Алиса Керн
Дорога длиною в 300 лет
Сердце её замерло, как испуганная птица, а затем забилось с такой силой, что казалось, готово вырваться из груди. Это был он – Бертольд. Его фигура, словно вырезанная из ночи, двигалась, становясь всё более отчётливой в бледном свете луны. Сомнений не оставалось – это действительно был он, её возлюбленный, пришедший сквозь сумрак и тайну.
Не думая ни о чем, движимая лишь порывом сердца, Элеонора бросилась к двери. Она знала, что рискует всем, но желание увидеть Бертольда хотя бы издали было непреодолимым. Осторожно открыв дверь, она выскользнула из комнаты и по темным коридорам замка побежала к потайной двери, ведущей в сад.
Сердце колотилось в груди, дыхание перехватывало от волнения и страха. Каждый шорох, каждый скрип дверных петель, казался ей угрозой разоблачения. Но любовь давала ей силы и отвагу. Добравшись до потайной двери, она осторожно открыла ее и выскользнула в прохладную ночную тьму замкового парка.
Бертольд ждал ее в условленном месте – в тени старой ротонды, где когда-то звучали их первые признания в любви. Увидев Элеонору, он бросился к ней навстречу. Встреча была похожа на сон. Объятия были крепкими и жадными, поцелуи – долгими и страстными. Будто компенсируя, годы разлуки исчезли в одно мгновение, и они снова оказались в том счастливом времени, когда мир существовал только для двоих.
Они долго гуляли по укромным уголкам ночного парка, забыв обо всем на свете. Вспоминали прошлое, мечтали о будущем, строили робкие планы на побег и совместную жизнь вдали от родительской воли. Любовь снова окрыляла их, даря надежду на счастье.
Но тайное редко остается тайным надолго. В замке, полном слуг , все становится известным рано или поздно. Кто-то из прислуги, возможно движимый завистью или желанием выслужиться перед герцогом, заметил тайные вылазки герцогини и поведал об этом отцу Элеоноры.
Герцог Максимилиан, уже давно подозревавший об увлечении дочери, пришел в ярость. Он приказал усилить охрану замка и следить за каждым шагом дочери. А рано утром, когда Элеонора еще спала сладким сном после ночного свидания, он ворвался в ее комнату.
Грубый окрик отца вырвал Элеонору из объятий сна. Открыв глаза, она увидела перед собой разгневанного герцога и поняла – ему всё известно и расплата не заставит себя долго ждать.
Разоблачение тайной встречи стало точкой невозврата. После гневного визита отца Элеонора окончательно превратилась в узницу замка, узницу в родном доме. Теперь уже не только комната, но и весь замок стал для нее тюрьмой. Охрана была усилена многократно, слуги получили строжайший приказ следить за каждым ее шагом, окна закрыли ставнями наглухо. Любая надежда на свободу и встречу с Бертольдом, казалось, исчезла окончательно.
Но это было еще не все. В своем гневе Максимилиан решил не просто наказать дочь, но и окончательно лишить ее возможности самой распоряжаться своей судьбой. Он уже давно вел дела с престарелым польским князем, вдовцом, он несколько раз сватался к Элеоноре, но согласия не получал, сейчас же Максимилиан решил выдать дочь за польского князя. Даже дети которого были значительно старше Элеоноры. И теперь, не раздумывая, он объявил о помолвке дочери.
Элеонора должна была стать женой этого человека, которого она никогда не видела, и чья жизнь была далека от ее собственных мечтаний и желаний. Кроме того, тот брак должен был стать еще одним звеном в цепи политических интриг и союзов, в которой Элеонора была лишь пешкой.
Но любовь – сила мощная и непобедимая. В сердце Элеоноры она не только не угасла, но вспыхнула с новой силой, подпитываемая отчаянием и безнадежностью ситуации. Она понимала, что если не предпринять решительных действий, то ее судьба будет решена без ее участия, и перспектива такого будущего пугала ее больше тюремных стен.
В это же время Бертольд, узнав о заключении Элеоноры и о решении Максимилиана, понял, что времени на раздумья больше нет. Он должен действовать немедленно, если хочет спасти любимую и свою любовь. Риск был велик, но он готов был рисковать всем ради Элеоноры.
План побега созрел в его голове мгновенно, как вспышка молнии в темную ночь. Он понимал, что проникнуть в хорошо охраняемый замок и вывести оттуда герцогиню – задача почти невыполнимая. Но отступать он не собирался. Единственным шансом на успех был подкуп охраны.
Бертольд начал действовать осторожно и расчетливо. Через своих давних знакомых в замке он выяснил имена охранников, не отличавшихся неподкупной честностью и верностью герцогу. Далее дело техники и щедрого вознаграждения золотом. Встречи проходили в темных уголках города, шепот заговорщиков звучал тихо и напряженно, драгоценности и деньги переходили из рук в руки в знак согласия. Охранники согласились помочь Бертольду в организации побега, соблазненные богатством и уверенные в безнаказанности.
Но Бертольд понимал, что побег – это лишь полдела. Чтобы их союз был нерушим перед лицом людским и Божьим, необходимо было совершить обряд венчания. Тайное венчание в замке, полном врагов, казалось чем-то из области невозможного, но Бертольд был решителен.
Бертольд, с тяжелым сердцем и решимостью в глазах, отправился к своему духовному наставнику, отцу Франциску. Он знал, что его план рискован и может вызвать осуждение, но любовь к Элеоноре и отчаяние толкали его на этот шаг.
Отец Франциск, старый и мудрый священник, встретил Бертольда в своей скромной келье. Его добрые глаза, казалось, видели насквозь, и Бертольд почувствовал, как тяжесть его тайны начинает давить еще сильнее.
В полумраке кельи, где мерцал тусклый свет свечи, Бертольд, словно изваяние скорби, стоял перед отцом Франциском. Его голос, обычно твердый и уверенный, сейчас дрожал, как осенний лист на ветру.
– Отче, – прошептал он, – я пришел к вам за советом, за помощью…
Мое сердце принадлежит Элеоноре, дочери герцога Максимилиана, и она отвечает мне взаимностью. Но её отец, словно безжалостный тиран, хочет отдать её в жены старику, польскому князю, против её воли.
Отец Франциск слушал, не перебивая, его взгляд, проницательный и мудрый, словно проникал в самую душу Бертольда. Он знал герцога Максимилиана, его суровый нрав и неутолимую жажду власти и богатства, которые затмевали любые человеческие чувства.
– Я не могу позволить, чтобы Элеонора стала жертвой этого брака, – продолжал Бертольд, его голос звучал с отчаянием. – Я хочу помочь ей бежать, вырвать её из этих цепей, но мне нужна ваша помощь, отче.
Он поведал отцу Франциску о своем дерзком плане: организовать побег Элеоноры из неприступных стен замка и тайно обвенчаться с ней, связав их судьбы перед лицом Бога. Он знал, что этот план противоречит церковным законам, что это дерзкий вызов обществу, но в его сердце горел огонь любви, способный растопить любые преграды.
Отец Франциск молчал, погруженный в глубокие раздумья. Его лицо, изборожденное морщинами прожитых лет, отражало внутреннюю борьбу. Он видел искреннюю любовь и отчаяние, терзающие Бертольда, но также понимал, что этот дерзкий план, словно брошенный камень, может вызвать бурю, способную разрушить всё на своем пути.
"Бертольд, я понимаю глубину твоей любви к Элеоноре," – наконец, после долгой паузы, нарушил тишину отец Франциск. Его голос, тихий и спокойный, словно эхо, разносился по полумраку кельи. – "Но то, что ты предлагаешь, – это путь, усеянный шипами. Если герцог узнает о вашем дерзком побеге, его гнев будет подобен буре, способной разрушить всё на своем пути. И брак без родительского благословения, словно корабль без руля, обречен на скитания в бурных водах жизни."
"Отче, я готов пройти через любые испытания ради Элеоноры," – ответил Бертольд, его голос звучал с непоколебимой решимостью. – "Я знаю, что это нарушает законы, как людские, так и божественные, но я не вижу другого выхода. Я молю вас, отче, помогите нам. Я прошу вас о тайном обряде венчания, чтобы связать наши судьбы перед лицом Всевышнего."
В его глазах, горящих огнем любви и отчаяния, отец Франциск увидел не только страсть, но и глубокую веру в то, что их союз – это воля судьбы. Он понимал, что от его решения зависит не только их счастье, но и их жизни.
Отец Франциск посмотрел на Бертольда с состраданием. Он видел его решимость и любовь, которые были сильнее страха.
"Я помогу вам, Бертольд," – сказал он. "Но помните, что ваш путь будет полон испытаний. Молитесь, чтобы Бог простил вас за ваши грехи, и чтобы ваша любовь принесла вам счастье."
Бертольд почувствовал, как камень упал с его сердца. Он поблагодарил отца Франциска и пообещал, что никогда не забудет его доброту и поддержку.
Словно тень Бертольд проник в замок, с помощью подкупленных стражников. Тёмные коридоры, как лабиринты, вели его к заветной цели, а каждый шорох заставлял затаить дыхание. Элеонора ждала его в условленном месте.
Они встретились, их взгляды, полные любви и решимости, слились в единое целое. Бертольд взял её руку, и они двинулись к тайному выходу, указанному им подкупленными охранниками.
Ночь, как верный союзник, укрывала их своим тёмным плащом. Лунный свет, пробиваясь сквозь узкие окна, рисовал на стенах причудливые тени, создавая иллюзию танцующих призраков. Они скользили по коридорам, как тени, стараясь не издать ни звука.
Сердце Элеоноры билось в унисон с тихим стуком её каблучков по каменному полу, а дыхание Бертольда, словно горячий ветер, обжигало её щеку. Каждый поворот, каждая дверь, словно испытание, приближали их к свободе.
Наконец они достигли тайного выхода, скрытого за старым гобеленом. Бертольд откинул тяжелую ткань, и перед ними открылась узкая дверь, ведущая в подземный ход. Холодный воздух, словно дыхание смерти, коснулся их лиц, они спустились в темноту, крепко держась за руки.
Подземный ход, словно чрево земли, вел их к свободе. Каждый шаг, словно преодоление пропасти, приближал их к новой жизни.
***
В полумраке, освещенном лишь мерцающими огоньками свечей, их ждал отец Франциск. Движимый состраданием и верой в силу истинной любви, он согласился провести этот рискованный обряд. Венчание, словно тайный заговор, прошло быстро и тихо. Клятвы верности, звучавшие в шепоте, были тверды, как камень, а обручальные кольца, блеснувшие в слабом свете, связали их судьбы навеки. В этот миг, наполненный риском и надеждой, любовь Элеоноры и Бертольда обрела нерушимую силу священного таинства.
Не теряя ни минуты, они, словно беглецы, спасающиеся от преследования, покинули замок, оставив позади стены, ставшие свидетелями их любви и тайного союза.
Элеонора с Бертольдом выскользнули в ночную тьму. Дождь или туман укрывали их от возможной погони, ветер нес шорох их торопливых шагов. Сердце колотилось от страха и надежды, но они бежали вперед, туда, где маячил призрачный свет свободы.
И тут в плане побега возникла новая идея, словно луч солнца в темном царстве отчаяния. Вспомнив о переговорах отца Бертольда с русскими купцами и своих недавних поездках в Москву, Бертольд предложил Элеоноре дерзкий план – бежать в Россию. Он знал о благосклонности Петра Великого к немцам, о возможности найти приют и покровительство в далекой и загадочной русской земле.
Элеонора, не колеблясь ни минуты, согласилась. Россия казалась им далеким и неизведанным краем, но именно там, вдали от родительской воли и родовых предрассудков, они надеялись обрести свое счастье и свою русскую зарю любви.
Глава 2. Русская заря: Немецкая слобода и новая жизнь
На недолгое время беглецы нашли приют в уютном доме крёстной матери Бертольда, словно в тихой гавани после бури. Родители Бертольда, чьи сердца были полны тревоги за судьбу детей, помогли им бежать из Баварии, снабдив всем необходимым для долгого пути. Бертольд взял с собой верных коней, подаренных ему на двадцатилетие, и мешочек с золотыми монетами, словно надежду на будущее. Мать же, с дрожью в руках, передала Элеоноре фамильные драгоценности, как оберег от всех напастей и невзгод.
В скором времени Элеонора и Бертольд покинули пределы баварских земель, устремившись к далёкой и загадочной России. Их путь лежал через бескрайние леса и цветущие поля, через шумные города и тихие деревни, навстречу неизведанному будущему, где они надеялись обрести не только свободу, но и окунуться в интересную, полную приключений жизнь.
Как странники, ведомые путеводной звездой, они мчались сквозь ночь, их сердца наполнялись надеждой и предвкушением новой жизни. Каждый миг, словно драгоценный камень, приближал их к цели, к той земле, где они могли бы построить свой собственный мир, свободный от прошлого.
В скором времени Элеонора и Бертольд покинули пределы баварских земель, устремившись к далёкой и загадочной России. Их путь лежал через бескрайние леса и цветущие поля, через шумные города и тихие деревни, навстречу неизведанному будущему, где они надеялись обрести не только свободу, но и окунуться в интересную, полную приключений жизнь.
Как странники, ведомые путеводной звездой, они мчались сквозь ночь, их сердца наполнялись надеждой и предвкушением новой жизни. Каждый миг, словно драгоценный камень, приближал их к цели, к той земле, где они могли бы построить свой собственный мир, свободный от прошлого.
Вскоре после венчания и побега, в начале лета 1723 года, они направились в Москву – сердце огромной Российской империи, город контрастов и перемен, где древность соседствовала с новизной, а традиционный уклад жизни стремительно менялся под напором реформ Петра Великого.
Воображение рисовало новый мир, полный тайн и загадок.
***
Дорога в Россию, как злая колдунья, испытывала их терпение. Грязь и бездорожье поглотили когда-то проложенные пути, превратив их в непроходимое болото. Колеса кареты то и дело проваливались в глубокие колеи, вырытые другими повозками, и щедро осыпали грязью бока экипажа. Серые, низкие облака, словно тяжёлые свинцовые плиты, нависли над землей, не оставляя ни единого просвета для солнца. Ветер, ледяной и пронизывающий, как кнут, хлестал их лица, неся с собой мелкий, колкий дождь, превращая дорогу в липкую, скользкую жижу.
Деревни, мимо которых они проезжали, подобно призракам, выплывали из тумана. Избы, покрытые почерневшими от времени соломенными крышами, стояли покосившись, словно усталые путники, готовые рухнуть в любую минуту. Заборы, сплетенные из грубых жердей, торчали в разные стороны, как обломанные зубы, обнажая безрадостную картину крестьянского быта. Лица людей, встречавшихся на пути, были суровыми и неприветливыми, будто высеченными из камня, хранящими в себе отпечаток тяжелого труда и беспросветной бедности. Их одежда, грубая и заплатанная, словно лохмотья, говорила о нужде и лишениях.
Путешествие по России стало настоящим испытанием для путников, открыв контраст между привычной, устроенной Баварией, с мощёнными улочками и суровой реальностью незнакомой страны. Оставив позади ухоженные поля и живописные деревни Баварии и Речи Посполитой, словно сошедшие с картин, они столкнулась с бездорожьем и грязью, превратившими дороги в непроходимую трясину.
Бавария, с её развитой инфраструктурой, уже казалась далёким и прекрасным воспоминанием. В России же, словно в другом мире, простирались бескрайние просторы, усеянные покосившимися избами и мрачными деревнями.
Однажды, когда карета с грохотом провалилась в очередную глубокую колею, раздался резкий треск, словно выстрел. Ось сломалась, и экипаж накренился на один бок, словно раненый зверь. Бертольд и Элеонора, словно путники, потерявшие ориентир, вылезли из кареты, чтобы осмотреть повреждения.
"Что же нам делать?" – в отчаянии воскликнула Элеонора, глядя на сломанную ось, словно на символ их безысходности.
Бертольд попытался успокоить ее, но сам был встревожен. Они находились вдали от крупных селений, в чужой стране, где язык был им незнаком, и было неясно, где и как искать мастера, способного починить карету. Их положение казалось безнадежным.
К счастью, вскоре на дороге показалась телега, запряженная парой лошадей. Бертольд остановил купца и попытался объяснить ему свою беду. Тот, осмотрев поломку, покачал головой и сказал, а скорее показал на пальцах, направление в деревню, где живет кузнец.
До деревни добрались только к вечеру. Кузнец, старый и угрюмый, согласился починить ось, но предупредил, что это займет несколько часов или несколько дней. Пока он работал, Бертольд и Элеонора расположились в грязной избе, где им предложили скромный крестьянский ужин.
Три дня спустя, когда карета, словно исцелённый зверь, вновь обрела способность двигаться, Бертольд протянул кузнецу оговоренную сумму. Но в глазах кузнеца вспыхнул жадный блеск. Он указал на породистых коней, словно на сокровище, и предложил расплатиться ими, обещая взамен своих старых кляч, чьи копыта, казалось, помнили ещё времена Ивана Грозного.
Бертольд, понимая, что на этих измождённых животных они далеко не уедут, предложил кузнецу в качестве платы одну из фамильных реликвий, подаренных матерью. Драгоценный камень, словно звезда, мерцал в его ладони, отражая отблески костра. Кузнец, очарованный красотой камня, с жадностью схватил его. Путники смогли продолжить своё путешествие
Путь был долгим и трудным, и каждое новое испытание казалось тяжелее предыдущего.
Последняя ночевка перед Москвой выдалась тревожной. Постоялый двор, приютивший уставших путников, знавал свои лучшие времена. Скрипучие половицы, тусклый свет сальных свечей, хмурые лица посетителей – все навевало мысли о том, что тут нужно быть начеку.
Элеонора, измотанная дорогой, уснула быстро, едва коснувшись подушки. Бертольд же, чуткий и настороженный, никак не мог сомкнуть глаз. Неясная тревога грызла его душу, как мышь, прогрызающая дыру в мешке с зерном. Что-то не давало ему покоя.
Не в силах больше оставаться в душной комнате, Бертольд тихонько поднялся с кровати и вышел во двор. Ночь была темной, безлунной. Лишь яркие звезды мерцали в черном небе, словно бриллианты, рассыпанные на бархате. Тишина, нарушаемая лишь храпом спящих лошадей, казалась зловещей.
Тишина двора звенела от каждого шороха. Бертольд медленно шёл вдоль стены дома, словно тень, сливаясь с полумраком. Вдруг, в дальнем углу двора, где тени сплетались в густой клубок, он заметил движение и услышал тихое ржание коня.
Чья-то тень, скользнув из темноты, словно призрак, вела его породистого коня к воротам. В лунном свете, пробивающемся сквозь облака, он увидел, как незнакомец, пытается увести его скакуна.
Сердце Бертольда бешено заколотилось. Не раздумывая, он бросился к вору. Тот, заслышав шаги, обернулся и, увидев стремительно приближавшуюся фигуру, попытался бежать.
Но Бертольд был быстрее. Он настиг вора и схватил его за руку. Тот, отчаянно сопротивляясь, выхватил нож. Завязалась короткая, но ожесточенная схватка. Бертольд, несмотря на усталость, сумел обезоружить вора и повалить его на землю.
В это время на шум выбежали хозяин постоялого двора и несколько постояльцев. Они связали вора и увели его в конюшню. Бертольд, тяжело дыша, вернулся к своему коню. Он погладил его по шее. Это был его верный друг, подарок отца и которого отец порекомендовал взять в дорогу.
Утром, когда они собрались в путь, хозяин постоялого двора, довольно сносно изъяснявшийся на немецком языке, извинился перед Бертольдом за случившееся. Он сказал, что вор был местным бродягой, который давно промышлял кражами.
Бертольд, понимая, что они чудом избежали крупных проблем, поблагодарил хозяина и пообещал, что расскажет о его гостеприимстве всем, кого встретит на своем пути.
Путь в Москву продолжался, дорога к свободе не бывает лёгкой.
И вот наконец они прибыли в Москву.
***
Въехав в Москву, Бертольд и Элеонора столкнулись с суетой, невиданной ни в одном европейском городе. Грохот телег, запряженных ломовыми лошадьми, смешивался с криками торговцев, предлагавших свой товар. Повсюду сновали люди: бояре в богато расшитых ферязях, купцы в длинных кафтанах, крестьяне в лаптях и онучах. Золотые купола церквей, как маяки, возвышались над пестрой толпой, а запах ладана и дыма от костров проникал в самую душу. Дома, тесно прижавшись друг к другу, образовывали узкие, кривые переулки, где легко было заблудиться. На площадях разворачивались шумные торги, а на улицах выступали скоморохи и бродячие музыканты, развлекая публику своими представлениями. Бертольд и Элеонора, привыкшие к тихим и размеренным европейским городам, чувствовали себя словно в водовороте, где каждый звук, каждый взгляд, каждая деталь были наполнены энергией и жизнью.
Первым пристанищем для беглецов стала Немецкая слобода, расположенная на берегу реки Яузы, особый район Москвы, где селились иноземные специалисты, приглашенные на службу русским царем. Это был своеобразный "город в городе", живущий по своим правилам и обычаям, где немецкий язык звучал наравне с русским, а архитектура и быт напоминали скорее европейские, чем московские реалии. В Немецкой слободе кипела жизнь, звучала музыка, открывались лавки и мастерские, создавая атмосферу удивительного смешения культур и наций. Здесь жили не только немцы, но и голландцы, англичане, французы, итальянцы – мастера и ремесленники со всей Европы, приехавшие в Россию в поисках удачи и признания. Эпоха преобразований Петра Первого действительно привнесла в размеренный ритм московской жизни немало новшеств, и обилие иностранцев, работающих в разных сферах – от архитектуры до военного дела – было одним из самых заметных и неожиданных изменений.
Сняв скромный дом на окраине слободы, они попытались создать подобие домашнего очага, словно разжечь костёр в холодную ночь. Но как же тосковала Элеонора по привычному уюту, по изящной мебели, словно по тонкому кружеву, по фарфоровой посуде, по ароматным духам.
Она скучала по своей комнате, залитой солнечным светом, по саду, где она проводила часы, погружаясь в книги и мечтая о будущем. Её сердце разрывала тоска по матушке, по её ласковым рукам и мудрым советам.
Для Элеоноры, привыкшей к роскоши и утонченности баварского двора, жизнь в Немецкой слободе казалась серой и унылой , иногда даже пугающей, однако не лишенной какого-то своего особого очарования. Узкие улицы, мощённые булыжником, небольшие домики с черепичными крышами, церкви в стиле барокко и многоголосый гомон разных языков создавали атмосферу уютного европейского городка в самом сердце Московской Руси. Немецкая слобода сильно контрастировала как в архитектуре, так и в укладе жизни с Москвой и окрестностями.
Главное же – здесь их никто не знал, не осуждал их отношений и не следил за каждым шагом, здесь они были вместе и свободны. Здесь они могли начать жизнь с чистого листа, не оглядываясь на прошлое и не опасаясь родительского гнева. И, конечно же, немаловажным фактором было то, что немецкий язык, родной для Бертольда и Элеонор, был здесь основным языком общения, избавляя их от необходимости сразу же погружаться в изучение русского языка.
Вопреки опасениям, обустройство быта на новом месте прошло на удивление гладко. Диплом Венского университета и обширные знания Бертольда оказались весьма востребованными в Москве, где хорошие врачи, особенно иностранного происхождения, ценились на вес золота.
Вскоре после прибытия он организовал практику, получив разрешение от Аптекарского приказа, который, как известно, по указу Петра I благоволил иностранным лекарям, особенно имеющим европейское образование. Бертольд начал принимать пациентов, среди которых были не только иностранцы, проживавшие в Немецкой слободе, но и русские жители Москвы, привлеченные его европейским образованием и свежим взглядом на медицину.
Он быстро завоевал репутацию сведущего лекаря, чьи методы лечения, основанные на последних достижениях европейской науки, словно глоток свежего воздуха, отличались от традиционных русских практик. Его кабинет, словно маяк, привлекал страждущих, ищущих исцеления и надежду.
Жизнь текла медленно и размеренно, быт постепенно налаживался, но тоска по родным не отступала.
Каждый вечер, перед сном, Элеонора погружалась в воспоминания, словно в теплые объятия. Лицо матери, нежное и лучистое, возникало в ее памяти, озаряя темноту комнаты. Она слышала ее ласковый голос, тихий и мелодичный, словно колыбельная песня.
Вот мать склоняется над ней, поправляя одеяло, а вот они вместе сидят у камина, и мать читает ей сказки. Элеонора вспоминала ее руки, мягкие и заботливые, которые гладили ее по волосам, успокаивая перед сном.
Затем в памяти всплывал образ няни, доброй и неуклюжей, с морщинистым лицом и смеющимися глазами. Она вспоминала ее сказки, полные волшебства и приключений, которые няня рассказывала ей долгими зимними вечерами. Голос няни, хрипловатый и теплый, звучал в ее ушах, словно эхо далекого детства.
А вот и кузина, ее лучшая подруга, с которой они делились всеми секретами. Они вместе играли в саду, плели венки из цветов, смеялись и шептались, рассказывая друг другу о своих мечтах и надеждах. Элеонора вспоминала их совместные прогулки по лесу, их тайные убежища, конные прогулки, их общие радости и печали.
Эти воспоминания были для Элеоноры как нити, связывающие ее с прошлым, с домом, с той жизнью, которую она оставила. Они согревали ее душу, давали ей силы и надежду, напоминая о семье, в сердце теплилась надежда, что у нее есть те, кто ее любит и ждет. А в глубине души жила надежда на возвращение в родные стены, что отец поймет ее и простит.
Вдали от родных стен, в чужой и незнакомой стране, эти воспоминания были для Элеоноры маяком, указывающий ей путь к дому.
Все эти воспоминания из детства: летние прогулки по цветущим лугам, зимние вечера у камина, рождественские ярмарки с их яркими огнями и ароматами пряников. Она вспоминала, как мама учила ее играть на клавесине, как они вместе пели песни, как она впервые влюбилась.
Элеонора часто писала письма домой, но не отправляла их, боясь услышать слова осуждения. Свеж был в памяти тот день, когда она стала пленницей в собственном доме.
Но наконец, она решилась отправить письмо, полное раскаяния и надежды на прощение. Письмо в котором она писала, как она скучает, как ей не хватает самых родных людей. Писала как они устроились на новом месте, как ей трудно.
Четыре месяца спустя она получила ответ. Письмо от Максимилиана, оно было коротким и жестоким: «An Meine ungehorsame Tochter, Eleonora,
Du hast Dich gegen meinen Willen gestellt und ohne meinen Segen einen Bund mit einem verarmten Geschlecht geschlossen. Dadurch hast Du den Namen unseres Hauses missachtet und Deinen Titel als Herzogin gegen den einer Baronin getauscht. Du bist hiermit aus der Ahnentafel derer von W. gestrichen und aus meinem Herzen verbannt. Kehre niemals zurück. Dein Name soll in unserem Hause nie wieder genannt werden.
Maximilian, Herzog von Wittelsbach»
Перевод письма: «Моей непокорной дочери, Элеоноре.
Ты пошла против моей воли и без моего благословения заключила союз с обедневшим родом. Тем самым ты пренебрегла именем нашего дома и мнением семьи, ты сменила свой титул герцогини на титул баронессы. Посему ты вычеркнута из родословной рода фон В. и изгнана из моего сердца. Никогда не возвращайся. Твое имя никогда больше не будет произнесено в нашем доме.
Максимилиан, герцог фон Виттельсбах.»
Элеонора развернула письмо дрожащими руками и начала читать, слова наносили удар словно ледяной клинок. Каждая буква, выведенная твердой рукой отца, врезалась в ее сердце, оставляя глубокие, кровоточащие раны. Она читала строки, и слезы застилали ей глаза, превращая слова в расплывчатые пятна.
"Ты пошла против моей воли…" – эти слова звучали в ее ушах, словно похоронный звон. Она чувствовала, как рушится мир, который она знала, как обрываются нити, связывающие ее с прошлым. "Вычеркнута из семейной летописи… из моего сердца…" – каждое слово было как удар кинжала, от которого она задыхалась от боли.
Она сжала письмо в руках, пытаясь унять дрожь. Ее тело сотрясали рыдания, а душа разрывалась на части. Элеонора чувствовала себя маленькой и беззащитной, брошенной на произвол судьбы. Строгий отец, который в детстве всегда был для нее опорой и защитой, теперь отвернулся от нее, словно от прокаженной.
В воспоминаниях всплывали, теплые вечера в кругу семьи, ласковые слова матери, строгие, но справедливые наставления отца. Все это теперь казалось далеким и недостижимым, словно сон, который никогда не повторится.
"Твое имя больше никогда не будет произнесено в нашем доме…" – эти слова звучали как приговор, лишающий ее имени, прошлого, будущего. Она чувствовала себя тенью, призраком, лишенным права на существование.
Она долго плакала, уткнувшись лицом в подушку, пытаясь заглушить боль, разрывающую ее сердце. Она чувствовала себя одинокой и брошенной, как потерявшийся кораблик в бушующем океане.
Но даже в самые темные моменты отчаяния чувства к Бертольду, давали силы. Его любовь и поддержка были для нее словно спасательный круг, удерживающий ее на поверхности бушующего моря. Это ведь так важно знать, что он рядом, что он всегда поддержит, и это давало ей силы жить дальше.
Вечером, когда Бертольд пришёл со службы и увидел опухшее от слёз лицо любимой, он забеспокоился все ли в порядке со здоровьем у его неунывающей жены.
Элеонора подошла к Бертольду, ее лицо было бледным, а глаза полны слез. Она протянула ему письмо, не говоря ни слова. Бертольд взял письмо и, увидев готический шрифт и печать герцога Максимилиана, понял, что это послание из дома.
Он развернул письмо и начал читать. С каждой строчкой его лицо становилось все мрачнее. Он прочитал письмо до конца, затем поднял глаза на Элеонору.
"Это… это невероятно!" – проговорил он, его голос был полон гнева. "Как он мог так поступить с тобой, с его родной дочерью? Как можно вычеркнуть своё дитя из своей жизни?"
Элеонора молча кивнула, слезы снова покатились по ее щекам. Бертольд обнял ее, пытаясь успокоить.
"Он не понимает, что теряет," – сказал он, его голос был твердым. "Он не понимает, какую замечательную дочь он потерял. Ты – самая сильная, смелая и благородная женщина, которую я знаю. И я горжусь тем, что ты моя жена."
Они долго сидели в тишине, обнявшись, пытаясь справиться с болью и обидой. Затем Бертольд сказал:
"Он может вычеркнуть твое имя из семейных хроник, но он не может зачеркнуть твою жизнь. Мы сохраним твою фамилию, Элеонора. Все наши дочери и все наши потомки женского пола, будут носить имя Виттельсбах фон Байерн. Это будет наш ответ ему, наш символ любви и непокорности."
Элеонора посмотрела на него с благодарностью. Рядом с ним у нее возникало чувство защищенности, это дарило успокоение.