Алексей Пехов
Птицеед
Глава четвертая. В лунном Кратере
– Это её мы искали? – шёпотом спросил у меня Колченогий.
Мы с ним шли последними, подотстав от основной группы. Колдунья, занятая разговором с Болоховым, не обращала на нас внимания, а вот её телохранитель и слуга зыркал каждую минуту, постоянно оборачиваясь.
Я физически чувствовал, насколько ему неуютно оттого, что мы идем у него за спиной, несмотря на то, что Голова показал им свою мерцающую светло-желтым орнаменту (знак отличия государственных служащих Айурэ, а также военных – прим. автора). Выгравированный на ней солнцесвет, заключенный в золотую клетку, убедил ритессу, что перед ней полномочный представитель Фогельфедера. Ну и когда Голова назвал свое имя и свой Дом, она перестала ждать от нас подвоха (что несколько самонадеянно, лично я бы никогда не доверял незнакомцам в Иле, даже если их любимый дядюшка – лорд-командующий).
Росс думал примерно также, а потому косился на нас, чем нервировал Колченогого.
– Не её. Она Кобальтовая ветвь, насколько я понял. А Капитан отправил нас искать Перламутровую.
– Один хрен.
Невежество часто губительно. Но порой оно дарует спокойствие. Это я к тому, что Колченогий не понимает, в чём разница между тем, что мы ищем, и тем, что нашли.
– Её солнцесвет небось тащит этот мрачный ублюдок. Он в нас дырку прожжёт. Как она поняла, что мы не враги? Меня как мешком с песком по башке огрели. Ничего не помню.
Я не распространялся о том, как всё обернулось. И они, кажется, решили, что меня поразила та же влюбленность и обожание, что и их. Не собираюсь разубеждать никого из товарищей. Если ритесса Ида Рефрейр не упомянет этого, то я избегу тысяч лишних вопросов. Шанс не велик, но разве церковь Одноликой не убеждает нас всех, что надеждою на хорошее проложен путь к миру всеобщего благоденствия?
– Возможно моя очаровательная рожа сыграла важную роль в примирении. Ты только посмотри на меня. Разве я могу быть плохим человеком? Ритесса это поняла и тут же сняла с нас свое волшебство.
Он, действительно, очень внимательно и серьезно посмотрел.
– Спасибо.
Я кашлянул в кулак, испытав неловкость. Знал, за что он благодарит. Если бы всё обернулось не так, если бы Жан и Манишка не успели, я бы выстрелил. Вопрос секунд. И от того, что мне не пришлось это делать, я испытывал глубокую внутреннюю радость. Проклятущее счастье. Не потому, что я симпатизировал Колченогому – мы не друзья и даже не товарищи. И не потому, что я не убил человека – мне приходится делать это время от времени с людьми, которые хотят сделать то же самое со мной.
Просто хладнокровный палач – не мое призвание.
Голова, шедший вместе с Болоховым, остановился, дожидаясь нас, сразу заработав косой взгляд от росса.
– Мне не нравится, что мы уходим всё дальше.
– Она из Чаек. Думаешь, так просто проигнорировать её просьбу о помощи?
Хороший благородный Дом. Один из восьми влиятельных, наряду с теми же Пеликанами. Здесь мы выходим на тонкий лёд отношений, долгов, обязательств, услуг и выгодных союзов между благородными семьями. И Голову можно понять. В том смысле, что ссориться из-за «пустяков» без причины недальновидно. Не знаю внутренних договоров между чайками и пеликанами. Лично мой род, хоть и благороден, но за века столь измельчал, что мы стали очень далеки от больших игр возле престола лорда-командующего.
Я улыбнулся россу, вновь обернувшемуся через плечо. Он нахмурился пуще прежнего. Странно. Всегда считал, что мое очарование не знает границ. Голове я сказал:
– Подытожим. Она, как и Болохов, почувствовала перламутрового колдуна. Его нельзя не почувствовать, их магия для других ветвей, как ведро валерианы для городских кошек.
– Скорее, как землетрясение.
– Не суть. Она сунулась сюда и наткнулась на несколько групп агрессивных незнакомцев. Одна из них – те нехорошие ребята, что хотели прикончить меня, когда сочли, что я из её команды. Нападавших несколько отрядов. Она смогла убить их всех, но потеряла и своих людей, кроме нашего неулыбчивого друга.
– Всё так.
– И теперь ей нужна помощь, но она не желает давать объяснения. И ведет нас непонятно куда.
– Именно.
Иногда флегматичное спокойствие Тима начинает раздражать даже такого дружелюбного человека, как ваш покорный слуга.
– А с Болоховым она о чём говорила?
– Без понятия. Она общается с ним на росском.
Его бульдожья морда выглядела столь же безупречно, как гранитная глыба.
– Дама попросила о помощи и мы, как достойные жители Айурэ, не можем оставить её в беде, но хочу заметить, что всё это сомнительно. Откуда она вообще здесь появилась?
– В смысле, в Иле? Находилась в свите лорда Авельслебена.
Это мало что говорило. С армейским полком она могла быть по тысяче причин. И еще по десяти тысячам уйти от них, оказавшись именно здесь.
Впрочем, все подобные мысли улетучились из моей головы, стоило только увидеть, куда привела нас колдунья.
Мы потрясенно молчали, пытаясь оценить увиденное.
Фрагмента кладбища Храбрых людей больше не существовало в реальности. И говоря о «фрагменте» я подразумеваю площадь размером в несколько кварталов Айурэ.
В одной страшной сказке, которую взрослые рассказывают непослушным детям, на обратной, не видимой нам стороне луны, живет Сытый Птах. Страшное чудовище, питающееся светом далеких холодных звёзд. Иногда в дырявом лунном кратере мелькает его зловещий красный глаз, которым он смотрит в детские спальни. И если кто-то ведет себя плохо, с той стороны луны появляются лиловые пальцы, которыми создание сжимает поверхность спутника. Но никогда Сытый Птах не показывается полностью, опасаясь солнечного света, слишком яркого для его тёмной сути.
Как-то придя в университет к брату, я в первый раз заглянул в телескоп. Разумеется, искал Сытого Птаха и, конечно же, не нашел. Но вдоволь насмотрелся на кратеры.
Так вот, открывающееся сейчас перед нами зрелище больше всего напоминало лунный кратер. Вместо каньонов, скал, гробниц, цветущей мальвы и тропинок – впечатляющая вмятина, в которую, казалось, можно было вылить парочку внушительных озёр. Никаких следов огня, обожжённого камня или спёкшегося песка. Я бы сравнил это с каплей кислоты, упавшей сверху.
Капля была очень большой, и она разъела всё, до чего могла дотянуться, вгрызлась в землю, оставив страшную рану.
– Дери совы. Что это такое? – Голос у Колченогого скрежетал от увиденного.
– Это работа колдуна Перламутровой ветви, – проронил я. – Вранья дрянь, а не магия.
Ида Рефрейр обернулась ко мне:
– Видели уже такое раньше, риттер?
Если не желаешь отвечать и хочешь прослыть невеждой, всегда отвечай вопросом на вопрос:
– А вы, ритесса?
Она едва заметно поморщилась, ответила сухо, но вежливо:
– Нет. Их очень мало, и они редко используют магию в таких масштабах. Это мгновенно разряжает солнцесвет и ослабляет руну, стирая грани.
– Но каков эффект, – я мог бы поспорить, что Голова, при всей своей непроницаемой роже, пребывает в потрясении. Во всяком случае, его глазки за стеклами очков были необычайно живыми. – Вы видели, как это произошло?
Женщина чуть качнула головой:
– Я счастливый человек, потому что была далеко, когда всё случилось. Нашла это место уже таким.
Она стала спускаться вниз, даже не проверяя, следуем ли мы за ней. Уж не знаю, что ещё более интересное, чем это, могла предложить посмотреть нам сия особа. Но все послушно последовали за ней.
Стены, по счастью, не были отвесными. Их «выело». Известняк «стёк» или точнее «вскипел», большей частью растворившись, но по краям застыл, образуя ступени. Здесь пахло тяжело и странно. Незнакомо. Даже для Ила.
Словно аптекарь разбил с десяток разномастных склянок и просыпал на них ведро корицы вперемешку с кофе.
Я задрал голову вверх, чтобы убедиться, что всё ещё пребываю в реальности, а не в каком-то странном наркотическом сне, после укуса седьмой дочери, и с облегчением увидел вечный розовый месяц, а не луну с восседающим на ней Сытым Птахом.
По счастью, Одноликая не настолько меня ненавидит, чтобы пугать мозг подобными видениями.
Спускаться пришлось больше десяти минут. Не скажу, что это было так уж сложно, но приходилось двигаться по траверсу склона, в поисках подходящих ступенек.
Внизу лежали мертвецы.
Пятеро, сложенные в ряд, укрытые собственными плащами болотного цвета. Из-под плащей торчали лишь подкованные ботинки.
– Это ваши люди? – Болохов указал на мёртвых.
– Да. А там нападавшие. Они уже были здесь, мы им помешали и пришлось драться.
Я сосчитал. Восемнадцать человек. Шестеро в такой же неприметной одежде, как и те ребята, что напали на меня. А вот двенадцать других в ярко-зелёных мундирах были людьми лорда Авельслебена.
– Солдаты? Серьезно? Вы же были в этом полку? С ними? – сказал я.
Росс-телохранитель впервые подал голос. Бархатистый, удивительно глубокий и красивый баритон звучал из этого грозного тела совершенно несообразно. Я думал, он будет скрипеть, точно старый высохший дуб во время урагана.
– На них мундиры Третьего Линейного, но это не делает пройдох солдатами Авельслебена.
Я склонился над ближайшим покойником, выражая должный случаю скептицизм, тронул серебряную нашивку унтер-офицера, коснулся плотного воротника из хорошего сукна, золотой ниткой был вышит номер роты: «четыре». Показал россу:
– Такое в лавке Вранополья не купишь. И это не маскарадные костюмы Театра Фонтана. Настоящие. Либо украдены со склада или с текстильной фабрики. Или… перед нами настоящие солдаты из Третьего Линейного.
– Так ли это важно? Уточню – так ли это важно сейчас? – колдунья хмурилась.
Мне подумалось, что она не юлит, действительно, считает это мелочью. Восемнадцать трупов чужаков и пять её людей. Мелочь. По сравнению с чем? Что важнее?
Я вот подобное ерундой, пожалуй, не сочту. Ну, потому что одна группа ублюдков напала на меня и есть некоторая вероятность, что где-то в лабиринте кладбища бродит ещё одна. Или не одна. Но это не моя боль – выяснять подробности случившегося и, если в подобном деле замешан человек уровня Авельслебена, одного из влиятельнейших лиц Айурэ, сын главы Великого Дома Грача, то лучше вообще держаться как можно дальше. Лезть в игры Домов подвиг исключительно для самоубийцы.
Я с выражением посмотрел на Болохова. Он командир. И прекрасно понял и мои сомнения, и мои желания. За годы походов в Ил у отряда были правила. Стоило их придерживаться.
– Проверь, – бросил он, и Колченогий, только этого и ждавший, начал быстро, но тщательно, как он это умел, обыскивать тела. Осуждающего взгляда Иды Рефрейр мы предпочли не заметить.
Никто из нас не оставит у покойника случайную руну или целый солнцесвет. Мёртвым они точно уже не нужны.
– Давайте поставим точку, – я вытер руку о штанину, так как на пальце осталась кровь с воротника убитого. – Они уже были здесь, и вы спустились сюда, решив, что это свои. Так?
Она не очень-то и хотела отчитываться передо мной. Но, полагаю, сочла, что сотрудничество послужит уничтожению моего скептицизма и больше не будет проволочек или лишних вопросов.
Здесь, конечно, девушка сильно ошибалась. Когда я чувствую запах тухлятины, то вопросы из меня сыплются в невероятном количестве.
– Именно поэтому мы были беспечны – увидели знакомые мундиры. Они первым же залпом убили пятерых моих людей. А после я использовала магию.
Ну, тут тоже всё понятно. Руна за щеку, ибо Кобальтовые не могут убирать её под язык, иначе не отдашь жертве приказ, а после… Из тех ран, что я видел у погибших, очарованные и влюбленные, они просто перебили друг друга. Ловкий фокус.
Эта ветвь не захватила власть в Айурэ лишь потому, что их очарование действует на людей куда слабее, чем то же игристое вино, бьющее в голову. Слишком недолго держится эффект и слишком много энергии требуется, чтобы стать властелинами нашего города. Но эксцессы с этой ветвью в прошлом случались. В итоге теперь таких чудесных длинноногих ритесс, как Ида Рефрейр, рождается прискорбно (это ирония, если что) мало. Несколько человек в поколение. Меньше появляется лишь тех, кто идет по пути Перламутровой ветви.
Но кое-что не сходилось.
– Вы убили не всех. Вы сбежали, и они бросились за вами в погоню?
Лохматые брови росса поползли вверх. Колдунья позволила себе холодную улыбку:
– Вы это заключили по тому, что мерзавцы напали на вас? Нет, риттер. Мы никуда не убегали, потому что все, поднявшие на меня руку, как вы видите, мертвы. А пришла я к вам только по причине, что услышала выстрелы. Понимаете, риттер, – теперь она говорила доверительно. – Я не привыкла оставлять опасность у себя за спиной и просто хотела закончить то, что начала здесь.
У неё бы вполне получилось, если бы не я. Полагаю, Капитан точно бы расстроился, случись нам здесь остаться на веки вечные.
Но тогда возникает новый вопрос – кого искали те уроды, если не ритессу Рефрейр? Задать его я не успел, потому что Колченогий, переходящий от мертвеца к мертвецу, воскликнул:
– Есть! Смотрите-ка какая гнусь, дери её совы!
Мы посмотрели.
Он вытащил из-за ворота мундира одного из «солдат» цепочку с медальоном, сделанным в виде маленького пера. Грубая и неряшливая работа. Но когда Колченогий чуть повернул пёрышко, то, поймав на себе свет ущербного месяца, оно засветилось по краям бледно-розовым, удивительно болезненным светом. Не какая-то подделка, которую очередной дуралей таскает под одеждой, а очень даже настоящий драный совами предмет, отзывающийся на месяц Ила.
– Племя Гнезда, – мрачно произнес я.
Голова, до этого момента внешне довольно индифферентный, сделал стойку, словно терьер, почуявший в кустах затаившуюся лисицу. Внимательно осмотрел амулет, порвал цепочку и убрал его к себе в карман, как весомое доказательство. Больше, чем находить подобные улики Фогельфедер обожает находить их владельцев, а ещё лучше создателей и сажать в подвесные клетки, болтающиеся над морскими скалами.
До тех пор, пока чайки не обклюют кости приговоренных добела.
Вполне понимаю тайную службу. В Айурэ не жалуют тех, кто молится на возвращение Птиц. Хуже обычных предателей только предатели рода человеческого.
Затем нашли и солнцесвет в колбе, полностью высосанный, бесполезный.
– Не их, полагаю. Перламутрового колдуна, – высказал версию росс-телохранитель.
– Есть хоть какие-то следы этого парня? – Болохова находка совершенно не впечатлила.
Я не слишком вежливо и не особо тихо хохотнул. Стоило сострить, что вокруг нас очень внушительный след. Мы стоим почти что в самом его центре.
Но меня совершенно возмутительным образом проигнорировали все присутствующие.
Ритесса поманила Болохова, указывая на что-то за самым дальним телом от нас. Там, в выплавленной нише, укрытая плотным плащом, точно одеялом, спала женщина.
Спала безмятежно и глубоко, дыша ровно, спокойно и ничуть не беспокоясь, что вокруг неё собрались странные незнакомцы.
До этого мгновения я считал, что все наши действия в поисках неизвестного колдуна лишнее обременение. Но Рут прислала мне неожиданный подарок. Там, где я его не ждал.
Точнее… совсем не ждал. Давно потерял хоть какую-то надежду найти погасший след. Во мне вскипела буря эмоций, но я старался оставаться спокойным, вокруг слишком много чужих глаз.
– Это… наш колдун? – спросил Болохов.
Ида Рефрейр кивнула:
– Не знаю, что здесь произошло и с кем она сражалась, но эти, – небрежное движение в сторону напавших на неё. – Пытались захватить её.
– Или помочь.
Она промолчала.
Я присел перед спящей на корточки, глядя на лицо, часто снившееся мне последние восемь лет. Она совершенно не изменилась и не постарела за эти годы, хотя была старше меня на десятилетие. Знакомый мягкий профиль, изящная шея, сейчас удивительно короткие тёмные волосы, но мелкие кудри никуда не делись. Казалось, ещё секунда и длинные ресницы затрепещут, она проснётся.
Но это только казалось. Ни один колдун не может пережить такое волшебство без последствий для себя.
Я обмотал пальцы на правой руке носовым платком, наклонился над ней, разжал губы и зубы, радуясь, что мышцы челюсти не напряжены. Взялся за лиловый от недавней магии язык.
– Что вы делаете?! – голос ритессы Рефрейр звенел от возмущения и гнева.
Реагируя на него, воспринимая, точно команду, мрачный росс сделал тяжелый шаг в мою сторону, но путь ему преградил Болохов, ничуть не смущаясь размерами соотечественника:
– Руна, ритесса. Её следует извлечь, как можно скорее. Мы же не хотим, чтобы, проснувшись, она сочла нас врагами и по ошибке совершила нечто непоправимое? Её солнцесвет пуст, а наши нет.
– Отойди, Ларченков, – она нехотя признала, что мы правы, и росс отступил, снова живой горой встав за её плечом.
От руны осталась лишь сглаженная тоненькая пластинка, словно почти исчезнувший леденец. Я извлек находку как можно более осторожно, завернул в платок, отдал колдуну.
Ещё при ней был меч. Очень короткий, простой, больше похожий на большой кинжал. Серые ножны, расшитые чёрной ниткой, грубый набалдашник на рукоятке, обмотанной стёртой кожей. Дрянной меч, баланс у него показался мне странным, противовес совершенно не выполнял свою задачу, да и оружие, давно вышедшее из употребления с появлением шпаг и сабель. Клинок держался на её поясе благодаря двум защёлкам.
На склонах воронки, словно зрители в амфитеатре, стали собираться седьмые дочери, привлечённые кровью. Я насчитал четверых. Пока они держались на почтительном отдалении, но еще неизвестно, что будет, если тут соберется несколько десятков.
Или сотен.
– Мы заберем колдунью, – произнес я бесцветным голосом. – Вернём в Айурэ.
– Хотелось бы мне знать, кто она такая. Ты встречал её? – вопрос Иды Рефрейр был обращён к моему коллеге – Болохову.
– Нет.
Конечно же, не встречали. Болохов потому, что он не вхож в высшие круги и не мог пересекаться с Перламутровым магом. Ида же, потому, что она младше меня. А значит восемь лет назад ей было не больше семнадцати и находилась она в Школе Ветвей, откуда выход возможен только после выпуска в девятнадцать.
А к этому времени женщина, лежавшая перед нами, уже исчезла из Айурэ. И я последний человек, который её видел.
Глава пятая. Шестнадцатый Андерит
Лопатами мы работали с апатичной целеустремленностью.
Может и странное словосочетание, но что есть, то есть.
Весь отряд копал и наполнял мешки землёй. Каждый должен собрать в Иле одиннадцать фунтов и привезти в город. Поэтому мы уставшие, невыспавшиеся, полуголодные и давно не мытые, стиснув зубы, работали.
Земля в этом месте была сухая, комковатая, с корнями сорной травы, которые приходилось выбирать, отбрасывая прочь. Выглядит не слишком плодородной, но это крайне ошибочное мнение. В ней много силы.
Я работал машинально, думая, думая, думая. Даже не заметил, как набрал нужную норму и, отложив короткую складную лопатку в сторону, затянул кожаные завязки.
Ко мне подошел Бальд, на его безрукавке из плотной тёмно-коричневой ткани выступили еще более тёмные пятна пота. Он, как и я, уже закончил.
– Слушай, а для нее тоже надо собрать?
Наша находка так и не пришла в себя. Спала. И пришлось «покумекать», как сказал одноглазый и всё ещё слабый Никифоров, чтобы закрепить её в седле и не перетянуть верёвками запястья, бёдра и щиколотки слишком уж крепко. Лишних лошадей, как вы понимаете, у нас не было. Пришлось посадить Жана и Плаксу, как самых мелких, на одну. Не скажу, что они были очень довольны от такого тандема.
– Принеси мешок, – попросил я. – Правила для всех одинаковые.
Вместе мы наполнили и его.
Перед нами простирался неглубокий, но довольно масштабный «карьер». Не только Ил наносит нам раны, но и мы ему. Всякий уходящий отсюда, как я уже сказал, обязан привезти в Айурэ одиннадцать фунтов земли. Когда-то давно, Когтеточка принёс из Гнезда семена солнцесвета и подарил людям магию и свободу от Птиц. Теперь каскадные поля солнцесветов – богатство нашего города и украшение гор. Но, как и прежде, расти они могут лишь на земле Ила.
Веками мы выносим ее отсюда. И возле Шестнадцатого андерита местность раскопана ещё слабо. Здесь редко путешествуют, основные дороги западнее и вот там раскопы чудовищны и давно стали привычным рельефом. Чтобы перебраться через них, построены мосты.
Подошел Капитан. Как всегда чистенький и безупречный. Он положил шпагу рядом, сел на собранные мешки, сказав Бальду:
– Погуляй немного.
– Да, командир.
– Оделия Лил. Кто бы мог подумать… – Капитан смотрел на растущие на горизонте тёмно-бордовые скалы, границу между Илом и Шельфом. Где-то там, на плоских вершинах, точно срезанных огромным ножом, стоит наша следующая цель – Шестнадцатый андерит. – Помню её прекрасно. У нас был один учитель в школе Ветвей. Удивительно, что она ничуть не изменилась с тех пор.
– Знаешь, – сказал я ему. – Ты тоже не очень-то выглядишь стариком в свои тридцать девять.
– Но она-то совсем девчонка. Ил смешно шутит.
Я хотел посоветовать ему почаще смотреться в зеркало. Внешне он не старше меня. На двадцать девять, не больше.
Капитан у нас парень с не самой простой судьбой. У него были большие перспективы, ибо колдун Зелёной ветви, хороший задел на будущее в нашем городе, особенно если у тебя благородная кровь. Но на второй год обучения руна лопнула у него под языком, и дар перестал воспринимать солнцесветы. Увял. Так бывает. С рунами. Плохой огранщик, а может быть некачественный булыжник. Говорят один шанс на сто тысяч. Считай, что раз в пять поколений. А может и больше.
Так что школу Ветвей ему пришлось оставить. А после и вовсе заняться работой не самой одобряемой среди аристократии. Но наш командир плевать хотел на одобрение. Полагаю стремление болтаться по Илу и искать булыжники хоть как-то заменило ему магию. А вот то, что он учился вместе с Оделией, я слышу впервые.
– Не видел её с тех пор, как ушёл из школы и отправился в путешествие к аденцам. Слышал говорили, что ей пророчили великое будущее благодаря уму, таланту, дару и крови. Мол, старший сын лорда-командующего планировал взять её в жёны, и семьи уже объявили о помолвке, – говорил Капитан с небрежной скукой человека, успевшего всё повидать в жизни. – Подумать только какие перспективы открывались. Перед её семьей – встать на ступень рядом с сильнейшим родом Айурэ. Буквально залезть на самое небо, где не страшны ни конкуренты из других Домов, ни… да вообще никто не страшен. А перед лордом-командующим появляется возможность завладеть сильнейшей и самой редкой ветвью магии. Это все равно, что собрать три полка гвардии, да с артиллерией в придачу. Получить верного человека, потому что нет ничего более верного, чем семья. Никто никогда и не подумает сомневаться в его власти. Ну и не стоит забывать, что у внуков есть шанс получить дар от матери и тогда род лорда станет недосягаем, как престол Одноликой.
Я молчал.
Капитан с напускной печалью покосился на меня:
– Но все надежды заинтересованных сторон отправились павлину под хвост. Она встретила какого-то выскочку, из столь старого и теперь захудалого аристократического рода, что по меркам Великих домов он ничем не отличался от… – командир покрутил пальцем в перчатке, признался: – Не могу придумать аналогию, чтобы никого не обидеть.
Я молчал.
– Она отказала сыну правителя. Пошла против своей семьи. Разорвала помолвку, чем нанесла куче людей столько оскорблений, сколько хватило бы на целое поколение вражды и междоусобиц. Я, признаюсь, слышал лишь отголоски этой истории, когда вернулся в Айурэ. Но об этом всё ещё говорили даже спустя год с момента событий.
А я продолжал молчать. Мы вдвоем любовались Враньим хребтом. Порой он удивительно красив, особенно когда ты возвращаешься домой.
– Семья отвернулась от неё. Люди верные лорду-командующему даже пытались чинить препятствия, но потом сообразили, что связываться с колдуньей подобной силы дело куда более рискованное, чем гнев их покровителя. Большая часть общества дистанцировалась, просто на всякий случай, опасаясь возможных проблем. Кто же хочет не получить приглашение на ежегодный бал во дворец Первых слёз?
Усмехнулись мы в унисон друг другу. Потому что оба не хотели.
– Напомни мне, как звали жениха?
– Люнгенкраут, – я поддержал игру в «не к месту ослабевшую память».
– Да-да, что-то очень знакомое, – бросил Капитан небрежно. – Так вот, Люнгенкраут. Вся эта красивая сказка закончилась печально. Муж с женой слишком пленились Илом и решили, как и Светозарные когда-то, что им под силу разгадать все его тайны. Что он будет подвластен их приказам.
– Знаниям, – негромко уточнил я. – Она была одержима Когтеточкой, а мой брат… Он всегда был одержим Илом. Так что эти двое нашли друг друга.
– Грустная сказка, – на этот раз он стал серьезен, и я увидел, как между его бровей залегла глубокая морщина. – Жили они счастливо, но не долго. Восемь лет назад, вместе со своей командой ушли в Ил и пропали. Их искали. Её, если уж быть точным. Но никаких следов не обнаружили. И со временем это дело все бросили. Почти все.
Я снова промолчал, и Капитан неожиданно по-дружески похлопал меня по плечу:
– Ты лучший знаток Ила, Медуница. Чувствуешь его, как моряк море. Я же обладаю иным чутьем и знаю течения родов Айурэ. Поэтому прими мой совет – сбавь напор. И отступи.
Он заметил, как я вскинулся, улыбнулся:
– Не в смысле «брось». Слишком хорошо тебя узнал, чтобы рассчитывать, что ты обо всём забудешь. Её появление в городе всколыхнет болото и наверх начнут подниматься зловонные пузыри. Я уже чувствую их вонь. Не будешь осторожен, тебя утащит на дно.
– Знаю.
– Будь моя воля, я бы не забирал её.
– Ты хотел сказать иное, Капитан, – я заметил недоговоренность.
Он неохотно провёл пятерней по светлым волосам.
– Как угодно. Была бы у меня возможность, я бы убил её. Сложись обстоятельства иначе.
Капитан обычно не бросает слов на ветер. И редко откровенничает. Вот так. Больше прячется за улыбочками и даже во время самых суровых пьянок не слишком выходит из образа беспечного кутёжника, которому весь Ил по колено, а Птицы не более, чем глупые курицы.
– Почему?
– Восемь лет в Иле. Долгий срок. Это место меняет людей. Его не выдержали даже Светозарные, что уж говорить о маленькой симпатичной женщине. Где она была? Что делала? Что с ней случилось? Как далеко зашла? Кого видела? С кем говорила? Кто мог занять её разум или тело?
Я подумал о Честном лорде, одном из Светозарных, который, по легендам, обладал таким умением. Как хорошо, что он мёртв.
– Что же тебя останавливает?
– Убивать её сейчас уже поздно. Все наши видели Сонную Оделию. Кто-нибудь да проболтается по пьяни или глупости. А Голову пришлось бы прикончить следом за женщиной, потому что ему по долгу службы положено доложить в Фогельфедер, будь он неладен. Потом пришлось бы прихлопнуть тебя, ибо ты вряд ли будешь счастлив, если я избавлюсь от неё. А потом ещё и с Кобальтовой колдуньей разбираться. Столько головной боли, Раус, – командир «Соломенных плащей» стал торжественно-несчастным, словно на похоронах не очень знакомого, но внезапно полюбившегося дядюшки, оставившего беспутному племянничку всё свое состояние и особняк с видом на проспект Когтеточки. – Я предпочитаю не страдать мигренями и оставить столь сложные душевные решения на кого-то другого.
Очередной хлопок по моему плечу однозначно указывал кто этот «кто-то другой».
– Будь очень осторожен.
Когда он ушёл, я достал из внутреннего кармана куртки длинный кожаный мешочек и наполнил его землёй. Ровно два фунта. Не так уж много, но больше мне и не надо. Я вожу её отсюда уже много лет, по чуть-чуть, стараясь не бросаться в глаза. О моём чудачестве знает только Капитан и он смотрит на такие проступки сквозь пальцы, за что ему моя вечная благодарность.
Границу между Илом и Шельфом может почувствовать любое живое существо. Даже какой-нибудь огородный слизень, пожирающий тыквы на грядке нерадивого огородника.
Воздух вокруг вас как будто твердеет и каждый шаг вперёд дается с некоторым трудом. Словно идешь по глубокому снегу. И кажется, что вокруг весь мир бьется в мелком ознобе, но правда в том, что трясёт не мир, а тебя.
Как я и говорил, Ил берёт плату с тех, кто приходит. Ещё больше с тех, кто столь беспечен, что заходит далеко и находится здесь долго. И этот «суд», взвешивание твоей судьбы на весах Рут, часто (но не всегда) происходит на границе, в шаге от Шельфа.
Ил ничем не отличается от гор для тех, кто поднимается на них непонятно зачем. Вершина может и не отпустить назад.
Ил ничем не отличается от глубины для тех, кто ныряет в нее в поисках редких жемчужин. Бездна может и не выпустить обратно.
Шанс. Удача. Лотерея. Азартная игра. Назовите, как хотите. Только в этой реальности всё жестче.
Ты можешь прийти в Ил самостоятельно. Без колдуна. Таких, вопреки всему, довольно много. Беглецы от правосудия, сектанты Светозарных, верующие в праведных Птиц, наивные глупцы, жаждущие разбогатеть авантюристы, ищущие знаний учёные и просто полудурки всех возрастов и народов. Они ручейками стекаются сюда и наше общество столь благосклонно к свободе их выбора (читай «ему плевать»), что мало кого останавливает.
Если ты дебил, то не задача гарнизонов, расположенных по границе Шельфа, ловить тебя за руку и отправлять домой к мамочке. Большинство остается где-то под скорбным перевёрнутым месяцем, не зная опасностей этих мест. Какая-то часть возвращается назад, переходит границу с разной степенью успеха.
Скажу честно, почти никто не умирает, но Ил остается в их сердце. У кого-то больше, у кого-то меньше. И если приходить в него и дальше, бродя по меняющимся тропам, то… он убьет тебя.
Болезнью. Безумием. Превращением в нечто новое. Зависит от твоего здоровья, силы разума, времени и… удачи.
Я хаживал сюда и без колдунов, но моя история чуть иная и обычные правила Ила здесь не действуют. Так что солнцесвет желателен (ибо без него в первые часы ощущения, словно ты съел испорченную устрицу и теперь просто жаждешь найти того, кто бы оказал тебе услугу и пристрелил), но мне можно и без него.
А вот другим следовать моим путем – не советую. Дурная идея.
Чтобы избежать болезни, безумия и прочего требуется солнцесвет. Его сила, которую колдун любой ветви (ибо это базовое умение любого носителя волшебства) способен превратить в защитный доспех и отогнать проклятие Ила на достаточное расстояние.
Впереди начиналась рукотворная дорога. Она рождалась из тропы и плоскими тёмно-красными кирпичами забиралась на склон холма, исчезая за ним. Я знал, как она вьется. Поднимается на следующий холм, ныряет в распадок, переходит в мост над скудной речушкой, рождённой в отрогах Враньего хребта, и дальше, вверх. К Шестнадцатому андериту, угадывающемуся на фоне бледно-серого неба. Отсюда он был размером не больше ногтя моего мизинца.
