Алексей Суслов
Как страшно засыпать в России
И в дороге нас дождь накроет,
Что Господь в очищенье принёс.
Детский разговор
– Звёзды – это просто родинки
На небесном теле ночном.
– А возможно, смешные веснушки,
Как у меня на лице по весне.
– Да нет же: это кто-то рассыпал
Там наверху стеклянные бусы.
Песня девушки
Распущу я радугу на нитки,
Платье новое сама себе сошью.
Буду дожидаться у скамейки
В этом платье я любовь свою.
Буду так высматривать дорогу,
По которой милый розы нёс,
Что в глазах, как в церкви перед Богом,
Просветлеет от нежданных слёз.
Кружится как птица
Из ольхового ситца
В городском нашем парке
Осенний листок.
Цветной сон мне снится,
Там счастливые лица.
Ольховый вальс длится
Больше века чуток…
Затаился в небе месяц,
Потерял одну звезду.
Не ищи ее, друг милый,
Дело ведь идет к утру.
Завтра мы её поищем,
И я знаю, что найдём,
И тогда споем мы песню
ту, что знаем мы вдвоем.
Тихо играет музыка,
Кто-то поёт о любви.
В тихих и мрачных сумерках
Ты меня не зови.
Я никуда не уеду,
Просто забуду себя -
Кто я и что я наделал
В тихую ночь сентября?
Странные, глупые пьесы
Мы разыграли с тобой,
Осенью были мы вместе,
А распрощались весной.
В вещие, серые сумерки
Лучше меня не ищи.
Знаю: давно нам обоим
Стало не по пути.
Старый костёл, в который никогда не приедет Римский Папа,
Не возжжёт свечу, не укажет на наши грехи.
За что же эта вечная глухая расплата?
За близость к небу. Зри!
Этот костёл как трескучая арфа
Нам органом споёт Иисуса Христа,
И в зелёном платьице полячка Марфа
Нам укажет на подножье креста.
Приди, открой своею музыкой алтарь моей души,
и службу кроткую во мраке том вспомни,
и пусть поклонники есть рвань и торгаши,
их лица до единого запомни.
запомни под синею губою огромный нос,
лицо, пахнувшее лавандой,
и ветер тот, что есть свободонос;
он с музыкой твоей играет как с шаландой.
Я сошёл с парохода
В филиппинском порту.
Всей красой иноходи
Лошадь шла на бегу.
Мне песок резал веки.
Ветер гнал сухой лист,
Филиппинские реки
И мужской смачный свист.
Моряку есть где выпить,
Да и есть где упасть.
Ночь создали для выпи,
Как для женщины страсть.
Покровительство Бога
Здесь навеки обрел.
И тагальского слога
Красоту я нашел.
Так люби ж, филиппинка,
Русского моряка.
Ну, а лезвие финки
Спрячь для другого пока.
Спасаемый Глеб
В таёжной глуши он один.
Живёт у бобровых плотин.
Отшельник и старовер.
Он носит голубой пуловер.
Ботинки солдатские и рукавицы.
Он чудо огородное для птицы.
С утра молит о храме:
"Его мы построим саме."
А вечером молит о жатве.
"Души многие спасу по клятве".
До него не доехать. Не добраться,
А уж если то как постараться
Он вас встретит чаем и хлебом,
Назовётся "Спасаемым Глебом".
Перекрестится и явит благодать.
Ему на вид сто лет можно дать.
Он не знал ни женщин, ни драки.
Для него телевизор – враки.
А вот радио слушает когда как.
Он скажет: " Я от веры чудак".
Спать ляжет и приснится ему,
Как Архангел гудит в трубу.
Он проснётся и скажет громко:
" Где ж сестра моя Томка?"
На колени встанет у угла
И так простоит до утра.
А утром – молитвы да поклоны.
От спины доносятся стоны.
Так и будет свой крест он нести
Лет так до ста двадцати.
Калины куст
Цветёт в саду калина зорькой ясною,
А я милую целую наяву.
И эта мне пора прекрасная
Чудна, что ангела зову.
Приди, мой ангелок, и обними мне плечи,
С тобой мы дружно песенку споём
Про те пленительные встречи
В саду моём.
Мы имя той прославим пуще солнца.
Мы с ней закружим вечный хоровод.
И куст калины упадёт в оконце,
И в дом войдёт.
Пираты
Кругом вода, и горизонт вдали
Земли не предвещает скорой,
А тянет так забраться в ковыли…
Пройтись дорожкой торной.
Корабль мчится как в последний путь,
И сердце бьётся – молот с наковальней.
А всей затеи нашей суть:
Разбогатеть дорогой дальней.
Мы есть пираты, смерть у нас в чете.
Нас чёрной меткой обдало как морем.
Мы люди. Но совсем не те -
Не тем нас обвенчало горем.
Не пой душа, пусть всё горит огнём!
Я с Богом разругался и с роднёю.
Я ночью – лишь скелет. И труп я днём,
И на Луну как волк я вою.
Тамплиеры
Плачь, чёрная дева, во всё гордо плачь!
Головы тамплиеров рубит палач.
Кровь с ран хлещет, вены гудят.
Губит святых воинов сотня чертят.
Милая дева, веки зажмурь.
Злая картина, чёрная хмурь.
Остатки мечей пламя жуёт.
Голый петух песню поёт.
Нет тамплиеров, пал гордый храм.
Франция стала сценою драм.
Вечная память войнам Креста.
Жизнь не начнётся с чистого листа.
Опричники
Опричники несутся по Руси
Как волки,
И все про них ведут
Кривые толки.
Они в пёсьих мордах
Выдавили очи,
Чтоб кровь лилась
В темницу ночи.
Продали души дьяволу
И чёрту.
Они себя влекут
К честному сорту,
А грозный царь
Поёт и пляшет,
И в храм-то Божий Он
Лица не кажет.
Один лишь поп Давид
За души молится.
Авось гнев царский
Да успокоится!
Вестерн
Скакал как ураган, как дьявол,
Мистер Джек.
Он получил от дядюшки
В наследство чек
На семьсот долларов и револьвер
В придачу,
Как кто-то получает
Цент на сдачу.
Но по дороге в Нэшвил
Он продрог.
Собака сдохла, сошла на нет
У ног.
Его догнали два молодца
В шляпах,
Шли как бульдоги,
Рыская на запах.
Бой начался. Не стало тех двоих
Под вечер.
Когда святой отец уж погасил
Все свечи.
И чек в порядке, и мистер Джек
Доволен.
Он только десять лет как
Есть на воле.
А дома дочь-девица плачет
В платочек.
Ей снился сон плохой
без проволочек.
Там пал её отец-храбрец
От шалой пули.
В руках посмертно сохранились
Дули.
Но вот он здесь, живой,
Как ветер.
И завтра снова в путь пойдёт он
Ставить сети.
Так жизнь его пройдёт как ветер,
Как дыханье.
И нету в ней поспешностей,
И опозданья.
Клоун
Нелепый клоун – выступал
Забавно.
Свистульку вынимал из рук
Так славно.
На идишь перешёл с французского
Как диктор.
Его все звали Недотрога
Виктор.
Плясал и пел как лилипут,
Картинно.
И брюки до пупа тянул
Он сильно.
Смешной, забавный он еврей
Из Лиона.
А клоун лучше всякого
Эталона.
Осень. Татьяне Власовой
Осенний воздух так певуч,
Что он достанет и до туч.
И тучи понесут тот хор
До самых южных гор.
В горах он обратится в пар,
Как самый ценный дар.
А дар вернётся к людям вновь,
Чтоб будоражить кровь.
Кровь не остынет в осень ту.
Её как ларь в руках несу.
Она войдёт сквозь кожу к той,
С кем пребывает образ мой.
Бомбей
Город разносчиков пиццы. Он есть
Козырная карта в руках того мэра,
Который готовит не то чтоб уж месть,
Но революцию точно. Новая эра
У нищих свои козыря. Нищета
В почёте у бедных индийцев.
Богатых тревожит та глухота,
Что тревожила старых антильцев.
Бомбей, он не спит. Тишина не слышна.
Кругом как колёса, всё спешит и толчётся.
У девять десятых за душой ни шиша.
Новой Индией это зовётся.
Если всё да поставить на карту судьбы,
То вряд ли достигнешь нирваны.
А бомбеец, он боится любой ворожбы.
Он залижет старые раны.
Эмилия Бронте
Писала строфы, как цветы рвала.
И гордостью полна та голова,
Которая явилась в мир как всадник -
Всего хорошего рассадник.
Пленяла красотой и речью ворожила.
В ночной поре снежком ты вся кружила.
Английская Богиня, снов моих рассвет.
Померк с твоим уходом свет.
Но в будущем, где розы всё цветут,
Тебя, о, юную, опять, опять найдут
С венком из ландышей и веток липы,
А все другие будут позабыты.
Играют девушки в футбол,
И пух ложится им на плечи.
И чуть прочувственные речи -
Ведут мужчины разговор.
Мяч суетится между ног.
О, как ты, Англия, прекрасна!
Совсем, совсем уж не напрасно
Собаки воют у сапог.
Забавы юных хороши.
И пламень сердца не напрасный!
И кожи девушек атласны,
И губы страстные красны.
1812-2012
Война не знает слов "могло б".
Она стреляет прямо в лоб.
Она из пушки бьёт в толпу.
Война не верит в "не могу".
Солдат идёт и штык несёт,
свою походную поёт.
Сразил он трёх и тем живёт.
И каплет кровь из уса в рот.
Кутузов там стоит как Бог,
Он этим боем занемог.
Сжимает крест в руке. Молчит.
И молча с Богом говорит.
Отечественная то идёт война.
Она для всех как мать – одна.
Француз и русский здесь сошлись.
И реки крови пролились.
Я вспоминаю вас, друзья,
Кто отдал жизни за меня.
За вас свой кубок подниму
И имя Ваше призову!
Мне жизнь мила своей тоской.
Своей иконой расписной,
Что образ той воды весной,
Которую беру рукой.
Как хорошо-то нам с тобой.
Пусть комариный тонкий вой
Мне неприятен, но порой
Мир, как корабль золотой,
Как свет, даруемый Луной!
И он спешит к себе домой.
И я хожу с главой седой,
Жизнь, свою песню смело пой!
Как хорошо играть судьбой.
Твои глаза, твоя улыбка,
Чарует взгляд, и, будто мёд,
Сладки твои уста.
И, как золотая рыбка,
Творишь ты чудеса.
И наши голоса -
Не есть ли музыка небес?
Твой тайный поцелуй
И кроткий взгляд:
Цветёт, благоухает незабудка
И спеет виноград!
Печаль
Синее небо. Ветер пуховый.
Синей красою сирень расцвела.
Девушка в синем лёгким поклоном
Синюю ленту с земли подняла.
На росной траве сонные кони -
Синие радости – мир солнцу рад.
Только на сердце, как на иконе,
Бело-холодный тяжёлый оклад.
Прекрасный город Львов
Красотой своей ты манишь,
К сердцу льнёшь как мягкий пух;
Краской маков душу ранишь
И ласкаешь нежный слух…
Львов – от "льва" ты, наречённый,
Зазываешь в гости всех!
Я, Украйной упоённый,
По холмам несусь всё вверх…
Бог, отныне и вовеки
Этот Город сохрани!
Нежность льнёт ко мне на веки,
В эти сказочные дни…
Коррида
Его плащ в крови и в пыли,
Он – тореро, который от Бога.
Рукоплещет ему сам Дали
Красноречием славного слога.
У корриды мильоны сердец,
Каждый что-то в ней ищет для духа.
Это знает и в лавке делец,
И портной, и пряха старуха.
У быка нимб повис как Луна.
Он пойдёт в рай, на луга и поляны.
И четвёртая рвётся струна
У гитары, чьи речи уж пьяны.
Владивосток
У моря нету берегов -
Волна ушла вся в бесконечность;
Оно мне говорит без слов,
Подразумевая вечность.
Морской туман слезит глаза-
Я плачу, город плачет;
Но солоная бирюза
Уж ничего не значит.
Скрепят от груза корабли
И краны в вечной ломке.
И день и ночно, от зари
Движенья порта громки.
Вот так живёт Владивосток,
Окраина России.
Как юркий белый поплавок
На глади синей.
Маргаритки
Эти чудные лета цветы
