Покрывало срывается, и я вижу незнакомого воина. Радужка глаз коротко вспыхивает серебром. Ещё один двуликий?
– А это ещё кто? – он сводит брови.
Я сглатываю и поднимаю голову. Мужики, которым Яшви наверняка сказала обо мне, растерянно моргают. Я понимаю, каково им. Если признаются, что согласились вывезти меня, их, скорее всего, казнят. Двуликие безжалостны. А уж двуликие из Дома, в названии которого присутствует «кровь» – подавно.
Им незачем меня спасать. По сути своей у меня в этом замке не больше прав, чем у них, хоть я и живу в комнатах. Даже работу по дому мне поручали, но не такую сложную – следить за порядком в документах и библиотеке. Дядя боялся доверять подобное прислуге.
Я им никто. Продадут меня или нет, их жизнь не поменяется. Пауза затягивается, я чувствую в ледяном ветре настроение нашедшего меня двуликого. Он раздражён, а теперь злится. Я пропала. Мы все. Как бы ни кинулся…
– Так это… дочка моя, – неожиданно выдаёт один из мужчин.
– И зачем ты взял её в лес, если едешь за дровами? – воин опускает подбородок.
Мы ходим по грани. Я в ужасе смотрю на своего неожиданного защитника и боюсь сделать вдох. Меня пугает присутствие двуликого.
Они на всех так влияют, эмоции слишком громкие. Их вторая душа чувствует настолько ярко, что все вокруг понимают настроение. Чаще всего оно плохое.
– Так это, – чешет затылок мужик. – Пристают к ней. Защитить хочу. А то уеду, обидят. Она смирная, не мешает.
Повисает пауза. Меня бросает в такой жар с перепугу, что холод зимы уже не ощущается. Мужики тоже стоят едва живы. Уверена, их столь близкое знакомство с двуликим также не радует, но выбор сделан и назад идти уже поздно.
Гнев воина понемногу стихает, и я начинаю думать, что у нас получилось, я жива. Когда он вдруг растягивает губы в ухмылке.
– Да что ты, – двуликий показывает заострённый чуть сильнее обычного клык, затем хватает меня за предплечье и ставит на ноги так, что в глазах искры вспыхивают. – Поезжай. За ней я присмотрю, не обидят.
Мы встречаемся с ним взглядом, и я ясно понимаю, что пропала. Он знает, кто я. Отведёт меня к своему господину. А ещё понимаю, что сейчас мне даётся выбор: если начинаю сопротивляться, то показываю неуважение. А значит, и мужчины, посмевшие перечить гостю из другого Дома. Двуликий казнит их прямо здесь. Молчу, выбирая второй вариант. Позволить им уехать, остаться в стороне от моих проблем.
Мужчины переглядываются, а после медленно, будто их одежда обледенела и мешает двигаться, разворачиваются и снова садятся. Звучит команда лошади, и я боковым зрением вижу, как сани отъезжают. Двуликий самодовольно вскидывает подбородок и хмыкает:
– Идём, госпожа. Продрогла вся.
Вот я и попалась.
Госпожа. Он точно меня узнал. Должно быть, им дали что-то из моих вещей. В памяти тут же возникает Айкен вместе с воинами Сидда. Наверняка он дал им что-то.
Боги… они заранее поняли, что я сбегу? Или я слишком подозрительна, и всё это просто череда совпадений?
Двуликий приводит меня к парадному входу. Я спотыкаюсь на пороге, он не успевает этого заметить и рывком затаскивает меня в замок. Я теряю равновесие и падаю на колени, перед чьими-то сапогами. На меня тут же обрушивается ледяная волна страха, но я всё же решаюсь медленно поднять голову.
– Набегалась? – хмыкает Сидд, глядя на меня свысока. – Надеюсь, ты себе ничего не отморозила?
Я сглатываю, не находя смелости ответить.
– Где нашёл?
– Пыталась выехать из замка с лесорубами, – объясняет воин, глядя на меня.
– Убил их?
– Нет, оставил. Мы же в гостях.
– И правильно.
Кружащие вокруг меня эмоции я описала бы как злорадство и… сочувствие. Последнее явно не от Сидда.
– Иди и собирай всех. Мы покидаем эту дыру, – бросает мой покупатель.
Воин кланяется и выходит обратно на улицу, а во мне просыпается уже знакомое чувство ужаса и близкой смерти. Я не могу объяснить это иначе, но чувствую явную угрозу, от которой в уголках глаз собираются непрошеные слёзы. Я будто кролик, которого живьём бросили в клетку голодных хищников. И я прекрасно понимаю, что со мной будет.
Двуликий присаживается передо мной на колено, грубо хватает за подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза.
– Меня зовут Сидд из Дома Кровавой Луны, – снова представляется он. – И я не позволяю своим вещам валяться где попало. А ты – моя вещь. Я буду делать с тобой всё, что захочу.
Я пытаюсь отвернуться, но он не позволяет.
– Строптивая, – ухмыляется. – Это усложнит жизнь. Лучше оставь свою надежду здесь, тебе же легче. Теперь твоя роль – служить мне и рожать мне сыновей. Гляди-ка, ты и одета соответствующе. Сразу вошла в образ, – он улыбается шире. Желтоватые зубы с удлинёнными клыками придают ему безумный и жестокий вид. – Не так уж сложно, верно? Даже такие дуры, как ты, могут усвоить.
– Я обещана другому, – не представляю, как мне хватило смелости выдавить из себя звуки. – Его зовут…
Ладонь Сидд резко смещается на мою шею и надавливает, заставляя замолчать и хрипнуть.
– Ты принадлежишь мне, девка. Если произнесёшь вслух имя другого мужчины при мне, клянусь тенями Лунобога, я вырву твой язык и проглочу его. Это ясно?
Я дышу урывками, захлёбываясь от ощущения его ярости. Коротко киваю.
Сидд ещё некоторое время меня душит, после чего отпускает и, схватив за шкирку, резко ставит на ноги.
– Ты умнее, чем выглядишь, – он одаривает меня ещё одной улыбкой, от которой кровь густеет от страха. – Если будешь и дальше быстро схватывать, наказаний будет меньше. Что же касается твоего побега сегодня, – он грубо толкает меня к двери. – С ним мы разберёмся по прибытии.
Меня не было на улице минут пять, но кажется, что здесь стало на порядок холоднее. Сидд тащит меня за шкирку сквозь сугробы так, будто я ничего не вешу. То, что я кричу, никак не помогает, ему будто всё равно. А может, мой голос просто теряется в вое ветра.
Двуликий тащит меня к конюшням, куда уже начали сходиться его воины. Отряд небольшой, но и их хватит, чтобы вырезать весь замок. Под навесом стоит пять крупных лошадей. Они куда массивнее, чем в наших стойлах. Сидд затаскивает меня под навес и толкает чуть ли не под копыта этим гигантам. Кони фыркают и качают головами.
– Дорн, мы выезжаем, – рявкает кому-то Сидд. – Собираем всех. Отправь кого-то по замку, чтобы наших не осталось в этой дыре.
– Постойте, – я поднимаю голову, но тут же покорно отвожу взгляд. – Могу я собрать свои вещи? У меня там…
– Девка, ты будешь открывать рот на коленях, только чтобы сделать мне приятно, – на меня снова обрушивается ярость двуликого.
Чего он психует-то? Я ж ничего не делаю…
– Что до вещей, разве ты не взяла что нужно, когда бежала от меня?
Молчу. Его эмоции вынуждают низко опустить голову и молиться богине, чтобы уберегла от беды, а не перечить.
– То-то же. Раз тебя не беспокоило это в первый раз, значит, и сейчас горевать нечего.
Сидд отвлекается на подошедшего воина, а я сжимаю кулаки. Неправильно. Всё это неправильно! В комнате осталась шкатулка с мамиными украшениями. Я бы очень хотела забрать её. Не столько за ценности и изящества серебра, сколько из-за воспоминаний. Мне очень нравилось рассматривать их, представляя балы, на которые мама могла надевать их.
Он ошибается, говоря, что мне незачем горевать. Когда я бежала от него, у меня была надежда, что всё получится и я окажусь на свободе. Теперь я ясно понимаю, что обречена, и мне нужны эти вещи.
Проклятье…
– Что вы делаете?! – перед конюшнями появляется Айкен. – Зачем вы привели сюда мою кузину?!
Я с опаской смотрю на Сидда, в котором снова закипает ярость. Странно, но я, кажется, начинаю понимать разницу, когда двуликий злится на меня и когда на кого-то другого.
– Иди домой, щенок, – Сидд одаривает его безумной улыбкой. – Если, конечно, ты не хочешь, чтобы этот день стал тебе последним.
– Я задал вопрос, – храбрится Айкен, но голос у него явно подрагивает от страха. – Ты гость в моём доме. Прояви уважение!
Безумец. Его же убьют… у меня на глазах… прямо сейчас.
Замечаю стекающиеся к конюшне силуэты. Двуликие Сидда, понимаю по мерцающим радужкам глаз. Айкен думает, что законы гостеприимства защитят его, но, боюсь, эти гости не станут соблюдать их. Они не Валфрик и не его отец, эти настоящие дикари. Чудовища.
– О, уважение? К тебе? – смеётся Сидд. Рядом с ним появляется пара воинов. Один из них тот, кто поймал меня у ворот. – Что ж, Айкен из Дома Солнечного Снега, я скажу тебе, почему забираю её. Эта женщина – моя собственность. Я забрал её в уплату долга твоего дома моему.
– Уплату долга? – кузен вскидывает брови. – Но ведь… Давай договоримся. В середине зимы я доставлю тебе деньги. Оставь девушку.
Сидд снова смеётся.
– О, ты обязательно заплатишь и всю сумму. Девка – просто приятный бонус, чтобы нам было не скучно ждать, пока вы собираете нам деньги. Но ответь и ты мне, хозяин дома. Почему заступаешься? Я бы понял, если бы мы, как договаривались, взяли себе твою сестру, но эта, – он с насмешкой кивает на меня. – Тебе никто, или?..
Двуликий тянет носом воздух. На месте Айкена я бы давно бежала прочь, но я не на его месте. Старший сын, придёт день, и он будет править этим краем. Ему нельзя убегать. И это проблема. Очень опасная проблема.
– Ты хочешь её сам, – заключает Сидд, опуская подбородок. – Считаешь своей. Вот что, щенок. Смотри и запоминай.
Сидд наклоняется и резко ставит меня, подхватив за грудки. Одной рукой он хватает мой платок на затылке вместе с волосами, второй притягивает к себе за талию и грубо целует.
Я вздрагиваю. Память тут же откидывает в прошлое, к мягким губам Вала, которые нежно перебирал мои волосы и целовал так, будто не мог мной насытиться. От тех поцелуев кружилась голова, а тело становилось очень мягким и податливым. В венах теплилось волнение, хотелось улыбаться, не переставая, и танцевать.
Поцелуй с Сиддом оказался совсем не таким. Грубо, без каких-либо эмоций. Он не пытался сделать так, чтобы мне понравилось, хотел показать, что я – его. Не более.
Сердце стучит в висках. Двуликий не даёт мне сделать вдоха, кожу вокруг губ колет от жёсткой щетины, которую вскоре можно будет считать бородой. Я едва не падаю, когда он практически отшвыривает меня и я врезаюсь в грудь одного из его воинов.
Айкен стоит, сжав кулаки. Его лицо покраснело до ушей, кажется он готов броситься на Сидда. А они радуются. Ликуют. Им весело смотреть, какие мы беспомощные.
– Ты не вернёшь свою девку, щенок, – бросает Сидд. – Теперь она моя.
Плюнув на мёрзлую землю, он запрыгивает в седло. Воин закидывает меня ему в руки, и я оказываюсь в седле, практически на коленях у Сидда. Ударив лошадь пятками, он выпускает её из-под навеса, вынуждая стоящего на пути Айкена отпрыгнуть и повалиться в снег.
Мимо проносятся хозяйственные постройки, замковые стены, ворота с дозорными башнями и мы оказываемся на пустыре, отделяющий замок от леса. Мне ничего не остаётся, кроме как вцепиться в Сидда, чтобы не свалиться. Боялась, что он снова разозлится, но двуликий отнёсся к моим рукам на своей талии с безразличием.
За нашей спиной послышался звериный рёв и я, вздрогнув, с опаской поглядываю. Когда ветер смахнул развевающийся плащ Сидда в сторону, я различаю сквозь белую пелену снега тёмные силуэты. Не люди. И нагоняют очень быстро. Вижу, как из леса к ним присоединяются ещё несколько точек. Приглядевшись, я понимаю, что это за звери.
Нас преследует стадо кабанов. Мамочки…
Каждый ребёнок в нашем краю знает, насколько опасна и непредсказуема встреча с кабаном. Огромные сильные животные только издали кажутся безобидными, на деле же, если что-то испортит их настроение, а это может быть что угодно, вепрь будет сражаться до последнего. Печально то, что человек в схватке с ним слишком хрупкий, если, конечно, не носит доспехи.
А ещё кабины очень быстрые. Я с ужасом следила за тем, как сокращается расстояние между лошадью Сидда и ними. Кажется, зверям и глубокий снег нипочём. Когда первые из них оказываются совсем рядом и уже могут схватить лошадь за задние ноги, они почему-то не делают этого, а рассредоточиваются и бегут рядом с нами.
Это же… Их глаза мерцают. Его двуликие! Значит, Дом Кровавой Луны имеет такой облик?
Я чуть ослабляю хватку. Жаться к Сидду хочется всё меньше. Напротив, я чувствую, что мне стоило бы быть от него так далеко, как вообще возможно, но теперь уже ничего не попишешь.
Мимо проносятся роскошные запорошённые деревья, а нетронутый нашими следами снег искрится как драгоценные камни. Морозный ветер щиплет нос, пахнет пихтой и смолой.
Зимой я редко покидаю замок, и уж тем более нечасто мне выпадает шанс полюбоваться лесом. Когда хвоя напитывается снегом, ветви тяжелеют и кажется, что перед тобой не деревья, а гости зимнего бала, которые замерли и ждут, пока ты уйдёшь, чтобы продолжить свой волшебный танец.
Сидд позволяет лошади сбросить темп. Я догадываюсь, куда они держат путь, в храм Лунобога. Говорят, двуликие могут использовать их силу и искажать пространство, чтобы перемещаться, хотя, возможно, это просто сказки.
Едем без происшествий. Ни разбойники, которые, как я слышала, водятся в наших лесах, ни дикие звери не решаются связываться с Домом Кровавой Луны. Кабаны не делают привалов, а вскоре нас нагоняют оставшиеся кони, также осёдланные людьми. Меня клонит в сон и, хоть хочется держаться от Сидда подальше, я всё же проваливаюсь в дремоту под мерный шаг лошади.
К храму мы прибываем только вечером. Немногочисленные монахи, облачённые в чёрные балахоны, падают в почтительном поклоне, когда двуликие возвращают себе человеческий облик, и следуют за Сиддом внутрь храма.
Я здесь ещё не бывала. Храмы принято обходить стороной, поскольку обитель Лунобога всегда считалась дурным местом. При храмах проводят погребальные службы, отправляя души за грань жизни. Лунобог – покровитель царства мёртвых, а Солнечная богиня приглядывает за живыми. В храме нет дверей, но внутри на удивление тепло. Возможно, дело во множестве разведённых костров в больших чашах.
– Девка, не отставай, – один из воинов грубо толкает меня в спину.
Я делаю лишний шаг вперёд и едва не врезаюсь в Сидда. Он, в свою очередь, оборачивается и, схватив меня за шкирку, тащит рядом с собой.
– Отпусти! – я дёргаюсь, снова чувствуя тяжесть его злости.
Психика сходит с ума. Если в лесу я ещё качалась на волнах нерешительности, то теперь близость необратимого стала чувствоваться так же явно, как холод и дым разведённых в храме костров. Я не выдерживаю и нахожу в себе силы на ещё одну попытку.
Бежать бессмысленно, но, может, среди послушников найдётся добрая душа?
– Помогите! Меня увозят против воли! Дайте знать об этом Валфрику! Пожалуйста!
Сидд встряхивает меня будто котёнка, так что я вскрикиваю от страха и боли. Сразу становится очевидно, что помощи не будет. Никто не решится. Но, может, хоть кто-то передаст весть моему возлюбленному? Он наверняка не представляет, что здесь творится. Не догадывается ни о чём…
Неожиданно вперёд выходит один из монахов. Тёмная одежда полностью скрывает его тело, лицо перемотано платком так, что видно только глаза. Его плавного движения я пугаюсь больше, чем если бы никто из присутствующих не обратил внимания на их приход.
– Лунобог не терпит принуждения, – слышу я сухой бесстрастный голос. Кажется, этот монах уже немолод.
– А ты уверовал, что знаешь все его помыслы, человек? – насмешливо спрашивает Сидд.
– И тем не менее я не могу позволить вам пройти, – спокойно отвечает монах.
Мне становится страшно. Я не знаю, кто этот человек, но я восхищена его спокойствием и безразличием сместившегося на него злости безликого.
Сейчас я поняла, что до этого момента Сидд чувствовал лишь раздражение. От его эмоций подрагивает пламя, казалось, храм многократно усиливает их, будто сам Лунобог недоволен тем, что мы, смертные, устроили тут.
– Ты смеешь перечить мне, человек? – опускает подбородок Сидд. – Очень кстати.
Двуликий выпускает меня и делает длинный стремительный шаг вперёд. Его правая рука выполняет росчерк по диагонали снизу вверх и вместе с этим движением в воздухе повисают блестящие алые капли.
Я ничего не успеваю понять, пока не слышу хрип, а после вижу, как монах, которого Сидд закрыл сейчас своим телом, падает на серый каменный пол, а из-под его балахона появляется тёмная лужа.
Воины за моей спиной одобрительно восклицают, кивают и улыбаются друг другу. В голове бьётся огромная пугающая мысль, но у меня никак не выходит её сформулировать. С этим мне «помогает» обернувшийся Сидд:
– Видишь, что случается, когда ты не слушаешься, девка?
Хрип стихает. Единственные, кто решаются звучать сейчас, – Дом Кровавой Луны. Монахи замирают у стен молчаливыми тенями. Не думаю, что кто-то из них ожидал, что сегодня придётся готовить к погребению одного из своих, но, без сомнения, они окажут этому несчастному необходимые почести.
Мысль, наконец пробивается в голову. Это всё из-за меня. Мой крик вынудил этого монаха выйти вперёд и возразить Сидду. Он не стал сопротивляться собственным убеждениям даже зная, что не справится с двуликими. Почему он это сделал?
Почему я это сделала? Ведь я тоже знала, что всё бессмысленно.
– А я говорил тебе, девка, – Сидд подхватывает монаха за грудки и тащит к алтарю в дальней части храма. – Начнёшь говорить о других мужчинах, готовься к наказанию. Думала, я уже забыл? Это будет второе.
Меня снова толкают, и я случайно задеваю краем сапога тёмное пятно на камне. Следующий мой шаг оставляет красный отпечаток рядом с линией, похожей на размазанное пятно краски. Другие двуликие идут прямо по нему, так что мы оставляем после себя кровавую тропинку.
По щекам непрерывно текут слёзы. Я не могу издать ни звука, мысли тяжёлые и неповоротливые.
Из-за меня… он умер из-за меня.
Сидд… этот чудовище швыряет тело на алтарь и вскидывает руки к двум каменным колоннам, испещрённым рунами и трещинами. И те и другие немедленно начинают светиться изнутри красным, а после между ними будто растягивается полупрозрачная ткань, которую покачивает ветер. Сидд оборачивается, дожидается, когда я подойду и, снова схватив меня за шкирку, тащит за собой.
К этому времени нас успевают обогнать несколько воинов. Когда первый из них шагает в красную переливающуюся пелену, его силуэт исчезает. Это могло бы удивить меня, если бы я не оглядывалась на мертвеца, лежащего на камне, раскинув руки в стороны. С пальцев на каменный пол оглушительно громко капает кровь.
– Запомни этот миг, девка, – Сидд наклоняется к моему уху. – Те, кто мне перечат, будут наказаны. Пусть его судьба станет для тебя уроком.
Он снова ловит меня за подбородок и проводит большим пальцем по губам. На них и на коже остаётся липкий тёплый след, от которого я немедленно чувствую тошноту. В нос ударяет запах металла.
Взгляд холодных серых глаз темнеет, когда он смотрит на мои губы, потом хватает за волосы и целует. Я не могу сопротивляться, но ощущаю новую эмоцию двуликого, которую описала бы как… возбуждение, желание, азарт.
Безумец… Он радуется отнятой жизни. И я каким-то образом усиливаю это чувство.
– Мы сыграем свадьбу сегодня же, – шёпотом объявляет он, отстранившись немного. – Раз ты обещала себя стольким мужчинам сразу, нужно поскорее заявить о своих правах на тебя.
– Н-нет, я… – пытаюсь возразить, но Сидд не слушает.
Отстранившись, он облизывает испачканные кровью губы и толкает меня в пространство между колоннами. В глазах темнеет, и мне начинает казаться, будто я провалилась под воду.
Я полностью погружён в работу, так что, когда чашка, которую моя служанка ставит на краю стола, внезапно трескается и заливает лежащие передо мной бумаги, не сдерживаю ругательств:
– Кейда, твою мать! Ну что за…
– Простите, господин! Молю, не губите! – служанка падает на колени и низко опускает голову.
– Да что ты… Проклятье! Дай полотенце!
Она вскакивает и трясущимися руками начинает собирать пролитый чай. Я успеваю спасти книги, чистую бумагу, но письмо, над которым я работал последние часа три, уже никуда не годится.
– Простите, господин, – запинаясь и трясясь от ужаса, умоляет она. – Я не представляю, как это случилось. Клянусь жизнями своих детей, с чашкой было всё в порядке. Старинный сервиз… не представляю, как она могла…
Я едва понимаю, что она бормочет, закрываю глаза и медленно выдыхаю, успокаивая вторую душу. Люди слишком чувствительны к нашим эмоциям. Паникуют по поводу и без.
– Всё в порядке, – произношу, когда сердце немного успокаивается.
– Ваше письмо, господин…
– Пёс с ним.
– А чашка? Дорогой же сервиз… Как же так?
Я ловлю её за руки и улыбаюсь. Раздражение сменяется спокойствием и ощущением баланса. Должно быть приятно.
– Это просто чашка. Да, старая и дорогая, но, к счастью, она не последняя, – я смотрю на стол, уже протёртый. То, что осталось от лопнувшей чашки, сложено аккуратной горкой. – Мне нужен новый чай, сможешь принести?
Служанка кивает, забирает осколки и, ещё раз протерев стол, уходит. Я смотрю на испорченное письмо. Хотел описать Авалине, как красив край, в который я её привезу зимой, но слова никак не складывались в правильном порядке. Этот пролитый чай – как дурной знак, так что получается у меня плохо. Вздохнув, я поднимаюсь и подхожу к окну.
Снаружи играют дети наших слуг, в том числе мальчишки Кейды. Скоро в городе, лежащем ниже по склону, будет ярмарка с гуляниями, песнями и знаменитыми по всему северу ягодными пирогами. Детей уже не успокоить, так что их выпускают дуреть на улицу, чтобы не слишком мешали своей суетой в доме. Если прислушаться, я даже различу слова их песенки:
– Дракон зимой по небу мчится,
Снегом белым вниз ложится.
Он спит в пещере, где нет тепла,
Но во снах видится весна.
Богиня Солнца греет землю,
В наш край приедет ламантин.
Расскажет сказки, споёт песню,
Подарит краски для картин.
Двуликий встанет лишь с рассветом
И будет петь горам и льду
О тайнах зелени лета
И цветочном ветре на лугу.
Думаю, Аве здесь понравится. Когда я был гостем в их доме, там было до невозможности тоскливо, даже удивительно, что моя истинная родом из столь унылого края. Отец убеждает, что Дом Солнечного Снега не всегда был таким, и что раньше он был известен как богатый и процветающий край. Те времена давно прошли.
И всё же это не означает, что мы не построим счастья. Однажды и мои дети будут так же бегать по заднему двору. Для них ещё не существует статусов и рангов, об этих взрослых делах они узнают намного позже. Сперва их будут занимать игры в снежки, катание на коньках и снежные замки.
Проклятье… может, выделить себе время, да просто рвануть за Авой? Она моя истинная, я всё равно заберу её! Только из-за отца я до сих пор не послал в пекло эти условности и бумаги. Деликатность, чтоб её. Если Аелл захочет пойти на нас войной – пусть попробует! Как я понял из последнего визита, он не слишком дорожит племянницей.
От мыслей отвлекает распахнувшаяся дверь.
– Господин! – в комнату забегает Кейда, взгляд испуганный. Она ещё что-то разбила?
– В чём дело? Если Леорд ругает, скажи, что…
– Нет, господин! Ваш отец…
Не спрашивая больше ни о чём, я выбегаю из кабинета. Болезнь отца – худшее, что могло случиться с нашим домом. За лето мы объехали множество краёв, поговорили с бессчётным числом лекарей, но ни один из них не нашёл лекарства от этого недуга.
Я понимал, что он умирает, но не хотел с этим смириться. В какие-то моменты казалось, что мы одерживаем победу, но после волшебство заканчивалось и болезнь не только отбивала захваченную территорию, но и продвигалась дальше.
Мы знали, почему это случилось. Несколько лет назад лихорадка забрала мою мать, его истинную. Такие, как мы, не могут жить с раной на сердце. Пока я не могу покинуть дом, но обязательно сделаю это, если тоже не хочу болеть.
– Отец! – врываюсь в его спальню.
Здесь сильно пахнет травами от бессчётного числа пузырьков и баночек. Все горизонтальные поверхности превратились в склады микстур, книжный шкаф избавили от содержимого и хранили там порошки, мази и настойки. Мы приложили столько сил. Неужели зря?!
– Тише, Вал, – Вики, моя сестра, поднимает голову и поворачивает ко мне заплаканное лицо. – Отец, он… О, боги…
Не верю.
Резко подхожу к кровати с другой стороны. Отец… Я помню его сильным и высоким воином. Владеющим собой настолько безупречно, что никто и никогда не ощущал на себе тяжести его гнева.
А что теперь?
Он лежит здесь, щуплый старик с впавшими щеками и посеревшей кожей. Не знаю, что отравляло его сильнее: болезнь или все снадобья, которыми провоняла эта комната.
Я сажусь на постель и кладу ладонь на грудь отца. Сосредотачиваюсь на ощущении. Ничего. Сердце замерло.
– Надеюсь, ты вернёшь свои истинную в крае, которым правит Лунобог, – тихо говорю я, убирая ладонь.
Как странно. Последние полгода или больше все мы готовились. Одни осознанно, другие со скандалом, но постепенно свыкаясь с мыслью, что этот миг в конце концов придёт.
Отец не проявлял интереса к нашим стараниям, но покорно соглашался отбивать у Лунобога крохи времени, чтобы дать нам с Вики больше времени.
В какие-то дни, когда ему было особенно тяжело, я думал о том, не стоит ли развязке поскорей прийти, чтобы облегчить его боль. Чувства стёрлись настолько, что я не понимаю, как мне реагировать.
– Вал… – зовёт сестра. – Почему ты злишься?
– Злюсь, потому что проиграл в этом сражении. Отец… что-нибудь сказал?
– Нет… Даже не проснулся.
Я киваю, а внутри разгорается пламя.
– Вал…
– Прости, Вики. Сейчас сложно себя контролировать.
Сосредотачиваюсь, приглушаю грохот собственного пульса и открываю руку. Сестра тут же падает в объятия и срывается в рыдания на моей груди. Сейчас я нужен сестре, должен позаботиться и о ней, и о замке, и о нашем крае.
– Пойдём выпьем чаю с мёдом, – поднимаю сестру на руки и иду к выходу.
Чай… Неужели чашка, которую принесла мне Кейда, лопнула не случайно? Это был какой-то знак?
– А как же папа? – спрашивает Вики.
– Он уже никуда не денется, – ни голосом, ни чувствами не выдаю боли ради сестры. – Сперва позабочусь о тебе, потом пойду поговорю со жрецами о погребении.
М-да. Сейчас неподходящее время, чтобы приводить в дом жену, но мне лучше сделать это как можно скорее. Не хочу, чтобы Вики беспокоилась, что потеряет и отца, и брата по одной причине. В то же время я не хочу, чтобы моя невеста появилась в разгар траура, это не её горе, ей незачем нести этот груз с нами.
В любом случае сперва нужно в храм Лунобога. Крылья разомну, может, и в голове немного прояснится?