Алим Тыналин
Седьмой воин
Глава 14. Погоня
Разбойники, что остались, тоже конников заметили. Засуетились, забегали. А вот поздно.
Еще издали Кармыс начал пускать стрелы. Вот один разбойник со стоном осел на землю со стрелой в груди, за ним другой, третий. Остальные спрятались за повозки.
И тогда налетел Беррен. С копьем наперевес. Видимо, решил поупражняться.
Низенький толстый разбойник с щитом и саблей выбежал навстречу. Думал, остановить сможет.
Ничего подобного.
Не помог щит.
Насадил Беррен татя на острие, как куропатку на вертел. Конь помчался дальше, воин стряхнул лиходея с копья. Перехватил в другую руку, коротко замахнулся, ткнул во второго. Тот как раз с воплем выбежал из укрытия.
Пролетела стрела, другая.
Мимо Беррена.
Оказывается, рядом с Ерофеем стоял тать. Целился из лука в Беррена.
Московит набросился на стрелка. Свалил, ударил по лицу. Оглушил.
Взял кинжал, подполз к Атымтаю.
Перерезал веревку. Похлопал парня по щекам, чтобы привести в чувство.
Оглянулся, что там творится у друзей.
На Беррена набежали сразу трое, махали саблями.
Пустяки.
Одному Беррен с ходу разбил саблей глупую голову. Копье обронил где-то. От других стал отбиваться, гарцуя на коне.
А потом замычал от боли. Один из нападавших изловчился и полоснул его по ноге.
Ерофей поднял бровь.
Оказывается, и Беррена можно ранить.
Взвизгнула стрела, впилась умелому татю в спину. Работа Кармыса, конечно же.
Обозленный Беррен добил второго противника.
Последний разбойник бежал со всех ног к реке.
Сасыкбай поскакал за ним.
Догнал, поднял топор, ударил по голове.
Ерофей помог Атымтаю подняться.
– Где Гайни? – спросил юноша.
– В порядке. Ее Серке забрал. Уходим.
Кармыс подъехал к ним. На худом лице улыбка.
– Как ты тут, северянин? Кокжал не сильно обижал?
– Терпимо, – ответил Ерофей. Подошел к ближайшему коню татей. Взобрался в седло лишь с третьей попытки.
Атымтай потер кисти рук, запрыгнул на другого коня.
Беррен перевязывал ногу.
А Кармыс, наоборот, слез с коня.
– Ты куда, мерген? – спросил, подъехав, Сасыкбай.
– Хочу посмотреть, как живет ваш хваленый Кокжал, – Кармыс направился к кибитке главаря. – У него много добра должно быть.
Из кибиток пугливо выглядывали старухи.
– С ума сошел? – крикнул Сасыкбай. – Сейчас остальные вернутся.
Кармыс даже не обернулся.
– Серке парень ловкий. Надолго им головы заморочит. Я пока по сундукам пошарю.
И скрылся в кибитке Кокжала.
Ладно. Придется ждать. Не оставлять же его здесь.
Время шло, а стрелок не появлялся.
– Что-то он долго. С ним все в порядке? – забеспокоился Атымтай.
– Непроходимый глупец, – буркнул Сасыкбай. – Из-за него все погибнем.
Ерофей направил коня к кибитке Кокжала.
И тут же остановил.
На другом берегу реки из-за холма появились всадники. Много всадников. Впереди Кокжал.
Заметил Ерофея, закричал. Ударил коня пятками, поскакал скорее к воде. Конные потянулись за ним.
Вернулись-таки, кровопийцы.
Беррен замычал. Сасыкбай крикнул:
– Скорее, глупец! Они вернулись.
Ерофей поморщился от боли, помчался к кибитке Кокжала. Времени не было. Пригнув голову, ворвался прямо на коне, немного запутавшись в пологе.
Сабли и щиты с драгоценными камнями, копья с бунчуком, звериные шкуры, шелковые покрывала, персидские ковры. Кое-какие вещи знакомые, из злосчастного каравана Рузи. Неплохо устроился вожак.
– Не слышишь, что ли? Кокжал близко.
Кармыс копался в огромном железном сундуке. Рядом сложил горкой золотые браслеты, ожерелья и серьги. На Ерофея не обернулся.
– Уходим, Кармыс.
– Еще чуть-чуть.
– Ты спятил? Хватай, что можешь и побежали.
– Сейчас.
Ерофей подъехал ближе, наклонился, схватил стрелка за плечо.
– Поехали или силой заберу.
Кармыс вырвался. Отскочил в сторону, выхватил кинжал из-за пояса.
– Не подходи. Тут столько богатств, нам всем до конца жизни хватит.
– Кокжал близко, – повторил Ерофей.
Вгляделся в блестящие глаза Кармыса. Понял, что настаивать бесполезно.
– Езжайте, я вас догоню, – сказал лучник.
Ерофей вырвался из кибитки. Рванул из стойбища. Топот копыт и крики татей раздавались все ближе со стороны реки.
Проезжая мимо друзей, крикнул:
– Он не хочет. Уходим скорее.
И поскакал в степь.
Сасыкбай помчался за ним, следом Атымтай. Беррен топтался на месте. Потом ударил коня, и тоже понесся за Ерофеем.
Чуть погодя Ерофей оглянулся.
Часть татей проехала сквозь стойбище, и погналась за беглецами. А другие во главе с Кокжалом остановились возле главной кибитки. Ворвались внутрь.
Ерофей развернул коня.
Другие тоже сбавили ход.
Клубы пыли, поднятые копытами коней, застлали стойбище.
Наверное, Кармыс успел выбраться из кибитки другим ходом. Порядочный плут, у него всегда припасены запасные норы.
Улыбнулся Ерофей. Вот почему стрелок был так спокоен. Мог бы и догадаться московит, не маленький все-таки. А то устроил панику, как полоумный.
Хотел скакать дальше.
Бросил последний взгляд на стойбище.
И замер.
Из кибитки выбежал Кокжал. За ним другие тати, с саблями.
В руках у главаря длинное копье. На конце круглое, темное.
Прищурился Ерофей, вгляделся, и чуть не вывалился из седла.
Кокжал вздымал копье, и ревел от восторга. На острие насажена голова Кармыса.
Потряс головой Ерофей. Пригляделось, что ли?
Нет, так и есть.
Все-таки, не успел сбежать стрелок.
– Что у него в руках? – спросил Атымтай. – Неужели…
Сасыкбай приложил длань ко лбу, всмотрелся.
Беррен глухо застонал.
Ерофей отвернулся от заклятого стойбища.
Остальные тати приближались. Времени совсем не осталось. Скомандовал:
– Уходим.
И они поскакали прочь.
Да только далеко не уйти.
Сквернавцы сидели на хвосте. Упорно не желали отставать.
Несколько раз Ерофей оглядывался. Нет, не совладать с татями. Слишком много.
Сасыкбай мчался последним. Заметил беспокойство Ерофея, крикнул, указывая плетью:
– К реке надо! Там брод, оторвемся.
Ерофей кивнул.
Повернули коней к воде. Когда осталось немного, Сасыкбай вырвался вперед, показывая дорогу.
Ниже по течению, перед оврагами, река сужалась. Дно и впрямь мелкое. Тут и там из воды выглядывали округлые камни.
Усталые кони забежали на воду. Пошли к другому берегу. Брызги летели из-под ног.
Вскоре выбрались на сушу. У самой воды плотно росли кусты. Еле заметная тропка уходила от реки вверх по крутогору холма.
Кони фыркали. Ерофей потрогал запекшуюся кровь на раненой ноге, потрепал коня по шее. Попросил:
– Ты уж не обессудь, выручай.
Сасыкбай подъехал к нему вплотную.
– Вы езжайте, а я останусь. Задержу их.
– Чего это? – спросил Ерофей.
– Место здесь удобное. Даже я понимаю. Встану вон там, повыше, за кустами. И нападу на них.
– Ты спятил, старик? Мало нам Кармыса? Как мы тебя оставим? Нет, уходим вместе.
– Так надо, Ереке, – спокойно сказал Сасыкбай. – Ты сам знаешь. Я уже давно не жилец. От меня мало проку. Глаз выше бровей не поднять. А вот вы должны добраться до аула, и защищать его от Кокжала.
– Я тоже останусь, – сказал Атымтай.
– Нет, вы все уедете. Вы должны уехать. Или я перережу себе горло на ваших глазах.
Передние разбойники вынырнули из-за сопки, и поскакали к броду.
Ерофей поглядел на них, потом на старика. Кивнул.
– Пусть будет по-твоему, Сасыкбай.
– Мое настоящее имя Шакир, – ответил старик. – Я бы попросил передать последнее слово, да некому. Разве что Абдикену. И Серке. Жаль, что я с ним ругался.
Поглядел на татей, добавил:
– Краток был радости день.
Ерофей посмотрел на него, отвернулся, и погнал коня по тропке. Чуть помедлив, за ним последовали Атымтай и Беррен.
Заехав на верхушку холма, Ерофей оглянулся.
Неугомонный дед укрылся за кустами с топором за поясом. Взялся за валун, расшатывал, чтобы в нужный миг спустить вниз по дорожке. Словом, основательно приготовился задержать супостата.
Тати, меж тем, только вошли в воду.
Московит закашлялся. В боку кололо. Нога опухла. Конь захрипел, и помчался дальше.
Солнце стояло высоко. Невыносимая жара.
Глава 15. Накануне
Когда подъехали к аулу, Абдикен и другие старики навстречу вышли. Стояли за оградой с копьями в руках, вход сторожили.
– А где Сасыкбай? – спросил старейшина. – Серке сказал, он с вами.
Промолчал Ерофей. Головой покачал только.
– А этот ваш, мерген? – спросил тогда Абдикен. – Которому я табун обещал. Тоже?
Ерофей кивнул.
– Пусть души их попадут в рай, – пробормотал глава аула.
Сгорбился, побрел вглубь аула. Совсем согнули человека злые вести.
– За вами была погоня? – спросил Ултарак, другой старик. Вытянул шею, вглядывался в темную степь за спинами пришельцев.
– Была, – ответил Ерофей. – Да только Сасыкбай их задержал.
– Проезжайте, – сказал Ултарак. – Отдохните. Скоро все там будем, вслед за Сасыкбаем.
Заехали в аул. Ерофей пошел проведать лошадок.
Из полумрака навстречу вынырнула огромная фигура. Тауман обнял его, сломанные ребра сразу обожгли огнем.
– Ловко мы вас вытащили? – радостно спросил гигант. – Это все Серке с Заки придумали. Кокжал, небось, желчью подавился.
Он еще ничего не знал. Пришлось поведать.
Опустил Тауман голову. Закручинился.
– Эх, хорошие были люди. Пойду заколю в их память барашка, да напьюсь арахи.
– Скоро лиходеи будут, – предупредил Ерофей. – Много брюха не набивай.
Великан махнул ручищей. Скрылся за кибиткой.
Ерофей отправился дальше.
Сивка радостно фыркала при виде хозяина, а Каурка трясла головой и пряла ушами. Не переставая.
– Вестимо, милая, вестимо, – Ерофей потрепал лошадку по гриве. – Много народу поляжет вскорости.
Все в ауле так и ходили, как в воду опущенные.
Ерофей пошел отдохнуть. Только прилег в пустой кибитке Сасыкбая, как вошли люди. В полумраке не сразу разглядел сгорбленного Абдикена и широкоплечего Серке.
– Ну, как ты? – спросил Серке, наклонясь.
– Я-то сдюжу, – ответил Ерофей. – А вот Кармыс и Сасыкбай там остались.
– Знаю, – голос Серке чуть треснул. – Сказали уже.
– Опять из-за меня люди голову сложили. Ох, и тяжко сей груз тащить. Не могу уже.
И Ерофей отвернулся к хлипкой стенке кибитки.
Серке уселся рядом на кошму.
– Э, Ереке, брось причитать. Не ты виноват, а наша влюбленная парочка. Из-за них все завертелось. Да и я хорош. На ночь дозор не выставил.
– Нет, Серке. Надо было Кармыса силой утащить. Несмотря на кинжал. И Сасыкбая не оставлять.
– Ереке, они сами выбрали свой путь. Не нам судить. У нас другие заботы. Кокжал скоро придет. Навалится всем скопом. Что делать будем?
Промолчал Ерофей.
– Ереке, неужто Сасыкбай зря погиб? Надо спасти аул, – сказал Абдикен.
– Не знаю я. Видно, и впрямь наши пути здесь закончатся. Идите отсюда, дайте отдохнуть.
Подождали гости еще немного. Помолчали. Да и вышли, пес с ними.
Душно было в кибитке. В темноте звенели гнусы. Не спалось.
Ворочался Ерофей на жаркой кошме. Забылся чутким сном. Приснился ему давешний мальчишка, Жугермек. Бегал опять вокруг с шкатулкой в руках, хохотал, в руки не давался. А потом Сасыкбай приснился. Закинул окровавленный топор на плечо, смотрел молча.
Собаки залаяли, так Ерофей сразу проснулся. Поднялся, взял шкатулку Рузи, вышел из кибитки.
Ночь в степи. Мерцали звезды, дул прохладный ветерок.
Собаки умолкли. Чего там стряслось?
Похромал московит по аулу. Вроде тихо все. Нет еще лихих людей. И впрямь завтра разом навалятся.
Неподалеку от тына росло низкое деревце с густой листвой, рядом колодец вырыли.
Когда Ерофей мимо прошел, почудилось движение под деревцем. Пригляделся. Две тени замерли.
Достал кинжал, сказал:
– Выходите, зело борзо. И без шалостей.
Зашевелились тени, полезли из-под дерева.
– Свои, Ереке, – раздался голос Атымтая. – Не кричите.
Ох, верно. Молодежь неразлучная. Несчастные влюбленные. Подошли, встали перед Ерофеем.
– А, это вы, – пробурчал он. – Поспали бы, что ли.
– Не до сна, Ереке, – ответил Атымтай.
Гайни стояла рядом, голову опустила. Лицо в темноте не видно.
– Скоро все тут… – начал было недовольно Ерофей. Потом посмотрел на парня и девушку, на их улыбки, и умолк.
– Как только с Кокжалом разберемся, попрошу у Буркан-ага благословения на свадьбу, – сказал парень.
Гайни отвернулась, прикрыла лицо рукавом.
Ерофей вздохнул. Давно ли сам был так счастлив, сидя с Марфой за свадебным столом. Стиснул шкатулку покрепче, пробормотал:
– Ну, раз так, поздравляю. Вечной любви и долгих лет счастья.
Завтрашний день вряд ли переживут, а от хороших слов хуже не станет. Молодые, они ведь такие. Все равно в плохое не поверят.
– Вас, Ереке, прошу быть сватом, – продолжил мальчишка.
Ну, это уже слишком. Закряхтел московит, закашлялся. Заторопился:
– Спасибо, конечно, но мне идти надо. Подскажи-ка, где Заки лежит?
– В крайней юрте, рядом с Ултараком, – махнул рукой Атымтай. – Только вы не уезжайте, Ереке, пока на нашей свадьбе не погостите. Обещаете?
Ерофей кивнул поспешно, и заковылял прочь. Лишь бы не смотреть в глаза парню.
Завернул за кибитку, споткнулся, чуть не упал. Рядом блеяли бараны.
Остановился отдышаться. Постоял, пошел дальше.
Добрался до кибитки, где лежал Заки. Вошел.
Тайных дел искусник уже вполне оправился от ран. Сидел за низким круглым столиком, писал на бумаге. Кибитку слабо освещал легкий огонек в очаге.
Увидел Заки гостя, свернул письмо, убрал подальше.
– Чего явился, северянин?
Ерофей уселся за столик, подогнул ноги под себя. Выложил шкатулку.
– Тут такое дело, Заки. Завтра нам с татями биться. Скорее всего, ляжем здесь все костьми.
Заки кивнул.
– Очень может быть.
– А раз так, то я не смогу просьбу одного человека выполнить. Он перед смертью с меня слово взял.
– Какую просьбу? – спросил Заки, глянув на шкатулку.
– Доставить сию вещицу в Чач-град, его дочери. Это купец был, я его караван охранял. Не доглядел, вот он и помер.
– Понятно, и что дальше?
– Ну как. Ты же тоже в Чач-град собирался. Помнишь, говорили как-то? Забери шкатулку с собой, отдай кому нужно.
Заки поднял брови.
– А почему сам не отдашь?
Ерофей покачал головой.
– Как я отдам? Завтра бой, мне голову снесут. А ты человек ловкий, как погляжу. Наверняка уцелеешь. Вот и прошу тебя.
Усмехнулся Заки.
– С чего взял, что я выживу? Может быть, это я погибну, а ты жив останешься?
– Я тебя видел в деле. Аки тень, проскользнешь. Нет, уж коли кто и выживет, только ты.
Заки продолжал улыбаться. А потом усмешка погасла, спросил тихо:
– Давно ли ты похоронил себя заживо, северянин? Что так помереть торопишься?
Ерофей ответил, чуть помедлив:
– Я мертв с тех пор, как семью потерял. А после Кармыса и Сасыкбая и вовсе жить не охота.
Поглядели друг другу в глаза, помолчали. Кивнул Заки, опустил взгляд, задумался. Лоб наморщил.
– Твоя вера в меня похвальна. Однако всяко бывает. Если я завтра помру, а ты жив-здоров будешь, отдай это письмо советнику хакима Чача Макуд-беку.
И вынул письмо обратно на столик.
– Хорошо, – согласился Ерофей. – А ежели ты уцелеешь, отдай шкатулку дочери купца Рузи.
– Договорились, – кивнул Заки. – Открой шкатулку, дай взглянуть, чего там.
– Зачем? – удивился Ерофей, – Какая тебе разница?
– А затем, северянин. Мало ли что внутри. Вдруг мне за нее кожу сдерут. Не боись, я тебе письмо тоже дам почитать.
Пожал плечами Ерофей. Повертел шкатулку. Внутри гремели и перекатывались камешки. Драгоценные, видать. Недаром их купец полжизни собирал.
Ключа не было. Вытащил московит кинжал, повертел в замке. Хрустнул металлом, взломал. Поднял крышечку.
И в самом деле, камешки драгоценные, золотые серьги да колечки. Полна шкатулка. Немалое богатство.
– Ого, – Заки потрогал камешки. – Твой купец богатый человек был. А это что за письма?
На дне, под богатствами, лежали бумаги. Достал их Ерофей, перебрал. Пробормотал:
– Видать, переписка по торговым делам. Письмо от банковского дома Сальвиати из Венеции, донесение от помощника из Герата на незнамом языке, записка от новгородского купца. А это что? Письмо от окольничего Лихноводова! Откуда оно здесь?
Развернул бумагу, прочитал. Не поверил тому, что написано. Отставил в сторону, протер глаза. Снова прочел.
В груди сперло, дышать невозможно стало. Захрипел Ерофей. Буквы расплывались перед глазами.
– Ты чего, северянин? – спросил Заки. – Что там, в письме?
Посмотрел на него Ерофей, как впервые увидел. Схватил за ворот, встряхнул. Закричал, что есть силы:
– Сын мой жив! Жив остался! В Москве меня ждет.
Глава 16. Схватка
Когда Ерофей вышел от Заки, не сразу понял, где очутился.
Утро настало. Солнце еще не показалось. Только небо на краю степи посветлело.
Аул уже начал просыпаться. Около кибитки напротив две женщины развели костер, готовили завтрак.
Мимо прошла старуха с торбой на спине.
Тряхнул Ерофей головой, опомнился. Пошел к солнцу, ибо на месте не устоял.
Жив остался сынишка, жив Саввушка. А ведь как истово сокрушался Лихноводов, как убивался. Уверял, пес шелудивый, в смерти мальчонки. И ведь проведать нельзя было, упокоенных от мора не разрешают смотреть.
Остановился Ерофей. Потому как на Серке наткнулся.
– Ты куда подевался? – спросил батыр. Под глазами темень, скулы заострились, усы опустились. Опять не спал. – Мы хотим откочевать по течению реки. Скот пустить в одну сторону, самим в другую уйти. Тут уже не до овец, людей бы спасти.
– Сын у меня отыскался, – ответил Ерофей. Обнял батыра, снял с него шлем, поворошил волосы. – Понимаешь, Серке, сын! Он в царстве Московском остался. Выжил, оказывается!
Серке открыл рот.
– Вот оно как складывается. Поздравляю, Ереке! Тебе теперь помирать никак нельзя, получается?!
– Ну конечно. И это, не надо никуда убегать. У меня пороха навалом осталось. Устроим супостату хлопушки гибельные, я знаю, как надо делать. А еще огненную западню соорудим. Разом всех положим.
Заморгал Серке усиленно, вдумывался в слова услышанные. А как сообразил, заулыбался. Кончики усов вверх пошли.
– А ведь и вправду, дело говоришь, Ереке. Может сработать. Что ж ты раньше молчал, тихоня?
– Раньше у меня сына не было. А сейчас опять появился.
Потащил Серке московита за собой, пороховые шумихи делать. Шел Ерофей по аулу, да с Марфой говорил потихоньку. Только губы шевелились.
"Ты уж прости меня, голубушка. Не скоро теперь увидимся. Поеду я скоро на сторону родимую, сына забирать".
И улыбался тонко-тонко. Совсем забыл, как сие делается.
В кибитке, где ночевал, принялся за изготовление пламенных забав. Серке под ногами путался, поэтому отправил батыра куда подальше. Насыпал пороху положенной меры, камешки да гвозди приготовил. Уложил потихоньку в глиняные горшки, принесенные старушкой.
– Когда вернешь-то посудины? – поинтересовалась бабка. – После драки вашей?
Посмотрел на нее Ерофей, вздохнул прегрустно, постарался сдержать улыбку.
– Да, – и кивнул. – После боя приходи.
– Вот еще, – проворчала старушка, уходя. – Тебе надо, ты и приноси обратно. И смотри, не забудь. Я за посуду купцу целого ягненка отдала.
Закупорил горшки накрепко, только запальные веревы оставил. В масле жгуты извалял, должны теперь тлеть неугасимо. Вышел из кибитки с охапкой метательных бомб.
Постонал чуток, легонько так. Все-таки ребра и спина болели жестокосердно. Ногу подволакивал. Голова гудела.
Неподалеку Серке с приятелями сидели. Разложили оружие и доспехи. Готовились.
Подошел к ним Ерофей. Выложил горшки на траву. Пять снарядов зажигательных получилось.
Осмотрели соратники хлопушки. Только Тауман в стороне остался. Обгладывал кость баранью.
– Эти штуки и впрямь кучу врагов положат? – усомнился Атымтай. – Больно маленькие.
– Если удачно попадут, нам вообще работы не останется, – заверил Заки. – Я их видел в деле, в Стамбуле. Хорошую штуку придумал, Ереке. Чего это я и сам забыл о бомбах?
– Тут в другом затруднение, – ответил Ерофей. – Как их послать неприятелю? Обычно для этого бомбарды наличествуют. Или катапульты.
– Тауман забросит, – решил Серке. – Ну-ка, пойдем, дружище. Посмотрим, докуда достанешь.
Оторвал недовольно заворчавшего великана от трапезы, повел камни кидать. Ерофей с ними.
Вышли за ограду.
– Вон там и там заросли возвели, видите? – ткнул пальцем батыр. – Широким кольцом уложили. Кусты, щепы, трут. Бараний жир добавили. Стрелами поджигать будем.
Кивнул Ерофей.
– Добро.
Тауман поднял булыжник, весом равный горшку с порохом. С ревом швырнул в степь.
Вышло неплохо. Как раз в центре огненной засады.
– Подходяще, – опять согласился московит.
Вернулись к товарищам. Тауман вперед убежал, яства успеть доесть. Когда подошли, Серке заметил:
– Тауман, ты бы оружие почистил, что ли. Одно на уме, как бы пожрать.
Великан отмахнулся.
Рядом стоял Ултарак, покачал головой. Наклонился, принюхался.
– Эй, малыш, ты чего тут уплетаешь за обе щеки? Это мясо со вчерашнего дня на открытом воздухе стоит, испортилось вроде.
– Ничего не испортилось, – пробурчал Тауман. – Отличное мясо.
Ултарак махнул, подошел к Серке. Спросил, куда скот прятать.
– Не знаю, это уж вы сами решайте, – ответил батыр. – И не мешайте, дайте подготовиться к бою.
Взял меч, принялся затачивать острие.
А Ерофею вдруг туго на сердце стало. Давно с ним такого не было.
Обернулся, посмотрел на друзей. Серке с Ултараком разговаривал, руками чертил в воздухе линии. Видно, план боя разъяснял.
Тауман кумыс из бурдюка пил, молочная струйка текла по подбородку. Заметил взгляд московита, подмигнул.
Беррен саблю затачивал, и без того острую до нельзя. Заки спиной сидел, кинжалы метательные по карманам совал, арбалетные болты рядом кучкой лежали.
Атымтай в сторонку отошел. Гайни к нему пришла. Взял девушку за руку, горячую речь произносил. В любви вечной признавался, конечно же. Поодаль отец девицы стоял, угрюмый, но сдержанный. Ждал, пока доча с любимым попрощается.
Запершило в горле чего-то. По спине холодок пробежал. Удастся ли супостата погромить сегодня? Или одолеют защитников? Лягут все эти достойные люди в землицу, кровушкой ее напоив.
Давно уж не боялся ничего Ерофей. Все нипочем было, потому как смерти жаждал. А вот теперь, когда Савва обнаружился, трепетало сердце. Жаль помирать, сына не повидав.
Подошел к Каурке, прижался к теплому лошадиному лбу. Спросил шепотом:
– Скажи, милая, чем окончится сеча? Победим али проиграем?
Верная подруга молчала, даже ушами прясть перестала.
И вдруг замычал Беррен громко.
Обернулся Ерофей.
Воин стоял, мечом в степь указывал.
Там из-за гряды холмов всадники показались.
Много, ох, много. Кажется, всю степь заполонили.
Началось.
Закричали в ауле, забегали.
В доспехи Ерофей уже успел облачиться. Только шлем остался к седлу приторочен. Протянул руку, взял его из седельной сумы. Надел на голову.
Глянул в степь.
Разбойники быстро приближались.
Ерофей бердыш за спину закинул, в правую руку пищаль взял.
Сумка с зарядами на поясе висела, да толку, пороху на два выстрела осталось.
Взял обеих лошадей за уздцы в левую руку, пошел к проходу.
Навстречу женщины бежали, назад, вглубь аула.
Серке, наоборот, обогнал, вперед ушел. Рядом сутулые старики поспевают.
Шел Ерофей и губами шевелил.
Тихонько так.
"Обращаюсь, к тебе, Создатель сего мира. Давно уж не разговаривал я с тобой. А сегодня говорю, ибо готов вернуться к тебе. Я грешником был, людей калечил и убивал, друзей предавал и ради злата бросал. Из-за грехов своих потерял семью. А вот теперь вновь обрел сына, и снова ты его забираешь. Ибо сегодня я могу положить живот свой здесь".
Беррен и Атымтай к проходу побежали. А Заки куда-то подевался.
Перестал Ерофей шептать. Громче заговорил:
– Но не могу я сейчас бросить этих людей, потому как дал слово защищать их. И слово мое – это то, что только и осталось у меня. И пожалуйста, Создатель, коли сегодня я здесь останусь и погибну, то пригляди, пожалуйста, за моим сыном.
Рядом Тауман протопал. Гигантская палица в правой руке, левой за живот держится. Горшки с порохом веревкой стянуты, на плече висят.
– И еще, Создатель, прошу, дай мне храбрости. Дай силы устоять перед натиском ворога, дай мужества погибнуть достойно с оружием в руках. Ибо для этого я был рожден и для этого прошел весь этот путь, – сказал Ерофей, подходя к вратам. – Потому как готов я погибнуть сегодня не просто так. Я готов погибнуть за то, что было хорошего и плохого в моей жизни, за то, что есть и за то, что будет после меня. И коли не увижу я завтра рассвета, да будет воля твоя на то, Создатель.
Подошел к выходу, проскользнул меж раздвинутых арб наружу. Лошадей внутри оставил.
Слышал Серке его молитву. Кивнул, меч на поясе поправил. Кошму постелил, тоже на колени опустился. Голову к земле опустил, молитву басурманскую читать начал, истово прося помощи у Аллаха. Никогда не думал, что батыр на Всевышнего уповает.
А когда закончил Серке молиться и поднялся, тати уж близко наехали. Остановились там, где стрелами не достанешь и огненного капкана не устроишь. Почти скрылись в клубах желтой пыли.
Кокжал выехал вперед. Доспехи делали его еще больше. Глыбой на коне сидел. На круглом лице окровавленная повязка. Крикнул:
– Как поживаете, друзья? – и рукой помахал.
Серке тоже вперед выдвинулся. Руки на пояс положил, ноги расставил. Крикнул в ответ:
– Чего тебе, пес?
Рассмеялся Кокжал.
– Смотрю, знатно подготовились к встрече гостей. Ну да ладно, так даже интереснее.
Серке стоял неподвижно.
– Эй, травоядные! – продолжал надрываться главарь. – Хотите задницы свои грязные спасти? Я вам поединок предлагаю. Выиграете, пощажу. Идите, куда пожелаете.
– Почему бы и нет? – ответил батыр.
Абдикен подошел к нему. Сказал свистящим шепотом:
– Нет ему веры. Обманет, вместилище шайтана.
– Ничего, – Серке пожал плечами. – Победа поднимет наш боевой дух, а их опустит.
– А если проиграем, да не дозволит этого Аллах? – настаивал Абдикен.
– Никто не собирается проигрывать. С чего ты взял?
Абдикен мотал головой.
– Нет, мы не можем так рисковать…
И тут спорщиков раздвинул Тауман. Прошел сквозь них, направился к бандитам. Палицу по привычке на плечо водрузил.
– Вернись, тупоголовый, – прошипел Абдикен.
Но Серке хлопнул старика по плечу.
– Не беспокойся, Абеке. Тауман скоро вернется.
Беспокойный старейшина умолк. И впрямь, кто с Тауманом сможет совладать?
Кокжал поднял руку с плетью.
– Ага, решились-таки. Хороший у вас боец. А вот наш воин.
Всадники за его спиной разъехались, уступили дорогу наезднику на белом коне.
Ерофей прищурился. Как такой замухрышка устоит против Таумана?
Разбойник был низенький и тощий. Даже в седле видно, что ростом не удался. В левой руке круглый щит, в правой кривая сабля. Лицо смуглое, бородатое. В общем, Тауману на закуску.
– Вот оно как, – заметил Абдикен, приглядевшись. – Ну, пусть будет по-вашему, да поможет ему Аллах.
Тауман повертел палицей.
Лиходей ударил коня пятками, взял с места в галоп. Помчался на великана.
Тауман приготовился выбить его из седла.
Да только не доехал немного супостат. Остановил коня, меч в ножны сунул, щит за спину закинул.
Сердце у Ерофея быстрее забилось. Серке кулаки сжал.
А у разбойника, откуда ни возьмись, в руках обрывок веревки появился. Положил в него чего-то, над головой завертел.
Это же праща!
– Берегись, – крикнул Ерофей.
Да поздно.
Тать руку вперед выкинул. Камень впился гиганту в голову, ударил прямо по лбу. Шлема он отродясь не носил.
Зарычал Тауман от боли. На глаза кровь потекла.
А коварный недруг уж второй камень закрутил.
Великан к противнику затопал. Да только тот коняшку тронул, вмиг в сторону отъехал. Еще успел и второй снаряд запустить. В плечо попал.
И началась игра в догонялки. Верткий лиходей неустанно пращой орудовал. Тауман пытался его догнать.
Скоро все лицо гиганта опухло и покрылось ссадинами от камней. А ловкого татя достать так и не удавалось.
Другие разбойники смеялись над громадным защитником, улюлюкали и саблями трясли. Аулчане молчали.
– Так он его до смерти загоняет, – проронил Абдикен.
Тауман перестал с ревом гоняться за противником. Постоял, не обращая внимания на насмешки врагов. Еще один камень стукнул по голове.
А потом великан развернулся и швырнул палицу. Почти не целясь. Огромная дубина пролетела, кувыркаясь, в воздухе. Ударила пращника в грудь и вырвала из седла.
Теперь зашумели старики в ауле.
– Это другое дело, – одобрил Абдикен.
Атымтай крикнул:
– Убей его, Тауман!
Гигант подошел к поверженному врагу, схватил за ворот, приподнял. Поднял кулак.
И вдруг повалился наземь. Скорчился, поджав ноги, руки к животу прижал.
– Чего это он? – недоумевал Серке. – Сзади кто подстрелил?
Тауман завопил. Лицо исказила гримаса боли.
– Нет, мясом порченым отравился, – сказал Ултарак. – Говорил же, не ешь.
И впрямь, великана сразила маленькая хворь в желудке. Его противник встал, не веря удаче. За грудь держался. Подошел, хрипя, к Тауману. Достал саблю с боку, замахнулся над беспомощным защитником.
– Разве так можно? – крикнул Атымтай. – Он же не может…
Прежде, чем юноша докончил, пращник уже опустил саблю.
Но ударить не успел.
Тауман, лежа, выбросил вверх громадную руку.
Схватил проворного недруга за горло.
Повернул с хрустом.
И разбойник разом обмяк, повалился на спину. Голова вывернута вбок.
– Молодец, какой молодец, – прошептал Атымтай.
Люди в ауле радостно закричали. Тати молчали.
Тауман встал на четвереньки, все еще морщась от боли. Попробовал выпрямиться, но не удержался, опустился на колени.
– Мы победили, – сказал Серке. – Теперь он должен нас отпустить…
Но не тут-то было.
Позади Таумана возник Кокжал. В руках палица великана. Широко замахнулся.
Никто не успел и слова вымолвить.
На миг боль отпустила исполина. Он слабо улыбнулся замершим на месте товарищам.
А затем на его голову опустилась собственная палица.
Здоровенный лысый череп Таумана раскололся на куски. Глаза вылетели из глазниц с брызгами крови. Лицо исказили кровавые разломы.
Великан грохнулся лицом вперед. В изуродованном черепе зияла огромная черная дыра.
– Наша взяла! – закричал Кокжал. Указал палицей на аул, махнул людям. – Чего стоите?! Вперед! Принесите головы этих паршивых выродков!
Разбойничья масса за его спиной заворочалась, пришла в движение. Лиходеи задрали вверх копья и сабли, пронзительно завизжали. А потом в едином порыве бросили коней в атаку на стойбище Абдикена.
