Алиса Гордеева
Ты обещала не убегать
4. Не допустит
Сложно сказать, боялась ли я сегодняшнего дня или ждала его с нетерпением. В любом случае волнение с самого утра не покидало меня. Встреча с Горским, мое признание, его реакция… Да, не каждый день сообщаешь отцу, что в восемнадцать лет ждешь ребенка от заклятого врага семьи. Но, с другой стороны, я все же надеялась, что мой малыш смягчит разногласия между нами и Черниговскими. Конечно, я не рассчитывала на то, что мы начнем отмечать праздники за общим столом, но хотела верить, что желание Федора убивать поубавится.
Горский приехал ближе к обеду. К этому времени я успела порядком накрутить себя. Спасибо Лерою, который с самого утра развлекал меня какими-то байками и забавными историями, но сейчас даже это ни капельки не спасало меня. Я закрылась в своей комнате и никак не решалась выйти к отцу. Все же я оказалась непробиваемой трусихой.
Но и на этот случай у Лероя был припасен ход. Голоса мужчин уже были слышны в гостиной, но о чем они говорили, я не могла разобрать. Зато звук пришедшей от Лероя эсэмэски не остался незамеченным.
«Я так понимаю, ты решила делегировать разговор с отцом мне?»
«А что, можно?»
Еще вчера я переживала, что Лерой лезет в мою жизнь, а сейчас была бы безумно рада его разговору с Горским.
«Можно. Вот только я жить хочу, а твой отец в гневе страшен».
«И что делать?»
«Выбирай: либо ты выходишь и сообщаешь отцу все сама, либо говорю я, но с пометкой, что ребенок мой и мы решили пожениться. Поверь, его эта новость обрадует!»
«Дурак! В этом случае он тебя убьет намного быстрее!»
«Проверим? Считаю до десяти!»
Забыв о своём страхе, я вылетела из комнаты и практически бегом понеслась в гостиную. Мужчины сидели на диване и оживленно беседовали. Лерой держал телефон в руках, а заметив меня, широко улыбнулся и прошептал: – Семь.
– Я здесь, – вырвалось у меня неоправданно громко и резко.
Горский тут же обернулся и внимательно взглянул на меня.
– Я смотрю, Париж идет тебе на пользу, – обозначил он. Еще бы! Разрумянившаяся от волнения, запыхавшаяся и улыбающаяся оттого, что опередила Лероя, я стояла перед Горским с телефоном в руках. – А мне Валера жаловался, что ты не ешь, не пьешь и не гуляешь. Ходишь, как тень, убиваясь по Черниговскому-младшему.
– Как видишь, уже нет! – ответил за меня Лерой, поскольку я медлила с ответом. А потом посмотрел на меня и одними губами добавил: – Восемь.
Все внутри сжалось от переизбытка эмоций. Волнение и страх напрочь выбили из головы все слова, которые все утро я репетировала перед зеркалом.
Горский встал и неспешно подошел ближе. Мы оба, казалось, не знали, как себя вести при встрече: вроде, и родные, а вроде как и нет. Мы настолько привыкли существовать порознь, что, находясь рядом, совершенно терялись в своих чувствах. Отец все же решил нарушить режим незнакомцев и рывком притянул меня к себе.
– Я скучал, – вполне искренне произнес он.– Как ты, моя девочка?
Не отпуская меня, он вытянул руки и начал осматривать меня с ног до головы. Я не знала, что сказать, а потому просто смотрела на него и молчала. Где-то слева от меня раздался звук наигранного кашля. Лерой. Он с ухмылкой смотрел на меня и ждал.
– Девять.– Его губы опять перетянули все мое внимание на него. Нет, он не посмеет! Это же шутка?
Отец отпустил меня и, вложив мою влажную ладошку в свою, крепкую и немного шершавую, повел к угловому дивану, чтобы я села рядом с ним. Я оказалась в самом центре, между двух огней.
– Лерой сказал, что тебя что-то беспокоит. Я волновался. Расскажешь? – Голос отца звучал ровно и спокойно. Когда волнуются, разве так говорят? Или он просто иначе не умеет? Интересно, каким голосом он заговорит, когда я скажу ему о ребенке? А если он вообще не захочет со мной говорить? Ну и ладно! Переживу. Как-то же жила без него восемнадцать лет. И вообще…
– Ксюша! – привлекая мое внимание, снова проговорил отец. Точно! Я должна была что-то сказать. Но Лерой меня опередил.
– Все, десять. Знаешь, Коль, тут такое дело… – оперативно начал он, но закончить предложение я ему не дала.
– Да! – громко выкрикнула с места. – У меня есть серьезный разговор. Настолько серьезный, что посторонние уши должны покинуть гостиную.
– Это я, что ли, посторонний? – в шутку удивился Лерой. – Да я почти родной!
Он засмеялся, а Горский… а отец его поддержал. Вот же, спелись!
– Ладно, – немного остынув, сказал Лерой.– Я буду у себя. Если что… Короче, зовите.
Он с кошачьей легкостью и грацией спрыгнул с дивана и удалился к себе. А я смогла выдохнуть: шутить с Горским дело заведомо проигрышное.
– Ну так что, дочка? Что ты хотела мне рассказать? – Отец повернулся ко мне всем корпусом и внимательно изучал меня взглядом.
– Я жду ребенка от Тимура, – на одном дыхании протараторила я, но, видимо, так быстро и так тихо, что Горский ни разобрал ни слова.
– Так, давай еще раз, но помедленнее, ладно? – Он не понял, что я ему сказала, но интуитивно напрягся. Это стало заметно по его более вытянутой и напряженной позе.
Я закрыла глаза, мысленно сосчитала до трех и на выдохе максимально спокойно произнесла:
– Я беременна от Тимура. У нас с ним будет ребенок.
Фух, дело было сделано и обратного пути уже не было! Но глаза открывать я не решалась. В комнате повисла напряжённая тишина, и казалось, воздух искрился от напряжения. Лучше бы он рвал и метал, чем копил в себе переполняющие его эмоции. Рано или поздно он все равно взорвется, так какой смысл откладывать?
Медленно, едва дыша, я открыла глаза и посмотрела на отца. Он, в свою очередь, сверлил взглядом пол. По желвакам на его лице и побелевшим костяшкам рук, сжатых в кулаки, можно было смело утверждать, что Горский в ярости. И с каждой секундой, что он молчал, я все больше и больше сжималась от страха и ожидания чего-то ужасного.
– Лерой! – словно разъярённый лев, взревел Горский на всю квартиру – да что там, на весь дом! – Лерой! – на грани бешенства проорал он еще громче.
От его голоса у меня внутри все похолодело, и я, казалось, приросла к дивану, боясь не только пошевелиться, но даже вздохнуть.
Лерой вошел в комнату практически сразу и, с улыбкой взглянув на меня, сел рядом. Мне бы капельку его спокойствия и уверенности!
– Ты, – указал на меня пальцем Горский,– сейчас же идешь в свою комнату, иначе я за себя не ручаюсь.
– Но… – попыталась возразить я.
– Шагом марш! – Он посмотрел на меня своим колючим и пронизывающим насквозь взглядом так, что у меня отпало всякое желание спорить. Я оставила отца срывать весь свой неуемный гнев на Лерое, а сама поплелась к себе.
– Так даже лучше! Так нам с тобой спокойнее! – тихо говорила сама себе, точнее, уже не себе, а своему малышу, поглаживая все еще плоский животик.
Я была уверена, что сейчас до меня донесётся дикий ор и ругань. Думала, что отец в очередной раз разнесет всю квартиру вдребезги. Но из гостиной не раздавалось ни звука. Лишь изредка мне слышались отголоски слов Лероя, но и то разобрать их было невозможно.
Я ходила, как заведенная, по комнате, не зная, чем себя занять. Все, абсолютно все валилось из рук. Пятнадцать минут, двадцать, двадцать пять… Каждая минута тянулась до безобразия медленно и нудно. Но больше всего раздражала неизвестность. Там, в десяти метрах от меня, сейчас решалась моя судьба, а я сидела и совершенно ничего не предпринимала. Разве это правильно? Неужели я могла вверить свою жизнь двум до недавнего времени неизвестным мне мужчинам? Как бы потом я не пожалела об этом!
Быстро сунув ноги в мягкие тапочки с кошачьей мордочкой, я, как мышка, стала пробираться в сторону гостиной. Да, я хотела подслушать их разговор! Нет, мне совершенно не было стыдно за это!
Гостиную от моей комнаты отделял длинный узкий коридор, по краям которого располагались гостевые спальни. Маленькими шажочками я продвигалась по нему в сторону гостиной, с силой напрягая слух, но все было тщетно.
– Да что они там, на языке глухонемых, что ли, общаются? – прошептала себе под нос.
Вход в гостиную был отделен от коридора большой витражной дверью с причудливым узором, и сейчас она была наглухо закрыта. Именно поэтому я ничего и не слышала. С другой стороны, больше я могла не переживать, что меня заметят за таким непристойным занятием, как подслушивание взрослых разговоров.
– При чем здесь это?! – глухо возмущался Горский.– Ты реально думаешь, что ему есть дело до моей дочери?! Не смеши меня! Этот ублюдок слишком просто отделался, я тебе скажу! Сколько прошло времени? Почти месяц? Ну и где он? Приехал, позвонил? Да я ему услугу, считай, оказал, избавив от своей дочери!
– Она все равно ему все расскажет, – не без сожаления ответил Лерой.
Черт, они говорили о Тимуре! Я сама еще не знала, как поступить. С одной стороны, не сказать ему я не имела права, но с другой – отец был прав. Прошел месяц, как я уехала, а Тимур ни разу не дал мне о себе знать. Ему все равно. И лезть в его праздную жизнь с клубами и блондинками мне совершенно не хотелось. А может, я просто боялась потерять последнее, что у меня оставалось, – надежду?
– Пусть так. Но только после суда! Мне проблем с Федей больше не нужно! Понял? – жестко, но тихо заключил отец.
– А Ермолай? Договор с ним действует только на Ксюшу. И то ты его нарушил, разбив Черниговскому морду. С ним бесполезно будет говорить, ты же знаешь! – Лерой опять вспомнил этого Ермолаева, а я все задавалась вопросом, кто же он такой. Нет, я точно его не знала, но фамилия… Фамилия казалась смутно знакомой.
– Забудь. Старику не до этого сейчас. С одной стороны Федя поджимает и грозится за собой на дно утащить, да и со здоровьем у него проблемы. Хотя не удивлюсь, если он сочиняет, чтобы на нары не отправиться следом за своим преемником. В любом случае, он не опасен.
В комнате вновь повисла тишина, долгая и тягостная.
– Не к добру, – вырвалась вслух мысль, и я тут же зажала рот рукой.
– Знаешь, Коль, я тут подумал… – как-то совершенно легко и непринужденно начал Лерой. Эта его манера речи совершенно не вписывалась в атмосферу разговора.– А отдай-ка ты мне Ксюшу в жены. Парень я нормальный, сам знаешь. А так, глядишь, и проблемы все разрешатся сами собой.
Мое волнение напрочь пропало и резко сменилось злостью и раздражением! Какого лешего Лерой творил?! Какие жены?! Он с ума сошел?!
– А что, Валер, идея мне по душе, – совершенно серьезно ответил Горский.– Забирай!
Здесь я уже не смогла сдержать в себе рвущийся наружу гнев! Да что они о себе возомнили?! Да как так можно?! Со всей дури я двинула по двери, та бесшумно открылась, а на меня уставились две пары глаз: одна – ледяная и холодящая душу, вторая – теплая и хитрая. Лед и пламя! Нашли же друг друга два обормота!
– Я ж говорил, – не сдержался Лерой и заржал, как конь. Горский, недолго думая, разразился еще более громким и заливистым смехом.
– Будешь ли еще подслушивать? А? – сквозь смех пригрозил он. – В следующий раз точно замуж отдам, поняла? Иди сюда, дуреха!
Горский подошел ко мне и крепко обнял, а я прижалась щекой к его груди и почувствовала себя самой счастливой: он принял меня и моего малыша. Все будет хорошо! Иначе он не допустит.
5. Три минуты
– Если честно, я уже отвык столько ходить. Вот серьезно! – Лерой ныл над душой последние полчаса.
– Привыкай! Я теперь обязана много гулять, а тебе от меня никуда не деться.– Я потрепала его по голове и пошла вперед.– Тем более, со среды обещают дожди. Наслаждайся солнышком, Лерой!
– Тогда, может, зайдем перекусить? Иначе я просто озверею! – в шутку зарычал он.– Смотри, через дорогу вполне милая пиццерия. Ну, пойдем, а?
Горский уехал домой несколько дней назад, раздав нам всем четкие указания. Я не стала с ним спорить, поскольку ничего подозрительного в них не заметила. До суда над Черниговским я должна была все так же находиться во Франции. А все потому, что тот, выпущенный под залог, сидел дома и все еще мог быть опасен для меня. Кроме того, отец переживал, что через меня он сможет давить на него и на следствие. Опасения Горского были мне понятны, как и его просьба никому не сообщать о беременности все это время. В принципе я и не планировала это делать, по крайней мере, месяцев до трех. Самым сложным оказалось другое: Лерой. Теперь он не имел права отходить от меня ни на шаг. Куда бы я ни решила пойти, он должен был быть рядом – так отцу было спокойнее, но только не мне. Как бы ни улучшились наши отношения в последнее время, мы все еще не были близкими друзьями, а в голове то и дело всплывали его слова. У меня не получалось довериться ему полностью. В каждом его действии я искала подвох, правда, пока не находила.
– Ладно, пойдем! – согласилась я. Мне и самой уже не терпелось где-нибудь посидеть и немного отдохнуть.
Осмотревшись по сторонам, я шагнула с тротуара на проезжую часть и хотела быстро перебежать через дорогу. Машин было немного, как мне показалось, но я ошиблась. Буквально через секунду я ощутила крепкие руки, обхватившие меня, и толчок, а следом мимо меня пронеслась машина такси.
– Черт, Ксюша! Ты что творишь?!– возмущался Лерой, осматривая меня с ног до головы. Он испугался. За меня.
– Я ее не заметила, – на автомате ответила ему, еще не до конца осознавая возможные последствия, если бы парень не успел оттащить меня с дороги, но постепенно приходило понимание, а вместе с ним на глаза навернулись слезы. В последнее время они все чаще становились моими верными спутниками.
– Ты так меня напугала, – тихо и мягко произнес он, крепко прижимая к себе и поглаживая рукой по голове в надежде успокоить.– Ну, все! Не плачь. Все же хорошо! Успокойся. Ладно? Вон там, смотри, пешеходный. Пойдем.
Он выпустил меня из своих объятий, но понимая, что меня все еще потряхивает, приобнял за плечи и повел к переходу.
В тот день мы долго сидели в пиццерии, много разговаривали, а мое недоверие к Лерою стало постепенно притупляться.
Практически каждый день на протяжении следующих нескольких недель мы совершали один и тот же маршрут: сначала пешком обходили весь парк за нашим домом, потом заглядывали в пиццерию на углу, а иногда просто уезжали изучать город. Меня, к счастью, миновала участь большинства беременных – токсикоз. Я могла есть все что угодно, меня не мутило от запахов, и каждое утро начиналось с улыбки, а не с тошноты. Поэтому я хваталась за любую возможность выбраться из дома и насладиться свежим воздухом. Каждый вечер, уставшие, но довольные, мы с Лероем возвращались в нашу квартиру, чтобы на следующий день начать все с начала.
Погода в Париже давно перестала быть солнечной и теплой. Осень передала бразды правления теплой европейской зиме. Дожди без устали поливали прохожих, ветер разносил опавшие и пожелтевшие листья, а сами французы уже вовсю говорили о Рождестве. Странные: какое может быть Рождество без снега и морозов?! Какая зима, если на деревьях еще не до конца опали листья? Я так скучала по снегу, так скучала по дому!..
– Эй, ты чего такая грустная? – щелкнув меня по носу, спросил Лерой, когда я, погрузившись в воспоминания, стояла у окна в столовой. За окном бушевал дождь, а небо затянуло черными тучами. Декабрь. Сегодняшний день мы решили провести дома.
– Реми звонил. Его оставляют в Ле-Ман еще на месяц, и опять без единого выходного. А я скучаю по нему, – жаловалась Лерою, глядя на барабанящий в окно дождь. Говорить Лерою, что я скучаю по дому, мне не хотелось: он и сам был здесь не по своей воле.
– Печально, конечно, – без какого-либо намека на печаль ответил Лерой. Парни относились друг к другу весьма настороженно, с большим недоверием. И если мысли Реми я отчасти разделяла, то неприязнь Лероя объяснить не могла.
Он обхватил ладонями мои плечи, тем самым вынуждая оторваться от окна и посмотреть на него.
– Ле-Ман всего в двухстах километрах от нас, и если Реми не может выбраться в Париж, значит, мы поедем к нему. Заодно оценим его кулинарные способности. Уверен, за это время он многому научился.
– Ты серьезно? Мы поедем в Ле-Ман? – Не веря своему счастью, я смотрела Лерою прямо в глаза, пытаясь отыскать в его словах долю лукавства, но он был совершенно серьезен.
– Конечно. Можем послезавтра, например, выбраться. – Лерой склонил голову набок, не отрывая от меня своих медовых глаз и не выпуская из сильных и крепких рук. В этот момент на душе отчего-то стало спокойно и тепло, а на глазах вновь навернулись непрошеные слезы.
Миронов, Реми, Горский, а сейчас и Лерой… Верные, надежные, готовые в любую минуту протянуть руку или подставить плечо, они всегда были рядом! Но разве я ценила это? Их заботе, преданности, вниманию я всегда предпочитала черный омут Тимура, в котором до сих пор тонула. Глупая, наивная и неблагодарная – именно такой я ощутила себя в настоящий момент!
– Опять слезы, Ксюш! Что я снова сказал не так? – встревоженно спросил Лерой, аккуратно смахнув слезинку с моей щеки своей теплой ладонью.
– Послезавтра у меня прием у доктора. Месье Орей говорил, что мы, возможно, узнаем пол малыша.
– Ты из-за этого плачешь? – удивленно спросил он.
– Нет, конечно, нет! Поехали в субботу, ладно?
Лерой кивнул, а я незаметно выбралась из кольца его рук и пошла к себе, но у порога остановилась и оглянулась. Лерой занял мое место у окна и задумчиво смотрел на дождевые разводы.
– Мы друзья?– зачем-то спросила его.
Он повернулся ко мне, но поначалу ничего не ответил. Просто смотрел на меня и молчал. Потом вернулся к разглядыванию капель дождя на стекле и тихо, немного понуро ответил:
– Конечно.
Вернувшись в свою комнату, я долго не находила себе места. Я пыталась читать, открывала учебник по французскому, пыталась вздремнуть, но ничего не получалось. В очередной раз осмотрела комнату, и мой взгляд зацепился за мобильный, который лежал возле кровати и легкой вибрацией сигнализировал о входящем вызове. Мой местный номер знали только отец, Лерой и Реми. Даже с Мироновым я общалась с телефона Лероя. Поэтому звонок с неизвестного номера меня изрядно напугал. Мне следовало скинуть вызов и сообщить Лерою, но глупая надежда, что звонил Тимур, взяла верх над рассудком. Я даже дала себе слово, что если это был он, я скажу ему о ребенке вопреки просьбе отца.
Удивительно, как маленький кусок из пластика и стекла способен обжигать руки и путать все мысли. Пока я уговаривала себя ответить на звонок и неловкими пальцами пыталась провести по экрану, вызов прекратился. Черт! Я не успела! Кто это был? Безумная идея перезвонить будоражила сознание, но стук в дверь моей комнаты принудил оставить эту затею.
Лерой приоткрыл дверь и протянул свой мобильный:
– Миронов. Будешь говорить?
Я кивнула, судорожно сжимая в руках свой телефон и тем самым привлекая внимание к нему Лероя. И в этот момент телефон в моей ладони снова ожил. Лерой проследил за моим взглядом и, скинув резким движением вызов Миронова, схватил в руки мой мобильный.
– Кто это?– жестко спросил он меня, а я лишь растерянно смотрела на него и молчала.– Ксюша, чей это номер?
– Я не знаю, – прошептала в ответ.– Не отвечай! Пожалуйста!
Внутренний голос кричал, что это был Тимур. И если он звонил, то только мне. Я не хотела, чтобы он услышал мужской голос вместо моего. Желание отомстить или сделать ему больно давно покинуло меня. Но Лерой проигнорировал мою просьбу.
– Да, – стальным голосом ответил он на звонок, который был адресован мне.
Между нами было не больше метра, и то, что в трубке моментально раздались короткие гудки, я услышала одновременно с Лероем.
Я стояла, окаменев, и не могла вымолвить ни слова. Моя интуиция била во все колокола: Лерой только что перечеркнул мое будущее. И хотя умом я понимала, что ничего страшного не произошло, что он поступил так в целях моей безопасности, внутри все равно что-то сломалось. Надежда. Моя надежда только что дала трещину.
– Я еще могу поговорить с Геной? – спросила его, чтобы не подавать вида, как сильно задел меня поступок Лероя.
– Номер местный Ксюша. Это был не Тимур, – словно прочитав мои мысли, ответил он. – Черниговский не покидал пределов России.
Лерой протянул мне свой телефон, чтобы я перезвонила Миронову, мой же положил на журнальный столик, а потом ушел. Три минуты – ровно столько времени прошло с момента его стука в мою дверь. Всего три минуты, которые перевернули всю мою жизнь…
6. Не моя. Тимур
– Дед, ну ты как? – Я обнял старика и похлопал его по спине. Вот же неугомонный! Выскочил из дома в такой мороз, чтобы встретить меня, как маленького! И ладно бы оделся, а то стоял в одной рубахе, да джинсах. Как же до него достучаться, чтобы берег себя?
– Я скучал! – произнёс я, искренне радуясь встрече. Кроме него у меня больше никого не осталось, да и тот сдал. Семеныч, его водитель, сказал, что опять был приступ. – Почему не позвонил?
– Потихоньку, мой мальчик, потихоньку. Да ты не волнуйся, механизм сердечный у меня, может, и старый, но еще вполне рабочий. Поживу еще. – Дед старался выглядеть бодрым, но меня ему было не обмануть. Здоровье дало сбой.– Пошли в дом, Тимур. Разговор есть.
– Пошли. – Взяв деда под руку, я направился в его огромный, но мрачный дом. Сколько ни предлагал ему сменить этот дворец графа Дракулы на более современное и уютное жилище, все бесполезно. Он ему, видите ли, напоминает о бабушке, о маме, о маленькой Кире. Нет, конечно, и у меня с этим местом связаны свои воспоминания, но разве это повод жить в развалюхе. Тем более, сколько бы ты ни держался за свои воспоминания, все равно ничего не вернуть. Это я теперь знаю точно.
– Есть хочешь, мальчик мой? Наташенька приготовила знатную солянку, отведаешь?
Наташенька, домработница деда и его ровесница, и вправду готовила очень хорошо. Но есть в последнее время мне совершенно не хотелось.
– Нет, дед. Давай к делу.
– Ну, давай! – Миновав длинный коридор, мы зашли в его кабинет, не менее мрачный, чем и сам дом. Я всегда удивлялся, как такой энергичный и веселый человек, как Юрий Николаевич Ермолаев, мог окружать себя настолько мрачной и унылой обстановкой. Правда, сейчас я вряд ли имел право его осуждать. Я и сам прятался за разрушенными стенами и горой битой посуды.
Последние пару месяцев моя квартира мало чем отличалась от дома деда. Хотя нет, соврал: у Ермолаева дом хоть и старый, но целый. Моя же современная квартира была изуродована подчистую.
Несколько дней я крушил все, что только могло напоминать о Ксюше: о ее обещании, о ее предательстве. Чтобы вытравить ее незримое присутствие в своем доме, я практически полностью его уничтожил. Но она въелась под кожу и отравляла собой каждую секунду моего существования. Она поверила ему! Она не захотела слушать меня! Тогда, в аэропорту, я умер заживо. Только ей было абсолютно на это наплевать. Она не обернулась. Она не дала нам шанс. Она убежала.
Разговор с Горским до сих пор хватал за сердце раскаленными щипцами.
– Руки свои убери! Да пусти ты меня, урод! – Вырываясь из цепких лап Горских охранников, я пытался прорваться к моей – тогда еще моей! – девочке. Но их было слишком много на одного меня.
Я смотрел, как она уходила, и ничего не мог изменить. Ничего. Она не слышала меня. Или просто не хотела.
– Что конкретно в моей просьбе исчезнуть из жизни дочери тебе непонятно? – зло процедил сквозь зубы Горский. Он подошел ко мне сам, пока его церберы продолжали скручивать мои конечности и отбивать все мои внутренности.
Но я его не слышал. Я смотрел на исчезающий силуэт Ксюши, до последнего веря, что «мы» – не пустой звук, что она помнит о своем обещании, что она все же даст мне шанс ей все объяснить. Вот только я не учел одного: этого шанса меня изначально лишил Горский.
– Ты!.. – заорал я на него, когда окончательно потерял Ксюшу из виду.– Это ты! Ты все подстроил, сука! Это как же надо ненавидеть меня, чтобы так издеваться над собственной дочерью!
– Тимур, ты о чем? – как ни в чем не бывало спросил Горский. – Ты просто заигрался, мальчик! И дочь мою чуть не увлек в свои грязные игры. Слава Богу, свой выбор она уже сделала!
– Ты это о чем? Какой еще выбор? – не до конца понимая намеки Горского, спросил его. Тот же в ответ лишь криво улыбнулся.– Не делай из меня идиота! Она не могла выбрать его!
Конечно, я видел, как Ксюша держала своего Потапова за руку, как уходила с ним, но Горский, по всей видимости, не знал, что именно Реми помог мне ее найти, как ничего не знал и о нашем с ним разговоре. Вот только я в очередной раз оказался на шаг позади, а эта сволочь, Горский, все просчитал наперед.
– А я разве сказал, что Ксения выбрала Михаила? Нет, конечно, нет. Она просто не выбрала тебя, – с презрением выплюнул этот черт. – А вот, кстати, познакомься. Валерий. Это он выкупил Ксюшу на аукционе, где ты, заметь, бросил ее на растерзание сотне извращенцев и ублюдков. Бедная девочка! Она так тебя ждала, но, увы, ты, говорят, выбрал другую. Врагу не пожелаешь пережить подобное, правда? Кстати, Валера летит вместе с Ксюшей.
Следом за Горским ко мне подошел какой-то мужик лет тридцати. Я окинул его мрачным взглядом, пытаясь зацепиться за что-то, что не позволило бы Ксюше даже в мыслях посмотреть на него как на мужчину, но ничего не нашел. Высокий, видно, что сильный, симпатичный, но не смазливый. Его осанка выдавала в нем человека уверенного в себе и независимого. Глаза с намеком на восточные корни не казались пустыми или озлобленными, нет. Он, мать вашу, словно сошел с обложки журнала! До тошноты идеальный! И оттого выбить все его зубы стало моим навязчивым желанием.
– Только попробуй прикоснуться к ней, – прорычал я.– Убью!
Мужик ничего не ответил, лишь слегка дернул губами и, поправив сумку на плече, отправился следом за моей девочкой.
– Учти, Тимур: Валера – человек серьезный, – наклонившись ко мне ближе, прошипел Горский.– И сейчас только от тебя зависит, как он будет вести себя с нашей девочкой. Чем больше ты будешь делать глупостей, тем жестче он будет с ней. Понимаешь?
Господи, был ли предел жестокости этого человека, его безумию?!
– Она же твоя дочь, мразь! – выплюнул ему в ответ.
– Именно потому, что Ксения моя дочь,– с отнюдь не наигранным отвращением начал Горский,– она никогда не будет рядом с таким, как ты! Ты, твой сумасшедший отец и дед, с головой погрязший в своей ненависти, больше никогда не посмеете даже близко к ней подойти! Иначе я вас всех раздавлю!
***
– Тимур… – Голос деда вернул меня в день сегодняшний.– Ты чего замер, а? Садись, говорю.
Машинально кивнув, я сел напротив деда. Наши взгляды встретились. У обоих глаза черные, как смоль. Нас разделяли массивный дубовый стол и гнетущее ожидание предстоящего разговора.
– Федора уже не вытащить, зарыл он сам себя. – Дед сразу же перешел к делу.– Его махинации я бы еще прикрыл, но он слишком сильно наследил в покушении на ту девчонку, дочку Горского.
Дед вздохнул и достал свой портсигар, намереваясь закурить. А значило это только одно: разговор обещал быть не просто тяжелым. Когда дед начинал курить, решались судьбы. И сейчас на кону стояла моя.
– Вот же дурак! – глухо возмутился дед.– Если хотел ее убрать, надо было делать все тихо, а он поспешил.
От слов деда во мне все перевернулось – настолько хладнокровно и жестоко прозвучали его слова. Таким я Ермолаева еще не видел.
– Ну, да туда ему и дорога! Давно, знаешь ли, Федя мне нервы мотал. – Дед все же закурил.– Скажи мне лучше, ты подумал о моем предложении?
Вот оно! Началось! Белесое облако дыма повисло между нами, смазав и без того неясную картину. Еще месяц назад я дал понять, что не буду участвовать в его афере, как и брать на себя дела отца. Но дед не унимался. И этот мой визит к нему лишь доказывал, что тот нашел и на меня рычаги давления. Осталось узнать, какие.
– Вижу, все еще упираешься. Есть ради чего? – Он прокашлялся и выпустил новое облако дыма.
– Дед, ты бы бросал. Мало сердце шалит?– Тема для меня была закрыта. Точка.
– Глупо, Тимур, глупо! – Он слишком хорошо знал меня, чтобы надеяться на мое согласие.– Стало быть, нашел ее?
– Да, – сухо отрезал я.
После того как прошла первая волна моей «ломки», как я разнес всю квартиру в хлам и выпил не одну бутылку виски, я поклялся, что найду ее. Я уже искал ее три года, не зная ни имени, ни возраста, ничего. Только черты угловатой девчонки на старом фото. Три чертовых года я потратил, чтобы найти ее и отомстить. И я нашел. Так неужели, имея на руках все карты, я не отыщу ее вновь? Бред, легко! Найду и верну ее себе. Даже если вновь потребуются годы. Даже если вновь Горский попытается мне помешать.
Вот только выйти на ее след оказалось не так просто: Горский, сука, знатно подчистил все следы! Конечно то, что она улетела в Париж, я знал еще со слов Потапова, но этого было мало. Горский запросто мог отправить ее дальше, и еще неизвестно под каким именем.
Оставались только два человека, способных мне помочь: Миронов и Реми. Но первый все еще находился в больнице и никого к себе не пускал, а Потапов элементарно скидывал все мои звонки, а после и вовсе сменил номер телефона.
Именно тогда я второй раз в жизни пришел за помощью к деду – второй раз, и все по тому же вопросу. Я просил найти Ксюшу. Для него найти человека, достать его хоть из-под земли – плевое дело. Но только не ее. Как и три года назад, он отказал мне. Он даже не попытался мне помочь. Все, что касалось дочери Горского, моментально выводило его из себя, но при этом, как ни странно, он держал себя в руках. Он не оскорблял ее, как отец, не угрожал, и даже уже тогда, три года назад, не винил в смерти Киры. Он будто уже знал то, что все еще пытался разгадать я.
Даня вышел на след Ксюши только недели через две. Он ее нашел. Она жила в самом центре Парижа, в огромных апартаментах, которые были оформлены на Амирова Валерия Таировича. Тот самый Валера. Мне в очередной раз тогда снесло голову. Горский не обманул.
Уже на следующий день в Париже работал нанятый мной частный детектив. Я хотел знать все. Я не верил тому, что узнал.
А через неделю на моем столе лежали фотографии Ксюши. Бледная, худая, почти прозрачная, она практически не выходила из дома и, судя по всему, ничего не ела.
Остатки мебели в квартире полетели прочь. Все из-за меня! Моя девочка изводила себя из-за меня! Если бы она только знала правду…
Билет на вечерний рейс. Полная уверенность, что теперь все получится. И безграничное разочарование, когда в аэропорту меня просто не допустили к посадке. Федор чертов отец, со своими махинациями и разборками, или Горский, решивший подстраховаться. Не знаю. Вот только покидать границы страны мне было запрещено.
Провал! Очередной! Полнейший! А потом удар под дых. Новая порция фотографий. И на них уже совсем другая Ксюша. Уже не моя девочка.
