Алексей Васильевич Губарев
Второй патрон
На берёзы смотрю печальные,
Слышу плачь их немой и стоны.
Помню нежной тебя и кроткою.
Помню, милая, твои губы.
Я ведь тоже из ласки сотканный.
С языка злого слыл я грубым.
Я умею быть нежным, слово!
Сердце черствое не на месте;
Не пропасть мне в краю суровом,
Быть тебе бы моей невестой.
Но иное судьбой завещано.
Обманули таежные мари.
Заманили простором грешного,
Усыпили и обокрали.
Знать удел, поменял бы многое,
Не лакал бы вино из грусти,
Что к тебе, далеко веселого,
Плен саранковый не отпустит.
Мысли тучами напустились.
Помню, милая, все я помню.
От того на краю России
Разрывает затылок болью.
Обмани меня Русь
Обмани надеждою пустою.
Залепи пощечину за так.
Все равно не стать тебе другою
Даже если поменяешь флаг.
Знаю, не обьять твои просторы.
Зорь не тронуть розовую гладь.
Ты одна еще чего-то стоишь
Для меня, неласковая мать.
Принимаю я тебя такою.
Но и ты безрадостно терпи,
Что случился не того покроя,
Что вовсю, до одури кутил.
А мечталось хоть чего-то значить,
Рисовалось быть тебе родным…
От того душа болит и плачет,
Что и мне не стать уже иным.
Гордая, далекая, чужая,
Может ты не так и холодна?
Может я, того не понимая,
Просто не испил тебя до дна?
Я, конечно, многое не видел.
Погаси огонь внутри огня.
Не последнею надеждой жив я,
Обмани и в этот раз меня.
Обласкай, сердечной придуряясь.
Обогрей наигранным теплом.
Может быть тогда я и раскаюсь,
Что горю неправедным огнем.
В западне саранкового буйства
Пить готов березовую грусть.
Не жалею, что родился русским.
А что нелюбим, так ну и пусть.
Ну, валяй же, ври напропалую.
К этому давно не привыкать.
Без слезы люблю тебя такую,
Русь моя-неласковая мать.
Накренил березы мокрый снег
Накренил березы мокрый снег,
Нахлобучил грусть на лапы елям.
Оборвался сердца резвый бег,
Разжигаемый любовным хмелем.
В молодую согнутый луну,
Долгою борьбою обессилен,
В голубом и я увяз плену,
Как однажды в синем взоре милой.
Тот недолгий роковой полон,
Выткали распахнутые очи
Ситцем занавешенных окон
И мороз январской темной ночи.
Не узнала милая о том,
Как любить без устали умею.
Что метель хлестала, как кнутом
И гоним не раз был стужей в шею.
Только отгорело все потом.
Угли прошлого давно истлели.
А, что мерз под дорогим
окном
Вовсе не печалюсь, не жалею.
И теперь, безмолвием пленен,
Созерцаю жалкие березы
И, как даль рябиновым огнем,
Жаркие на снег роняю слезы…
Накренил березы мокрый снег.
Нахлобучил грусть на лапы елям.
Ах, вернуть бы сердцу прежний бег
Да глазами вновь примерзнуть мне бы!
Выпал жребий
Зазывает тайный, кличет.
Сердце мается нестройно;
То летит, то волком рыщет.
То, как облака, покойно.
Не унять шального боя.
От беды не откреститься.
Потому душа и воет.
От того чумной не спится.
Ладится во тьме дать тягу
По задворкам тайной тропкой,
Что на взгорок к мужней бабе
Вьется по низине топкой.
Люба сладкая зараза.
Нету сладу никакого.
Пропадать однажды разом
Стережет судьба любого.
Черный глаз приметит сговор.
Выдаст злое слово тайну.
Знать прирезан буду скоро,
Иль забитым сброшен в яму.
Страх презрев, крадусь сторожко.
Зверем пробираюсь к милой.
Белые взбил месяц дорожжи
Посреди трясины гиблой.
Весь горю. Жарка дорога.
Бьет озноб в ночной прохладе.
Чудится, что муж зазнобы
У ручья с дружком в засаде.
От росы мокра полова.
Поскользнусь – замру с тревогой.
Нет опасности, и снова
Пробираюсь понемногу.
Филин вдалеке угукнул.
Подле сыч расхохотался.
Ласточек гнездо – сон в руку,
Знать, не зря ко мне являлся.
– Не пугайте крики, не пугайте тени!
Я повенчан с лихом, я помолвлен с темью.
Стихнут пересуды, захлебнутся сплетни.
Пепелище блуда разметают ветры.
Вот ограда, палисадник.
Далее изба резная.
Лишь одно оконце, сзади,
Светит, гостя поджидая.
Муж в покосах. Спят родные.
Конура пуста собачья.
Только звезды голубые
Тихо плачут над пропащим.
Постучал. Потухла свечка.
Ставень удивленно всхлипнул.
Миловать желанной плечи
Этой ночью жребий выпал.
Не пугай меня, мороз, не пугай
Жарок кабака прокисший рай.
Окрыляет гвалт пропоиц горьких.
Не пугай меня, мороз, не пугай.
Сердцу бражному не ладь недолгу.
В роковом запале я не тот;
Стиснула дыхание подпруга.
Пламя за порог меня несет,
Потягаться подстрекает с вьюгой.
С хрипом повода рвет коренной,
Нервно бьют копытом пристяжные
Раннею зарею золотой
В дали понести необжитые.
Только кучер нынче ослабел.
Насмерть пьяный сон свалил беднягу.
Видно, быть упряге не у дел;
Мне пропасть, увязши в передряге.
Цепко ноги прихватил сугроб.
Знать, примерзнуть у забора песне.
Обживать, сдается, снежный гроб
Нашептал когда-то злой кудесник.
Пусть замрет улыбка на губах,
Корка льда налипнет пусть на веки,
Навсегда загнав блаженный страх
Под берез согнувшиеся ветви.
Оборвется песня в сизой мгле.
Белое безмолвие, ликуя,
Накружит акафист "Всяк усне",
Истрепав рябинку молодую.
Огласит округу песий вой,
Головы опустят низко клячи.
Серебро, пролитое луной,
Тихую могилку обозначит.
Не пугай меня, мороз… Не пугай.
Непроглядной замятью не ухай.
Не забрался праздный грешник в рай…
Сгинул пьяным в белой завирухе.
Край кандальный, край чахоточный
Край кандальный, край чахоточный.
Уголовная сторона;
Финка ли на меня наточена,
Шею ли обовьет струна.
Иль зайдя в саранковое буйство,
Опоен оранжевым огнем,
В тяжкие по кабакам пущусь я
Да издохну беспризорным псом.
Угадать бы, что напророчено!
Намекнула бы хоть Луна;
Раз вином красным оторочена,
Знать, умеет гадать она.
Скис пьянящий запал каурых.
Позабыт бубенцов перезвон.
На Фому берега Амура
Каторжан поминают стон.
Сопкам выгнула мрачные спины
Батогами и путами Русь.
На кровавые раны рябины
Тихо сыплется белая грусть.
Треплет пихты холодный ветер,
До красна накалил кожу рук.
В эту осень я чей-та невесел,
Все нестойким себя нахожу.
И брожу так, загнут дугою.
Но не выпивка клонит к земле.
Отобрал силы край суровый…
Русь загорбок согнула и мне.
Край сгубил суровый
Январской ночью в дыбу пьян
Попрусь дорогой незнакомой,
Крича проклятия кустам,
Ломаясь в шаткие поклоны.
Повиснет грустная луна,
Бросая сказочные тени.
Застывшые в оковах сна,
Насеребрят макушки ели.
Без шапки, в шубе нараспах,
По грудь увязнув в буреломе,
С застывшей песней на губах
Обмякну в голубом полоне.
Пустой борьбою изможден,
С намерзшей коркою на роже,
На рыхлый положу амвон
Изодранных ладоней кожу.
Уставшей головой паду
На обмороженные руки.
Так и усну. Очнусь в аду,
На вечные готовый муки.
Умру с улыбкой на устах,
Во мраке околев еловом.
Мороз трескучий у куста
Акафист наклубит недолгий.
Следов запутанная нить
Укажет скит души бедовой.
Могла, глупышка, жить и жить…
Да край сгубил меня суровый.
И снова как-нибудь зима
Поманит пьяного в дорогу.
И так же грустная луна
Повиснет тихо над сугробом.
Помины
Навалились тучи.
Опустилась мгла.
Мятою пахуче
Сбражилась земля.
Мирница нарочно
В небе пролилась:
Лето непорочный
Поминает Спас.
Тихо мироточат
Пламенем рябин
Золотые очи
Мокнущих осин.
Дуновенье робко
Колыхнуло даль,
Обнажил поддевку
Сонный краснотал.
Грезится попойка:
Накатила блажь
Так упиться горькой,
Чтобы в одурь аж,
Чтобы взор размыла
Мутная слеза…
Осень прополощет
Пьяные глаза.
Вымокла долина.
До костей продрог.
Юркнул под калину,
Хоть давно промок.
Сидя под ветвями
Без движения,
Жалкий и непьяный
Помяну и я.
