– Должно? – Захира чувствовала, как ее накрывает кровавая пелена ярости. Той ярости, что когда-то захватила ее деда, приказавшего вырезать сопротивлявшийся его воле Эль-Ас. Не на женщин, а на тех, кто разваливает страну. – Вы заплатите за мою свободу своей жизнью.
– Жизнь, когда за ней ничего нет, менее важна, чем слово, которое мы когда-то вам дали, моя госпожа. Жизнь скоротечна, а честь семьи – длится поколениями. Не хочу, чтобы племянники, их дети, внуки и правнуки плевались, слыша мое имя. Не хочу, чтобы честные люди Западных долин отворачивались, видя кого-то из потомков Думгала Пьющего.
– Я ценю вашу верность, – нетерпеливо сказала герцогиня. – Но… нет. Вы отправитесь с нами. Даже если Тарику придется вас связать и насильно усадить в седло. Поедем парами. Я рискну.
– Наши жизни не стоят вашей. – Мэгг взяла Иорнаду за руку, их пальцы переплелись. – Две лошади пойдут слишком медленно. Нас быстро догонят, вы не доберетесь до бастиона Капель даже к середине дня, в итоге пропадем не только мы, но и вы. Кроме того, четверо не пройдут.
– Пройдут. На мне еще достаточно драгоценностей, чтобы купить всех солдат, даже если они жадны, как Тион до любви Арилы. Хватит разговоров и споров. Тарик. Помоги им.
Карифец, все это время спокойно слушавший разговор, сделал шаг в их сторону.
– У вас все получится, ваша светлость, – с печальной улыбкой сказала Мэгг. – Должно получиться.
– Верность обязывает, – произнесла Иорнада и резко шагнула назад, увлекая следом за собой и подругу.
В пропасть. В белую бурлящую реку.
Они обогнули предместья Шаруда с запада, почти сразу же направившись к лугам, по старой дороге, мимо спящих ферм, лесопилок, овчарен и каменистых склонов, заросших густым ельником.
Места, несмотря на близость столицы, стали опасными. Шалили разбойники, коих здесь отродясь не бывало. Но путникам повезло, и до бастиона Капель, стоявшего на южном отроге Нейси, называемом Еловым кряжем, они добрались за час до рассвета.
Не самый популярный путь через три хребта, в плодородную долину Эшандана, давно потерявший свою актуальность после постройки нового тракта по приказу прадеда Кивела да Монтага и из-за оползня, сошедшего в дневном переходе от перевала. После – дорога стала непроходима для подвод и фургонов.
Бастион Капель – замшелая квадратная башня с участком зубчатой стены – потерял свое стратегическое значение с тех пор, как поток странников почти иссяк, и через высокие ворота, большинство дней открытые, проходили лишь пастухи, перегонявшие стада на луга. Охраны здесь тоже теперь было мало. Дозор тихий, спокойный, сонный и совершенно не прибыльный.
– Вы выдержите, ваша светлость? – негромко спросил Тарик, приблизив к ней коня.
Захира чуть склонила голову. Она выдержала гибель сыновей. Смерть мужа. Потерю власти и будущего. Выдержит и то, что произошло несколько часов назад.
Иного выбора все равно нет.
Ее лицо было скрыто шалью, на карифский манер. Одежду она сменила. На ту, что не подобает герцогине, но вполне подходит для жены богатого купца, потерявшего все из-за того, что случилось в стране, и теперь стремившегося поскорее ее покинуть вместе со своей добросердечной супругой. Ее платье, плащ, ботинки были грязными и пропылившимися, словно они ехали несколько дней, а не часов.
Ворота бастиона оказались распахнуты и ярко освещены – в металлических корзинах горело высокое пламя. Оранжевое, по счастью.
Они подъехали, сдерживая лошадей, и остановились в квадратном дворе с утрамбованной землей, где спали собаки и стояли перевернутые вверх дном бочки. Захира насчитала четверых воинов. Но через минуту из караулки появился еще один, а затем она заметила на стене движение. Там тоже кто-то был.
Герцогиня, чуть опустив глаза, рассматривала их. Одеты кто во что горазд. Почти нет кольчуг, один так и вовсе без оружия. Больше похожи на разбойников, которые не мылись неделями, чем на тех, кто сражался под знаменами ее мужа.
Тощий пожилой воин в шлеме, сдвинутом на затылок, осмотрел их внимательно и улыбнулся, сверкнув неожиданно белыми и ровными зубами.
– Почтенный господин Ульмар, мы уже решили, что вы передумали.
– Сержант Верд. – Тарик кивнул ему со всем дружелюбием. – Моя жена не привыкла ездить верхом, пришлось быть осторожными на ночной дороге.
Солдат с сочувствием покивал, и в это время к нему подошли еще двое. Один ел земляные орехи, даже не глядя на приехавших, ломал скорлупу грязными пальцами, закидывал в щель, открывавшуюся в бороде, другой почесывал большое родимое пятно на правой щеке.
– У вас не так уж и много вещей, – сказал тот, что с родинкой. – Тяжелые времена?
– У всех они такие, – промолвил Тарик. – Наше соглашение в силе?
– Вы платите остаток и уезжаете. – Сержант протянул руку, и карифец отстегнул от седла тяжелую сумку.
– Ого, – промолвил воин, едва ее не уронив. – Надеюсь, там марки, а не камни. Эгей, ребята. Проверьте-ка.
Воин бросил земляные орехи, оттащил сумку к огню, начал расстегивать кожаные ремни, а Родинка взял под уздцы лошадь Захиры.
– Разве у нас проблемы? – нахмурился Тарик.
– Нет. Но мы должны пересчитать каждую марку. Договор есть договор. Лучше вам спешиться, потребуется немного времени.
– Мы торопимся, хотим спуститься с перевала к рассвету.
– Дорога опасная и каменистая. Внизу будете только к середине дня. Нет смысла нестись.
Сержант повернулся к ним спиной, словно дело уже было решенное.
– Отпусти их, – произнес голос со стены.
– Лейтенант? – Сержант тут же вскинул голову.
– Туча, деньги на месте? – Вниз по лестнице спускался усатый воин в кольчуге и при мече.
– Очень много денег, командир, – сказал бородатый пожиратель орехов, не отрывавший завороженного взгляда от содержимого сумки. – Правда, считать не умею. Там все?
Бойцы посмотрели на Тарика.
– Там все, – твердо ответил тот. – Слишком многое поставлено, чтобы лгать из-за нескольких монет.
Послышался шум, и у Захиры внутри все похолодело.
Приближался конный отряд.
Лейтенант остро взглянул на Тарика:
– Слезайте с лошадей и не привлекайте внимания.
Они едва успели это сделать, а солдат – отвести лошадей подальше, за узкую, покосившуюся на один бок караулку, когда пятнадцать вооруженных всадников в белых плащах с вышитым на них водоворотом влетели во двор.
Захира не знала, что это за отряд, видела лишь, что не гвардейцы. У всех мечи, но кольчуги отсутствуют, не говоря уже о более тяжелых доспехах.
– Кто старший в гарнизоне? – спросил крепыш в высокой войлочной шляпе с длинным пестрым пером. – У меня приказ за подписью капитана.
Лейтенант молча протянул руку и взял у вновь прибывшего сложенный в несколько раз лист плотной бумаги.
– Свет, – буркнул он солдату. Поднесли фонарь, лейтенант пробежал глазами по строчкам, проверил печать. – Вы из «Снежных медведей»?
– Да. Мы усиливаем бастион, и вы переходите под мое командование.
– Я умею читать, – возвращая документ, сухо ответил лейтенант, имени которого Захира так и не узнала. – Что-то назревает?
– Все проходы к Эшандану должны быть закрыты на случай атаки мятежников.
Лейтенант с сомнением выпятил губу, рассматривая усиление. Было понятно, что, по его мнению, пятнадцать человек погоды не сделают.
– Ну… господин Такве, – сказал бывший командир гарнизона, стараясь не показывать, сколь он взбешен этим внезапным назначением неизвестного ему офицера. – Принимайте командование и располагайтесь.
Люди стали выбираться из седел, и тут коренастый заметил Захиру, сидевшую возле мшистой стены, и стоявшего с ней Тарика.
– Лейтенант, – сказал он, не скрывая ноток гнева. – Что здесь делают посторонние?
– Они не знали, что дорога закрыта.
– Откуда вы?
– Я Ульмар аш Нарди, уважаемый, – поклонился Тарик. – Торговец.
– Чем же ты торгуешь? – От Такве не укрылся кривой клинок, висевший на поясе карифца.
– Торговал, уважаемый. Моя лавка и склады с товаром сгорели во время беспорядков в Бозне, когда сторонники Шестерых дрались со почитателями Вэйрэна. Дело уничтожено. Теперь мы решили отправиться домой, обратно в Эльган.
– Печально слышать.
– Товар и деньги это всего лишь товар и деньги. Главное, что мы живы.
– Вы не проедете этой дорогой.
– Мы знаем. Добрый господин лейтенант позволил нам дождаться рассвета, чтобы отправиться обратно к Шаруду, а после искать иной путь к границам.
– Нельзя убежать от веры Темного Наездника, карифец.
Тарик чуть склонил голову, показывая, что не намеревается спорить:
– Возможно, добрый господин. Но мы бежим не от нее, а от войны.
– Война когда-нибудь закончится.
– Надеюсь на это.
– Твоя жена необычно молчалива. – Его глаза скользнули по Захире, прячущей лицо.
– Недостойно женщине говорить без позволения мужа, – ответила она. – Еще более недостойно прерывать его, когда он говорит все правильно.
Господин Такве чуть улыбнулся.
– Что же. Оставайтесь до рассвета. Я могу выделить вам в сопровождение двух человек, чтобы они довели вас до Шаруда. На дорогах сейчас много разбойников.
Тарик еще раз поклонился. Захира чуть прикусила губу, понимая, что этой дорогой им теперь не пройти.
Бородатый пожиратель орехов, держа матерчатую сумку за лямку, неспешно отступал к казарме. Он бы не привлек внимания, если бы сумка не зацепилась за торчащую из стены сарая ржавую полосу металла. Казавшаяся такой плотной ткань затрещала, а затем раздался звон.
В следующую секунду кто-то оторопело, а кто-то пораженно смотрел на то, как из дыры в сумке веселым узким звенящим ручейком текут на землю золотые марки и бледно посверкивающие в свете факелов драгоценные камни.
Первым опомнился лейтенант. Сделав широкий шаг за спину господина Такве, он широким щедрым движением вскрыл тому горло и взревел, призывая своих солдат:
– Руби!
Люди лейтенанта, несмотря на расхлябанный вид, оказались куда лучше подготовлены, чем белоплащники. Они словно ждали приказа и держали оружие наготове.
Прежде чем «гости» опомнились, их стало уже не пятнадцать, а одиннадцать. Но на их стороне все еще оставался серьезный перевес.
Полутемный двор взорвался криками и звоном металла. Воины сцепились друг с другом, в небо, чуть ли не к звездам, ударил черный фонтан, отлетела чья-то голова и покатилась под копыта коней.
Обезумевшие от шума, воплей и крови пятнадцать лошадей, которые, как оказалось, совсем не обучены для сражений, внесли в происходящее полнейший хаос. Нескольких человек они сбили с ног, одного неудачника затоптали так, что он теперь лежал, едва шевелясь. Затем большинство устремилось в распахнутые ворота, подальше от смертоубийства.
Захира не успевала следить за тем, что происходит. Перевес белых плащей наконец-то начал играть им на руку, и они стали теснить солдат лейтенанта к караулке.
Тарик не вмешивался. Он не собирался помогать ни той, ни другой стороне и просто встал чуть впереди герцогини, закрывая ее от возможной опасности, небрежно положив ладонь на рукоять меча. Стоял и равнодушно смотрел, как убивают друг друга.
Прошло не больше минуты с начала схватки, но Захира уже была уверена, что люди лейтенанта проиграют, их осталось четверо против восьми, когда со стены полетели редкие, но очень точные стрелы.
Как выяснилось, там все это время находился еще один солдат гарнизона.
Воин-белоплащник в оранжевом щегольском берете получил стрелу в щеку, она прошла навылет и вышла из шеи. Он упал под ноги товарищу, тот споткнулся, стал заваливаться вперед, отчаянно пытаясь сохранить равновесие, и мощный удар секиры снес ему половину черепа.
Следующая стрела вошла в плечо самому здоровому из «Снежных медведей», тому, кто убил двух солдат лейтенанта. Он повернулся, удивленно задрал голову и поймал еще одну в живот – но все равно остался на ногах.
Брошенный Тучей метательный топорик врезался здоровяку в подбородок, разрубая челюсть и зубы. Тот крутанулся, и третья стрела, в шею, наконец-то заставила его рухнуть на колени.
Прибывшие, теряя бойцов, начали отступать к воротам, затем побежали, но оставшиеся люди лейтенанта догнали их и добили. Последний полз, цепляясь пальцами за землю, подтягиваясь на руках из-за перебитой спины.
Сержант Верд, на левой руке которого теперь не хватало двух пальцев, несмотря на ранение, схватил ползущего за уже не такой белый плащ, дернул на себя и по рукоятку погрузил кинжал в бок противника.
Пожилой лучник в черной рубахе навыпуск и с растрепанными, тронутыми сединой волосами спустился вниз, присоединившись к трем товарищам, обходившим двор и отправлявшим на ту сторону тех, кто все еще дышал.
Последний солдат из подчиненных лейтенанта сидел у стены, прижимая руки к груди, и дышал неглубоко, со свистом. Рана не казалась опасной, но Захира подозревала, что уже через полчаса из охраны бастиона останется лишь четверо.
– Хрена ты так возился?! – зарычал на лучника сержант, перевязывая раненую руку обрывком чужого плаща.
– Молодец, Головешка, – сказал лейтенант. – Без тебя нас бы тут и закопали. Туча, ты криворукий полудурок. Чего уж проще – унести сумку. Ты бы ее еще ножом распорол перед герцогом.
– Прости, командир, – сказал бородатый, вытаскивая из кармана орех и ломая мягкую скорлупу дрожащими окровавленными пальцами. – Чего-то как-то не мой день.
– Это ты иди Веселому скажи. – Лейтенант мотнул головой в сторону раненного в легкое. – Могли бы помочь, почтенный Ульмар, чем стоять.
– Я торговец, а не воин. И моя задача защищать жену.
Лейтенант молчал, глядя на него, окровавленный меч в руке смотрел в землю.
– Хорошая задача, – наконец произнес он, сунул клинок в руку воина с родимым пятном, буркнув: – Оботри.
– Мы в расчете, уважаемый? – негромко поинтересовался карифец.
– Мое дело, конечно, маленькое. – Сержант задумчиво рассматривал намокающую кровью повязку на искалеченной руке.
– Давай уже, – поторопил его командир.
– Ну, как бы… Это… Мы тут испачкали немного. Может, уж испачкать до конца и забыть навсегда?
Повисла зловещая тишина. На тетиве у лучника как бы невзначай оказалась стрела. Лейтенант думал.
– Не стоит, – произнесла Захира, и все, кроме телохранителя, повернули головы в ее сторону. – Как тебя зовут, командир?
– Имеет ли это значение для тебя? – усмехнулся лейтенант, но все же произнес: – Иверэс.
– Вас пятеро, хотя, полагаю, скоро будет четверо. Для четверых то, что рассыпано на земле, это много. Очень много.
– Мы и без тебя это знаем, женщина, – осклабился сержант. – Как это решает нашу проблему?
– Нет проблемы. Отряд уничтожен, и скрыть это никак не получится. Через несколько часов найдут сбежавших лошадей, поэтому какую бы сказку вы ни придумали, вопросов зададут много. Вам надо уезжать. С этими деньгами можно начать новую жизнь. Наши смерти ничего не изменят.
– Резонно, – согласился Иверэс. – И все же одно дело, когда ищут солдат, а другое, когда солдат с деньгами. Если вас поймают раньше и вы заговорите… так что дай мне повод отпустить вас.
– Верность нашему договору? – Захира улыбнулась, увидев улыбку командира. – Да. Я знаю, что верность сейчас не в чести среди солдат Горного герцогства. Покажи им, Тарик.
Карифец неохотно закатал левый рукав, открывая татуировку в виде красного карпа.
Она произвела должный эффект.
– Четверо против одного, – мягко сказала Захира. – Но думаю, что он справится. И с лучником. Да, Тарик?
– Приложу все усилия.
Захира негромко рассмеялась, наконец встав на ноги.
– Я вижу, о чем ты думаешь, лейтенант Иверэс. Много ума не надо, чтобы сложить два и два. Ты знаешь, кого охранял карифец с татуировкой мастера меча, и теперь решаешь, как поступить.
– Отправить вас назад, – хриплым голосом ответил тот.
– Если Тарик позволит. Оставить нас вместе с ними? – Она кивнула на тела. – Если Тарик позволит. Но, случись такое, вас станут очень-очень хорошо искать. Вы уже будете не дезертирами и предателями. Убийцами матери правителя. Так что же нам остается?
– Проявить верность нашему договору, ваша светлость, – наконец сказал командир.
Виски ломило, и почти минуту Захира смотрела прямо перед собой, совершенно не понимая, где она находится и что видит.
Два перекрестья. Одно над другим, вращались слева направо. Нижний крест едва двигался, второй, все еще закрытый строительными лесами, крутился в три раза быстрее. Оба тянули за собой… мир? Небо? Потолок?
По потолку ползли холодные, колючие, злые на всех, незнакомые звезды. Но самым страшным был месяц. Остророгий, ярко-алый, словно бы умытый кровью. Казалось, он падает, летит прямо на Захиру и только благодаря перекрестным балкам-клеткам не может рухнуть и раздавить ее.
Через несколько секунд она не выдержала и отвела от него глаза, борясь с тошнотой. То ли из-за внезапно нахлынувшего головокружения, то ли из-за страха.
Села на одеяле, которое было брошено на пол, и осмотрелась. Комната вся состояла из острых граней. Камень словно расплавили, а после он застыл бритвами углов, шипов и торчащих во все стороны плоскостей, правильной симметричной геометрии которых позавидовали бы ученые Каренского университета.
Странно и совершенно… нечеловечески. Такое может придумать лишь безумец или… сон.
Она спит?
Хмурясь, Захира попыталась вернуться к последнему, что помнила.
Рассвет над еловой горной грядой, каменистая сыпучая тропа, на которой лошадей требовалось вести под уздцы, карканье воронья, их тени, скользящие в небе…
Что же произошло?..
Герцогиня вновь глянула на ползущий потолок, но летящий кровавый месяц не давал никаких ответов. Она встала, решив подойти к стрельчатому резному окну, чтобы увидеть, где она. Куда принес ее Тарик?
Шум, который звучал за стенами, не смущал, в Горном герцогстве много свирепых рек и мощных водопадов, но, встав возле окна, она так вцепилась руками в стену, что сорвала ноготь, даже не почувствовав боли.
Брюллендефоссен находился под ней, переваливаясь через край и ныряя в бездонную пропасть долины Шаруда. А прямо напротив высилась темная, зловещая, резавшая мир своими странными гранями башня – Калав-им-тарк.
И не возникало сомнения, где сейчас находится Захира. В другой башне, напротив. В той, куда когда-то пришел Тион, которая была разрушена и теперь восстановлена.
Разочарование. Вот что она ощутила сейчас. Понимала, что это не сон и все сделанное в последние месяцы оказалось зря. Ее все же нашли и поймали.
– А как ты думала? – раздался негромкий голос.
Герцогиня еще несколько мгновений смотрела в окно, где мрачная громада, высившаяся над водопадом, казалось, даже яркий день делала бледнее, затем обернулась. Рукавичка с волосами, убранными под платок, в черной повязке, закрывавшей глаза, сидела на ее лежанке.
– Выглядишь куда хуже, чем прежде, – наконец произнесла Захира. – Я рада.
Это действительно было так. Красота Рукавички увядала. Кожа на черепе натянулась так, что того и гляди ее проткнут скулы, появились пятна, губы шелушились, а волосы стали куда более редкими.
Она едва расслышала тихое шипение. Но голос гостьи остался таким же ровным и дружелюбным:
– Я осознавала последствия выбора. Это того стоило.
– Кем она была? – Герцогине очень хотелось подойти поближе и убить эту гадину, но женщине прекрасно было известно, что ничего не выйдет.
– Не понимаю, о чем ты.
– Та, что стала твоим вместилищем, шаутт.
Рукавичка не стала отрицать ее догадку.
– Тебе и вправду есть до нее дело?
– Нет, – призналась Захира. – Хотя ее немного жаль.
– Пожалела бы себя.
– О. Я уже прошла этот этап.
Смешок.
– Неплохо. Думал, ты вцепишься мне в глаза. Ах да. Их же пришлось вырезать. Ну, не важно.
– Что с моим слугой?
– Не интересуюсь мясом, если оно не нужно для пользы дела.
Он мог лгать. Или действительно не знать, если ее принес обратно кто-то из других шауттов. Захира мысленно попрощалась с телохранителем. Надеялась, что он ее не предал.
– Выходит, я нужна для пользы. – Герцогиня рассеянно потрогала большой палец, на котором все еще оставалось ее кольцо. – Зачем?
Шаутт мотнул головой в сторону выхода:
– Спроси сама.
Наконец-то ее спокойствие дало трещину, и черты исказились от боли. Эрего стоял у входа в зал, спокойно глядя на нее.
Он вырос за те месяцы, что она не видела его. Вытянулся и окреп, и меч на поясе уже не казался ему велик. Такое знакомое лицо, с течением времени все больше похожее на лицо ее мужа.
– Мать, – поприветствовал ее Эрего, чуть склонив голову.
Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы посмотреть ему в глаза. Холодные и совершенно чужие.
– Я не твоя мать, кем бы ты ни был.
– Можешь не верить, но мне жаль, – сказал тот, кто теперь был владетелем Горного герцогства.
– Твоя жалость никак мне не поможет, чужак. – Она отвернулась к окну, родной и в то же время незнакомый образ доставлял ей боль. – Выходит, предсказание для этой семьи оказалось верным. Один из да Монтагов всегда должен оставаться в Шаруде, иначе род потеряет право на власть. Когда пришла Рукавичка, мы нарушили правило. Столицу покинули и муж, и сын. Вот результат. Никого не осталось. Лишь чудовище с той стороны.
– Ты просто хочешь верить в пророчества, – произнес незнакомец. – И я не чудовище.
– Ну тогда посмотри в окно. Пройдись по столице. Отправься на восток или запад. Загляни на юг, где ты ведешь войну. Послушай, что говорят на севере. Тысячи уже погибли, и десятки тысяч даже не знают о том, что их ждет смерть в ближайшее время. Так поступают чудовища.
– Так поступают люди, – последовал спокойный ответ. – Войны были и до меня. И гибли десятки тысяч. Даже сотни. И все пролили много крови: некроманты, таувины, короли, доблестные воины, изменники, мерзавцы, герои и прекрасные девы. Этими смертями можно выложить лестницу в небо и подняться так высоко, что уже и забудешь, как выглядел наш мир. А уж если мы с тобой вспомним волшебников. Впрочем… хочешь считать меня чудовищем, считай.
– Зачем все это?
Рукавичка негромко хмыкнула за спиной, но Эрего ответил. Захира слышала, что он подошел близко, так, что, если обернуться, можно коснуться его щеки.
– Ни одно поле не может быть плодородным вечно. Время пшеницы проходит, и начинают расти лишь сорняки. Из года в год. Из века в век. Тысячелетие за тысячелетием. Они все больше, все выше, все опаснее, и их яд проникает в саму ткань бытия.
– Опаснее для тебя? Или демонов?
– Для мира, – мягко ответили ей. – И, чтобы избавиться от сорняков, поле следует поджечь, а после, когда пожар стихнет и оно остынет, вспахать, удобрить, засеять, полить и ждать всходов.
– Пшеница выйдет со вкусом крови.
– У нее всегда вкус крови. Просто мы не желаем его ощущать.
– Уничтожить память о прошлом, чтобы создать новое будущее, – усмехнулась Захира. – Мой дед говорил то же самое. Уничтожить Дагевар, чтобы Кариф стал более велик. У него не получилось, не получится и у тебя.
– У меня не получалось, – согласился Эрего. – Не раз. И не два. Может, не выйдет и теперь. Неудача – это лишь способ оценить свои ошибки и сделать чуть по-другому. Но сейчас все сложится как надо.
– Кто ты?
Ее вопрос, казалось, удивил его.
– Я? Осколок. Фрагмент. Который пытается обновить поле и дать всем то, что утрачено.
– А эти твари?
– Они мой огонь. Знаешь, что здесь было «до»?
– До чего? – Ей не хотелось продолжать разговор.
– До всего. До замка твоего мужа. До Катаклизма. До Калав-им-тарка. До того как бледные равнины Даула скрылись в море. Изначально. Именно здесь, на этом самом месте, Шестеро открыли дорогу на ту сторону. Здесь все когда-то началось, здесь все и закончится.
– Мне все равно, незнакомец. Для меня все давно уже закончилось. Зачем я тебе?
– Посмотри на меня. Посмотри! – Теперь в голосе звучал приказ, и она подчинилась против своей воли. И ей не понравилось, сколь легко и просто это произошло. – Ты напишешь брату, моему любезному дяде, письмо.
Ее поразила эта просьба, но она нашла в себе силы устало покачать головой:
– Нет.
– Я не прошу. Ты напишешь.
– Нет. Не напишу. И ты не сможешь меня убедить. Или заставить.
– Я могу написать и за тебя, – пригрозила Рукавичка и замолчала, стоило лишь Эрего раздраженно дернуть плечом.
– Напишешь и сообщишь, что соскучилась по родине и желаешь приехать.
– И что потом? Привести во дворец еще одного шаутта? – горько поинтересовалась Захира.
– Принести слово Вэйрэна и сражаться с демонами, разумеется. Как мать истинного асторэ, ты способна на это.
Она ощутила в словах незнакомца улыбку.
– Полагаю, шауттами и победами над ними я буду обеспечена. Во славу Вэйрэна. – Эти слова герцогиня произнесла с ненавистью, но ответ последовал спокойный и чуть насмешливый:
– Без сомнения.
– Ты болен, тварь, если считаешь, что я соглашусь стать твоей очередной проповедницей. Я не принесу на свою родину семя смерти. Найди кого-нибудь другого.
– У другого нет крови Стилета Пустыни. За ним не пойдут.
– Прекрасно. Значит, люди не станут убивать друг друга, превращаться в тварей, и синий огонь не захватит оазисы и караванные пути.
– А еще ты посетишь коллекцию, которую твоя семья собирает много лет. Ту, куда мало кого пускают, если в нем не течет ваша… хм… наша славная кровь.
– Отправь туда шаутта. Мне все равно.
– Я отправляю тебя, ибо не все подвластно лунным людям. Ты найдешь среди вещей старый большой желудь и заберешь его. Отдашь человеку, который придет в нужное время.
– И снова нет.
– Ты спешишь отказаться, не зная, какую плату я тебе предлагаю.
Она наконец-то посмотрела на него, со смесью презрения и ненависти:
– У тебя нет ничего, что заставит меня передумать.
– И даже твой сын? Когда поле будет выжжено и прополото, мне не понадобится больше быть здесь. Я отдам его тебе.
Из ее глаз текли злые слезы.
– Отдашь мне мою кровь? Мою плоть? Последнего из да Монтагов? В обмен на целую страну, которую моя же кровь, мои же предки поднимали из песков Катаклизма. Руками, ломая ногти, рыли оазисы. Строили государство. Ты вправду считаешь, что один человек, даже если это мой сын, достоин такой жертвы? Потери Карифа? Темной веры и темных лет? – Она наклонилась ближе, к знакомому чужому лицу, и ее голос теперь едва шептал, но ни от кого не скрылась угроза: – Ты правда считаешь, что из-за жалкой подачки, обещания, которое ты не выполнишь, я принесу мрак на родину? После того, что шаутты сделали тут, тварь? Я потомок Халита Аль-Даби, Второго клинка Гвинта. Мой дед Стилет Пустыни. Я не заключаю сделок с демонами. Моя верность Карифу сильнее моей верности даже сыну.
Эрего усмехнулся. Было понятно, что время переговоров закончилось:
– Я заставлю тебя. Так или иначе.
Она провернула кольцо на большом пальце левой руки, и раздался щелчок.
Эрего отшатнулся, Рукавичка совершенно не по-человечески вскочила на ноги, но не успела помешать Захире да Монтаг.
Маленький плоский клинок, величиной с ноготь, выбросила из кольца пружина, и женщина провела им себе по горлу.
Быстро и решительно.
Рукавичка подскочила, хрустнула кость в сломанной руке. Захира, чувствуя, как горячее течет у нее по шее, хотела плюнуть в ненавистное слепое лицо, но подавилась кровью, захлебнулась и, чувствуя слабость в ногах, осторожно села прямо на пол.
Больше она не смотрела на них. Лишь на крутящиеся над головой балки и кроваво-алый месяц, который ее теперь не пугал.
– Нашему соглашению уже много лет. – Эрего смотрел на мертвую женщину с бледным спокойным лицом.
– Все так. – Ноздри Рукавички трепетали от тяжелого запаха крови, разлившегося по всему помещению.
– Ты мог ее остановить.
– Такое в соглашение не входит. Я не обязан спасать каждого, кто хочет отправиться на ту сторону. Смерть ей была дороже. Не желал отнимать у госпожи столь сладкую вещь… и лишать себя завтрака.
– Это тело меняет тебя. Ты становишься другим.
– Больным. Оболочка недотаувина хуже ядовитой рубашки.
– Ты сам выбрал.
– Чтобы у тебя была эта, – плотоядно усмехнулась Рукавичка. – И как тебе? Лучше старика или асторэ?
Вопрос был проигнорирован.
– Найди того, кто отправится в Эльват и разберется с желудем. И… твои братья допускают ошибки.
– Мы не всесильны.
– Девчонку унесли.
– И ладно. Мы знаем, где она. Пусть. Когда потребуется, вернем. Зато лес эйвов уничтожен, как и было задумано.
– Желудь…
– Дался тебе этот пережиток прошлого.
– В Пубире вас постигла неудача. И один волшебник жив, его клинок опасен для тебя. А значит, и меня. Вы не нашли его до сих пор.
– Мы ищем.
– Как и таувина из Пубира? – Усмешка. – Поле не выжжено. Таувин и волшебник все меняют. Ищите лучше.
– А то поле не даст новые всходы. Я помню.
– Помни. – Эрего посмотрел на тело Захиры да Монтаг. – Ты не тронешь ее плоть.
Рукавичка хмыкнула:
– Ничто человеческое тебе не чуждо. Хорошо. Найду кого-нибудь другого. Вам пора на юг, ваша светлость. Война не станет ждать.