– Ты же меня совсем не знаешь! – я попыталась оправдаться, но вышло вяло. Что-то душе подсказывало, что Нольг прав: никогда я не буду счастлива одной только женской долей хранительницы очага. – Откуда такое предвзятое отношение к ведьмам? Много ты их вообще видел?
– Достаточно для того, чтобы знать вас и судить. У вас у всех одинаковые души, очень малым вы друг от друга отличаетесь. Я еще не встречал живых женщин, не готовых любить. Это плохо и против самой вашей природы. Но все ведьмы ни к кому, кроме себя, никаких особых чувств не имеют.
– Много ты знаешь о моей природе, деревенщина…
– Ну ладно, любишь ли ты кого-нибудь? Хоть бы и мужчину? – охотно пошел на попятную Нольг.
– Может, пока достойных не встречала, – пожимаю плечами.
– Сердце у тебя, может, и честное, но холодное. Сама ты это знаешь, вот и злишься, – объяснил он. – Жалко мне тебя. Тяжело это, с холодным сердцем.
– Но…
Завязался разговор о том, кто такие ведьмы. К моему большому удивлению, Нольг привел мне столько примеров ведьм, что я невольно про себя предположила, что он состоит в каком-нибудь кружке по встрече с ними. Но, как выяснилось, просто он с отцом и братом часто ездит в город, а там этих ведьмовских лавок очень много, они часто туда заходят за лекарствами и травами для животных, вот оттуда и пошли знакомства, на основании которых Нольг сделал такие выводы.
В нашем разговоре я пыталась хоть как-нибудь отстоять честь своих сестер, но то, что Нольг приводил в качестве примеров в основном неоспоримые факты, здорово осложняло дело.
За этой увлекательной беседой мы дошли по тропинке до леса, а там, пробираясь через кусты, за час или чуть меньше добрались до дома старухи, обсуждая и сравнивая по пути жизнь ведьмы и жизнь коневодов. Нольг оказался на удивление добротным собеседником, умным и рассудительным человеком, чего от жителя деревни я никак не ожидала. Почему-то они все здесь казались мне чуть ли не умственно отсталыми. Возможно, это мнение во мне укрепила зарождавшаяся на почве магических возможностей мания величия… так-то подумать, я в самом деле далеко не лапочка.
Домик этой старушки Агапы был похож скорее на землянку, чем на избу. Очень маленький, совсем без окон, а дверь оказалась такой низкой, что сложно было представить того, кто сможет пройти через нее, не наклоняясь.
Судя по состоянию бревен и крыши, заросшей густой травой, домик построили очень, очень давно.
Нольг постучался в дверь и громко спросил, есть ли кто дома.
Изнутри землянки послышалось шуршание, потом постукивания и тихие переговоры. Спустя минуту дверь отворилась и нам показалась девушка в невзрачном коричневом платье, которое носили уже не одно поколение, и с шалью на плечах.
– Нольг! – улыбнулась она. – Заходи! А кто это с тобой?
– Ведьма, – невозмутимо ответил он, складываясь пополам и с даже так с трудом проходя через дверь.
Спустившись по ступенькам, ведущим вниз на целых два метра, я оказалась в самой настоящей землянке. Удивительно, но внутри было просторнее, чем мне думалось сверху.
В «прихожей» были расставлены нужные по хозяйству вещи, на стене на оленьих рогах висела одежда, а на специальной скамеечке ютился набор разноразмерных лаптей, старых башмаков и даже одна пара почти целых сапог нашлась. Из своеобразной прихожей проход вел в большую кухню, она же была и гостиной. Ход внутрь прикрывали две двери, потому я и не увидела толком, что там.
За столом, закопавшись среди пучков сушеных трав, грибов и прочей растительности, сидела старушка. Увидев Нольга, она улыбнулась.
– Здравствуй-здравствуй, Нольг! А кто это с тобой?
– Ведьма Бэйр. Она хочет поговорить с тобой и с Ежевикой.
– Бэйр!? – испугалась девушка по имени Ежевика. Боги, мои портреты уже что, и в лесах развешивают!? Или, может, к этой знахарке приходили ланки Адольфа в поисках ведьмы с рыцарем!?
– Что тебе здесь надо? – нахмурилась старушка, вставая из-за стола.
– Поговорить и только, – я подняла руки, в знак мирных намерений. – На самом деле мне нужна только… гхм… Ежевика.
– Нольг? – испуганно поглядела на Добрыню Никитича девица. – Зачем ты ее сюда привел?
– Я вам принес сметаны и молока. Хлеба, уж извините нас, не получилось у матери к сроку испечь, – невозмутимо, как и всегда, сказал он, подходя к столу и выкладывая на него гостинцы. Старушка поспешила расчистить место для подарков.
– Спасибо, век тебе счастья, – улыбнулась ведунья. – Но откуда же у тебя с этой прохвосткой знакомства? – она недобро зыркнула в мою сторону.
– У меня брат заболел сильно, мы уж думали, не вылечить. Отец с матерью сколько не лечили, сколько по лекарям не ходили, ничего не помогало. А вот вчера уехали в город, за священником, остановились на постоялом дворе и там встретили инквизитора, а с ним Бэйр. Инквизитор согласился помочь, ну они и вернулись с ним и с ведьмой. Храмовник что-то наколдовал и Хога тут же выздоровел, с кровати встал, есть начал, – на лице Нольга появилась улыбка. – Теперь Бэйр зачем-то захотела с Ежевикой поговорить. Я перечить ей не могу, вот и привел ее к вам. У нее добрые помыслы, ее нечего бояться. Головой ручаюсь.
– Как это, Хога заболел!? А что же мы не знали? Что же вы нам не сказали? Мы бы вылечили! – разволновалась старушка.
– Мои родители ведунам не верят, вы же знаете, – развел руками богатырь. – Они ни во что не верят! Я бы к вам первым пришел, да не я в семье голова.
– А инквизиторам они верят, значит! – возмутилась Ежевика.
– Инквизиторы они все умеют одинаково, их всему по науке учили, а у ведунов и силы, и знания от души идут, – возразил Нольг. – Это разные занятия, кто-то больше верит одним, а кто-то другим.
– Но с Хогой ведь все в порядке сейчас? – настороженно посмотрела на меня девица.
– Не знаю, – честно ответила я. Не похожа она на злобную ведьму, все-таки. Даже Миша из Верегеи, и ты больше была похожа. – Ну так… поговорить где можно? Без лишних ушей.
– Тут лишних ушей нет, – заметила старушка.
– Мне нужно поговорить с ней наедине, я настаиваю.
– Идите тогда на улицу, а я пока тут с Нольгом посижу, напою его чем-нибудь, – нехотя разрешила старуха. – И корзиночку, Ежевика, возьми, пойдите на полянку с малиной, наберите ягод. Поговорите заодно.
– Хорошо.
Мы с Ежевикой выбрались из землянки на улицу. Было видно, что девушка сильно нервничает и, кажется, боится меня.
– Зачем тебе со мной говорить? – спросила она, когда мы оказались на улице и отошли подальше от дома в лес.
– Ты приходила к матери Нольга? – решаю сразу в лоб.
– А это тебе зачем? – насторожилась девушка.
– Так ходила?
– Ну да… – неуверенно ответила она, потеребив подол платья.
– И просила, чтобы он тебя в жены взял?
– Что? – удивилась она, широко раскрыв и без того большие глаза. Но потом тут же нахмурилась. – Это тебя на касается!
– Отвечай на вопросы и не спорь, а не то хуже будет, – я сделала суровую мину. Девица посмотрела на меня и почему-то поверила.
– Ну, просила, – тихо призналась она.
– Отлично, – пробормотала я, разглядывая Ежевику и пытаясь понять, насколько она «злая, холодная и колючая».
Мы уже дошли до поляны, усеянной кустами дикой малины, и стали собирать ягоды. Ежевика себе в корзинку, а я себе в рот.
Девушка была не то чтобы красивая, но необычная. Очень светлая кожа, голубые глаза и роскошные кудри черного цвета с отливом в лиловый, которые она, в отличии от деревенских, не убирала ни в косы, ни под платок. От этого цвета и имя у нее небось – Ежевика. К глазам я присмотрелась внимательнее, чем-то они у нее отличались. То ли взгляд какой-то особенный, то ли цвет радужки… Я так и не смогла ничего понять, только смутила девушку своим пристальным взглядом.
– И что тебе Эргея сказала? – спросила я, решив продолжить допрос. И все-таки не тянет она на невинную овечку.
– Она сказала, что, сын у нее хороший и ладный, и невесту она ему под стать найдет. С приданым богатым, красивую, хозяйственную и послушную…
– А ты что?
– А я что? – она тяжело вздохнула, как будто готова была вот-вот расплакаться. – Я сирота, без роду и племени, с кореньев на кашу перебиваюсь, в лесу живу, как животное дикое, одеваюсь в обноски, которые люди даже на половые тряпки пустить не хотят!… Не пара я ему.
– Какая драма, – хмыкнула я.
– Но вот как не хотеть за такого, как Нольг? – вздохнула она, быстро утерев набежавшие на глаза слезы. – Но не пара мы.
– Значит, ты на Эргею обиделась, когда она тебе об этом сказала?
– Обиделась.
– И что ты сделала тогда?
– Разозлилась.
– А что ты сделала, когда разозлилась?
– Ушла, хлопнув дверью… – созналась девушка.
– И все?
– Ну… я очень сильно разозлилась… – она непонимающе похлопала глазами.
– И прокляла их семью. Так?
– Нет! Что ты!? Как я могу!? Это же семья Нольга! – пораженно закричала Ежевика, выпрямившись от негодования. – Я просто разозлилась на нее, на гордячку бессовестную, которая только богатых за людей считает, и подумала, что «да пропади оно пропадом меня, твое бесценное богатство!»…
– Это и называется «проклятие», – заметила я тоном аля Шерлок Холмс. Элементарно, Ватсон! Боги, как все банально в этом мире! Я так и знала, что та девица будет во всем виновата.
– Но я же не хотела им ничего плохого! – взмолилась она и все-таки залилась слезами.
– Хотела не хотела, а самым дорогим для Эргеи оказались вовсе не деньги и хозяйство, а ее семья, младший сын, – объяснила я. – Ты же ведунья, так?
– Нет… не совсем, – девушка задрожала, пытаясь унять слезы.
– То есть как, «не совсем»?
– Это секрет.
– Ладно, черт с твоим секретом, – меня уже корежить начинает от одного этого слова, лучше уж не лезть! Арланда хватает по самое горло. – Но дело в том, что твои чувства перевоплотились в проклятие. У ведьм это почти неизбежно, когда они испытывают сильные эмоции. Потому в будущем будь осторожнее и ко всему в этом мире относись с иронией и львиной долей сарказма… Как я. Или делай, как Нольг: просто не обращай внимания на все плохое.
– А ты тоже так проклинала, не зная? – поинтересовалась Ежевика.
– Почти не зная, – вздохнула я. Что сталось с тем парнем из Верегеи, интересно? Хотя нет, не интересно.
– А расскажи, как это было… я еще никогда настоящих ведьм не видела.
– Не уходи от темы! Итак, ты знаешь, как снять последствие твоей вспышки гнева?
– Понятия не имею! А что, это так сложно?… – спросила она, но тут же осеклась. – Стой-стой… так это получается?… Получается, Хога из-за меня заболел!? Ужас какой! А я ни обрядов никаких не знаю, ни как проклятие снять! Ведь его можно снять, правда!? С Хогой все будет хорошо? Он не останется больным? Ему не придется всю жизнь к лекарям ходить? Бедный, несчастный мальчик! Ах, ужас-то какой…
– Понятия не имею. Но в крайнем случае для того, чтобы его вылечить, придется тебя убить.
– Я готова! – сразу выпалила Ежевика. – Если мальчик умирает по моей вине, то я заслуживаю этого!
– Ты удивительно самоотверженная ведьма… Так ты точно не знаешь, как это можно снять? Это здорово осложняет дело, потому что я тоже этого не знаю, – вздохнула я, раздумывая. Еще, конечно, остается Арланд… но инквизитора к делу мне бы подключать не хотелось. Я не была уверена в том, что после встречи с ним с девушкой все будет хорошо, особенно если она чуть не убила ребенка. – Что ж, думаю, тебе придется пойти со мной в дом к Нольгу.
– Зачем!? Я туда больше никогда в жизни не приду! – она отступила от меня еще на несколько шагов. Чтобы не убежала, я подошла к ней поближе.
– Мне же нужно разобраться, как вылечить Хогу, будет лучше, если ты будешь при этом рядом, – объяснила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее.
– Тогда я пойду, – согласилась Ежевика. – Сейчас вот малины наберу для бабушки и с тобой пойду.
На том и сошлись.
Больше часа мы общипывали несчастные кусты до тех пор, пока на них не осталось почти ни одной ягодки. Под конец я вспомнила об инквизиторе и решила набрать ему малины в платочек. Пускай пожует, порадуется.
Потом мы вернулись в землянку с старушке и Нольгу, где провели еще час за совершенно бессмысленной болтовней. Старушка сказала, что Ежевика сегодня ей нужна, потому она сможет отпустить ее не меньше, чем через три часа. Я согласилась, с условием, что девушка придет сама и мне не надо будет нестись за ней в лес. Ежевика дала клятву, что придет.
Договорившись обо всем, мы распрощались.
На обратном пути, как только мы отошли подальше от дома, Нольг начал расспрашивать меня о том, виновата или не виновата Ежевика, зачем я ее вообще к ним идти заставила. Он так беспокоился насчет этого, что я не решилась его мучить и рассказала, что она хоть и натворила дел, но совершенно неосознанно. Узнав, что причиной болезни брата является Ежевика, в поступке которой виновата его мать, а в конечном итоге и он сам, Нольг растерялся. Похоже, на этот случай у него не оказалось очередной буддийской мудрости. После молчаливых раздумий на него накатило мрачное и угрюмое настроение.
Когда мы вернулись в дом, там все было по-старому. Эргея, закончив уход за скотиной, готовила обед и ужин на всю семью, на кухне возле нее крутился Хога, пытаясь то помочь, то стащить что-нибудь. Арланда в доме не было.
– Ну как сходили? Что выяснили? – сухо спросила Эргея, пристально посмотрев на меня, когда мы с Нольгом вошли на кухню.
– Ничего из того, что может помочь, – ответила я, решив пока не распространяться. – Мне нужно поговорить с моим другом. Где он?
– Он взял удочки и сеть Валлена, пошел на речку рыбу ловить… Хотя кто в такое позднее время ловит?
– Ясно. Ну я тогда к нему пойду.
– А обед как же? – удивилась Эргея. – Все почти готово!
– А я с ним за компанию рыбы поем!
– Да не поймает он ничего, он же, видно, с роду не рыбачил! – отмахнулась Эргея, засмеявшись. – Возьми вот краюху хлеба и кувшин кваса, поедите хоть немного. Хога, принеси ей!
– Сейчас!
Мальчик шустро бросился вниз, в кладовку.
– Ах, не нарадуюсь на него! – заметила Эргея, смахнув выступившие было слезы. – Мальчик мой любимый… подумать только, из-за какой-то собаки завистливой так страдает! Истощал весь, без слез и не взглянешь! Я уверена была, что ничего уже не исправить, а он вот… бегает, помогает, как может… лисенок мой…
Мальчик вернулся, как только Эргея произнесла последнее слово.
Приняв у него кувшин и две краюхи хлеба, я положила это все в корзину, услужливо протянутую хозяйкой, а после вышла из дома и направилась в сторону речки, которую мне указал Нольг.
Отовсюду слышалось кудахтанье кур, блеяние коз и говор людей. Кипела работа, вечные бабки вешали свое вечно мокрое белье, мужики колотили молотками, пили что-то, что-то носили… Повседневная деревенская суета неожиданно здорово подняла настроение. Как-то душевно здесь! Не то что в городах… или в мрачных графских поместьях, например.
Завидев меня, жители, как правило, замолкали, а спину мне, словно прицелы снайперских винтовок, прожигали любопытные взгляды. Иногда, когда кто-то особо забавно на меня пялился, выпучив глаза и открыв рот, я строила этому кому-то рожи или показывала неприличный знак из светящихся синих линий в воздухе. Да, я теперь и так умела! Специально на случай зевак училась, времени столько убила… как не показать было?
Хотя с моей стороны это было не особенно умно. К вечеру по всей деревне наверняка пойдут слухи о заехавшей ведьме и на меня опять пойдут с вилами всей толпой… Правда, теперь уже я смогу смести их одним взмахом руки, а если и не смогу, то у меня есть нечисть-инквизитор, который точно всех распугает.
К тому времени, когда я вышла из деревни, несчастных жертв моего дурного воспитания было уже около пятидесяти. По пути до речки я случайно обнаружила, что за мной украдкой плетется свора местных мальчишек от мало до велика. Решив попугать и их тоже, я сделала следующее: шла спокойно до первого поворота, а там, пока они меня не видели, быстренько спряталась в кусты, а на дороге создала слабенькую, очень нереалистичную иллюзию чудовища в полном смысле этого слова. Это был волк с головой паука, передними лапами варана, с задними лапами кузнечика и со змеиным хвост. Иллюзия просто стояла на дороге, замерев в одной позе, но мальчишкам, думаю, и этого хватит.
Как только толпа любопытных ребятишек прошла через поворот и вот-вот должна была увидеть мое творение, я начала выть, рычать, и издавать ужасные, в моем представлении, звуки.
Моей дурной игры хватило мальчишкам для того, чтобы испугаться до полусмерти! Как только они увидели мое творение, заорали во все глотки и со всех ног, толкаясь, спотыкаясь и падая, кинулись бежать обратно к деревне!
От этого зрелища я согнулась пополам от смеха и упала на траву под кустом, где провалялась минут пять в тщетной надежде, что не надорву свой животик. Ох, как же мне этого не хватало!…
В таком положении меня и нашел бродивший неподалеку инквизитор.
– Привет, – ухмыльнулся Арланд, наклоняясь надо мной, лежащей под кустом. Свет от солнца коснулся металла его серег и стрельнул мне в глаза солнечными зайчиками.
– Привет… – ответила я, щурясь и утирая слезы смеха. Инквизитор помог мне сесть.
– Что это тут было? Я слышал, как кричали люди, – он вытянулся, чтобы посмотреть на дорогу и увидеть кричавших. – Как я понимаю, это твоя работа?
– Ай, да брось… мальчишки за мной из деревни увязались, вот я их и решила попугать. Создала иллюзию низкокачественную, повыла немного, а они как побежали!… Ой, ты бы видел! Орут, толкаются, спотыкаются, падают, и тогда на четвереньках, но все равно бегут-бегут-бегут, лишь бы подальше отсюда! Дурачки такие, я не могу! Ха-ха-ха!…
– Вставая, ты вся в траве, – усмехнулся инквизитор, подавая мне руку в черной перчатке.
Поднявшись, я немного оступилась и чуть не упала, не удержав равновесие, но Арланд любезно меня удержал.
– Ну как твоя рыбалка? – спросила я, отряхиваясь от сухой травы. – Поймал что-нибудь?
– Да нет, ничего пока не поймал. Но вот два часа дня будет, я сеть выну, посмотрю. Мне бы хоть одну рыбешку и то неплохо бы было, а тут, представляешь, никого как будто не водится!…
– А ты на кого ловишь?
– На червяков, на кого еще?
– У меня тут в корзинке хлеб есть, давай на него попробуем?
– А так ловят разве?
– Да черт его знает, – пожимаю плечами.
Подхватив с земли корзину, я пошла за инквизитором к месту рыбалки.
– Ну как, что там с ведуньей? – спросил он по пути.
Я задумалась, рассказывать или нет. Наверное, совсем не привлекать Арланда не получится: может, Ежевика еще спросит у своей ведуньи, как снимаются такого рода проклятья, но вдруг старушка тоже ничего не будет знать? В любом случае, кто-то поумнее меня должен будет проконтроллировать все.
– Все так обычно до того, что скучно! – пожаловалась я. – Она пришла к матери Нольга – который здоровый и рыжий мужик – с подношением, медленно повела тему к замужеству, но не успела толком ничего сказать, как ее осадили, мол, невеста будет под стать сыночку: с приданым, богатая, с именем, а ты закатай губу, оборванка. Девица разозлилась, пожелала, чтобы у Эргеи все ее богатство повывелось. Но для женщины главным оказался сын, а не хозяйство, и вот, что получилось – мальчик начал угасать, – увидев ожесточившееся лицо инквизитора, я поспешила добавить: – Но ведунья не со зла, а совершенно случайно это сделала, она даже не знала, что может проклинать… Виноватого, в общем, нет.
– Драма какая-то… Нейверский любовный роман, на меньшее не потянет, – сказал Арланд, задумавшись. – И как снять, тебе по-прежнему не известно?
– Нет пока. Но ты, я смотрю, не волнуешься особо по этому поводу?
– Почему же? – удивленно спросил он.
– Ты так рвался сюда ехать, а сам вон, на рыбалки ходишь, – киваю в сторону речки.
– Я ведь знаю, в чем дело, – вдруг ответил инквизитор. – Зачем мне суетиться?
– И в чем же?
– Все просто. Проклятие лежит не на мальчике, а на его родительнице, его-то я и почувствовал на том дворе. Проклятие не на болезнь, а на связь с теневой стороной мира, где обитают духи, демоны и прочие твари. Сначала оно приводит человека до смерти, тот умирает, его хоронят, потом по каналам, связанных с теневой стороной, в тело проникает нечисть, изменяют его под себя, и из сырой земли на кладбище вылезает упырь. Проклятие завязано на Эргее и подпитывается за счет ее сил, но действует на мальчика. Как его снять я не знаю, но знаю его природу. Люди такое навести не могут, а вот нечисть – сколько угодно. В общем, есть нечисть, есть проклятие. Поймать нечисть и заставить ее снять проклятие – все, что нужно сделать. Только вот ты сама сказала, что Ежевика – обычная девушка. Не вяжется это все пока.
– Так ты с самого начала знал, что проклятие на Эргее!?
– Ты же не спрашивала, вот я и не говорил. Я думал, ты сама это все уже определила… Это же так просто, что даже смешно! Уж такие пустяки не понять для ведьмы твоего уровня, я думал, невозможно, – ехидно сказал он, вернув мне толчок в плечо. – Стыдно, Бэйр с Равнин, стыдно!
– Отстань, – недовольно проворчала я, во второй раз толкая его в плечо. –
– Хочешь, я научу тебя определять проклятия по ощущениям, по запаху? – вдруг серьезно предложил Арланд.
От удивления я даже приостановилась ненадолго.
– Это что, какой-то подвох? – с подозрением смотрю на Арланда. Он же никогда не рассказывал мне про свои инквизиторские приемчики, даже если я очень просила!
– Нет, – ответил он.
– Я подумаю.
Мы дошли до места рыбалки. Это был тихий бережок, укрытый тенью деревьев, находящийся у самой воды. На рогатине, вкопанной в землю, покоилась удочка, рядом с ней – ведро с водой для рыбы. Место, где будет костер, тоже уже было готово. Только рыбы не было и, скорее всего, не будет, а так просто рай, а не местечко!
Поставив корзинку неподалеку от кострища, я подошла к удочке и села рядом с ней на землю. Несколько минут я разглядывала реки под звуки пения птиц, стрекот неизменных сверчков и течения.
– Красота, – вздохнула я, глядя на речку.
– Да, здесь очень хорошо, – согласился Арланд.
Обернувшись, чтобы посмотреть, что он там делает, я увидела, как этот подлец без меня уплетает наш хлеб и выпивает квас… то-то так притих!
– Эй, а меня позвать? – возмущаюсь, быстренько подтягиваясь к корзинке.
– Ты сиди там, сиди, наслаждайся прекрасным видом, получай духовную пищу, – махнул Арланд рукой в сторону берега. – А я тебя тут подожду.
Достав из корзины кувшин кваса и свою горбушку хлеба, принимаюсь обедать, а то этот сейчас возьмет и все съест!…
Соревнуясь, кому больше достанется, мы и не заметили, как остались без хлеба для рыб. Повздыхав, мы уселись рядом с удочкой и принялись молча смотреть на воду и ждать непонятно чего.
Мы ждали десять минут, потом двадцать, потом час, потом второй. Ничего не происходило, река все так же мерно текла, птицы чирикали, а сверчки трещали. Солнце поднялось к середине горизонта и начало сильно пригревать. Тенек от берега сбежал, оставив нас под палящими лучами.
Не выдержав жары, я сняла плащ и жилетку, потом, когда стало уж совсем невмоготу, решила снять сапоги и сунуть ноги в воду. Это помогло, и я почувствовала себя вполне сносно. А вот на Арланда, который сидел в своем черном панцире, было жалко смотреть.
– Слушай, ты, может, в тенек уйдешь? У тебя же так перегрев случится! – обеспокоенно заметила я. О том, чтобы уговорить снять его это все, я уже даже не думала.
– Я не могу вот так взять и уйти в тенек от удочки. А если рыба появится? Нет, я тут посижу…
– О, я же тебе малины собрала! – приступ к жалости к чудному инквизитору заставил меня вспомнить о гостинце, который я ему собрала.
Я стала рыться в сумке в поисках узелка.
– Какой малины?
– Красной малины. Мы с той девицей во время разговора как раз шли к ягодной роще. Вот я решила и тебе немного набрать, подумала, вдруг захочешь. Правда, сейчас эта малина уже в черт знает что превратилась, наверное… скорее всего в варенье… вот, нашла, – я протянула Арланду почти не пострадавшие ягоды, убранные в платок.
– Хах, как это мило с твоей стороны, набрать мне ягод, – польщенно заметил инквизитор, запихнув в рот первую малину. Я пожала плечами и повернулась к реке.
– А ты хочешь?
– Нет, я этой малины столько наелась… Я на нее даже смотреть уже не могу!
– Ну и хорошо.
Еще немного посидев, я решила побаловаться и побрызгать ногами в воде. Похоже, я немного перестаралась, потому что брызги попали Арланду прямо в лицо! От этого у него из рук выпали все ягоды и попали прямо в реку… Не выдержав вида его мокрой расстроенной морды, я рассмеялась.
– Эй! – обиженно воскликнул Арланд, провожая взглядом свою малину. – Что ты наделала!?
– Аха-ха-ха! Прости, я нечаянно! – воскликнула я, с трудом унимая смех. Вот умора! Видел бы он себя со стороны! – Ну, может, рыба заклюет!
– Как будто рыба пойдет на мою малину…
– Ого, смотри!
Удивительно, но на малину рыба все-таки пошла! Ягодки начали исчезать одна за другой, по воде забегала рябь, как от плавников.
Схватив удочку, инквизитор пару раз аккуратно дернул, привлекая внимание рыбин к червяку на крючке. Мало ли, кому-нибудь малины не достанется, и тогда он и на червяка согласится…
К нашему удивлению, крючок проглотили и удочку резко потянуло вниз. Чтобы удержать ее, нам пришлось вдвоем за нее ухватиться и налечь изо всех сил.
Уж не знаю, что за рыбина там была, но силы у нее было немерено! С огромным трудом и при этом чуть не сломав удочку, мы вскоре все же начали побеждать рыбеху, постепенно вытягивая ее наверх.
– Кто бы знал! – пораженно сказал сквозь сжатые от напряжения зубы Арланд. – Рыба, оказывается, любит малину!
– Теперь точно знать будем, на что ловить надо! – согласилась я.
Вдруг из воды показалась и сама рыба…
– Русалка!… – пораженно выдохнула я.
Существо посмотрело на нас несчастными глазами и показало леску, уходящую ей в рот. По порванной губе стекала струйка размываемой водой крови. Судя по тому, что из щеки тоже струилась кровь, крючок проткнул ее насквозь.
– Вот бедняга… Ладно рыбы, но ты-то, дура, зачем червяка съела? – воскликнула я.
Русалка пожала плечами.
– Вылезай, вынем. Но ты нам на пару вопросов ответишь, – поставил условие Арланд.
Русалка кивнула и подплыла к берегу.
Впившись сильными тонкими пальцами в землю, она быстро и ловко выбралась на берег.
Существо было прекрасно, нечего и говорить.
Мокрые черные волосы облепили спину и большую упругую грудь, кожа отдает синевой, но не так сильно, чтобы это отталкивало. Глаза у русалки неестественно большие, синие и беспрестанно слезящиеся. Черты лица казались немного размытыми, при первом же взгляд на него можно было сказать, что существо не принадлежит роду человеческому. Удивительно тонкие и длинные руки русалки на локтях имели белесые перепонки-плавники. Ноги очень похожи на человеческие, только на щиколотках распускались веерообразные плавники. В остальном перед нами сидела совершенно обыкновенная девушка… то есть не обычная, а с неестественно идеальной фигурой. Арланду с его «до свадьбы» можно было только посочувствовать.
– Я-то всю жизнь думала, что у вас хвосты… – проговорила я, разглядывая диковинку.
Русалка промолчала, только указала на рот и кровь.
– Арланд, мучитель несчастных рыбок, помоги ей! У нее же в горле крючок застрял, а ты сидишь и смотришь!
– Сейчас… – кивнул инквизитор, не сводя глаз с русалки. Его-то хвост как раз меньше всего интересовал. – Открой рот и постарайся не двигаться, – велел он русалке, подсев к ней поближе. – Сейчас я все выну!
Арланд провозился недолго.
– Готово! – сказал инквизитор, показывая крючок без червяка. – А теперь, дорогая, поговорим, – посмотрел на русалку.
– Может, не будем?… – томно прошептала она, оплетая Арланда манящим взглядом. Инквизитор замешкался, и русалка прильнула к его губам.
Уж не знаю, на что она рассчитывала: Арланд оттолкнул ее от себя, крепко схватив за руки. Я и моргнуть не успела, как он обвязал их одной из цепей на шее, защелкнув замок между звеньями.
Вот и пригодилась эта груда металла, которую он на себе вечно носит.
Русалка закричала: серебро наверняка причинило ей сильную боль. Она начала извиваться всем телом и биться на земле, и, хотя, инквизитор держал цепь крепко, угомонить ее было невозможно.
Тогда я, решив внести и свою лепту, шибанула по ее голове «могучи толчком». Русалка мгновенно утихла.
– Что ж, ты нечисть, он инквизитор, вам не суждено быть вместе, – пробормотала я, рассматривая утихшую пленницу. Ее рот раскрылся, и я увидела зубы… острые, в несколько рядов, вряд ли они были нужны ей для малины.
Обмотав шею русалки цепью, Арланд уселся на землю, и мы стали ждать.
Когда русалка наконец пришла в себя, мы еще несколько минут поборолись с ней, пытаясь удержать на месте, а потом я зажгла на руке огонь и приставила к ее лицу. Жар пламени для нее определенно был не то что бы неприятен – практически смертелен. Вырываться рыбка сразу перестала, замерла и замолкла.
– Итак, а теперь поговорим, – сказал инквизитор, садясь напротив русалки. – Твои сестры в последнее время общались с людьми? – начал он, с укоризной глянув на меня. Видимо, я поднесла огонь слишком близко к ее коже… что ж, ладно, не звери, отодвинем.
– Одна ушла к ним насовсем. Мечтает быть человеком, – с презрением в голосе ответила русалка.
– Я даже догадываюсь, кто именно, – вздыхаю. – У нее такие же черные волосы и голубые глаза, да? И называет она себя Ежевика?
– Не знаю, как она себя перед людьми называет! Предательница, – прошипела русалка куда-то в сторону. – Поймайте ее и зажарьте на костре!
– А ведь в самом деле все сходится, – заметила я, подумав. – Русалки, русалочья магия…
– Ты знаешь, как снять проклятие русалки? – спросил инквизитор у пленной.
– Ха! – пленница вскинула голову, злобно сверкнув глазами. Стоило ей обратиться к Арланду, как ее глаза раскрылись еще шире, а на ее лице появилась безумная улыбка. Как будто она вдруг что-то поняла. – А то ты сам не знаешь! – ехидно прошипела она.
– Поделись мудростью, а я тебя невредимой отпущу, – предложил Арланд, натягивая цепь. Русалка только рассмеялась на его угрозу.
– Беззубый волк, только рычать и можешь!…
– Стойте! – крикнул кто-то сзади нас.
Обернувшись, я увидела Ежевику. Отлично, теперь почти полный набор. Подозреваемый, свидетель и судья… не хватает только пострадавшего.
– Ежевика, как я понимаю? – спросил у девушки Арланд.
– Это я, – кивнула та. – Не мучайте ее, – она указала на свою соплеменницу.
– Ты вовремя. Тут как раз допрос в самом разгаре…
– Ты! – завизжала русалка и вскочила, попытавшись броситься на пришедшую, но не смогла: Арланд крепко держал поводок. – Явилась!..
– Я узнала, что вы пошли рыбачить и… поняла, на кого вы охотитесь, – призналась девушка, подходя ближе. – Не надо ее мучить, пожалуйста! Я дел натворила, я виновата, меня и пытайте, а ее отпустите!