облике что-то очень печальное и тоскливое. Словно памятник посвятили солдатам, не вернувшимся из битвы и оставшимся на поле боя.
– Ездовой зверь великих волшебников? Это он?
– Да. Его убили. В книгах пишут, что из бока скульптуры торчало золотое копье, но оно утрачено после Катаклизма. Как и другие фигуры, о которых даже записей не осталось. Раньше здесь было… – Наследник замолчал, пожал плечами с разочарованием, переведя взгляд на горы. – Говорят, волшебники построили целый мемориал в честь Шестерых, их погибших учеников и победы над Вэйрэном в той далекой войне. Хотел бы я их увидеть.
– Шестерых, милорд?
– Я про львов. Ты не жалеешь, что они исчезли? Звери, на которых люди могли летать?
– Жалеть о прошлом не по мне, милорд, – равнодушно ответил мастер меча, словно и не замечая того пыла, с которым спросил юноша. – Весь Летос – осколки прошлого, и я очень рад, что оно давно сгинуло на дне моря, исчезло из памяти.
– Но волшебники…
– Простите за неучтивость, милорд. Они привели мир к гибели. И таувины. И асторэ, пускай гостья вашего отца из них и мы ее защищаем так же, как и вас. А кроме перечисленных исчезли и другие существа. Мэлги, эйвы, искари и создания, названий которых я даже не знаю. Мой отец был рыбаком, и однажды его сети подняли из моря белый металлический шар. Тот взорвался на баркасе, убив десять человек, а остальных сильно покалечил. Вот и вся встреча с прошлым. Почему вас так интересуют львы?
– Да Монтаги на сегодняшний день – единственная правящая династия, которая не прерывалась. Мои предки были наместниками этих областей во времена Единого королевства, как только Шаруд в первый раз отвоевали у шауттов. Пращуры дружили со львами и могли летать на них, как волшебники. Мы были теми исключительными среди обычных людей, кому оказали такую честь. Я хотел бы подняться в небо.
– Понимаю ваше желание, милорд. Летать… наверное, интересно, – вежливо ответил обладатель татуировки, изображавшей золотого карпа. – Что же, я увидел диковину Скалзя. И могу твердо заявить: альбатросы больше.
– Насколько? – подался вперед наследник Горного герцогства.
– Их тени накрывают несколько кварталов, милорд. А шпили, на которых они закреплены, настолько высоки, что всегда обманываешься в размерах и считаешь альбатроса менее… огромным, чем он есть. Так что спор вы проиграли. А значит, завтра у вас будет двухчасовая работа против копья кулачным щитом и кинжалом.
В отличие от старшего брата Эрек не любил фехтование. Он понимал, что это важно и он должен уметь владеть разным оружием, быть как можно более опытным в военном деле, но также уже смог осознать, что не обладает нужными талантами и никогда не станет отличным фехтовальщиком.
Он боялся, что это разочарует отца, но тот, выслушав признание сына, рассмеялся.
– Это не самая большая трагедия для правителя – не получить золотого карпа на руку. Достаточно уметь держать меч и отбиться от нападающих, пока не подоспеет стража.
– А сражаться в бою?
– В бою нет фехтования, сын. Там рубка и лавка мясника. Спроси как-нибудь Дэйта. Да Лэнг тебе расскажет, что такое биться в строю. К тому же плох тот правитель, кто лезет в первые ряды, рискуя там и остаться. В мире найдется много людей, кто будет сражаться за тебя, если ты ведешь себя правильно, щедр с друзьями, честен с ними и правишь достойно.
– Даже когда приходится принимать отвратительные решения?
– Такие, какие принимаю я? – усмехнулся Кивел да Монтаг. – Даже тогда. Порой все мы совершаем отвратительные вещи, идя на сделку с совестью для спасения своей семьи и государства. Научись этому. И как можно скорее запомни. А касательно фехтования, знаю, что тебе не нравятся ежедневные тренировки. Тарик и Мирко гоняют тебя, как собаки котенка, просто помни – с каждым полученным синяком у тебя возрастают шансы прожить лишнюю секунду и дождаться помощи от других. Секунда в схватке – бесценна. А если их набирается пара десятков, то выжить гораздо проще.
Эрек помнил наставления отца и продолжал заниматься тем, что не любил. Поэтому сказал:
– Я проиграл спор. И выполню условия.
Рыжеволосый боец посмотрел на господина, неожиданно улыбнулся:
– Я удивлен, милорд.
– Чем?
– До вас я обучал фехтованию и других. Некоторые из них сказали бы, что мои слова все равно нельзя проверить, а поэтому условия спора можно и не выполнять.
– Обучение нужно в первую очередь мне, а не тебе. Глупо его избегать, я уже не ребенок.
– Так и есть, милорд, – признал мастер Мирко. – Вы будущий правитель, а не ребенок.
Фонари горели через каждые десять шагов: во дворе, коридорах, залах и в кладовых. За ними следили круглые сутки, даже когда был яркий день и они ничего не могли осветить. Кастелян конечно же ворчал о бездумной трате масла, но по старой привычке, для порядка. Он, как и все, понимал, что огонь – маяк, тот самый сигнал, что извещает людей о появлении шауттов.
В одном из коридоров теплое пламя меняло свой цвет на ярко-синий, холодный, совершенно чуждый и пугающий. Во всяком случае так считалось раньше, теперь же все знали, что огонь извещает о ней и здесь, рядом с Первым фонарем, стояла Первая стража.
Обычно это были молодые воины, в синих плащах с нашитыми на них знаками водоворота, очень гордые столь важной миссией, как охрана величайшей реликвии. Сюда разрешали приходить всем желающим, Рукавичка долго убеждала герцога, несмотря на риск слишком близко подпустить наемных убийц.
– Они хотят чуда, ваша светлость. Хотят увидеть своими глазами синий огонь, который не несет зло. Поклониться Вэйрэну.
– Должен ли я потакать их желаниям? – проворчал Кивел да Монтаг.
– Нет. Не их. Его желанию. Вэйрэна. Он примет всех, кто готов в него верить. К тому же эти люди разнесут весть по городам, кантонам, другим странам. Скажут, что не увидели зла.
Эрек, слушавший этот разговор, посмотрел на хмурого отца.
– И в тебе? И в тебе они тоже его не увидят? Знаешь, как тебя называют в Фихшейзе, Рукавичка? Чудовищем. Асторэ, которая пожирает людей и поработила мою семью. Повелительницей шауттов, которая спустит их на все цивилизованные страны.
Слепая чуть наклонила голову:
– Я знаю, ваша светлость. Поэтому так важно, чтобы я появлялась на людях. Они должны видеть меня, понять, что я не тот демон, которым пугают. Я хочу приходить в обновленный храм. Хотя бы раз в неделю, и говорить с людьми о Вэйрэне.
– Тебя снова попытаются убить.
– Не исключено, ваша светлость, – спокойно ответила женщина, восхитив своей храбростью Эрека. – Но у меня есть Алессио. А если не защитит он и ваши люди, то Вэйрэн снова спасет меня. Вы же понимаете, мы должны быть готовы к будущему, чтобы как можно больше людей встало на нашу сторону, а его вестники разошлись по другим герцогствам. Только едиными мы сможем выстоять перед грядущим злом.
Кивел да Монтаг долго думал, затем неохотно кивнул. Осознав, что она не может увидеть этот жест, сказал:
– Хорошо. Я открою им дорогу к огню вокруг твоих покоев. И раз в неделю можешь посещать храм, пока мы не отправимся с армией дальше. Но только под усиленной охраной. Я распоряжусь.
И люди приходили к синему фонарю со своими лампадками, лампами и свечами, зажигали их от него, с трепетом смотрели на новое пламя, освященное самой асторэ, спасительницей Шаруда. Уносили его с собой… И пусть оно меняло цвет, становясь обычным – его считали все таким же волшебным, защищающим от бед и невзгод. Постепенно оно распространилось по Скалзю, загораясь в очагах и каминах, а затем по горным дорогам отправилось в путь по ближайшим фермам и деревушкам.
Но поток желающих прийти, увидеть, не прекращался. Иногда их было двое, иногда пятеро, а порой толпа растягивалась на целую улицу. Эрек шел мимо паломников в сопровождении Мирко и солдат отца, расчищавших дорогу. Люди кланялись, смотрели, и юноша, сохраняя внешнее спокойствие, внутренне ёжился, чураясь лишнего внимания.
Он всегда был третьим сыном, третьим в очереди, его не готовили так, как Эркина. И вот все изменилось. Кто-то, например его дядюшка, кузен отца, мечтает о власти, мечтает настолько, что затеял войну с собственной страной, предав ее и перейдя на сторону врага. Он же – никогда не желал быть правителем, мать обещала отправить его в Риону, как только ему исполнится пятнадцать, а после в Каренский университет.
– Семье нужны не только правители, Эрего, – говорила она. – Но и те, кто обладает глубокими знаниями. Ты будешь подспорьем своим братьям.
И он желал стать этим подспорьем, до тех пор, пока братьев не стало, а о Рионе и, видимо, лучшем университете обитаемого мира ему придется забыть навсегда.
Мирко распахнул дверь, пропуская юношу, затем зашел в узкий Т-образный зал, холодный из-за распахнутых окон, через которые втекал сырой осенний воздух, волнующий синее пламя факелов.
Вторая стража, двадцать солдат в плащах со знаком асторэ, добровольцы, те, кто верил в Вэйрэна безоговорочно, те, кто пережил Ночь Синего Огня, кто сражался с шауттами, кто выжил в том числе благодаря Рукавичке. Ее личная гвардия, хотя она и не просила о ней. Воины, готовые умереть, защищая асторэ, точно так же, как они готовы умереть, защищая семью да Монтаг.
Они стояли у дверей и вдоль стен, сидели за столами, грелись возле камина, и, когда наследник появился со своими людьми, в пол громко ударили пятки копий и алебард, приветствуя его, а их командир, молодой воспитанник герцога, приходящийся Эреку четвероюродным братом, единожды стукнул в находящуюся за ним дверь кулаком в латной перчатке.
Почти сразу же на пороге появился Алессио, увидел сына герцога и подчеркнуто вежливо, низко поклонился, но Эреку почудилась в этом поклоне скрытая насмешка.
Наследник не любил треттинца. Все пороки, которые, как считали угрюмые, прямые жители Горного герцогства, есть у изнеженных южан, наследник видел в мастере меча. Слишком болтлив, слишком себялюбив, слишком надменен и излишне бахвалится.
– Ваша милость. Пожалуйста, будьте любезны подождать одно лишь мгновение и простите мне мою неучтивость, но Рукавичка просит передать, что ей надо все подготовить к вашему уроку – сказал мастер меча.
Это можно было бы легко счесть оскорблением в любой другой ситуации – не пустить сына герцога туда, куда он может войти по праву хозяина, и оставить ждать на пороге. Но Рукавичка – особый случай, ее ценили, оберегали и слушались, пускай она никогда никому не приказывала.
Эрек сухо кивнул, отойдя с Мирко к окну, а Алессио снова закрыл дверь.
– Насколько он хорош?
– Милорд? – не понял летосец.
– Твой друг треттинец.
– Мы не друзья, милорд. У него, как у меня, золотой карп, но мы не дружим и даже близко не знакомы. Нас обучали в разное время, разные мастера, и экзамены мы тоже сдавали не вместе.
– Хорошо. Не друг. – Эрек сложил руки на груди, хмуро посмотрел на запертую дверь. – Насколько он хорош?
– Я никогда не сражался против него. Думаю, вам стоит спросить у Тарика, они ладят между собой. Но если опираться на слухи, то Алессио сейчас один из трех лучших фехтовальщиков среди Золотых карпов.
– А кто двое других?
– Я, милорд. И человек из Алагории, я никогда не видел его, только слышал, что он где-то на Рубеже.
Эрек кивнул, говоря этим, что удовлетворен ответом. Юноша думал о том, что, кажется, понял, отчего не выносит треттинца. Мысль показалась ему глупой и совершенно детской. Ему не нравилось, что Алессио охранял только Рукавичку, был рядом с ней всегда, спал на пороге ее комнаты, если надо, точно пес, и не оставлял ее ни на минуту.
Мастер меча находился с женщиной гораздо дольше, чем Эрек, и…
Стоило признать, что наследник ревновал. Ее к нему. Время, что они проводили вместе. Слова, что говорили. Любые слова. То внимание, что он забирал. Должен был забирать и…
Дверь распахнулась, и треттинец поклонился вновь. Насмешливо? Или Эреку уже это просто кажется?
– Ваша милость. Она просит вас войти. Пожалуйста.
Он надеялся, что на скулах не появились алые пятна и никто не видит, как сильно его волнение перед встречей с ней.
Знакомый ему полукруглый зал с высокими стеклянными дверьми, выходящими в осенний парк. Они оказались распахнуты, и несколько желтых листьев занесло внутрь вместе с грязью и каплями начавшегося дождя.
– Мой господин. – Рукавичка, как всегда в простом скромном, сотканном из шерсти платье, с заколотыми темными волосами и с черной повязкой на глазах, поклонилась ему, опираясь на посох.
Эрек жадно смотрел на ее бледное, очень красивое лицо и такие привлекательные губы. В последнее время они слишком часто ему снились, и навязчивая мысль об этой женщине не оставляла его уже несколько месяцев.
– Здравствуй. – Он постарался сказать это спокойно, но голос стал хриплым. – Ты давно не учила меня.
– И нам придется наверстывать упущенное, милорд. – Едва касаясь посохом пола, она пошла на его голос. – Позволено мне будет попросить взять меня за руку?
Рукавичка могла бы и не спрашивать. Он мечтал, чтобы что-то подобное произошло.
– Конечно.
Эрек ощутил приятную прохладу ее пальцев, легкое пожатие, и, к его сожалению, контакт прервался куда раньше, чем он надеялся.
– Вы очень взволнованы, милорд. И плохо спите ночами. Вы утомлены. Уверены, что сейчас подходящее время для урока?
– Времени у нас немного, ты сама говорила об этом. Шаутты пришли в наш мир, они придут и за мной рано или поздно. Мне надо научиться сражаться с ними.
– Прежде чем сражаться, следует научиться различать шауттов, ваша милость. Этому мы сегодня и будем обучаться. Там. На столе. Выпейте, пожалуйста.
Юноша взял кубок из тонкого стекла, оплетенный золотой проволокой, понюхал темно-бордовый напиток.
– Вино?
– Не могу же я предлагать сыну владетеля простую воду. – Слепая улыбнулась. – Пейте, ваша милость. Это позволит вам услышать Вэйрэна, если такова его воля.
Эрек выпил залпом, ощутив в вине слабый привкус железа и нечто похожее на заплесневелый сыр. Рядом стояла бутылка, и он даже удивился, что у хорошего соланского такой дурной букет.
– А теперь за мной, – сказала Рукавичка решительно.
И вышла в парк.
Эрек недоуменно посмотрел ей вслед, чувствуя, как немеют кончики пальцев, и поспешил следом. Тропа, засыпанная листьями, виляла меж высокого кустарника и лип. Он помнил, что замковый парк небольшой, огороженный стенами от любопытных глаз, но они шли и шли, и Эрек никак не мог догнать женщину. Он прибавил шаг, не желая бежать, пожирая глазами ее гибкий стан, но не приблизился к ней ни на дюйм. А потом она и вовсе исчезла за поворотом, оставив наследника в одиночестве.
Отбросив сомнения, юноша наконец-то побежал, но на тропе Рукавички больше не было, хотя он продолжал слышать ее шаги и постукивание посоха сквозь шелестящий дождь. Стало быстро смеркаться, слишком быстро, чтобы это было правдой, и тропа тут же показалась ему очень узкой, неприятной.
И… опасной.
Эрек кожей чувствовал угрозу, разлитую в парке, и только гордость, да мысль, что Рукавичка никогда не забудет его трусости, не позволили ему поспешить назад, поближе к людям, что охраняли его все время, кроме уроков с гостьей герцога.
Он все-таки догнал ее, чувствуя, как пот пропитывает рубашку и ткань липнет к лопаткам. Слепая стояла перед кривой высохшей липой, угрожающе вскинувшей черные ветки, словно желая проткнуть женщину.
– Ты асторэ, – произнесла Рукавичка. – Такой же как я, но твой дар спит и не желает пробуждаться. Понадобится много дней, возможно, лет, чтобы ты смог противостоять им в одиночку, но начало уже положено. Вэйрэн касается тебя, пусть ты и не слышишь этого. Посмотри, видишь ли ты шаутта?
Эрек огляделся, заметил, что женщина, чье платье намокло от дождя и липло к телу, которое так его волновало, смотрит лишь на дерево.
– Шаутты это та сторона, мой брат по крови, – тихо произнесла она, снова взяв его за руку. – Это тьма в самых опасных уголках ночи. Это ложь в старых разбитых зеркалах. Это тени.
И тогда он увидел, что, несмотря на глубокие сумерки, у старой липы есть густая, угольная тень, и тень эта движется, неспешно раскачивается из стороны в сторону, хотя дерево остается неподвижным.
Эрек шагнул вперед, выхватывая кинжал, выточенный из дубового бруса, но Рукавичка не разжала пальцы и потянула его назад.
– Видеть не значит уметь убить. Ты еще не готов.
Тень-ветвь метнулась к ним, и юноша от неожиданности моргнул, а затем с удивлением понял, что сумерки исчезли, вокруг день, через открытые двери слышно, как мягко шелестит дождь, а он стоит в зале, с пустым кубком в руках и смотрит на улыбающуюся Рукавичку.
– Вэйрэн озарил вас своей милостью, милорд.
– О чем ты? – недоуменно спросил он. – Как мы здесь оказались? Как вернулись из парка?
– Мы? Из парка? – Рукавичка подошла к нему близко и положила руку на плечо. – Мы не покидали зала, милорд. То был Вэйрэн в моем обличье, и он показал тебе что-то. Я очень хочу узнать, что ты там увидел.
