Алексей Петрович Бородкин
Абрикосовое варенье
– Почему?
– Ненавидят начальника, ненавидят свою работу, но ходят.
– Почему?
– Чтобы освободиться от проблемы выбора. Пришел, сел. Включил компьютер. С ненавистью посмотрел на электронную таблицу… или на просителя. Без удовольствия отбыл рабочий день… и никаких забот. Если напортачил – придёт начальник отдела, устроит взбучку. Он, конечно, хам и зануда, но он решает. Начальник.
– А за начальника отдела решает начальник подразделения…
Эрнест кивнул.
– Бог с ней, с работой. Быть может, иерархическая модель здесь уместна, но посмотри на отдых. Люди не способны развлечь себя. Чтобы скрасить праздник они нанимают… этого… как его?.. – Эрнест щёлкнул пальцами. – Выскочило из головы… Который ведёт корпоративы и праздники… вроде клоуна…
– Тамада? – предложила девушка.
– Сама ты, тамада, – он чмокнул Юльку в макушку. – Конферансье, ведущий, шоумен. Сидеть, выпивать, смеяться, когда смеются другие. Пропрыгать в мешках, или укусить яблоко без помощи рук – вот "потолок".
– Ты слишком узко смотришь, – сказала Юлия. – Нет такого ощущения?
– Изволь, возьмём шире. Мы подталкиваем себя делать что-то важное, значимое, но не имеем мудрости отличить важное от второстепенного. Разве нет?
Юлька учила Эрнеста готовить; в хлопковой мужской блузе (после "любви") она становилась у плиты. Он замирал позади, накладывал свои большие руки на её пальчики, следил за движениями. Она любовалась его кучерявыми фалангами, изумлялась Природе:
"Всё-таки она лентяйка. Большая лентяйка. Его пальцы скроены по одному лекалу. И даже главный палец точно такой же по форме, как и все остальные…"
– Заметь, – в паузах проговаривал Мельцер, – когда мы получаем заслуженное вознаграждение, то не понимаем, что с ним делать. У человека есть жена, квартира, машина, дача… чёрт знает, что у него есть. А он, мятежный, елозит и бесится, как мальчишка. Ищет любовницу на стороне, таится, спрягается у приятеля на даче, словно партизан. Утверждает, что он личность, а сам не понимает, что делать с собой. Рушит жизнь по глупости или спивается.
Иногда определение "рушит" Мельцер заменял термином "говняет". Это было единственным неприличным словом, услышанным Юлией из уст Эрнеста Мельцера.
Стоял сентябрьский тёплый вечер. Закат не торопился умирать, ласкал и красил горизонт.
Рядом с многоквартирным домом Эрнест устроил беседку, собрал её из досок и гибких прутьев. Расположил павильон весьма затейливым образом: его не было заметно из дома, но из-под навеса открывался чудный вид. Пред зрителем развёртывалась аллея, и закат, и облака. Пламенеющий зеленцой горизонт.
– Я ухожу от тебя, – сказала Юлька.
Выговорила фразу ровным, отрепетированным тоном.
– Почему? – не менее ровно спросил Эрнест (любой культурный человек обязан уточнить причины, хотя бы из приличий).
Разлил по чашкам чай.
– Мне нужен самец, – ответила Юлия. Эрнест понимающе кивнул. – Мужчина, убивающий мамонта.
– Ещё сахару?
– Достаточно… Мужчина, приносящий мамонта в пещеру.
– Мясо, зелень и вино?
– Именно.
– Понимаю.
Солнце опустилось ещё ниже, слепило глаза. Было больно и невыносимо приятно смотреть на него.
Ей хотелось говорить ещё, оправдывать своё решение. Ему было достаточно.
