Алексей Русанов
Темнейший путь
– Бажар-до понимает, – ответил Воин, почтительно склоняя голову.
– А вот Дро'зарр-Дар не понимает, – заговорил Отец, повышая тон, – за что он должен платить Бажар-до такое большое жалование, если он, как последний ренридж, дерётся, не видя ничего вокруг, подвергая опасности семью своего нанимателя?
Воин нехорошо прищурился и положил лапу на рукоять меча.
– Дро'зарр-Дар отказывается платить Бажар-до за службу? – спросил он, и в его вопросе нельзя было не услышать угрожающее рычание.
Отец встал и выпрямился во весь рост. Смело глядя в глаза Воину, он подошёл к нему почти вплотную и сказал ровным спокойным голосом:
– Каджит каджита не обманывает. Дро'зарр-Дар заплатит Бажар-до, всё, что обещал. Но Дро'зарр-Дар сообщит до-сура Бажар-до и К’Хай-лы, что его джихатты дерутся хорошо, но не настолько хорошо, как он обещал.
Воин опять вытянул лапы по швам, виновато опустил голову и сказал:
– Это право Дро'зарр-Дара.
В этот момент из кибитки вышла Мать с рыжим котёнком на руках, оба бурых шли по бокам, держась за многочисленные складки её длинной юбки.
– Ай, не говори гзалзи, Дро'зарр-Дар! – заговорила она. – Они отлично дрались, клянусь матерью Азуррой! Они вдвоём уложили семерых.
– Вдвоём?! – возмутился Отец. – Это женщина говорит гзалзи! Дро'зарр-Дар и Джи’ал уложили по меньшей мере троих!
– А! – только отмахнулась от него Мать и присела рядом с Морданом. – Как себя чувствует наш рук?
– Благодарю, уже лучше, – сказал Мордан.
– Ай, хвала Кошке-Матери! Он заговорил! – радостно воскликнула Мать и горячо обняла Мордана к его несказанному смущению. Он не мог припомнить, чтобы его хоть раз так обнимали за всю жизнь.
– До’Райя так рада! Так счастлива! – воскликнула Мать, нехотя выпуская Мордана из своих объятий. Она опустила на землю рыжего котенка, подтолкнула его к Мордану и воскликнула:
– Р’эд-ма, а ну поблагодари своего спасителя!
Котенок попросту прижался к боку Мордана, стал тереться об него и урчать.
– Человека зовут Морд’Ан, – сообщил Отец.
– Как-как? Мар’Дан, подарок Мары?! – удивлённо воскликнула Мать.
– Морд’Ан, – поправил её Отец.
– А, Мор… До’Райя хочет отблагодарить Морд’Ана за то, что он убил этого мерзкого ренриджа.
Воин громко хмыкнул и сказал:
– Это Бажар-до убил того йекошита.
– Пфф! Бажар-до ведёт себя как маленький джа'каджит. Может, он ещё будет мериться, у кого длиннее хвост? – ответила острая на язык Мать и опять обратилась к Мордану. – До’Райя приготовит сегодня на ужин настоящее эльсвейрское фондю. Морд’Ан когда-нибудь пробовал настоящее эльсвейрское фондю?
– Пробовал, – ответил Мордан. – Его готовила Б… б-босмерка одна, знакомая.
– Пфф! Разве босмеры умеют готовить? Эти лесные джики, которые едят одно вяленое мясо? Нет! Настоящее эльсвейрское фондю Морд’Ан сможет попробовать только у До’Райи. Каджиты устроят настоящий пир, чтобы возблагодарить богов за своё спасение!
И До’Райя с лихвой выполнила своё обещание. Первым делом она раздала задания всем, кроме котят и Мордана: кому наносить дров, кому наловить свежей рыбы, кому какие продукты достать из кибитки с припасами. Мордан, чтобы не путаться под ногами у занятых каджитов, потихоньку отошёл в сторону и присел в тени разлапистого вяза. Бредя к вязу, он обнаружил, что правая нога отзывается глухой болью на каждый шаг. Мордан присел, закатал штанину и увидел, что его сломанная голень плотно замотана тонкой лентой ткани. Он осторожно размотал её и увидел на месте раны бурую корку и уже заживающий жёлтый кровоподтёк. Но голень сильно опухла и приобрела заметную кривизну: очевидно, кость соединилась неправильно.
– Дро'зарр-Дару очень жаль, – сказал беззвучно подошедший Отец. – Каджиты – не лекари, а простые торговцы. Каджиты не умеют правильно лечить людей.
– Я понимаю, – кивнул Мордан. – Правда, я не человек. Я данмер.
– А! – отмахнулся Отец. – Каджиты плохо разбираются в породах людей. Как и люди в породах каджитов. Человек отличит Ом от Сутай, или Ом-рат от Сутай-рат?
– Нет.
– То-то и оно… Дро'зарр-Дар пойдёт ставить шатры.
Мордан молча кивнул, прислонился спиной к вязу, оперся затылком о ствол. С интересом он наблюдал, как ловко и быстро каджиты ставят свои шатры, как Мать хлопочет, суетясь между тремя кострами, на которых что-то варилось, жарилось и пеклось. Тёплый летний воздух был почти неподвижен, лишь иногда лицо Мордана ощущало легчайшие дуновения ветерка, которые доносили до него дым от костров и запахи кушаний, над которыми колдовала Мать. Запахи эти были настолько соблазнительными, что у Мордана, который ещё недавно даже не заметил бы, что не ел весь день, в животе громко урчало, а рот резко наполнялся слюной, которую приходилось сглатывать.
Наконец его позвали к каджитскому дастархану: широкой прямоугольной скатерти, расстеленной под открытым небом поверх ковров. Вокруг дастарахана были разложены лёгкие стёганные тюфяки, на которых комфортно расположились все участники каравана. Мордану отвели почётное место справа от Отца.
– Пусть человек попробует сначала босмерские закуски. Это единственное, что эти джики из Валенвуда делают неплохо, – сказала Мать и протянула Мордану тонкую палочку, на которую были нанизаны какие-то маленькие рыжие цилиндрики.
Мордан слегка растерялся, не зная, как это надо есть. Мать, показывая пример, аккуратно сняла зубами с палочки один цилиндрик и принялась жевать. Мордан поступил так же, сделал несколько движений челюстями и – замер, удивлённый странным сочетанием вкусов.
– Это сладкое красное яблоко с острым сыром, завёрнутое в то-о-оненький ломтик вяленой оленинки, – пояснила Мать. – Морд’Ану нравится?
Мордан поспешно закивал и принялся жевать в два раза быстрее. Раньше он ел и яблоки, и сыр, и вяленое мясо, но по отдельности. А когда все они разом оказались у него во рту, то солёность оленины, сладость яблока, терпкость сыра соединились во что-то совершенно новое и удивительное. Мордан быстро дожевал и проглотил один рулетик и тут же отправил в рот второй.
– А это фто такоэ? – спросил он, разглядывая третий, оставшийся на палочке. – К’кой-то мёд?
Рулетики были политы густой тёмно-коричневой жидкостью, придававшей им особую сладость.
– Нет. Это соус из дже'м'ат… э-э-э… из лунного сахара, по вашему.
– Офень фкуфно! – похвалил Мордан, дожёвывая третий рулетик. – Можно мне ещё таких?
– Пока хватит. Человек ещё не попробовал остальную еду.
Мордан смиренно вздохнул.
– Теперь пусть человек попробует лосося из Белой реки, запечённого с овощами. Лосось свежайший: Джи’ал поймал его час назад.
– Рыбу я люблю, – сказал Мордан, принимая тарелку с нежно-розовым сочным стейком из лосося, лежащим на подушке из печёной моркови и порея. Лосось таял на языке, как снег на печке, овощи мягко оттеняли его вкус.
– Человеку нравится? – спросила Мать.
Рот был переполнен, и Мордан лишь энергично покивал головой.
– Можно ещё лосося? – спросил Мордан, как только тарелка опустела.
– Лучше человеку попробовать другое блюдо, – ласково, но непреклонно сказала Мать.
Мордан опять вздохнул и с завистью посмотрел на каджитов, которые накладывали себе что хотели и сколько хотели. Дальше последовал томатный суп – одновременно сладкий и острый, от которого словно жидкое пламя разливалось из желудка по всему телу, доходя до кончиков пальцев на руках и ногах. Мать опять поинтересовалась мнением Мордана о супе, и опять он, как мог, выразил свой восторг.
– А когда будет фондю? – поинтересовался Мордан.
– Настоящее эльсвейрское фондю! – со значением произнесла Мать. – Сейчас будет. Но сначала – вот.
Она протянула Мордану лепёшку, поджаристую, пористую, пухлую, пахнущую лучше, чем свежевыпеченный хлеб только из печки. Он уже собрался впиться в неё зубами, как Мать остановила его:
– Пусть человек подождёт! Этот картофельный хлеб – для фондю.
С чугунного горшка, стоявшего в центре дастархана, сняли крышку, и густой пар вспорхнул маленьким облаком. Отец первым отломил кусок лепёшки, опустил его в горшок, подержал, потом достал и быстрым движением отправил в рот. Так же поступила мать и жестом предложила Мордану последовать их примеру. Кусок лепёшки погрузился в густой расплавленный сыр, который потянулся за лепёшкой, но не удержал добычу, когда Мордан извлёк свой кусок и отправил в рот. Мягкость и воздушность пресной лепёшки соединилась с густотой, плотностью и сладкой остротой сыра, и это, пожалуй, было самое вкусное, что он пробовал в своей жизни. О чём Мордан поспешил сообщить Матери, как только дожевал и проглотил. Все каджиты по очереди старшинства макали в горшок кусочки лепёшки и – не ели, а вкушали – Настоящее Эльсвейрское Фондю. Когда все попробовали по кусочку, снова Отец макнул кусок лепёшки в сыр, потом Мать, Мордан, все пошли по новому кругу. Неслух Рыжий попытался просунуться к горшку вне очереди, но получил от бдительной Матери деревянной ложкой по лбу и вернулся на своё место с пустыми лапами. Когда фондю закончилось, Мордан уже чувствовал себя объевшимся. Но Мать торжественно провозгласила:
– А теперь – сладкое!
И Мордану было передано целое блюдо с разнообразной выпечкой и чашка с чем-то янтарно-оранжевым.
– Это морковь в глазури из лунного сахара, – пояснила Мать. – А там – слойки с лавандой, с яблоком, с можжевеловыми и со снежными ягодами. Ну и, конечно, сладкий рулет.
Как ни протестовал уже изрядно наполненный живот, Мордан ел одно, другое, третье – и не мог остановиться. Такое всё было вкусное! Чтобы легче елось, Мать поставила перед ним кружку и целый кувшин какого-то удивительно ароматного напитка.
– Нордский мёд? – поинтересовался Мордан.
– Пфф! – презрительно фыркнула мать. – Пусть его пьют эти дикари норды! Это – горячий сидр с пряностями.
После Настоящего Эльсвейрского Фондю Мордан был уверен, что уже никакой вкус не сможет его удивить, но ароматный сидр просто влюбил его в себя, попутно ещё и уравновесив сладость слоек и рулета своей душистой кислинкой, нежно пощипывающей язык.
– Когда Дро'зарр-Дар нанимал Бажар-до, – заговорил вдруг Воин, державший в лапе надкушенную слойку, судя по лиловой начинке, с лавандой, – он обещал, кроме хорошего звонкого джа, ещё и еду от лучшей стряпухи Эльсвейра. Бажар-до подтверждает, что своё обещание про еду Дро'зарр-Дар сдержал.
Мать смущённо улыбнулась, Отец довольно хмыкнул и изрёк:
– Каджит каджита не обманывает.
А потом вдруг повернулся всем телом к Мордану и сказал:
– Дро'зарр-Дар не знал, что Морд’Ан – чародей. Он думал, что в караване только один боевой маг – К’Хай-ла. Морд’Ан учился в Коллегии Винтерхолда?
– Мордан… ну, то есть, я… не боевой маг, – помотал головой Мордан. – Про Коллегию я только слышал краем уха.
– Как же тогда Морд’Ан повелевал стихией огня? – заговорила Красотка. Голос у неё был глубокий, грудной, заставляющий мужское сердце биться быстрее.
– Я… мне удалось… словом, в руки ко мне попала книга, – смущённо стал объяснять Мордан, – в которой довольно много разных заклинаний. Я её читал, кое-что пробовал… многое запомнил, и… огненное заклинание в том числе.
– Книга? – удивилась Красотка. – Никогда не думала, что магию можно постичь самому по книжке.
– Я сейчас покажу её, – засуетился почему-то смущённый Мордан и полез в неразлучную сумку, перекинутую через плечо. Доставая книгу, он задел какую-то лежавшую в сумке тряпицу, она выпал на землю, раскрылась, и из неё высыпались несколько уже засохших лунных мотыльков. Отец наклонился и осторожно тронул когтем одного из них.
– Что это?
– Это лунный мотылёк, – ещё более смущаясь, пояснил Мордан.
– Зачем он Морд’Ану? – удивился Отец.
– Тут записаны, – Мордан показал всем книгу в своих руках, – кроме заклинаний, много рецептов разных зелий. В том числе есть рецепт зелья из крыльев лунных мотыльков. Пишут, что оно может сделать человека невидимым.
– Человека – невидимым? – ещё больше удивился Отец. – А может ли оно сделать невидимым каджита?
– Да! Может ли оно сделать невидимым каджита? – заинтересовался Старший Сын.
– Ммм?… – навострила уши Красотка.
– Я не знаю, – признался Мордан. – Я никогда его не делал. Только хотел попробовать. Но из-за этих мотыльков, даэдра их побери, чуть не погиб. И если бы не помощь каджитов… В общем, я перед вами в долгу.
– О нет! – решительно заявил Отец. – Морд’Ан свой долг сегодня погасил с лихвой! А если он ещё и сварит зелье, способное сделать каджита невидимым…
Отец искательно и даже как-то просительно, снизу вверх посмотрел на Мордана.
– Я бы мог попробовать. Правда, у меня не в чем его готовить…
– У Морд’Ана всё будет! – воскликнул Отец и резво нырнул в одну из кибиток. Вернулся он, держа в лапах изящный ящичек из красного сандалового дерева. Отец открыл крышку на беззвучных петлях, и Мордан увидел внутри отличный набор алхимика: бронзовые весы, ступку с пестиком, колбы, реторты, перегонный куб.
– Подарок Морд’Ану от Дро'зарр-Дара.
Как ни отнекивался Мордан, от подарка ему уклониться не удалось. И это был не последний подарок за день. Когда все уже разошлись по шатрам и стали укладываться спать, в шатёр, отведённый Мордану, вдруг заглянул рыжий котёнок. Он протянул маленькую пушистую лапку и сунул что-то в ладонь своего спасителя. Мордан присмотрелся и увидел, что это маленький клык, подвешенный на тонкий кожаный шнур.
– Первый молочный клык Р’эд-ма, – пояснил котёнок. – Подарок человеку. На удачу!
Мордан не успел сказать спасибо, как котёнок уже удрал из шатра.
На следующий день утром караван не тронулся с места, как обычно. Вместо этого Отец обратился к Мордану с просьбой попробовать сварить эликсир невидимости из крыльев лунных мотыльков. Пока Мордан ворожил над тиглем, колбами и алембиками, за его работой внимательно следили Отец, Старший Сын и Красотка. Как только варево остыло, Старший Сын попросил Отца:
– Можно Джи’ал первым это попробует?
Отец с недоверием посмотрел на склянку с белёсой, словно разбавленное молоко, жидкостью.
– Может, лучше, если человек?… – нерешительно сказал он.
– Конечно! – поддержал его Мордан.
Он поднёс склянку ко рту, выдохнул и сделал три больших глотка. Вкуса у зелья не было. Мордан поставил склянку на раскладной походный стол и прислушался к своим ощущениям. Ни во рту, ни в горле, ни в животе ничего не чувствовалось: он как будто сделал несколько глотков тёплой воды. Но только он перевёл взгляд на каджитов, как увидел, что коты смотрят на него с каким-то суеверным ужасом. Мордан опустил голову, чтобы осмотреть себя и – ничего не увидел! Туловище, ноги, руки – всё исчезло!
– Великий Раджин! Он исчез! – прошептал потрясённый Отец.
– Я не исчез, – возразил Мордан, и каджиты вздрогнули.
– Человек здесь? – заозирался по сторонам Отец. – Куда человек делся?
– Зелье сработало. Я здесь, но я невидим! – с восторгом воскликнул Мордан. – Вот смотри.
Он попытался взять со стола медные клещи, которыми снимал горячую колбу с тигля, но это оказалось не так просто, если не видишь собственных пальцев. Пришлось сначала положить ладонь на поверхность стола, потом подвести её к клещам, нащупать их, как если бы он делал это с закрытыми глазами, ухватить и только потом поднять. И сам Мордан, и, очевидно, каджиты узрели, как клещи, спокойно лежавшие на столе, вдруг взлетели и заплясали в воздухе.
– Я взял клещи в руку, – пояснил Мордан.
– Пусть человек спрячет их себе за пазуху, – попросил Отец.
Мордан так и сделал, и клещи тоже исчезли. Каджиты ахнули.
– Пресвятая Матерь-Кошка… – прошептала ошеломлённая Красотка.
– Отец! Позволь Джи’алу попробовать так же! – взмолился Старший Сын.
Отец позволил, и, разумеется, зелье подействовало на каджита точно так же. Это привело всех в ещё больший восторг. Даже когда через несколько минут действие зелья закончилось, и Мордан со Старшим Сыном вновь стали видимыми, радость каджитов совсем не уменьшилась. Они восторгались этим весь оставшийся день, когда собрались и отправились в дальнейший путь, а вечером у Мордана произошёл важный разговор с Отцом. Тот в стотысячный раз восхитился способностью Мордана готовить такое удивительное зелье, похвалил его поразительные магические способности и поинтересовался: что Мордан собирается делать со своим даром?
– Я думаю дальше учить заклинания, которые есть в моей книге. Пользоваться ими всё лучше и лучше… – неуверенно ответил Мордан.
– А не думал ли человек о том, чтобы поступить в Коллегию магов, что на самом севере Скайрима?
– Это которая в Винтерхолде?
– Да. Ужасное место, ужасное! Дро'зарр-Дар был там один раз. Холодно – бррр! Людей там живёт мало, торговля отвратительная. Можно заработать, только если маги из Коллегии пожелают что-то приобрести.
– А какие они – маги Коллегии? – поинтересовался Мордан.
– Богатые. Очень богатые. Дро'зарр-Дар помнит, как у него купили на триста септимов полтора десятка эльсвейрских…
– Нет. Кто именно там занимается магией – в Коллегии? – перебил Отца Мордан, которому неинтересно было слушать про торговлю. – Норды? Альтмеры? Данмеры? Бретоны?
– Разные люди. Есть даже каджит – мастер Дж'зарго, один из почтеннейших магов Коллегии. Он тоже покупал товары у Дро'зарр-Дара: огненную соль, толчёный бивень мамонта…
– А кого берут учиться в Коллегию? – пряча тревогу, спросил Мордан.
– Всех, – ответил Отец, и сердце Мордана радостно подпрыгнуло. – Всех, кто заплатит вступительный взнос – одну тысячу септимов.
– Тысячу септимов?! – ахнул Мордан.
– Да. Тысячу.
– Значит, я никогда не поступлю туда, – с горечью сказал Мордан. – Я такую кучу денег отродясь не видал.
– Дро'зарр-Дар так не думает, – сказал Отец и покровительственно положил лапу ему на плечо. – У Морд’Ана вполне могут появится такие деньги, и довольно быстро.
– Откуда? – удивился Мордан.
– Знает ли Морд’Ан, как относятся норды к бедным каджитам, которые привозят товары в их холодную страну?
– Как?
– Их даже не пускают за стены городов. Позволяют только расположиться рядом и там вести торговлю.
– А какое это имеет отношение к деньгам, которые я могу?…
– Самое прямое. Если Мордан согласится делать своё волшебное зелье, делающее каджитов невидимыми, то каджиты смогут попадать за городские стены, и их никто не заметит. И так же незаметно они смогут возвращаться обратно, и их карманы будут при этом не пустыми.
– Ты хочешь с помощью моего зелья воровать? – удивился Мордан.
– Тот не каджит, кто не возьмёт, что плохо лежит, – ответил Отец. – Один из величайших каджитов был Раджин Мурчащий Лжец, который прославился тем, что сумел украсть даже татуировку с шеи императрицы Кинтры. И теперь все каджитки рассказывают о нём сказки своим котятам.
– Но ведь это не по закону, – неуверенно сказал Мордан.
– А! – махнул лапой Отец. – У каджитов свои законы, отличные от людских. И потом, разве сам Морд’Ан не говорил, что был разбойником с большой дороги?
– Да, был.
– Но на разбое, как видно Дро'зарр-Дару, не разбогател. А? Тут же – дело совершенно верное. Не надо рисковать, не надо ничего делать самому. Надо только варить зелье. Всё остальное сделают Джи’ал и К’Хай-ла. А Морд’Ан получит от добытого… ну, скажем… пятую часть. Морд’Ан согласен?
Какие-то смутные сомнения и опасения шевелились в глубине души Мордана.
– Но у меня больше нет крыльев лунных мотыльков…
– О, вот это – точно не беда! Мои дети за пару ночей наловят тебе этих мотыльков целый мешок. Так что – Морд’Ан согласен?
– Мордан согласен!
Отец очень обрадовался и предложил немедленно отметить такую прекрасную сделку. Уже через минуту у него в лапах оказались два крошечных стаканчика, всего раза в два больше напёрстка, с прозрачной жидкостью.
– Это жидкое счастье, – пояснил Отец. – Скума. Она тоже вне закона, но это не помешает нам её отведать.
Мордан, повторяя за Отцом, залпом выпил жидкость, которая обожгла язык и жидким огнём пролилась в желудок. Уже через минуту у него всё поплыло перед глазами, а на душе стало так хорошо и спокойно, как не было никогда в жизни. Он лёг навзничь и погрузился в мечты о том, как поступит в Коллегию, выучится на боевого мага, а потом – чем даэдра не шутят? – ещё и сам станет архимагом. Он не заметил, как из мечтаний плавно переместился в мир снов, и все они были лёгкими и прекрасными, как облачка, позолоченные лучами заходящего летнего солнца.
Мордан стал полноправным алхимиком каравана Дро'зарр-Дара. Котята были счастливы, когда вместо скучного сна их отправляли бегать по полянам при свете Массера и Секунды и охотиться на мотыльков. Очень скоро в распоряжении Мордана оказалось сколько угодно сырья. Однако он не только варил вечерами зелье и рассчитывал какой объём нужен на какое время невидимости. Мордан ещё взялся обучать Красотку и Старшего Сына полезным в воровском деле заклинаниям: открытию замков и притягиванию предметов. Он и сам отточил эти заклинания, и его ученики делали большие успехи. В благодарность Красотка научила Мордана кидать молнии, что было её самым любимым заклинанием. Отец был доволен. Пару раз Мордан робко спрашивал его, нельзя ли ещё отведать немного скумы, но каджит качал головой и объяснял, что это слишком коварная вещь, и если кто к ней пристрастится, то очень быстро потеряет разум и волю.
Через седмицу неспешного движения по дороге вдоль Белой реки вместо красивых, но изрядно поднадоевших видов величественных гор и таинственно-мрачных лесов открылся новый пейзаж. На горизонте возникли и стали расти по мере приближения суровые и мощные, как воины из древних нордских песен, стены Виндхельма. Именно к этому городу держал путь караван. Они разбили лагерь неподалёку от съезда с большого каменного моста, который соединял Виндхельм с правым берегом Белой реки. Из тех, кто шёл или ехал в город либо из него, некоторые заворачивали в каджитский табор, и тогда Отец принимал их, как долгожданных гостей, предлагал товары на любой вкус, нюх и кошелёк. В этот же людской поток незаметно ныряли Старший Сын с Красоткой, нагруженные склянками с зельем Мордана, а спустя некоторое время так же незаметно возвращались и тайком выгружали принесённую добычу. Отец довольно потирал лапы, разглядывая кошельки, кольца, браслеты, дорогие безделушки, утянутые прямо с прилавков на рынке, и разглагольствовал, как они дальше двинут в Рифтен и там, в вотчине Гильдии воров, они смогут легко и задорого продать всё рифтенским скупщикам. Потом вся добыча отправлялась в тайник, но какой и куда именно Мордана не посвящали, да он и не интересовался. Он лишь с нетерпением ждал, когда закончится их пребывание под стенами Виндхельма и они двинутся дальше на восток.
Но в один отнюдь не прекрасный день то ли пресветлые аэдра рассердились на каджитский караван, то ли даэдра, дети извечного Мрака, решили подшутить над ними. Едва лишь Красотка и Старший Сын вернулись из города и избавились от добычи, как вдруг отряд городской стражи внезапно окружил лагерь каджитов, и десятник в блестящей кирасе, с бородой, заплетённой в две седые косы, предстал перед Отцом, держа руку на рукояти меча.
– Чем скромный караван каджитов привлёк внимание такой важной персо?… – начал было льстивую речь Отец, но десятник быстро его прервал.
– Нам поступило сообщение о краже ценной вещи! – пробасил он. – Свидетели говорят, что видели неизвестного каджита в городе.
– Это какое-то недоразумение! – очень правдоподобно возмутился Отец. – Стража у городских ворот не пропускает каджитов, и караван Дро'зарр-Дара ведёт свою скромную торговлю…
Вдруг над ухом Мордана, который просто стоял неподалёку и наблюдал за этим разговором, словно городской зевака за уличной перепалкой, раздался бесплотный шёпот Красотки:
– Они сейчас будут всё обыскивать. Могут забрать твою книгу.
Мордан вздрогнул и стал крутить головой, пытаясь обнаружить Красотку.
– Ты где, К’Хай-ла?
– Не верти башкой – заметят! – фыркнула каджитка. – Я невидима. Они могут изъять всё, что захотят, и мы ничего не докажем. Незаметно сними с плеча сумку и отдай мне. Я спрячу её в тайник.
– Понял, понял… – прошептал Мордан и сделал всё, как просила Красотка.
Тем временем препирательства между Отцом и десятником закончились, и начальник стражи действительно пошёл по шатрам всё осматривать. Мордан чувствовал себя неуютно под взглядами стражников, оцепивших лагерь по периметру. Какое-то внутреннее беспокойство, смутное ощущение беды возникло в нём и стало нарастать с каждой минутой.
Вдруг десятник вместе с парой других стражников вышел из очередного шатра. Из-за его спины выглядывал Отец, а в руках он держал… Мордан не поверил своим глазам. В руках десятника была его сумка!
– Чья это сумка? – громко спросил десятник.
– Моя, – не успев подумать, ляпнул Мордан и даже сделал шаг вперёд.
Десятник хищно осклабился и достал из сумки какую-то подвеску с крупным тёмно-синим камнем на цепочке, судя по цвету – золотой.
– А это тоже твоё? – спросил десятник, надвигаясь на Мордана. Стражники выдвинулись вперёд и встали от него по бокам.
– Нет, не моё, – ответил Мордан, пока не понимая, что происходит, и сделал шаг назад.
– Правильно, не твоё! – обрадовался десятник. – Потому что это – клянусь Талосом! – фамильный амулет почтенного главы клана Расколотый Щит. А не скажешь ли ты, серый, почему цепочка от амулета торчала из твоей сумки?
– Не знаю. Я никогда его раньше не видел, – сказал Мордан, ощущая словно большой кусок льда у себя в животе.
– Не видел? Удивительно! Наверное, он туда с неба свалился, да?
– Каджит хотел бы скромно заметить, – подал голос из-за спины десятника Отец, – что вход в город закрыт только для каджитов. Все остальные могут свободно входить и выходить оттуда.
Яркой вспышкой взорвалась мысль в голове Мордана. Он всё понял!
– Дро'зарр-Дар! – воскликнул он возмущённый кошачьим вероломством. – Как ты?… Почему?… Ты же сам говорил: каджит каджита не обманывает!
– Всё так, – спокойно ответил Дро'зарр-Дар. – Но Морд’Ан не каджит. Он – человек.
– Я не человек! – заорал вскипевший от гнева Мордан. – Я – тёмный…
Его прервал грубый толчок одного из стражников.
– Пошли уже, тёмный! А то тюрьма заждалась.
5
Глава 4. На самое дно и глубже
Тоска. Тоска, тощечка, тощища – самое главное чувство, которое ни на миг не отпускает человека в тюрьме. Это Мордан узнал довольно быстро, оказавшись в одиночной камере в тюрьме Виндхельма. Его бросили в каменный мешок пяти шагов в длину и четырёх в ширину. Охапка прелой соломы на полу да дыра для нечистот в дальнем углу – вот и всё, что в ней имелось. Заключённому оставалось или ходить от стены к стене, или валяться на соломе, крутить в пальцах фибулу Белки либо клык Рыжего – всё имущество, которое при нём оставили. Единственное, что не смогли у Мордана отнять и чем он с удовольствием пользовался – это воспоминания. Часами он перебирал их в памяти, начиная с самых приятных. Нарастающая тяжесть орехового удилища, которое сгибается под грузом попавшегося лосося. Замшелые надгробия фолкритского кладбища с полустёртыми надписями. Похвала старого Улрина перед всеми учениками за то, что самый первый решил задачку. Улыбка на лице Эйры при виде целой корзины корней Нирна, собранных им по берегам ручья в глухом распадке. Огненное заклинание, от которого впервые вспыхнул хворост под его рукой. Взгляд, быстрый, искоса брошенный, изумрудных глаз Белки, горячие поцелуи под грохочущий аккомпанемент грозы, сладкий вкус её слюны, отдававшей лесной земляникой. Настоящее Эльсвейрское Рагу и чувство удивительной лёгкости, вызванное махоньким глотком скумы.
Но незаметно приятные воспоминания сменялись тёмными, терзающими душу. Колено Болли на горле. Хруст птичьих костей под сапогом Тефара. Гулкий удар ноги Малога, выбивший из под него бочонок. Свист стрелы, выпущенной в него Белкой. Кривая распухшая нога, выглянувшая из задранной штанины. Вытягиваемый за золотую цепочку амулет с густо-синим самоцветом, заигравшим на солнце, как только седобородый десятник достал его из котомки Мордана.
Кулаки сжимались от бессильной ярости, перехватывало дыхание. И тогда память уступала место воображению. Он видел себя выпускником таинственной и манящей Коллегии магов Винтерхолда. Сладостные картины мести вставали перед глазами. Валяющийся на полу мёртвый Тефар с синим от отравы лицом. Болтающаяся в петле Белка. Красотка К’Хай-ла, испепеляемая теми самыми молниями, которым она же его и научила.
Раз в день этот водоворот воспоминаний и фантазий прерывался приходом тюремщика, который приносил краюху ржаного хлеба, миску грубой овсянки и кувшин ржавой воды. Он ставил это всё на пол перед решёткой, перекрывавшей вход в камеру, и уходил, чтобы через час вернуться и забрать пустую посуду. Первые две седмицы этим занимался пожилой бретон, громко шаркавший подошвами по каменному полу и кряхтевший всякий раз, когда наклонялся, чтобы поставить или забрать посуду. Сделав это для Мордана, он уходил, чтобы через минуту вернуться и так же поставить кувшин и миску перед решёткой в камере напротив. Поскольку маленькое зарешёченное окно под потолком очень скупо давало свет, в тюрьме царил вечный полумрак, и Мордан почти не видел другого заключённого. Он видел лишь, как за решёткой сгущался смутный силуэт, тощая рука, покрытая зелёно-серой чешуёй просовывалась между прутьями и забирала принесённое. Несколько раз Мордан окликал собрата по несчастью, пытался поговорить с ним, но не получал ответа.
Но потом пожилого бретона сменил молодой и рослый норд с постоянным румянцем на пухлых щеках. По неведомым Мордану причинам новый тюремщик сильно невзлюбил узника из камеры напротив и стал всячески над ним измываться: осыпать отборной бранью, плевать в еду и питьё. Когда заключённый однажды не выдержал этого и ответил что-то резкое, но неразборчивое для Мордана, краснолицый тюремщик придумал новое истязание. Принеся питьё и пищу для своей жертвы, он демонстративно вылил воду из кувшина на пол и сказал: «Ой, какой я неуклюжий: всё разлил! Ну, ничего, завтра я принесу тебе ещё». Но на следующий день повторилось то же самое, и на третий. Мордан наблюдал за этим с прохладным любопытством, как за единственным развлечением, разбавляющим его тоскливый бессобытийный день. На третий день, едва тюремщик ушёл, Мордан услышал странный сипящий голос:
– Эй, сссерый!
Мордан оторвался от поглощения овсянки и взглянул туда, откуда шёл звук. Узник в камере напротив приблизился к решётке и, держась обеими руками за прутья, высунул голову насколько смог. Стало видно, что это – аргонианин, разумный ящер из тех, что обитают в далёкой-далёкой провинции Чернотопье на юго-востоке империи.
– Сссерый! – опять позвал аргонианин.
Мордану не очень нравилось это обращение, намекавшее на цвет его кожи, но, внутренне поморщившись, он ответил:
