Алена Даркина
Дары Всевышнего
Ранели подхватила пяльцы и уселась на кровать, скрестив ноги – пока она одна, можно не заботиться о манерах. Но она не сделала и пары стежков, когда раздался стук. Она сразу различила запах того, кто ее посетил. Стремительно шагнула к двери, дернула ручку, повисла на шее.
– Алет!
Он быстро отстранился, шагнул назад.
– Ранели…
– Что опять не так? За нами кто-то следит? – возмутилась девушка.
– Нет, просто… – Алет смутился. – Надо потерпеть еще немного.
– Сколько? – Ранели уперла руки в бока. – Халвард не хочет, чтобы я стала твоей женой, ты не можешь ему противиться. Что дальше?
– Надеюсь, к Обряду что-то изменится. Не думай, что я ничего не предпринимаю, – он потер лоб. – Прости, я не хотел, чтобы всё так получилось…
– Я тоже! Тебе, наверно, стоило сначала поговорить с Халвардом о женитьбе, а только потом делать мне предложение.
– У нас так не делается.
– А как у вас делается? Привозите одну девушку за другой, пока Халвард не одобрит выбор?
– Нет, не так… – Алет не выдержал и рассмеялся. – Ранели, я переживал, не грустишь ли ты, но вижу, всё в порядке. Другие разговоры давай отложим. Скоро поднимется Катрис, спросишь у нее о том, что тебя беспокоит.
– То есть Катрис можно со мной разговаривать, а тебе нет?
– Мне тоже можно, но…
– Но ты не хочешь!
– Хочу, но…
– Но все-таки не можешь. Я поняла. Видеть тебя не хочу! И никого. Пусть Катрис не приходит. Не надо меня развлекать, у меня вышивка есть! – девушка захлопнула дверь.
Ничего… Таких невест, как она, эйманы точно еще не привозили. «Посмотрим, кто победит!» – мстительно подумала девушка и вернулась на кровать. Со вздохом посмотрела за окно. До ночи оставалось еще не меньше трех часов.
…Ранели сама себе удивлялась: откуда в ней столько терпения? Она не спустилась в гостиную, чтобы провести вечер с новой семьей. После того как сначала Тана, а затем Катрис пожелали ей спокойной ночи, она разобрала постель и еще долго лежала, не шевелясь, ожидая, когда обитатели замка крепко уснут. Когда ей показалось, что прошло достаточно времени, встала, сунула босые ноги в тапочки, накинула висевший на гвозде плащ прямо на нижнюю рубашку и выскользнула из спальни. Свеча ей не требовалась – она прекрасно видела в темноте, а запахи помогали найти дорогу. Вот если бы кто-то с ней столкнулся, напугался бы – глаза в темноте у нее светились желтым.
Она спустилась вниз по лестнице, там нашла другую, ведущую к мужским спальням. Вскоре она стояла в коридоре с несколькими дверями. Занято было лишь две комнаты: в одной спал Алет, в другой – Удаган. Перепутать оборотню невозможно.
Двери внутри дома не запирались. Ранели вошла в спальню и залюбовалась: Алет спал, раскинув руки на широкой кровати. Как же давно она не видела его без одежды. Пусть он прикрыт покрывалом, она это немедленно исправит. Девушка решительно направилась к нему, но мужчина проснулся.
– Кто здесь? – ладонь шарит в поисках меча, но тут же замирает: заметил блеск ее глаз. – Ранели? Что ты тут делаешь?
– Я сейчас тебе объясню! – она сбрасывает плащ на пол и запрыгивает на кровать. Их разделяет меньше двух локтей, но девушка не торопится преодолеть их. – Я пришла проверить, тот ли ты эйман, который собирался на мне жениться. Сокол любил меня. Мы болтали с ним часами. Он прикасался ко мне. А парень из дома Каракара почему-то меня избегает. Боится остаться со мной наедине и за весь день произносит лишь: «Доброе утро, Ранели», «Приятного аппетита, Ранели» и «Спокойной ночи, Ранели». А, если я приближаюсь, он отпрыгивает и спасается бегством. Что случилось? – он дышал тяжело, с надрывом. Девушка видела, как вздымается его грудь. – Если я тебе больше не нравлюсь, скажи об этом честно.
– Нравишься! – она давно не слышала у него такого хриплого голоса.
– Меня порядком раздражает то, что происходит, – Ранели игнорирует это восклицание. – Я играю по вашим правилам. Я дурацкую птицу почти вышила! Я готова делать всё, что нужно, но я должна знать, что ты меня любишь, иначе всё теряет смысл. Если ты не проведешь эту ночь со мной, я уйду. Сегодня. Сейчас. Мне необходимо…
Она не успевает договорить, потому что Алет сжимает ее в объятиях. И страх уходит, уступая место страсти. Он ее любит, ничего не изменилось. Это ее прежний Сокол.
…Ночь рассыпается на осколки кратких мгновений, когда она осознает происходящее…
– …У меня в глазах темнеет, когда ты рядом – так я тебя хочу. Поэтому старался держаться подальше. Иди ко мне.
– Сам иди…
…Победный крик Ранели сливается с низким рыком Алета. Он обессилено падает на кровать, воздуха катастрофически не хватает…
– Господи, мы весь дом перебудим!
– А мне плевать! – глаза девушки сверкают то ли от гнева, то ли от торжества.
…Буря утихает, превращаясь в ласковую волну, качающую обоих с непередаваемой нежностью. Она упивается каждым его прикосновением и щедро дарит свои. За все дни пока они были в разлуке…
– Как же я счастлив… любимая… я сейчас умру.
– Только попробуй…
Он уснул, когда за окном посерело. Не уснул, а будто на самом деле умер, даже дыхание почти исчезло. Ранели целовала бы его еще, если бы веки не закрывались сами собой. Поэтому она прижалась щекой к татуировке возле сердца. Что там с эймом: спит или летит куда-нибудь? Неважно. Главное, он здесь, под ее щекой, и в любой момент она может к нему прикоснуться губами.
…Как же ей хотелось стереть наглую улыбку с лица Халварда. Эти вальяжные движения, эти масленые глазки, словно ощупывающие ее фигуру, – точно отбирает телку и быка на племя. С каким бы удовольствием, она расцарапала ему морду. Но Алет твердо держит ее за локоть. Они стоят у дома Охотника. Алет собран и сдержан. На его плече – темно-коричневый сокол, только грудка рябая. Размером хищник чуть меньше, чем эйм-каракар отца. Когда он вертит головой, открывается белый ошейник. Ранели не смотрит в его черные глаза. Посмотришь – умрешь.
– Это моя невеста. Мы хотим обвенчаться перед осенним обрядом, – голос Алета напряжен, он опасается подвоха. Оказывается, не зря.
Мутно-зеленые глаза Охотника сверлят Ранели. Внезапно девушка осознает, что он вовсе не худой, как казалось издалека. Это рост – такой же, как у Удагана, – обманул ее. Но у Льва такой размах в плечах, что не во всякую дверь пройдет, а Охотник строен.
– Я не проведу обряд над вами, – выносит вердикт Халвард. Губы насмешливо кривятся. Он смотрит на эйма-алета, и смерть обходит его стороной. Птица съеживается, словно хочет исчезнуть, но не может. Пока Халвард не отпустит.
– Но Охотник… – Алет встревожен – этого он не ожидал услышать.
– Она не будет твоей женой, – категорично заявляет Охотник. – Уходи.
И тут оказывается, что небрежно брошенное «уходи» относится только к Алету. Халвард хочет остаться с ней наедине. На мгновение Ранели забывает, что его магия не имеет над ней власти, что она легко справится с ним, если обратится. Забывает, и сердце останавливается от ужаса. Неужели Сокол бросит ее на съедение этому…?
Алет с глухим стоном запрокидывает голову и тут же сгибается пополам, на траву падают капли крови. Девушка хватает его за руку. Кровь течет из носа.
– Я… не… уйду… – она скорее догадывается, чем слышит эти слова сквозь болезненные хрипы. И тут же ее озаряет: Охотник убивает его за то, что он не желает повиноваться. Страх Ранели сменяется болью и гневом.
– Алет, иди, пожалуйста! – вскрикивает она. – Иди, всё будет хорошо.
– Уходи! – повторяет Халвард. Голос становятся жестче.
– Да прекрати же ты! – Ранели едва сдерживает себя: из-под верхней губы показываются клыки.
К ним подбегает Удаган. Злобно глянув на Охотника, подхватывает обессилевшего брата и почти уносит его. Ранели выпрямляется и, прищурившись, смотрит на Халварда. Она не эйман, с ней так легко не справиться.
По некоторым оговоркам дома Ранели поняла, что Халвард – первый Охотник из эйманов. Раньше, когда у Охотника подходил срок покинуть Гошту, он на несколько дней отлучался с земли эйманов, а потом возвращался с молодым преемником. Около месяца старший обучал младшего, а потом передавал ему амулет и уходил уже навсегда. Но с Халвардом всё было по-другому. Он принял власть в тот год, когда семья Авиела стала изганниками, неожиданно как для себя, так и для всех остальных эйманов. Может, поэтому он такой мерзавец?
Охотник обходит вокруг нее и заявляет:
– Нет, ты не годишься, – у Халварда нет серебряного оружия, и всё же он ни капли не боится ее гнева. Может, потому что держит в руке жизнь того, кого она любит. – Ты можешь стать матерью Охотника, но матерью эймана – никогда, – объясняет он веско. – Ты же познакомилась с их женщинами. Они могут быть ослепительно красивы, но в то же время они будто добровольно заковали себя в кандалы. В них нет огня. Это кроткие, верные жены, месяцами и годами ожидающие возвращения мужей. Ты не способна на такое.
– Откуда ты можешь знать? – не выдерживает Ранели.
– Я – Охотник. Я знаю всё, что касается эйманов. В тебе огонь, который эйману не нужен. Он захочет сделать тебя такой же, как другие жены… И обломает о тебя зубы, – он точно вбивает с каждым словом гвоздь в сознание. Внезапно Халвард скалится – забавная мысль посещает его. – А знаешь что? Я вас обвенчаю. Но весной. Так и передай Соколу. Ты станешь его женой не раньше весны.
Слова очень походили на издевательство. Куда ей деваться в эти полгода? Переждать в Энгарне или прожить в замке Каракара на правах гостьи?
Она возвращается к дому, где жила в эти дни. Алет бросается навстречу и едва не падает – он еще слаб.
– Всё в порядке, – успокаивает она Сокола и задумчиво трет лоб. – А почему непременно нужно его согласие? – тут же спрашивает о том, что ее беспокоит. – Почему нам нельзя сыграть свадьбу без него?
– Если он не благословит, у тебя не будет детей, – выдавливает из себя Алет.
– И еще, если Охотник прикажет Алу бросить тебя, он бросит, – уныло добавляет Удаган Лев, стоящий рядом. – Или умрет. Мы не можем противиться ему, ты же видишь. Если Халвард проведет венчание, вас с Алом уже ничто не разлучит.
Так он называл Сокола – Ал. Алет звал брата – Ле. Интересно, как они именовали младшего Шелу: Ше или Ла?..
Алет открыл рот, но так ничего и не произнес, хотя и пытался.
– Что? – нахмурился Удаган.
– Запрет! – с трудом выдавил Сокол. – Шереш!
– Ладно, идем домой. Тебе полежать надо…
Ранели вздрогнула и чуть приоткрыла веки. Щека по-прежнему прижималась к горячей груди Алета. Ей приснилось то, что происходило позавчера. А сейчас она провела ночь с Соколом назло Халварду. Состояние у нее было странное: будто она то ли плыла, то ли летела куда-то. Не сразу Ранели поняла, что Алет нес ее на руках.
В полусне она обхватила его шею. Вскоре Сокол положил девушку на кровать в ее комнате, но, когда хотел уйти, она так и не расцепила пальцы. У оборотня, даже у девушки, сила немаленькая.
– Ранели, Катрис… рядом… – прошептал он умоляюще.
– Мы тихонечко, – заверила она.
И Алет задержался у нее в спальне.
17 юльйо, Жанхот
Ялмари вернулся в Жанхот днем. Недалеко от столицы в деревне его ждал Герард Сорот маркиз Нево5 с некоторыми другими аристократами, чтобы устроить принцу торжественный въезд в столицу. Он выторговал себе только право въехать в закрытой карете, чтобы не переодеваться в наряды, благодаря Герарду вошедшие в моду этим летом: колет с короткими рукавами, рубашка с большими кружевными манжетами, огромный отложной воротник; свободные штаны, подвязанные под коленом шелковой лентой с бантом; на большой шляпе, слегка приподнятой с одного бока, огромные перья. Ему гораздо привычнее кожаная куртка до середины бедра и старомодная широкополая шляпа, закрывающая, если надо, пол-лица.
…Очень рано он узнал, что у него, в отличие от остальных людей, два имени. Одно – Ллойд Люп. Его дал король Энгарна – все полагали, что он отец принца. Второе – Ялмари Онер – дал настоящий отец. Возможно, если бы король не погиб, у кого-то из подданных и возникли бы подозрения, потому что внешностью принц походил на предполагаемого отца разве что цветом волос: они тоже были темные. А вот глаза у короля были голубые, кожа светлая, а принц черноглазый с чуть смуглой кожей, легко принимавшей загар. Но теперь сравнивать было не с кем. Лицо последнего правителя можно было вспомнить лишь по парадному портрету, который, по понятным причинам, видели немногие. Ллойд Люп погиб, когда принцу шел пятый год. Только четверо в огромной стране знали о том, как это произошло: королева, ее телохранитель Мардан Полад, принц и принцесса.
Едва Ялмари научился ходить, Полад взялся за его обучение: ни словом, ни движением, ни взглядом он не должен раскрыть тайны королевы. Иначе пострадают все.
Позже принцу предоставили выбор: оставаться рядом с близкими или покинуть Энгарн. Нелегкий выбор….
Но теперь выбора не было: он не может оставить сестру и мать. Накануне войны он нужен здесь, нужны его навыки, вбитые Поладом до мозга костей. За три недели, что он играл роль особого посланника королевы, он сумел найти союзников, но предстояло сделать еще немало.
И как же не вовремя случилось его знакомство с маленькой леди Илкер Лаксме. Он и сам не мог точно объяснить, почему при знакомстве с ней представился лесником и своим вторым именем – Ялмари Орнер (пришлось добавить одну букву, чтобы фамилия его настоящего отца не была такой узнаваемой). Он с самого начала знал, что ничего хорошего из этого знакомства не выйдет. И в поездке принял твердое решение: больше с ней не встречаться.
Сейчас на сердце и в теле была лишь смертельная усталость. Почти месяц он только и делал, что скакал, договаривался, сражался, снова скакал. Поспать бы дня три, чтобы ни одна живая душа не беспокоила…
Когда Ялмари ступил на мраморный пол холла во дворце, запахи сотен людей окружили его. Он плыл в них, как в реке, а обоняние невольно выделяло только один. Принять решение о расставании оказалось проще, чем исполнить. Принц почувствовал Илкер на втором этаже. Пришлось сделать усилие, чтобы не свернуть туда, а подняться выше, к матери.
Короткая аудиенция у королевы – поцелуй щеки, холодные вежливые фразы, и его отпустили немного отдохнуть.
Нет, конечно, он знал, что мать его любит. Знал, что она переживала о нем все эти дни. Это было заметно даже через белила, которыми попытались загримировать следы бессонницы на ее лице. Но всё же семейные тайны накладывали определенные ограничения. Однажды Ялмари подумал, что королева настолько боялась выдать себя чем-то, что в какой-то момент запретила себе любое проявление чувств. Поэтому материнскую любовь он скорее понимал умом, чем ощущал. Кажется, маленькая фрейлина только этим и смогла пробить брешь в его защите: ее искренность обескураживала и заставляла сердце тосковать о несбыточном – об отношениях, где нет места фальши.
Принцу милостиво позволили удалиться до ужина, поэтому он отправился в свои комнаты во дворце. Когда слуги вышли, упал на кровать, сняв только сапоги и куртку, и закрыл глаза. Моментально в голове возник образ девушки: русые кудряшки, не желающие лежать в прическе, карие глаза, чуть курносый нос, тонкая талия, затянутая в шелк. Сидит рядом с принцессой, смеется, посматривая на дверь. Наверняка ведь сестренка сказала ей, что он вернулся. Ялмари не стал прогонять это видение. Встречаться нельзя, но представить-то можно…
…Очнулся, когда на город опустились сумерки. Полежал немного, прислушиваясь. Вскоре раздался бой башенных часов. Девять вечера. Еще немного, и опоздал бы. Он быстро сбросил рубашку на пол, амулет – черный матовый камень – и круглый медальон, висевшие на витой цепочке снимать не стал. Затем переоделся: в гардеробе всегда ждала его любимая одежда – черные рубашки и длинные штаны. Ялмари не любил надевать чистую одежду на немытое тело, но искупаться и побриться не успевал. Машинально провел ладонью по щеке: чтобы лицо было чистым, приходилось бриться два раза в день.
Когда он вошел в столовую, где по вечерам встречалась их семья, королева и принцесса уже ужинали. Хрустальная люстра, висевшая низко над центром стола, освещала небольшое пространство, и уже за спинками стульев начиналась тьма.
Увидев сына, королева Эолин величественно улыбнулась. Светлые волосы, белая кожа, холодная улыбка – королева по-прежнему хранила самообладание и не только не упрекнула Ялмари за опоздание, но даже не поднялась из-за стола. Слуги к вечерней трапезе не допускались, поэтому на ней было так называемое домашнее платье: оно надевалось без корсета и многочисленных подъюбников, запахивалось впереди и поддерживалось лишь легким пояском.
Восемнадцатилетняя принцесса, напротив, нарядилась. Она спала на другом этаже, и горничные помогали ей раздеться перед сном. Девушка подскочила к принцу и повисла на шее.
– Братик, как же я рада, что ты вернулся! Я к тебе уже заглядывала, но ты спал, ничего не слышал. Я тебя не стала будить.
Лин носила маску взбалмошной принцессы, поэтому могла позволить себе искреннее проявление радости.
Ялмари приобнял ее и чмокнул в щеку.
– Я тоже рад тебе, сестренка. Спасибо, что не разбудила.
Принцесса Эолин казалась молодой копией матери. Некоторые утверждали, что, когда королеве было восемнадцать, она отличалась такой же непосредственностью и искренностью, но смерть короля Ллойда в одну ночь изменила ее, превратив из юной девушки в зрелую женщину.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась королева таким тоном, будто задала вопрос исключительно из вежливости.
– Прекрасно, – поддержал Ялмари великосветскую беседу. Отодвинув стул, сел рядом. Положил в тарелку овощи и мясо.
– Давай я за тобой поухаживаю, – сияя, предложила сестра. – Специально для тебя мы заказали повару паштет.
Она передала маленькую тарелочку.
– Спасибо, – тепло поблагодарил он. – Полад задерживается?
За столом повисла тишина. Женщины переглянулись.
– Он не ужинает с нами… – бесстрастно сообщила королева.
– Почему? – Ялмари перестал жевать.
– Не хочет, – она спокойно нарезала рыбу. Только вот взгляд королева прятала, и это выдавало, что она опять лицедействует, а настоящие чувства спрятаны глубоко внутри.
Принцесса не выдержала:
– Они поссорились, – пояснила она недоумевающему брату.
– Поссорились? – он вновь перевел взгляд на мать.
– Я пыталась помириться, – королеве не нравилась эта тема, и она поспешила завершить ее. – Давай не будем об этом.
– Хорошо, – Ялмари поднялся.
– Ты куда? – холодность ее величества всё же поколебалась, она с беспокойством следила за сыном.
– Хочу найти Полада и узнать, что происходит.
– Но я почти не видела тебя…
– Мы вернемся вместе, – пообещал принц.
***
Спальня телохранителя королевы этажом ниже встретила тишиной, но Ялмари заметил движение на балконе и прошел туда. Полад покачивался в кресле-качалке, глядя в пустоту перед собой. Увидев принца, показал на соседний стул. Ялмари опустился рядом.
– Что случилось? – поинтересовался телохранитель, мельком взглянув на него.
– Пришел ужинать и с удивлением обнаружил, что тебя нет.
– Я не об этом, – прервал его Полад. – У тебя что-то случилось. Что?
– Как ты всё чувствуешь? – принц облокотился на колени и сжал виски.
– Мы слишком связаны, – усмехнулся «волк».
Ялмари всегда хотел походить на него: ни одного лишнего слова. Никогда, даже наедине. Даже когда кажется, что никто не может услышать. Полный контроль и самообладание. Но выглядит всё намного естественней, чем у королевы.
– Так что у тебя случилось? Видел леди Лаксме? – Полад, как всегда, в два счета добрался до самой сути.
Ялмари медленно поднял на него взгляд.
– Нет, – ответил безразлично. – Ты и сам знаешь.
– Собираешься встретиться?
– Нет, – на этот раз горькая усмешка тронула губы.
– Почему?
Опять долго-долго смотрят в глаза друг другу.
– У меня может быть помолвка? – наконец спрашивает Ялмари вместо ответа.
– Ты хочешь, чтобы я тебе разрешил или запретил? – телохранитель скрестил руки на груди. – Этого не будет. Ты уже большой мальчик и сам можешь принять решение. Ты доказал, что…
– Слово «нет» гораздо короче, – прервал его Ялмари. Он запрокинул голову и теперь уставился в звездное небо. – Оставим леди Лаксме. Ты очень удачно отвлек меня от цели моего прихода. Что у тебя с королевой?
Полад не спеша поднялся, навис над принцем, всмотрелся в его лицо.
– Я считаю, что не вправе тебе указывать, раз ты уже совершеннолетний. Но если хочешь мой совет – скажи леди Лаксме, кто ты. Всё сразу встанет на свои места.
– Какое изящное решение! – Ялмари иронично покивал. – Так и сделаем. А что скажешь насчет королевы?
– Произошло то, что должно было произойти, – холодно пожал плечами Мардан Полад, снова опускаясь в кресло. Один Ялмари мог почувствовать, какая боль скрывается за внешним спокойствием. – Она жалеет о том, что связалась со мной. Жалеет о том, что погиб Ллойд Люп.
– Не может быть, – не поверил принц. – С чего ты взял?
– Она почти открыто мне об этом сказала.
– Нет, Мардан, ты что-то неправильно понял.
– Слушай, когда я впервые увидел герцога Люпа, я сразу понял, что он подходит ей больше, чем я. До нее эта истина дошла не сразу. Но в любом случае в ту ночь он не оставил мне выбора.
– Ладно, я не буду расспрашивать о подробностях. Просто сделай мне одолжение: поужинай с нами.
– Не лукавь, – подмигнул телохранитель. – Вряд ли ты сможешь нас помирить.
– Что ж, тогда хоть поедим, – посмеялся принц.
– Только сегодня и только ради тебя, – Мардан поднялся.
На стенах галереи еще горели свечи. Стражу Полад отпускал, оставляя «волков» лишь на нижних этажах. Слуги тоже сюда не заглядывали после одиннадцати – чем занимаются королевские особы по ночам, им было знать необязательно, и так слишком много болтали.
– Я горжусь тобой, – нашел нужным сообщить Мардан, поднимаясь в обеденный зал. – Ты сделал больше, чем я предполагал. Прочитав сообщение о твоем столкновении с эймом-соколом, – продолжил телохранитель, – я узнал, что смог об эйманах. Этот народ живет за северо-восточными лесами Энгарна. Леса считаются непроходимыми и нежилыми, а возможно, там действует и какая-то магия. В общем, никого из людей они в гости не пускают. А вот сами часто среди нас вращаются. Большинство из них – купцы и, надо сказать, небедные. Они никогда не афишируют свою особенность, так что люди об этом народе забыли. Как ты понимаешь, немногие внимательно читают книгу Вселенной. Но в королевской библиотеке я нашел даже отрывки из книги Эйманов. Знаешь, как отличить эймана от человека? Кроме того, что у него есть эйм-животное, разумеется…
– Как? – заинтересовался Ялмари.
– У них на груди, возле сердца, татуировка. Его вторая сущность, его эйм. То есть, например, если бы ты раздел эймана Алета, который чуть не убил тебя, то увидел бы у него татуировку сокола.
– Татуировки делают и люди, – засомневался Ялмари.
– Таких не делают, – не согласился Полад. – Эта татуировка живет отдельной жизнью. Она будет изображать летящего сокола, спящего сокола, сокола с жертвой, – в общем, постоянно будет меняться, в зависимости от того, чем занимается эйм в данный момент.
– Интересно. Но, готов поспорить, эйманы нечасто раздеваются, – заметил Ялмари.
– Ты абсолютно прав, мой мальчик. А еще у эйманов необычные фамилии. Я почти убежден, что Удаган Лев – эйман. Ты должен его помнить: такой обаятельный светловолосый гигант, который поставил на уши весь Жанхот лет пять назад. Наши аристократки прыгали к нему в постель чуть ли не после первой встречи. Даже то, что муж может их убить, не останавливало.
Ялмари обдумал услышанное.
– Ты хочешь сказать, что Шела Ястреб…
Полад остановился у двери в обеденную залу.
– Я в этом почти уверен. Только этим можно объяснить то, что вожак отправил тебя в Хадашу. Ты спас эймана – они могут отблагодарить.
– Когда я уезжал, он был очень плох. Доктор даже не был уверен, что у него рассудок сохранится. Хорошо, что Декокт обещал позаботиться о нем.
– «Пути Творца не исследимы», – многозначительно промолвил Мардан Полад, взявшись за ручку двери. – Еще помнишь, чему тебя учили в школе при храме?
– Это незабываемо, – едко заметил Ялмари.
– Что ж, идем. И не говори о делах при наших женщинах. Им об этом знать ни к чему.
Ялмари полагал, что Полад напрасно ограждает от всего мать и сестру. Первая посчитает, что не так уж нуждается в нем, а второй когда-нибудь предстоит занять трон, и она должна готовиться к этому заранее. Не всегда же ее будут опекать. Но он не привык спорить с телохранителем.
17 юльйо, замок Зулькад, Кашшафа
Ночь пролетела незаметно. Рекем проснулся оттого, что в комнату кто-то вошел. Он быстро сел на кровати, ладонь легла на рукоять меча. Но тревога оказалась напрасной: Щутела застыл на пороге со стопкой одежды.
– Разбудил я вас, господин. Извиняйте. Я к такой работе не приспособлен, а хозяйка не велела других слуг пускать к вам. Сердится на принцессу, значит. Вот наша голубка и попросила меня. Тут одежда вам. Вроде должна по размеру подойти. Она как узнала, что вы без слуг да без вещей, так и обеспокоилась сразу. И еще велела, чтобы вам комнату на господской половине дали, потому как вы маркиз. А хозяйке и не понравилось, вроде как она распоряжается. Так комнату вам всё ж таки дали. Я так думаю, хозяйка не сердится, а только вид кажет. Что вдруг, чтобы король наш не осерчал. Так я вам одежду оставлю, а после того провожу в новую комнату вашу. И без слуги вам значицца придется. Дадите прачке одежу, она постирает. А что вдруг – так меня зовите.
– Хорошо, – Рекем отбросил волосы. – Оставь одежду здесь и принеси воды умыться.
– Эт я зараз, – конюх будто обрадовался. Он прошел в комнату, положил стопку на стул. – А то уж принцесса дожидается.
– Она послала за мной? – Ароди вскочил, передумав умываться, но Щутела успокоил.
– Она-то не посылала, а видно, что ждет.
– Как видно? – уточнил Рекем.
– Да видно и всё, – Щутела махнул и вышел, забрав медный таз. Вскоре принес чистой воды и тут же опять ушел.
Рекем успел наскоро ополоснуться в тазу, когда конюх снова заглянул:
– А кушать, стало быть, с принцессой. Она только и ждет, чтобы вы значицца пришли.
Рекем выругался в сердцах. Почему бы этому дураку сразу всё не объяснить? Он тут прихорашивается, а принцесса сидит голодная.
В коридоре ждал тот же конюх. Заверив, что отнесет вещи в другую комнату, он вновь повел маркиза на аудиенцию.
Мирела ожидала в гостиной. Напротив большого камина из белого камня стоял простой деревянный стол. Когда вошел Рекем, принцесса встала:
– Доброе утро, маркиз Бернт, – он тут же склонился на колено, а девушка возмутилась. – Нет, это невозможно. Если вы собираетесь падать на колени каждый раз, я не буду приглашать вас к себе. Немедленно поднимайтесь и садитесь завтракать.
Рекем не поверил в эту угрозу. У принцессы так мало гостей, что вряд ли она откажет себе в удовольствии пообщаться с ним из-за того, что он приветствует ее согласно этикету. Она всё равно будет приглашать Рекема, а он будет падать на колени. Не только как перед принцессой, но как перед хрупкой девушкой, которая смогла сказать «нет» королю, которому даже самые смелые говорили «да».
Он сел за стол, на который горничная уже постелила скатерть и теперь расставляла различную снедь. Луч солнца, неизвестно как пробравшийся сквозь узкую щель окна, отразился от золотой чайной ложки и брызнул в глаза маркизу, разом отбросив его на год назад.
…Солнечный луч, отразившись от позолоченного бока графина с вином, резанул глаза. Рекем отодвинулся чуть в сторону. Он, почти не дыша, слушал брата, но тот вдруг умолк, хмуро кусая губы.
– И ты не склонился перед ней на колени? – подтолкнул его Рекем. Он всегда был очень сдержан в проявлении чувств, но сейчас не мог не восхищаться братом.
– Нет, – коротко ответил Яхин. Затем поднялся, подхватил с кресла плащ. Золотая застежка, изображающая голову иттая, с алым янтарем6 вместо огненных рогов, мягко щелкнула в тишине кабинета. Будто арбалет спустили. – Достаточно того, что Элдад пресмыкается перед ней. Маркиз Бернт не признает ее королевой.
Рекем помрачнел, тоже поднялся. Застежка на его плаще проще. Не он наследует титул маркиза. Он всего лишь граф Цаир. Хотя ему всё равно повезло больше, чем большинству дворянских сыновей. Цаир – это не какая-то деревенька в десять домов, а большое поместье. Но по обычаям их семьи второй сын становится военным. Поэтому он одевался скромнее. Хотя и старший брат не любит показной роскоши. Вот эта родовая брошь – единственное исключение.
Яхин молча шел по коридору. Рекем следовал за ним. Всё, что не было произнесено вслух, кипело внутри. Младший брат был совсем другим. Он любил роскошь, любил королевские милости. Он прилепился во дворце, как репей к шкуре пса, и готов был танцевать и ползать на брюхе, чтобы заслужить «кость», брошенную царственной рукой. И там, где Яхин проявил твердость, Элдад прогнулся. Маркиз Бернт не пожелал склонить колени перед Сайхат, как того требовал этикет, а Элдад, говорят, даже стихи ей писал. Дурные стихи, безусловно. А еще, говорят, что молодая «королева», обещала в благодарность сделать Элдада маркизом Бернтом. Только ничего у нее не выйдет. Может, ведьма и желает передать титул младшему брату, но законов страны ей не изменить, маркизом останется Яхин.
До того как братья вышли во двор, Рекем заговорил:
– Мне следовало возглавить дворцовую стражу. Хотя бы временно, для вида. Я бы вправил мозги этому…
Брат резко останавливается и разворачивается к нему. В каждом движении, во взгляде столько власти, что сердце невольно вздрагивает. Впервые Рекем чувствует, что стоит не перед Яхином, с которым играл в прятки в огромном замке, а перед своим сюзереном.
– Оставь его в покое, – он произносит эти слова спокойно, но так, что даже мысли не возникает ослушаться. – Если в нем есть хоть капля разума, он скоро поймет, что к чему. А если не поймет… считай, что у нас нет младшего брата. Мы не воюем с королем. Даже если его величество сто раз поступит неправильно, мы не будем воевать с ним. Мы просто не оказываем почести ведьме и шлюхе. Это понятно?
– Да, мой господин.
В этом ответе нет подобострастия, только обещание полной поддержки и повиновения, и брат улыбается светло, кладя руку на плечо:
– Идем, нас уже заждались.
Во дворе шумно. Смеются женщины в дорогих охотничьих костюмах, лают псы. Лесник держит рог на полпути к губам, ожидая сигнала от маркиза.
– Мы уже думали, вы не придете. Хотели начинать без вас, – мама чуть хмурит брови. Она уже немолода, но еще сильна и здорова, седые волосы ничуть не портят ее величественной красоты. Хотел бы Рекем, чтобы у него была такая жена. Она будет меняться с каждым годом, но оставаться чрезвычайно привлекательной. Сейчас за невинной фразой он видит тревогу. Она спрятана в глубине карих глаз. Хочется точно так же положить ей руку на плечо и сказать: «Всё будет хорошо. Это понятно?» Но сейчас подобное неуместно. Братья легко вскакивают на лошадей, которых подвели слуги, лесник наконец трубит в рог.
