Алиса Гордеева
Забери моё сердце
– Да ну нафиг, Илюх! Я че, угадал, да? Зацепила?
– Отвали!
– Ты поэтому Варьку от Добрыни отсадил?
– Лех, довольно!
– Испугался, верно, Рыжий?
– Да иди ты уже… в столовую!
Я не понимала, о чем говорил Камышов: слишком рьяно в груди колотилось сердце, чересчур громко его биение отдавалось в ушах. Но когда Илья обратился ко мне, оно вмиг замерло:
– Ась, ты как? Нормально?
Лучинин аккуратно сдвинул к краю стола мои тетради, бесцеремонно помятые чужим задом. Я же только и смогла, что кивнуть. Молча. Не поднимая на Рыжего глаз. Вот теперь я и правда боялась, но не грубости, чужой наглости или дурацких вопросов – я боялась себя, точнее, того странного, незнакомого чувства, что все сильнее разгоралось в моем сердце рядом с Ильей.
Глава 4. Дистанция
Илья
Леший как ни в чем не бывало уминал ватрушку, а мне кусок в горло не лез, да и вообще, запах этот столовский решительно действовал на нервы. Пожалуй, впервые за годы учебы я с нетерпением ждал звонка, чтобы поскорее вернуться в класс.
Признаться, я волновался за новенькую, хоть и гнал от себя любые мысли о ней. Странная, не похожая на других, Ася снежной бурей залетела в мою голову и всего за каких-то десять минут перевернула в ней все вверх дном.
– Поговорим, или так и будешь меня своими изумрудами сверлить? – недовольно проворчал Камышов, запивая ватрушку чаем.
Я молча отвернулся. Честно говоря, вообще не понимал, зачем приперся сюда на пару с Лешим, вместо того, чтобы хоть как-то объяснить ситуацию Митьке. Впрочем, кто-то же должен был увести Камышова подальше от Аси.
– Че на тебя нашло, Лех?
– А на тебя? – переспросил он с набитым ртом. – Ты вообще-то Добрыне слово дал.
– В адвокаты к Митяю записался? – Покачав головой, я ухмыльнулся. Правда, вышло невесело. Я и сам понимал, что поступил коряво, пересадив Варьку к новенькой, но что мне оставалось?
– Да просто объясни, нахрена?
– ЕГЭ на носу, не забыл? – ляпнул я в свое оправдание первое, что взбрело в голову.
– И?.. – Леший скривился в лице.
– Митьке учиться надо, а он целыми днями со Скворцовой своей зависает.
– Ревнуешь или завидуешь?
– Переживаю.
– За кого?
По правде говоря, переживал я за себя, но признаться в этом Лешему было стыдно. Я же, как увидел Асю, чуть голову не потерял. Куда это годилось? И так как белка в колесе крутился между учебой и сноукроссом, редкими вылазками с пацанами куда-нибудь и поездками к деду. Черт, да Гай уже начинал забывать мой запах и порой лаял, как на чужого! Не до романтики мне было, совсем, потому и решил от греха подальше отсесть от новенькой на другой ряд. Как говорится, «с глаз долой – из сердца вон».
– Молчишь? – Усмехнувшись, Камышов отбросил в сторону недоеденную ватрушку и, скрестив руки на груди, уставился на меня. – А хочешь, я открою тебе страшную тайну?
– Ну, валяй!
– Расстояние не лечит. Я проверял.
Дьявол, я чуть со стула не упал! Леший, что, мысли мои прочитал? Или это я совсем сбрендил и вслух лишнего ляпнул?
– Лицо попроще сделай, Рыжий, – тряхнув головой, произнес Камышов.
Эта его идиотская челка вечно падала ему на глаза – тоже мне, радость ее постоянно смахивать или сдувать! Впрочем, Леху она не раздражала, а мне было до фонаря, пусть бы он хоть лысым ходил.
– Луч, я не вчера родился, – продолжил он. – Думаешь, не заметил, как ты на эту Асю смотрел?
– И как? – фыркнул я, беспечно откинувшись на спинку стула. Хотел казаться безразличным, да, видимо, актер из меня хреновый. На смазливой физиономии Камышова вновь расцвела ядовитая ухмылка.
– Как я когда-то на Таньку, – еле слышно ответил Леха, устремив взгляд к окну.
Он больше не улыбался. Стиснув зубы, смотрел в одну точку – долго, словно и вовсе был не здесь. А я не смел возразить: знал, что Камышов прав, да и лишний раз сдирать коросту с его незаживающего сердца совсем не хотелось. Так мы и молчали, сидя друг напротив друга, пока Леший первым не произнес:
– Я поначалу подумал, что мне показалось. Ну, рили, че в этой Асе такого? – Он пожал плечами, скользнув по мне стальным взглядом – циничным, выжженным дотла. Так смотрят люди, однажды потерявшие смысл жизни. Мне было больно от того, что так на мир отныне смотрел и Камышов.
– Лех, проехали. – Закинув руки за голову, я решил закрыть тему, но Леший будто оглох.
– Согласись, на красавицу она не тянет. Бледная, как моль, да и стопудово проблемная.
Внутри все напряглось. Это было странное чувство, похожее на изжогу, но мне хотелось, чтобы Леший заткнулся, даже думать не смел так об Асе.
– Это факт, Илюх, – выдал он уверенно. – От хорошей жизни на домашнее не уходят: она либо больная, либо шизанутая.
– Так ты правду из Аси выбить пытался? – Сглотнув, я и сам не заметил, как сжал кулаки.
– Я на идиота похож?! Да и давай начистоту, Луч. – Камышов нахмурился. —Мне до ее секретиков дела нет.
– Тогда что?
– Проверить тебя хотел.
– Проверил?
– Ага. Все ждал, заступишься или нет.
– Ты же знаешь, я бы за любого заступился.
– Ты эту чушь себе почаще повторяй! – недоверчиво хмыкнул Леший. – Быть может, и сработает.
Скорчив кислую мину, я передразнил Камышова.
– Ну а че? – Он развел руками и заржал. – Кто-то же лечит геморрой подорожником. Сила внушения – великая вещь!
Леха сегодня однозначно напрашивался на подзатыльник, но внезапно раздавшийся звонок спас его дурную голову.
– Пошли, давай, клоун! – Со скрипом отодвинув стул, я поднялся с места. – Из-за твоей проверки я сегодня голодным остался!
– Э-э, нет, – округлив глаза, с издевкой в голосе пропел Леший. – Отсутствие аппетита – первый симптом влюбленного сердца. Плавали, знаем. Ты… это… Рыжий, витаминчиков каких попей – глядишь, и обойдется.
Я все же зарядил Камышову как следует, чтобы не болтал всякую ерунду. Леха лишь рассмеялся в ответ и всю дорогу от столовой до кабинета математики отчаянно подтрунивал надо мной.
Разумеется, на геометрию мы опоздали и под монотонное ворчание математички заняли свои новые места. Я теперь сидел с Мишаней. Компания из призера всевозможных олимпиад и главного нудилы класса была, если честно, так себе, но, с другой стороны, где еще, если не рядом с Семеновым, мне было думать об учебе?
– Страница сто шестьдесят семь, – пробубнил он в подтверждение моих мыслей. – Новую теорему разбираем.
Миха в предвкушении потер ладони, а я переключил взгляд на доску.
У меня никогда не было проблем с геометрией. Уравнение сферы, декартовы координаты в пространстве, скалярное произведение векторов – я мог решить любую задачу. А с простейшей схемой рассадки и правда накосячил. Мало того, что подорвал доверие Митьки, так еще и в спешке не учел главного: когда сидишь в третьем ряду, взгляд невольно касается первой парты. Вот и сейчас, я вроде и смотрел на доску, а видел одну только Асю. Убежал от себя, нечего сказать!
Серьезная, сосредоточенная, она ловила каждое слово Марьи Петровны, словно от этого зависела ее жизнь, и что-то старательно чертила в тетради. Глядя на доску, забавно приоткрывала рот. Хмурилась, когда домашних знаний становилось недостаточно, и неловко заглядывала в Варькину тетрадь, когда сомневалась, что записать в свою.
Я на миг представил себя на месте Скворцовой. Каково это было сидеть рядом с Асей? Ощущать ее тепло, слышать каждый вдох, иметь возможность в любой момент нечаянно коснуться ее локтем или спросить какую-нибудь ерунду? Смог бы я тогда сосредоточиться на учебе? Стопудово, нет. Впрочем, ютясь с Михой за одной партой, я точно так же пропускал сейчас мимо ушей все слова математички, только вот касаться локтем Семенова что-то совсем не хотелось даже случайно.
– Лучинин, и что смешного в теореме об объеме наклонной призмы? —Скрипучий голос Марьи Петровны слишком резко вернул меня в реальность.
– Ничего, наверно, – пожал я плечами, до конца не въезжая в смысл вопроса.
– Тогда, может, поделишься, что тебя так развеселило, и мы все дружно посмеемся. – Поправив очки на переносице указательным пальцем, математичка выжидающе уставилась на меня.
Мой растерянный вид говорил сам за себя. я ни черта не понимал, зато запросто стал эпицентром всеобщего внимания. В недоумении поджав губы, я покосился на Миху. Семенов в ответ, как красна девица, закатил глаза, а потом нехотя прошептал:
– А нечего было ржать посреди урока.
Я нахмурился: походу, и правда из-за новенькой мозги мои потекли, как ручьи по весне. А потом, как дурак, снова улыбнулся. Да и как было не улыбаться, когда своими бескрайними озерами на меня прямо сейчас смотрела Ася?
– Лучинин, мы ждем! – донесся голос Марьи Петровны откуда-то из параллельной вселенной.
Кто-то смеялся. Самые отважные пытались шутить. Мне было все равно. Все, что я видел сейчас – это нежный изгиб Асиной шеи, тонкие плечи, ее слегка приоткрытые губы. Все, чего боялся – что она вот-вот отвернется, перестанет на меня смотреть. Все, что слышал, – рваное биение собственного сердца, готового прямо сейчас выскочить из груди, и – стоп! – чье-то нарочито фальшивое и надрывное пение.
– «Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь», – голосил с соседнего ряда Леший под гулкие аплодисменты одноклассников и очумелое выражение лица математички.
– «Сердце, тебе не хочется покоя!» – продолжал он драть глотку, невзирая на замечания и угрозы вызвать родителей в школу.
– «Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить!» – капитально сфальшивил он на последней ноте, а класс окончательно взорвался смехом. Даже Миха и тот культурно похихикивал в кулак, а Марья Петровна под конец композиции, видимо, вспомнив юность, махнула на Лешего рукой и улыбнулась.
Серьезными оставались только трое: явно смущенная произошедшим и отвернувшаяся от меня Ася, я, по-прежнему не сводивший с нее глаз, и Настя, сердце которой наверняка дало трещину от недвусмысленных намеков Лешего.
Остаток урока я пытался думать исключительно о геометрии, как и потом, на литературе, – об одном лишь творчестве Пастернака. Я заставлял себя смотреть в учебник, прилежно конспектировал в тетради каждое слово учителя, а когда желание взглянуть на Асю становилось нестерпимым, пихал Семенова локтем и, прикинувшись дураком, задавал дебильные вопросы по теме урока.
Я вскочил с места за секунду до звонка, сгреб в охапку вещи и первым вылетел из кабинета. Правда, далеко убежать не успел.
– Илья! – Миронова, казалось, поджидала меня в коридоре. В руках она держала увесистую стопку тетрадей, а рядом, на подоконнике, лежала еще одна.
– Вам помочь, Анна Эдуардовна? – Я на ходу сбросил рюкзак с плеча и неловко впихнул в него свои вещи: учебник да пенал. – До кабинета поднять? – И, не дожидаясь ответа, потянулся я к тетрадям.
– Да… Нет… Спасибо, Илюш… – растерялась классная. – Ты помоги, конечно, но, вообще-то, я хотела попросить тебя… Ася! – так и не объяснив, зачем я ей понадобился, прокричала она. А я по инерции оглянулся.
Дурак! Я два часа выстраивал вокруг сердца железобетонные укрепления, а Снегирева одной мимолетной улыбкой, адресованной даже не мне, сумела разрушить их подчистую.
Ася вышла из кабинета последней и, едва не наткнувшись на пробегавшего мимо мальчугана класса из пятого, на мгновение остановилась. С какой-то детской жадностью во взгляде она наблюдала за спешащими кто куда учениками, сама же двигалась плавно и очень медленно.
– Ася! – между тем повторила Миронова и помахала девчонке рукой. – Подойди ко мне, пожалуйста!
Запрокинув голову, я рассмеялся – последние кирпичики моей чертовой обороны грозились разлететься в тартарары.
– Может, я пока тетради в учительскую отнесу? – Я хватался за воздух, лишь бы спастись.
– Не надо в учительскую, – отмахнулась классная.
– Тогда в кабинет?
Я смотрел на Миронову, как бездомная дворняга на сосиску, но звезды сегодня были явно не на моей стороне.
– Илья, да забудь ты про эти тетради! – нахмурилась Анна Эдуардовна. – У меня к тебе дело есть куда важнее.
И опять она не успела договорить: к нам робкой поступью подошла Снегирева.
– Ася, как прошли первые уроки? – Участливо улыбнувшись, Анна Эдуардовна все свое внимание сконцентрировала на новенькой. – Успеваешь? Все ли понятно? Ребята как, не обижали?
– Ну вы скажете тоже, Анна Эдуардовна! – усмехнулся я и тут же прилип к Асе взглядом.
Фарфоровая кожа, тонкие черты лица, сдержанная, неброская красота – Ася напоминала Эльзу из мультика, когда улыбалась другим, и Снежную Королеву, когда смотрела на меня пронизанным стужей взглядом, вот как сейчас. Глаза ее казались огромными, небесно-голубая радужка искрилась льдинками, а ресницы, длинные и почти прозрачные, на кончиках были словно покрыты инеем. Я снова завис, пропустив мимо ушей замечание классной. Шумно сглотнул, стоило Асе ненароком коснуться языком уголка тонких губ – бледных, карамельно-розовых, нестерпимо манящих. В ее голосе, тихом и нежном, я растворялся без остатка, не разбирая слов, напрочь забывая, куда так спешил еще пару минут назад.
– Илья! Илья-я! Да что с тобой сегодня такое?! Не выспался? – Голос Мироновой будильником сработал в голове.
– А? – вынырнул я из забытья.
– У меня сейчас педсовет, а Леонид Иванович в пробке застрял, понимаешь?
– А должен?
Черт, походу, я серьезно так выпал из разговора, ибо кто такой Леонид Иванович, я понятия не имел.
– Все нормально, Анна Эдуардовна, – тут же зашелестела Ася. – У Ильи и без меня забот хватает, да и папу вы зря вызвали. Я сама как-нибудь…
– Исключено! – перебила ее Миронова. – Заблудишься еще с непривычки! Илья тебя проводит.
– Куда? До дома? – уточнил я на всякий случай, но судя по выражению лица классной, капитально промахнулся.
– Лучше, конечно, до кабинета информатики, Лучинин! – покачав головой, вздохнула она. – Попросишь Бориса Евгеньевича посмотреть, что там у Аси с доступом к электронному дневнику.
– А что с ним?
– Его нет.
– Как так?!
– Вот ты и узнаешь!
– Почему я?
– Потому что ты староста. Или за эти два урока что-то изменилось?
Я неуверенно пожал плечами: «изменилось» – еще мягко сказано.
– А после педсовета ко мне зайдете оба, ясно?
Ася покорно кивнула, а я снова впал в ступор.
– А к вам зачем? – спросил осторожно. Ощущал себя лютым двоечником, который с первого раза не способен усвоить простейшую информацию.
– Ты, Лучинин, парты мне поможешь переставить, а Асе я обещала расписание распечатать.
– Нафига ей столько ждать? Я могу в чат скинуть.
– Не «нафига», Илья, а «для чего», – поправила Миронова и, выхватив тетради из моих рук, поспешила на свой треклятый педсовет. – И очнись уже, Лучинин! Очнись! – бросила она на ходу в унисон раздавшемуся звонку.
Мы с Асей остались вдвоем в длинном пустом коридоре. Я смотрел куда угодно, лишь бы не на нее. Боялся снова оглохнуть, отупеть, заблудиться в ее красоте. А еще впервые в жизни я, казалось, смущался. Щеки пылали, в ушах шумело, как в столярном цеху, а в голове было настолько пусто, что спроси меня тогда, сколько будет два плюс два, не ответил бы.
– Просто скажи, в каком кабинете мне найти этого Бориса Евгеньевича, а дальше я сама справлюсь. – Смерив меня безразличным взглядом, Ася заговорила первой. Наверно, считала меня полнейшим идиотом, который в очередной раз завис.
Я поправил рюкзак за плечом и кивнул в сторону лестницы:
– Идем. Кабинет информатики на третьем этаже. – И тут же тронулся с места, рассчитывая, что Ася пойдет за мной. Широченными шагами в два счета долетел до конца коридора и только тогда понял, что Ася осталась стоять на месте.
– Ты чего? – пробасил, позабыв про недавно начавшийся урок.
Ася не ответила. Вместо этого отвернулась к окну и, разглядывая морозные узоры, принялась кусать губы. Мне пришлось вернуться.
– Ась, – оказавшись рядом, позвал ее шепотом, но, видимо, получилось слишком тихо, и Ася не среагировала. Тогда я не удержался и едва ощутимо коснулся ее плеча. – Ты меня слышишь?
Ася вздрогнула и резко отшатнулась, а потом посмотрела на меня так, словно я не рукой ее задел, а острым лезвием.
– Не трогай меня! – задышала она глубоко и шумно. – И ходить со мной никуда не надо. Я сама.
– Но…
– Ты глухой?
– Ладно. – Взмахнув руками, я сделал шаг назад. – Как хочешь. Кабинет триста пятый. По лестнице поднимаешься, и налево.
Ася кивнула и неторопливо прошла мимо меня. Секунда, вторая, третья… я неотрывно смотрел ей вслед. Хрупкая, как снежинка, и холодная, как сама зима, она медленно таяла в пустоте безликого коридора. Слишком медленно. Я бы успел уже раз десять добежать до кабинета информатики и вернуться.
– Слушай… – Я мигом нагнал ее, но сохранил дистанцию между нами. – Ты такими темпами до третьего этажа век подниматься будешь.
– Свое мнение оставь при себе! – не оборачиваясь, огрызнулась Ася.
– А в тихом омуте, оказывается, черти водятся!
– Тебе-то какое дело?!
– Да ровным счетом никакого, – ответил я, продолжая плестись рядом с Асей.
Я сам себя не понимал. Мог же уйти и, пока Миронова пропадала на своем педсовете, слопать в столовой пирожок с рисом. Но я зачем-то тащился за Асей. Пытался ее разговорить, понять. Наверно, в глубине души надеялся, что узнай я ее чуть лучше, и наваждение мое развеется, как туман поутру. Но пока становилось только хуже.
– Погоди! – Я треснул себя по лбу и рассмеялся. – Я, кажется, догадался, почему ты идешь так медленно. Спорим, Снегирева, я разгадал твою тайну?
Это была просто шутка, но Ася споткнулась на ровном месте. Ладно я успел подхватить ее за локоть, а то бы она точно расшибла свой аккуратный носик о грязный пол.
– Что ты сказал? – испуганно пробормотала она, стылым взглядом сканируя мою душу. – Повтори!
А я не мог. Ни отпустить ее, ни двух слов вымолвить не мог. Чувствовал, как она дрожит всем телом, алчно выискивая в моих глазах ответы. Маленькая, запуганная, беззащитная, она острой льдинкой вонзилась в мое сердце. Я смотрел на нее, и мне вмиг расхотелось шутить. Хотелось схватить ее за плечи, прижать к груди, заслонить собой от всех бед, да только разум оказался сильней.
– Прости. – Я резко разжал пальцы и отошел: мы оба нуждались в дистанции. – Неудачная шутка, да?
Ася недоверчиво смотрела на меня из-под длинных ресниц и молчала.
– А давай так: ты жди меня здесь, а я сам сгоняю до Бори.
Она покачала головой.
– Тогда идем вместе, а то вдруг опять споткнешься.
Ася хотела возразить, но я перебил ее:
– Здесь я староста, и мне решать. Иди за мной, Снегирева!
Глава 5. Трещинка на лобовом
Ася
Я сидела в холле на первом этаже и ждала отца. Последнее сообщение от него я получила еще минут пятнадцать назад, когда под пристальным взглядом Ильи суетливо прятала в дневник расписание уроков. Папа утверждал, что вот-вот подъедет, но даже по моим черепашьим меркам это самое «вот-вот» как-то слишком затянулось.
От нечего делать я разглядывала куст алоэ на подоконнике. Пластиковый горшок цвета детской неожиданности, седая пыль на пожелтевших листьях, комья пережеванной жвачки на растрескавшейся почве – наверно, ему было в разы хуже, чем мне сейчас, но он держался. Я же окончательно раскисла: отмеряла секунды до приезда отца и поганой метлой гнала от себя мысли об Илье. Правда, со счета я постоянно сбивалась, а не думать о Лучинине и вовсе становилось все труднее.
Забавный, рассеянный, шумный, он, казалось, занозой засел в моей голове, теплым лучиком коснулся сердца. Когда и успел только? Но рука чуть выше локтя до сих пор горела огнем, а перед глазами рыжим заревом то и дело воскресал его конопатый образ. Далекое, позабытое ощущение, когда улыбаться хочется просто так, когда в глазах напротив – только твое отражение, когда от одного лишь звука его голоса по телу бегут мурашки. Но кому, как не мне, было знать, к чему это все могло привести. В таких, как я, не влюбляются, с такими не дружат. Потому и пыталась оттолкнуть от себя Илью, как могла. Но Лучинин казался непробиваемым. Упрямым ослом он тащился за мной по коридору и лестнице до самого кабинета информатики. Не торопил, не шутил больше, даже вопросов никаких не задавал. Говорил о себе, хоть я и не спрашивала, о своем деде, который, как и я, предпочитал никуда не спешить, об учителях, о булочках в столовой, о погоде. Я молча слушала, делая вид, что мне все равно, а сама с жадностью внимала каждому его слову и так хотела, чтобы дорога до кабинета никогда не кончалась.
– Привет, – вдруг раздалось над головой, и уже в следующее мгновение в нос ударил сладковатый аромат дорогих духов. – Я Настя. Мы с тобой теперь вроде как одноклассницы.
Не успела я ответить, как девушка села рядом со мной на скамейку, бесцеремонно отодвинув мои вещи в сторону.
– Ты чего здесь? – спросила она, закинув ногу на ногу. – Кого-то ждешь?
Я кивнула из вежливости и, не желая продолжать разговор, достала из кармана мобильный. Открыв переписку с отцом, наспех набрала: «Ты скоро?» и, прикрепив в конце смайлик, улыбнулась. Надеялась, что Настя уловит намек и уйдет, но та явно не отличалась острым умом.
– С кем переписываешься? – Она пододвинулась чуть ближе и беспардонно принялась читать мои сообщения. – Так ты отца ждешь? – улыбнулась подозрительно широко и тут же возвратилась на место.
– А ты что здесь делаешь? – скрипя зубами от раздражения, вернула я однокласснице ее же вопрос. – Уроки давно закончились, разве нет?
– Я своего парня жду.
– Ясно. – Проверив сообщения, я снова бессмысленно уставилась на куст алоэ.
– А кто твой краш?
– Мой… кто? – Нахмурившись, я перевела взгляд на Настю.
– Краш, – повторила она громче, полагая, видимо, что я глухая.
Вот только проблема моя была иного характера: когда целыми днями сидишь в четырех стенах, а круг твоего общения ограничен родителями и учителями, сленговые словечки не задерживаются в голове, поскольку в них просто нет ни малейшей необходимости.
– Хочешь узнать, есть ли у меня парень? – Зато с логикой я была на «ты».
– Ну можно и так сказать, – улыбнулась Настя.
– Нет, – покачала я головой. – Мне не нужны отношения.
– Аллергия на любовь? – с какой-то горечью в голосе усмехнулась одноклассница.
– Называй как хочешь, – пожала я плечами и снова отвернулась: ждала, что Насте хватит такта уйти. Бесполезно.
– А как тебе вообще у нас? Понравилась школа?
Чтобы не сорваться на грубость, я прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, и уж тем более обсуждать мою личную жизнь. Но, с другой стороны, общение с Настей неплохо отвлекало меня от мыслей об Илье, а потому я все же ответила:
– Нормально.
– А со Скворцовой вы и правда подруги?
– С чего ты взяла?
– Так Рыжий же Мироновой сказал.
– Нет, мы не подруги. Виделись всего один раз, и то мельком.
– Тогда я тебе сочувствую.
– Это еще почему?
– От Вари вечно жди неприятностей.
Я ухмыльнулась: успела уже на собственной шкуре убедиться в правдивости слов Насти.
– Зря смеешься, Ася. Скворцова только с виду вся такая девочка-припевочка, а по факту та еще стерва кучерявая! Чего так смотришь? Не веришь? А ты спроси любого, как она в прошлом году Таньку Рябову довела или химичку нашу чуть без глаз не оставила! Да что далеко ходить – она только сегодня сплетни про тебя распускала!
– Сплетни?
– Ну да, ныла в раздевалке, что ее от Мити к какой-то лохушке пересадили. Говорила, что у тебя с головой не все в порядке. А еще…
– Плевать! – перебила я Настю и резко поднялась с места. Голова тут же пошла кругом, но я старалась не подавать виду. – Мне пора. Отец приехал.
– Да не загоняйся ты так по поводу Скворцовой! – Настя встала следом и, одернув короткую юбку, посмотрела на меня. – Просто от богатырей наших подальше держись, и все пучком будет.
– От каких еще богатырей? – нахмурилась я, едва справляясь с туманом в голове.
– От Ильи, Леши и Добрыни, – перечислила она с таким видом, что я ощутила себя дурой, которая не знает прописных истин.
– Добрыни? От директорского сынка, что ли?
– Ага, – кивнула Настя, подхватив со скамейки свою сумку. – На него даже не смотри: Скворцова со света сживет. С Лешим ты, я видела, уже познакомилась. Борзый пацан. Но главный у них – Лучинин. Заметила, как все его слушаются?
– Илья? Он показался мне хорошим…– Мой голос предательски дрогнул, а щеки мгновенно затянуло алым.
– Хорошим?! – повторила за мной Настя и расхохоталась на весь холл. – Этот «хороший» на таких, как ты, простушек каждый месяц с пацанами спорит! Знаешь, скольких этот рыжий гад уже испортил? Поначалу прикидывается рыцарем на белом коне – весь такой правильный, добрый, солнечный. А как своего добьется, так маска пай-мальчика и спадает. Урод конопатый, вот он кто!
– Он и на тебя спорил, да?
Настя тут же перестала смеяться. Обхватив себя за плечи, поджала губы и отвернулась.
– Да, – прошептала она едва слышно. – Я когда-то такой же наивной, как и ты, была. Сдуру купилась на его честные глаза и красивые слова. Сейчас, знаешь, как жалею, а изменить уже ничего нельзя.
– Погоди… но как ты после всего этого с ним за одной партой сидела?
– А я специально Миронову уговорила нас вместе посадить, – горделиво задрав нос, произнесла Настя. Она больше не пряталась, смотрела мне в лицо прямо, хоть у самой и слезы в глазах стояли. – Следила там, подслушивала, а потом девчонок предупреждала. А тут ты пришла…
– Я?
– Из-за тебя же нас всех перетасовали. Думаешь, почему Лучинин меня на галерку отправил, а тебя с Варькой посадил?
– И почему?
– Ты у него следующая, Ася!
– Глупости! – Я натянула шапку и схватила со скамейки рюкзак.
– Ну да… – ехидно хмыкнула Настя. – Это же не он тебя сегодня от страшного Лешего защитил! – Последнее слово она заключила в воображаемые кавычки. – Не тебе на геометрии серенады пели. Спорим, Илюха уже и номер твой раздобыл, и во всех соцсетях зафрендил?
– Меня нет в соцсетях, – неуверенно промямлила я, вспомнив, как продиктовала Илье свой телефон, чтобы он мог добавить меня в общий чат класса.
В горле запершило, а мысли окончательно запутались. Я не понимала, чему и кому верить, да и ощущала себя странно, паршиво как-то. И вроде мне должно было быть все равно, даже радостно: я же сама искала повод держаться от Ильи подальше. Тогда отчего сейчас стало так гадко на душе?
– Короче, я тебе предупредила. – Переступив с ноги на ногу, Настя заправила прядь коротких волос за ухо. – Дальше – дело твое! Но если что, помни: я на твоей стороне. Нужна будет помощь…
– Я справлюсь, – натянуто улыбнулась однокласснице и, развернувшись на пятках, хотела уже уйти, но тут увидела возле раздевалки Лучинина, болтающего с кем-то по телефону, и замерла.
Получив верхнюю одежду, он направился в нашу сторону. Рукава его толстовки были закатаны, на конопатом лице сияла беззаботная улыбка, а невидимый собеседник, казалось, пока перетягивал на себя львиную долю его внимания. Мне стоило поторопиться, чтобы проскользнуть к выходу незамеченной, но «я» и «скорость» понятия несовместимые.
– Хочешь, я его отвлеку? – раздался за спиной тихий голос Насти.
– Да, – продолжая следить за Ильей, уверенно кивнула я.
– Иди к своему папочке, Снегирева. – Ухмыльнувшись, Настя в два счета обошла меня и походкой «от бедра» направилась к Илье.
Я же, подняв повыше воротник пуховика, поплелась прочь из треклятой школы.
Метель… Она выла за окном раненым зверем, скулила у порога, буянила во дворе. Отодвинув занавеску, я вглядывалась в темноту бесконечного неба, но ни света фонарей, ни мерцания звезд так и не смогла отыскать, впрочем, как и отец – интернет.
– Я сдаюсь, Аська. – Папа обессиленно рухнул на диван, – сегодня мы без вайфая.
Последние два часа он только и делал, что пытался дозвониться до интернет-провайдера и перезагружал роутер, но все было тщетно. В неравной схватке стихии с техникой победу одержала непогода.
– Переживем! – Улыбнувшись, я отошла от окна. – Спать пораньше ляжем.
– Или почитаем. – В гостиную заглянула мама. – А вообще, пойдемте ужинать, пока борщ окончательно не остыл.
Отец кивнул, но я видела, что он не успокоился. Всегда быть на связи – его многолетний пунктик, который в последние месяцы разросся до параноидального помешательства.
Сняв передник, мама подошла к спинке дивана и ласково пробежалась кончиками пальцев по папиным волосам. Она, как и я, ощущала исходившее от отца напряжение.
– Все хорошо, Лень, – нежно прошептала она, оставив легкий поцелуй на его макушке. – Это всего лишь интернет.
– «Всего лишь», – на мгновение прикрыв глаза, повторил папа, а потом взорвался: – Проклятое Речное! Знал бы…
– Тс-с!
Мама обхватила его за плечи, но прежде чем что-либо ответить, обратилась ко мне:
– Асюнь, порежь пока хлеба к супу, ладно?
– Без проблем. – Кивнув, я отправилась на кухню, но только вышла в коридор, вспомнила, что забыла на кресле кофту. И Бог бы с ней, но в столовой сквозило, а простыть сейчас было совсем некстати.
Чертыхнувшись, я решила вернуться. Чтобы ненароком не помешать родителям, специально принялась шаркать тапками по ламинату, но меня явно не слышали. Зато с каждым шагом все отчетливее звучали слова мамы:
– Не кипятись, Лень! Уверена, скоро все заработает.
– Угу, – пробурчал отец.
Я не удержалась, заглянула в дверную щель.
– Ну же, милый. – Обняв папу покрепче, мама щекой прильнула к его голове. – Подумай об Аське: ей совершенно ни к чему видеть тебя таким.
– Да я о ней и думаю, Оль, – выдохнул отец. – Интернет меня мало беспокоит. Связи нет, понимаешь? Никакой. Совершенно. Случись что, никто не поможет.
– А что должно случиться?
Отец не ответил, лишь покачал головой. Этого было достаточно, чтобы и я, и мама поняли, о чем, а точнее, о ком он подумал.
– Ася в норме, – проворковала мама, подтвердив мои догадки.
Как и всегда, в нашем доме все упиралось в меня. Непутевая, невезучая, рожденная под несчастливой звездой, я вечно создавала проблемы. Да что там – я была главной из них! Порой я задумывалась: а как сложилась бы наша жизнь, будь я нормальной? Превратилась бы мама, как сейчас, в домохозяйку или исполнила свою мечту и стала первоклассным юристом? А отец? Поседел бы он так к своим сорока с небольшим?
– Все будет хорошо, слышишь? – Голос мамы, родной и мягкий, отозвался слезами в уголках моих глаз. И пусть адресованы ее слова были отцу, я отчаянно хотела в них верить.
– А что, если Ушаков позвонит?
Я тихо усмехнулась. Своей наивной надеждой вернуть меня к обычной жизни папа не переставал удивлять.
– Ты же знаешь, что нет. – Мама все так же ласково спустила отца с небес на землю.
– Вдруг именно сегодня, а мы не ответим?
– Лень, ты же помнишь, что нам сказали: очередь длинная, а мы в самом ее хвосте. Нам не позвонят. По крайней мере, сегодня точно.
– Да знаю я, Оль, – с грустинкой в голосе прокряхтел отец. – Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц. Просто, как последний дурак, я все надеюсь на чудо.
– На чудо? – переспросила мама. – А разве то, что Аська в школу пошла, не чудо?
