Богатое воображение – это проклятье. После каждого готического романа, каждого фильма ужасов мне снились кошмары. И всё равно, тяге к пугающим вещам я противостоять не мог.
Поэтому я оказался на том дневном сеансе «Психо». Фильм не пользовался особой популярностью: несколько подростков на последнем ряду, парочка в уголке зала. Посередине устроился только я и девушка в чёрной футболке. Очки сдвинуты наверх, на манер ободка, рыжие волосы рассыпаны по плечам.
Где-то я её видел.
На экране злодей размахивал ножом. Я знал, что будет дальше, поэтому больше смотрел по сторонам. Вот девушка в чёрном встала со своего места, игнорируя происходящее на экране. Образы из фильма и реальности наложились друг на друга. Она потянулась к карману джинсов, собираясь достать нож и устроить нам всем…
Я не успел додумать. Она вытащила из кармана бейджик, нацепила на футболку – и выскользнула через пожарный выход. Я успел заметить серебряный логотип на спине: большую, красивую пентаграмму. Теперь я вспомнил, где её видел.
В этом торговом центре был магазин со свечами, книгами и разной оккультной атрибутикой. Я заглянул туда пару дней назад, и рыжая девушка как раз стояла на кассе. Но мозг не мог перестать думать, будто не мог решить загадку.
Будто я видел её где-то ещё.
Фильм закончился. Я купил себе кофе и по дороге домой гадал, где мы могли встречаться раньше. Я прожил в этом городе восемь лет, прежде чем родители развелись. Мы с мамой переехали, но здесь осталось немало знакомых.
Неделю назад я вернулся. Начали возвращаться и воспоминания.
Ботинки шлёпали по лужам: август выдался тёплым, но дождливым. По этой дороге я раньше ходил в школу. Свернул за угол – ноги сами ускорили шаг. Здесь я всегда, всегда торопился, пусть даже прошло пятнадцать лет.
Вдоль дороги тянулся забор из железных листов, заклеенный объявлениями, разрисованный граффити. За забором – пустырь. На его месте раньше стояла пятиэтажка, такая же, как наша.
Летом, когда я ещё был ребёнком, там взорвался газ.
Я шёл, сжимая стаканчик, и представлял, как один стальной лист вот-вот упадёт и наружу выйдет что-то чёрное, пахнущее гарью. Только вкус сладкого кофе, а ещё дверь подъезда, закрывшаяся за спиной, помогли успокоиться.
Отец умер месяц назад. До этого мы виделись, наверное, пару раз в год, не больше. Он так и не женился, не завёл других детей. Поэтому мне и досталась его квартира.
Возможно, стоя посреди его комнаты, оглядывая старые штуки вроде коллекции печатных машинок на полках, мне стоило грустить. Но я чувствовал желание скорее продать эту квартиру и вернуться домой: к маме, друзьям, работе, в конце концов.
Но раз уж мне предстояло некоторое время пожить здесь…
Я устроил рабочее место за старым отцовским столом. Здесь он часами проверял работы студентов. Я же рисовал: зверей, волшебные растения, добрых героев. На работе – в издательстве – мне как раз дали задание проиллюстрировать сборник рассказов для детей.
Мне стоило допить кофе, взять планшет и закончить пару иллюстраций. Но воображение, взбудораженное воспоминаниями и фильмом не могло успокоиться. Руки тянулись к чему-то другому, совсем не к планшету и сказкам.
Я открыл ящик стола. Среди высохших чернильных ручек и сломанных карандашей нашёл один целый. Быстро наточив кончик канцелярским ножом, я взял чистый лист из стопки бумаги и позволил руке двигаться самой.
Набросок человеческой фигуры. Длинной, тонкой, с большими ладонями. Чёрные пальцы без когтей, но этому существу они были не нужны. Я начал закрашивать голову чёрным, зная, что на ней есть красные глаза. И если оно поднимет веки и взглянет на меня…
Грифель треснул. Чёрная крошка рассыпалась по бумаге.
Я выдохнул и посмотрел на силуэт чёрного человечка с длинными пальцами. Нет, это точно не для работы. Слишком страшный, такой даже на роль злодея бы не подошёл.
Я спрятал бумагу в ящик вместе со сломанным карандашом и наконец-то взялся за дело. Только включив компьютер, я вспомнил.
Этот человечек, у него было имя.
Человек-из-Сажи.
Я не хотел ночевать в спальне отца, поэтому устроил кровать на диване. Подушки, два одеяла, и наглухо закрытые окна: как я любил с детства. Всегда просил маму не оставлять даже форточку открытой, чтобы в неё ночью не залез он.
Эта мысль, скользнувшая на границе сознания, заставила меня проснуться.
А ещё стук.
Я сел на диване, одеяла упали на пол. Кто-то барабанил в дверь так, словно дом горел. Босиком, в одних трусах, я побежал в прихожую. Но когда ладонь легла на ручку двери, стук оборвался.
Щёлкнув замком, я увидел спину женщины – тёмный байковый халат, седые, растрёпанные волосы. Она пыталась удержать кого-то в белом, а та вырывалась из рук. Я замер на пороге, не зная, что делать – помочь, но тогда кому? Но фигура в белом ещё раз дёрнулась в руках женщины и обвисла, будто провалившись в сон.
Я открыл рот, а женщина обернулась ко мне. Её синякам под глазами позавидовал бы любой студент перед сессией.
– Простите, – проговорила она, медленно отступая к лестнице. – Простите, обычно она не буйная, но сегодня вырвалась. Простите… – она пятилась, не переставая бормотать.
Я чувствовал себя глупо, стоя на пороге почти голым. Голова снова беспорядочно подкидывала воспоминания. Мы раньше виделись. Точно виделись. Белые волосы, забранные в два хвостика, форменное платье в клетку…
– Яна?! – вырвалось у меня.
Но за ними уже захлопнулась дверь.
Утром всё казалось сном: и чёрный человек, и девушка в белой ночной рубашке. Я проснулся, заправил кровать и обнаружил, что кофеварка отца отказывается работать.
О том, чтобы начать день без кофе, и речи не было. Пришлось одеваться и идти на улицу. Я знал, в пяти минутах ходьбы есть булочная, а на следующей остановке целая кофейня. Но к булочной дорога лежала мимо того самого пустыря, и я решил прогуляться.
«Что за предрассудки», – думал я, пока кофемашина варила мне порцию утренней радости. Я уже давно не был ребёнком, чтобы бояться пустырей.
Заказы выдавались невыносимо медленно. В кармане куртки нашлась ручка, я взял со стойки салфетку и начал делать наброски. Последняя книга, которую я иллюстрировал, была о мальчике и его дружбе с инопланетянами. Я набросал летающую тарелку, планету, с которой прилетели инопланетяне – с кольцами, как у Сатурна – и дом мальчика. Обычную панельную пятиэтажку, каких множество.
Бариста выкрикнула моё имя. Я забрал кофе, взглянул на рисунок и понял, что нарисовал тот самый дом. Так он выглядел до того дня, когда взрывом у нас выбило стёкла.
Рука, которая сделала это, теперь скомкала салфетку и бросила в мусорку. Я заторопился домой… То есть, в квартиру отца.
Около подъезда соседка с первого этажа выгуливала собаку. Мы много лет не виделись, но она сразу окликнула меня, засыпала вопросами:
– Надо же, так вырос, а совсем не изменился. Так жаль твоего отца! Вы давно не виделись?
– Да, спасибо, здрасьте, – я никак не мог вспомнить её имя, хотя отлично помнил голос.
Такса обнюхивала мои ноги, соседка продолжала задавать вопросы. Я поднял глаза, чтобы взглянуть на окна отцовской квартиры, но этажом выше заметил за шторой белый силуэт.
Она наблюдала за мной?
– А Яна, – я надеялся, что вспомнил верно. – Что с ней?
Соседка всплеснула руками.
– Ой, это давно началось. Она сначала кричала по ночам, потом кидалась на всех. Представляешь, – она наклонилась ко мне, понизила голос. – Три года в психушке пролежала. Но потом вернулась. Бедная девочка, и мать её так жалко!
Пока она причитала, белый силуэт скрылся в квартире. С трудом попрощавшись с соседкой, я пошёл к себе.
Оценщик из агентства недвижимости должен был приехать завтра. Я порисовал – почти не чувствуя вдохновения – потом долго сидел на кухне с чашкой чая, не зная, куда себя деть. Нужно было разобрать вещи отца, ещё поработать, приготовить обед. Но я не мог заставить себя перестать прокручивать в голове одно и то же.
Девочка в белом, Яна, мы же не только в подъезде виделись. Вот она оборачивается и корчит мне рожу. Вот я пытаюсь дёрнуть её за хвостик, учительница окликает нас. Точно, учительница.
Понадобилось время, чтобы найти среди вещей отца фотоальбом – его засунули на верхнюю полку в шкафу. Когда мы переезжали, мама взяла самое необходимое. Отец мог бы выкинуть мои фотографии, но – не стал.
Я листал страницы. Вот я в яслях, вот детский сад, и наконец первый класс. Общая фотография: я стою во втором ряду, рядом с учительницей. Мой сосед – хмурый мальчик с ярко-красным родимым пятном на щеке. Он ходил в кружок шахмат, а мы шутили, что пятно похоже на пешку… Взгляд скользнул выше и я увидел Яну.
Из всех девочек она единственная распустила длинные волосы. Рядом с ней – ещё одно знакомое лицо. Тогда она носила очки в роговой оправе. И веснушек было намного меньше.
Магазин оккультных вещичек работал без выходных. Я боялся не застать её, но она сидела за кассой и читала книгу в чёрной обложке. Имя вспоминать не пришлось, оно было написано на бейджике.
– Жанна? Привет.
Она оторвалась от книги. Улыбнулась – слишком вымученно.
– Вам что-то подсказать? – а потом сощурилась. – Я вас в кино, кажется, видела.
– Да, и не только, – я облокотился на стойку кассы. – Не помнишь меня? Мы вместе ходили в первый класс.
И она улыбнулась, уже совсем по-другому.
– Всё, теперь помню! Мне казалось, крыша едет – ведь видела тебя где-то, но не могла вспомнить! Ты же Влад, да? Я ни с кем не путаю?
– Да, это я!
– Ты же не за книгой со скидкой пришёл, нет? – взгляд стал наигранно подозрительным.
Я вскинул руки.
– И не подумал! Просто хотел спросить, как у тебя дела.
Мы обменялись историями: я рассказал про переезд, художку и работу. Жанна пожаловалась, что все друзья разъехались, а она осталась в той же школе. Закончила с медалью, поступила на филфак…
– И вот я здесь, – она обвела руками магазин. – Мама говорит, странная работа, но мне нравится. И, прости, не могу вспомнить, почему ты после первого ушёл. Родители переехали?
– Развелись. Переехали только мы с мамой, – я не мог не спросить. – А ты помнишь Яну? С ней что-то случилось, она заболела вроде бы?
Улыбка исчезла с её лица.
– Врагу такого не пожелаешь. Хоть я с ней больше не училась, мама дома всё рассказывала. Город маленький, ничего скрыть нельзя. Но у Яны крыша давно поехала. Хотя бы ту книгу вспомнить…
Последняя фраза задела что-то в памяти. Я будто стоял перед закрытой дверью, за которой было множество информации, а Жанна протягивала мне ключ.
– Какую книгу?
– Та книга страшилок, помнишь? Ты брал её в библиотеке. Когда ты уехал, Яна начала говорить, что все страшилки – правда. И про руки, и про того человека…
– Человека-из-Сажи, – закончил я.
Ключ повернулся в замке. Дверь начала открываться.
– Слушай, мне нужно работать. Заходи ещё, может, в кино вместе или кофе выпьем, – Жанна поспешила к покупательнице.
Я решил, что кофе – это разумная идея, и купил себе капучино в кофейне по соседству. Напротив был магазин для художников и я не стал противостоять. Но среди ярких красок и карандашей продолжал думать о нём.
С помощью Жанны память прояснилась. Однажды я взял в библиотеке сборник страшилок с историями про кричащую девочку, запертую в белой комнате; руку, прячущуюся под кроватью; Человека-из-Сажи с длинными пальцами, который охотился за детьми. Может, и другие, я уже не помнил.
Я купил небольшой скетчбук, несколько карандашей – угольный, сепию… По пути домой на телефон пришло письмо от оценщика с извинениями. Он задерживался до завтра.
Ещё одна ночь в старой квартире отца.
Я поработал, приготовил себе ужин. Когда стемнело, взялся за карандаши. Сначала за угольный, рука легко повторила силуэт Человека-из-Сажи. Забавно, что я помнил саму книгу – тонкие страницы, рисунки – но не мог вспомнить автора или название. Странные штуки иногда выкидывает память.
Перед сном я снова закрыл окна. Той ночью никто меня не побеспокоил.
Она подождала до утра.
Как раз собирался готовить завтрак, когда раздался стук в дверь. Я ждал оценщика, поэтому открыл, даже не взглянув в глазок.