Альфред Адлер
Наука жить
Когда мы сталкиваемся в реальной жизни с этим фактом связи всех людей между собой и их взаимной ответственности, возникает естественный вопрос: что нам следует думать о внутреннем замешательстве невротика? Что оно представляет собой: простое сужение сферы интересов либо результат чрезмерной концентрации на определенных персональных или субъективных достижениях? Как правило, невротик ставит собственную жизнь и цели выше жизни и целей окружающих, демонстрируя таким образом полное отсутствие интереса к масштабным, общественным ценностям. Самое парадоксальное в том, что зачастую у невротика имеются грандиозные планы спасения себя и других. Он достаточно умен, чтобы попытаться компенсировать ощущение изоляции и бессилия в обществе за счет фантазии о своей преувеличенной важности и полезной активности. Он может желать реформировать образование, положить конец войне, установить всемирное братство или создать новую культуру; может даже замышлять или вступать в сообщества, провозглашающие подобные цели. Неудивительно, что он терпит фиаско в достижении этих целей: всему виной отсутствие у него прочного, реального контакта с другими людьми – и с жизнью в целом. Это как если бы такой человек занял позицию где-нибудь за пределами жизни и пытался управлять ею при помощи какой-то необъяснимой магии.
Современная жизнь – в особенности городская с ее интеллектуализмом – дает невротику неограниченный простор для компенсации его действительной необщительности с помощью воображаемого мессианства. В результате мы получаем разобщенный народ, который многочисленные спасители сплотить не в состоянии, ибо сами не умеют общаться.
На самом же деле необходимо нечто другое. Дело не в том, что индивидуум должен отвергнуть мессианство, так как определенная доля ответственности за будущее всего человечества действительно лежит на каждом из нас. Необходимо только, чтобы любой человек имел разумную точку зрения относительно своей способности спасти общество, адекватно оценивая собственные силы. Для этого ему нужно объективно оценить свои социальные связи и свои профессиональные занятия – действительно ли они имеют всемирное значение, ведь в любом случае они заключают в себе единственно возможный и существующий для данного индивидуума мир. Если они хаотичны или неправильны, то лишь потому, что в опыте своей повседневной жизни мы не относимся к ним как к феноменам всемирного значения. Иногда мы и в самом деле считаем их очень важными, но только для себя лично.
Такую тенденцию современного человека к сужению сферы интересов – как в практическом отношении, так и в высшем, идеальном смысле – очень трудно преодолеть, потому что она усиливается схемой апперцепции. По этой причине индивидуум, как правило, не в состоянии справиться с данной задачей, за исключением очень редких случаев. Ему необходима консультация с носителями других взглядов, причем совершенно особая консультация. Решение воспринимать свое непосредственное окружение и ежедневные действия так, как если бы они имели высшую значимость в жизни, немедленно приводит индивидуума к столкновению с собственным внутренним сопротивлением, а зачастую – еще и с внешними трудностями, которые он не может сразу же осознать должным образом (и которые никто другой не способен правильно оценить, если только не проводит такой же эксперимент). Следовательно, практика индивидуальной психологии требует, чтобы изучающие ее подвергали самих себя внимательному исследованию и каждый из них оценивался другими как целостная личность. Подобную практику, направленную на первопричину ложного индивидуализма, который лежит в основе любого невроза, разумеется, весьма непросто начать. Однако от ее успеха зависит будущее психоанализа как одной из определяющих сил в жизни общества – за пределами клиник и кабинетов врачей.
В Вене работа таких групп уже приносит пользу в образовательном процессе. Сотрудничество, которое было налажено между учителями и практикующими врачами, произвело революцию в работе некоторых школ и помогло добиться взаимодействия учителей и учеников, а также самих учеников между собой, что, в свою очередь, позволило избавить многих детей от криминальных тенденций, скуки и лени. Аннулирование соревнования и развитие поощрения, как оказалось, высвобождают энергию учеников и учителей. Эти изменения уже начали влиять и на жизнь их семей, которая обязательно становится предметом изучения, как только разговор заходит о психическом здоровье ребенка. Образование, разумеется, является первой, но не единственной сферой жизни, в которую следует вмешиваться таким группам. Деловым и политическим кругам, которые переживают кризис современной жизни наиболее остро, необходимо оживление с помощью надежного знания о человеческой природе – явлении, о котором они уже успели основательно забыть.
В расчете на эту работу по высвобождению новой энергии для повседневной жизни и ее реформированию Альфред Адлер и основал Международное общество индивидуальной психологии. Культуру поведения современного человека, которую это общество уже начало пропагандировать, можно ошибочно принять за привычную всем этику, если бы не две характерные ее особенности: практические результаты и опора на научный метод. В своем реалистичном восприятии социальной природы всех проблем индивидуума и бескомпромиссной демонстрации единства здоровья и гармоничного поведения Адлер вплотную приблизился к китайским мыслителям. Если западный мир еще не зашел слишком далеко и еще в состоянии применить его труд себе на пользу, то доктор Адлер вполне может стать известным как Конфуций Запада.
Филипп Мерэ
Глава 1. Наука жить
Только наука, которая напрямую связана с жизнью, является настоящей наукой: так утверждал великий философ Уильям Джеймс. Можно также сказать, что в науке, которая напрямую связана с жизнью, теория и практика становятся неотделимы друг от друга. Наука о жизни становится наукой жить именно потому, что она создает себя по образцу движения жизни. Подобные соображения оказываются в особенности справедливы по отношению к индивидуальной психологии. Эта наука старается смотреть на человеческую жизнь как на нечто целое, воспринимая каждую отдельную реакцию, каждое движение и импульс как проявленную часть индивидуальной установки по отношению к жизни. Такая наука неизбежно ориентирована на практический смысл, ведь с помощью знаний мы можем исправить и поменять наши установки. Таким образом, индивидуальная психология является вдвойне пророческой: она не просто предсказывает, что случится, но и, подобно пророку Ионе, предупреждает, что случится, именно для того, чтобы этого не случилось.
Индивидуальная психология развилась из усилия понять загадочную творческую силу жизни – ту силу, которая выражается в желании развиваться, преодолевать сложности и достигать целей, а также компенсировать поражение в одной сфере за счет стремления к успеху в другой. Эта сила является телеологической: она воплощается в направленности к цели, и в этой направленности каждое телесное и психическое движение совершается с опорой на сотрудничество. Абсурдно изучать телесные движения и ментальные состояния абстрактно, вне связи с индивидуумом как целым. Абсурдным, например, является то, что в криминальной психологии мы обычно уделяем намного больше внимания преступлению, чем преступнику. Значение имеет как раз преступник, а не само преступление, независимо от того, как долго мы наблюдаем преступное деяние, ведь мы никогда не постигнем суть криминального проявления, если не посмотрим на него как на эпизод из жизни конкретного индивидуума. Внешне одинаковые деяния могут оказаться преступными в одном случае и совершенно не быть преступными в другом. Важно понять индивидуальный контекст – цель жизни индивидуума, которая и определяет направление всех его действий и движений. Данная цель позволит нам постичь скрытое значение разных отдельных действий: мы будем воспринимать их как части целого. Аналогичным образом, изучая части (при условии, что мы изучаем их как части целого), мы лучше понимаем целое.
В случае самого автора интерес к психологии развился из медицинской практики. Она обеспечила телеологический, то есть целенаправленный, подход, который необходим для понимания психологических фактов. С точки зрения медицины можно сделать вывод, что развитие всех органов подчинено достижению неких целей. У них предопределена конкретная форма, которой они достигают к зрелости. Более того, в случаях, когда имеются органические дефекты, мы всегда обнаруживаем, что природа прикладывает специальные старания для того, чтобы преодолеть недостаток или компенсировать его с помощью усиленного развития другого органа. Жизнь всегда стремится к продолжению, и жизненная сила никогда не уступает внешним препятствиям без борьбы.
Движение души аналогично движению органической жизни. В уме у каждого из нас существует концепция цели или идеал, заставляющий добиваться большего, чем доступно в актуальной ситуации, и преодолевать имеющиеся недостатки и трудности, руководствуясь четкой целью в будущем. Благодаря этой конкретной цели индивидуум оказывается в состоянии находить в себе дополнительные силы – ведь он опирается на представление о будущем успехе. Без ощущения цели человеческая активность утратила бы всякий смысл.
Все аргументы указывают на тот факт, что фиксация этой цели, придающая ей конкретную форму, должна произойти в жизни достаточно рано, на формирующем этапе детства. Именно в этот период начинает развиваться прототип, или модель, зрелой личности. Попробуем представить, как протекает этот процесс. Ребенок, будучи слабым, ощущает собственную неполноценность и находится в ситуации, которую терпит с большим трудом. Вследствие этого он начинает стремиться к развитию – и развивается в том направлении, которое задается целью, выбранной им самим для себя. Материал, используемый для развития на этой стадии, менее важен, чем цель, которая определяет направление. Сложно сформулировать, как фиксируется эта цель, но очевидно, что такая цель существует и доминирует в каждый момент жизни ребенка. В действительности мы еще не до конца понимаем силы, импульсы, причины, способности и ограничения этого раннего периода. Для их понимания по-прежнему не существует никакого ключа, так как направление определенно устанавливается лишь после того, как ребенок зафиксирует свою цель. Только рассмотрев то направление, в котором развивается его жизнь, мы сможем предугадать, какие шаги будут предприняты в будущем.
Когда прототип (ранняя личность, в которой воплощена цель) уже сформирован, тогда и направление оказывается установлено, а индивидуум – ориентирован определенным образом. Набор этих фактов позволяет нам предсказать, что случится в его конкретной жизни впоследствии. Апперцепции индивидуума с этих пор неизменно функционируют в режиме, который очерчивается общим направлением жизни. Ребенок отныне воспринимает разнообразные ситуации не такими, какими они в действительности являются, а в соответствии с личной схемой апперцепции; другими словами, он воспринимает любую ситуацию через «фильтр» предубеждений, создаваемых его собственными интересами.
В связи с этим был обнаружен интересный факт: дети с органическими дефектами связывают все свои переживания с функцией поврежденного органа. Например, ребенок, у которого проблемы с желудком, демонстрирует ненормальный интерес к еде, в то время как ребенок с нарушением зрения обычно больше интересуется вещами, на которые нужно пристально смотреть. Подобная озабоченность согласуется с личной схемой апперцепции, которая, как мы отметили, характеризует всех людей. Исходя из этого, можно предположить, что для того, чтобы узнать, в какой сфере лежат интересы ребенка, нам всего лишь нужно выяснить, какой его орган имеет дефект. Однако не все так просто. Ребенок переживает факт неполноценности органа не так, как ее видит сторонний наблюдатель: его переживание модифицировано его личной схемой апперцепции. Следовательно, хотя факт неполноценности органа и имеет значение как элемент схемы апперцепции ребенка, однако внешнее наблюдение неполноценности не обязательно позволяет понять схему апперцепции должным образом.
Ребенок погружен в схему относительности, и в этом он в действительности ничем не отличается от любого человека: ведь никто из нас не наделен знанием абсолютной правды. Даже наша наука не владеет абсолютной истиной. Она опирается на здравый смысл, а это означает, что сумма наших знаний непрерывно меняется, и нам остается удовлетворяться тем, чтобы постепенно заменять большие ошибки малыми. Мы все делаем ошибки, но важно то, что мы способны их исправить.
Проделывать такие исправления гораздо легче в период формирования прототипа. И если мы не исправляем их в это время, то впоследствии с ними можно будет справиться путем припоминания всей ситуации данного периода. Таким образом, если перед нами стоит задача лечения невротичного пациента, нам требуется обнаружить не обычные ошибки, совершенные им на более поздних этапах жизни, а самые фундаментальные, которые он допустил достаточно рано в своей жизни, в процессе становления прототипа. Если нам удастся обнаружить эти ошибки, то мы сможем исправить их при помощи соответствующего лечения.
В свете индивидуальной психологии проблема наследственности, таким образом, становится менее важна. Главным оказывается не то, что человек унаследовал, а то, как он распоряжается своей наследственностью в ранние годы, то есть прототип, который формируется в обстановке его детства. Наследственность, без сомнения, отвечает на врожденные органические дефекты, но наша задача состоит в том, чтобы просто облегчить конкретные затруднения и создать для ребенка благоприятную ситуацию.
В принципе, здесь у нас есть большое преимущество: заметив дефект, мы уже знаем, как действовать. Порой в худшем положении оказывается здоровый ребенок, не имеющий наследственных недостатков, но испытавший на себе все неприятности, вызванные недоеданием или какой-либо из многочисленных ошибок в воспитании.
В случае детей, рожденных с неполноценными органами, психологическая ситуация имеет первостепенную важность. Поскольку эти дети находятся в более трудной ситуации, они демонстрируют заметные симптомы преувеличенного чувства неполноценности. Уже во время формирования прототипа они больше интересуются собой, чем другими, и склонны продолжать вести себя таким же образом на протяжении всей жизни. Органическая неполноценность не является единственной причиной ошибок в прототипе: они могут возникать и в других ситуациях – например, когда ребенка балуют или ненавидят. Позже нам представится возможность описать эти ситуации более подробно, иллюстрируя примерами из реальной жизни три наиболее неблагоприятных сценария: это случаи детей с неполноценными органами, детей избалованных и детей, которых ненавидят. На данный же момент будет достаточно заметить, что такие дети растут, испытывая большое количество различных проблем и страхов, ввиду того что их окружение не смогло научить их независимости.
С самого начала необходимо уточнить, что мы подразумеваем под понятием социальный интерес, ведь он является практически самой важной частью нашего воспитания и исцеления. Только смелые и уверенные в себе люди, которые чувствуют себя комфортно в окружающем мире, способны извлечь равную пользу из трудностей и преимуществ жизни. Они никогда не боятся. Они знают, что трудности – обязательная часть нашего бытия, но они также прекрасно понимают, что могут их преодолеть. Они готовы ко всем проблемам жизни, которые в любом случае являются социальными проблемами: каждому человеку так или иначе необходимо быть готовым к социальному поведению. Что же касается трех типов детей, о которых мы упомянули, то они формируют прототип с гораздо меньшей степенью социального интереса. У них нет ментальной установки, которая способствовала бы достижению их жизненных целей или разрешению трудностей. Из-за чувства поражения их прототип имеет ошибочную установку по отношению к проблемам жизни и демонстрирует тенденцию развивать личность в бесполезном направлении. Со своей стороны при лечении таких пациентов мы должны постараться направить их поведение в полезное русло и выработать у них целостную положительную установку по отношению к жизни и обществу.
Недостаток социального интереса эквивалентен ориентированности на бесполезную сторону жизни. Именно из индивидуумов с недостатком социального интереса впоследствии формируются группы трудных подростков, преступников, душевнобольных и пьяниц. В подобных случаях наша задача состоит в поиске способов повлиять на них так, чтобы они вернулись на полезную сторону жизни, и пробудить в них интерес к другим людям. Можно сказать, что наша так называемая индивидуальная психология в действительности представляет собой психологию социальную.
Выяснив, что есть в общих чертах социальный интерес, мы обращаемся к нашей следующей задаче – обнаружить трудности, с которыми индивидуум столкнулся в своем развитии. Данная задача кажется на первый взгляд весьма сложной, однако в реальности дело обстоит проще. Известно, что каждый избалованный ребенок в конце концов становится ребенком, которого ненавидят. Наша цивилизация такова, что ни общество, ни семья не желают нянчиться с ним бесконечно, и весьма скоро избалованный ребенок оказывается перед лицом настоящих жизненных проблем. Школа становится для него новым социальным институтом, несущим новые социальные сложности. У него нет тяги к совместным занятиям или играм с товарищами, так как его предыдущий опыт не подготовил его к общественной жизни и учебе. Откровенно говоря, его опыт, полученный на стадии прототипа, заставляет его опасаться таких ситуаций и стремиться к тому, чтобы его еще больше опекали. Черты такого индивидуума вовсе не являются наследственными, и мы можем выявить их, зная природу его прототипа и его цели. Поскольку данная личность обладает особыми характеристиками, которые создают условия для ее движения к требуемой цели, она не может иметь характеристик, вынуждающих ее склониться в каком-либо другом направлении.
Следующим шагом в науке жить является изучение чувств. Ось – то направление, что установлено целью, – не только влияет на индивидуальные характеристики, физические движения, особенности самовыражения и общие, проявленные вовне симптомы, но также и доминирует в области чувств. Удивительно, что люди всегда стараются оправдать свои жизненные установки чувствами. Так, если человек стремится делать свою работу хорошо, неудивительно, что данная идея занимает одно из центральных мест в его мировоззрении и главенствует в его эмоциональной жизни. Можно заключить, что чувства всегда согласуются с точкой зрения индивидуума на его задачу: они усиливают его тягу к активности. Любая наша деятельность вполне обошлась бы без чувств – чувства являются просто аккомпанементом наших действий.
Это можно отчетливо проследить в снах, открытие цели которых представляет собой, возможно, одно из новейших достижений индивидуальной психологии. Безусловно, каждый сон имеет цель, хотя до настоящего времени она никогда не понималась совсем ясно. Целью сна, если выражаться в общих, а не в специфических терминах, является создание определенного движения чувства (эмоции), которое, в свою очередь, способствует движению самого сна. Это любопытное замечание по поводу известного взгляда на сон как на непременный обман. Нам снится то, как мы хотели бы вести себя. Сны – это эмоциональная репетиция планов и установок для поведения в состоянии бодрствования, однако настоящее представление отрепетированной «пьесы» может не состояться никогда. В этом смысле сны обманчивы – эмоциональное воображение дает нам волнение действия без самого действия.
Это свойство, присущее снам, встречается и в нашей реальной жизни, в бодрствовании. Обычно у каждого из нас проявляется сильная склонность к эмоциональному самообману – мы всегда хотим убедить себя следовать своим прототипам в том виде, в каком они сформировались на четвертом или пятом году нашей жизни.
Анализ прототипа идет следующим по порядку в нашей научной схеме. Как было отмечено, к четырем или пяти годам прототип в большинстве случаев уже сформирован, и поэтому нам нужно искать впечатления, которые оказали влияние на ребенка в это время или ранее. Эти впечатления, как правило, заметно различаются между собой – гораздо больше, чем может показаться с точки зрения «нормального» взрослого. Одной из наиболее распространенных разновидностей влияния, оказываемого на ум ребенка, является чувство подавленности, вызываемое чрезмерным наказанием или жестоким обращением со стороны отца или матери. Такое влияние заставляет ребенка стремиться к освобождению, и иногда это выражается в установке психологического исключения. Аналогичным образом некоторые девочки, у которых грубые отцы, формируют прототипы, исключающие всех мужчин из-за приписываемой им грубости. Или мальчики, которых жестко подавляли матери, могут исключать женщин. Подобная установка исключения выражается разными способами: например, человек становится застенчивым или, как вариант, может иметь сексуальные перверсии (которые являются просто еще одним способом исключения женщин). Такие перверсии – не врожденные: они развиваются под влиянием обстановки, окружающей ребенка в соответствующем возрасте.
Ранние ошибки ребенка обходятся дорого всем, кто с ним общается. И несмотря на это, дети получают мало помощи. Родители либо не понимают ребенка, либо не делятся с ним своим опытом, поэтому ребенку приходится идти своим путем.
Любопытно, что двое детей, даже если они рождены в одной семье, никогда не растут в одной и той же ситуации. Каждого отдельного ребенка внутри одного семейства окружает уникальная атмосфера. К примеру, первый ребенок всегда оказывается в совершенно других обстоятельствах, чем остальные дети. Первый ребенок сначала является единственным – и потому находится в центре внимания. Когда рождается второй ребенок, первый ощущает себя свергнутым с трона, и, конечно же, ему не нравится такая перемена ситуации. По сути, для него становится настоящей жизненной трагедией тот факт, что он имел власть – и утратил ее. Это ощущение трагедии активно участвует в формировании прототипа и выходит на поверхность в некоторых чертах его характера, когда человек становится взрослым. Многочисленные описания подобных случаев показывают, что такие дети всегда страдают из-за потери власти.
Еще одно внутрисемейное различие в обстановке – это разница в обращении с мальчиками и девочками. Обычно мальчиков переоценивают, а к девочкам относятся так, как будто они ничего не в состоянии достичь. Такие девочки растут, постоянно испытывая колебания и сомнения – и на протяжении всей жизни оставаясь под впечатлением, что только мужчины по-настоящему способны чего-то добиться.
Положение второго ребенка тоже достаточно своеобразное и уникальное. Он находится в абсолютно иной ситуации, по сравнению с первым ребенком, ввиду того, что рядом с ним всегда имеется лидер, который движется параллельно с ним. Обычно второй ребенок обгоняет лидера – и, поискав причину этого, мы обнаружим, что старший ребенок был раздражен тем, что у него появился соперник, и это раздражение в конечном счете повлияло на его положение в семье. Старший ребенок оказывается сбит с толку необходимостью соперничества, и поэтому его успехи бывают не столь велики на фоне достижений конкурента. Он все больше увязает в суждениях своих родителей, которые начинают хвалить второго ребенка. Что же касается младшего, то сама возрастная иерархия автоматически вовлекает его в непрекращающееся состязание с первоначальным лидером. В результате все качества второго ребенка будут отражать это особое его положение в семейном обществе. Он вынужден бунтовать, не принимая на веру ничьего авторитета.
