Алиса Ковалевская
Обязана быть его-2
6
– Вы можете не отвечать на этот вопрос, Дарина, – проговорил пожилой мужчина в тёмном пиджаке, представившийся мне ранее, как Альберт Юрьевич.
В палату мою он вошёл буквально за несколько минут до появления следователя и сразу сообщил, что будет представлять мои интересы во время следствия и, если потребуется – на самом судебном процессе. Одного взгляда на него мне было достаточно, чтобы понять, кто именно прислал его. Всё в этом человеке выдавало статус: неброский, но отлично сшитый костюм, часы на запястье, небольшой кожаный портфель в руках. Скрывать этого он, впрочем, и не собирался. Как бы мне ни хотелось сказать, что я справлюсь сама, что Терентьев уже и так достаточно вмешался в мои дела, мою жизнь, в жизнь моей дочери, я этого не сделала. Не сделала именно из-за Сони. Потому что понимала – оплатить адвоката я не смогу, а предоставленному системой государственному защитнику вряд ли будут действительно важны мои интересы и проблемы.
– Я отвечу, – кашлянув, сказала я.
Разговор длился не так уж и долго, а силы мои подходили к концу. Голова ныла и кружилась, горло болело от жёстких, ещё недавно впивающихся в кожу и не дающих дышать пальцев Эдуарда, синяки на теле, лице и руках налились и стали просто безобразными.
– Нет, я не думала о том, что хочу его убить, – подняла взгляд на следователя. Заметила в глазах того жалость, но сейчас это не разозлило меня.
После ухода Светы я закрылась в небольшой ванной и несколько минут просто скулила, упираясь руками в край раковины. Соня… Как ни пыталась Света успокоить меня, я понимала – всё хуже, чем когда-либо. Если её, мою кроху, мою маленькую нежную девочку заберут, отправят в детский дом… Именно тогда я заставила себя сделать глубокий вдох и собраться. Я должна была как можно скорее оказаться дома. И пусть хоть кто-нибудь… Пусть только попробуют забрать её. В горло вцеплюсь и перегрызу. Вот тогда-то я первый раз внимательно рассмотрела своё отражение: следы от пальцев на шее, огромный синяк на скуле, разбитые губы, спутанные, неопрятно лежащие волосы.
Ночь прошла в забытье. Явь путалась с полудрёмным, наполненным тревогой и страхом сном. Я видела лицо Эдуарда, чувствовала его дыхание, прикосновения, а после распахивала веки и понимала, что это всего лишь игры моего воображения.
Завтрак, который принесла раздатчица, так и остался нетронутым – всё, что я смогла, выпить безвкусный чай.
– То, что случилось… – прижав пальцы ко лбу, я качнула головой. – Я не хотела этого.
– Даже когда он начал избивать вас? – снова спросил следователь.
– Да, – отозвалась я. – Даже когда он… когда он стал… – рвано выдохнула, вновь возвращаясь во вчерашнее утро. Утро, которое желала бы забыть навсегда. – Я не хотела убивать его, Алексей. Я хотела только оттолкнуть его, остановить.
– Тогда как у вас в руках оказалась статуэтка? – подняв глаза, я снова натолкнулась на взгляд следователя.
Как? Скорее всего, он и сам прекрасно понимал это, просто, как и многие, пытался выполнить свою работу.
– Думаю, на сегодня достаточно, – прежде, чем я успела хоть что-то сказать, поднялся Альберт Юрьевич со своего места и, словно старый матёрый волк, приблизился ко мне.
Положил ладонь на моё плечо и наградил следователя жёстким, бескомпромиссным взглядом.
Невысокий, поджарый, этот человек источал такую уверенность, что мне на самом деле захотелось доверить ему свои проблемы, в какой-то степени переложить их на него. Не потому, что я не была готова бороться, а потому, что он знал как это сделать, намного лучше меня.
– Хорошо, – немного помолчав, всё же кивнул Алексей и, собрав принесённые с собой бумаги, встал. – Я приду завтра. Примерно в это же время, и мы продолжим, – он посмотрел на моего адвоката.
– Дарина… – он немного заколебался, прежде, чем продолжить. – Я знаю про вашу дочь. И знаю так же, что за вас беспокоятся. Думаю, вы и сами знаете это. Но всё же… Я надеюсь, что всё это не затянется на долго. Поправляйтесь.
После того, как он вышел, Альберт убрал руку. Выдохнув, я подтянула одеяло, чувствуя, что меня немного знобит из-за напряжения, что я ощущала всё время допроса. Понимала, что снова и снова мне придётся мысленно возвращаться во вчерашнее утро, в предшествующие ему вечер и ночь, но как же мне не хотелось этого!
– Спасибо, – поблагодарила я. – Наверное, нам стоит… – ощущение неловкости под взглядом взрослого, умудрённого жизнью человека, заставило меня на пару секунд замолчать. Что он знает про меня и Демьяна? Что тот рассказал ему? Сама я почти не упоминала Терентьева во время допроса, скорее походящего на простую беседу со следователем. По крайней мере ничего из того, что относилось к личному.
– Да, Дарина, – предупредил Альберт Юрьевич мои слова. – Нам действительно стоит обговорить с вами, на какие вопросы и как стоит отвечать. Но сейчас вы должны отдохнуть. Я зайду ближе к вечеру, и мы с вами постараемся построить линию поведения и защиты, хорошо?
Я поспешила ответить слабым кивком, снова поймала на себе оценивающий взгляд адвоката и, не удержавшись, проговорила:
– В другой момент я бы не позволила Терентьеву вмешиваться, – опустила голову, и прядка волос, скользнув по разбитой скуле, упала мне на щёку. Я заправила её обратно. – Передайте это ему. Но сейчас у меня нет выбора. Так что… Передайте ему ещё и спасибо, – вздохнула и, встав, подошла к окну, желая отвлечься хотя бы на что-то.
– Передам, – услышала я голос Альберта от двери и обернулась. Он стоял, уже отворив её, и придерживался за ручку. – До вечера, Дарина. – Взгляды наши пересеклись, и Альберт проговорил: – Запомни, девочка, если бы он не беспокоился за тебя, меня бы тут не было. Я знаю Демьяна много лет и знаю, что он не из тех, кто будет делать что-то не важное для него.
Договорив, он на секунду буквально впился в меня взглядом, а после уверенным шагом вышел за дверь. Я вновь обернулась к окну. Сжала края подоконника и закусила губу, пытаясь не думать. Ни о чём не думать – только о своей малышке, обнять которую сейчас я желала так сильно, как никогда ничего на свете.
Одна за другой на территорию больницы въезжали кареты скорой помощи. Некоторые из них истерично и нервно поблёскивали маячками, другие же были неспешными, спокойными. Невольно я думала о том, что внутри почти каждой из них находится кто-то, нуждающийся в помощи.
К горлу подкатил ком, стоило мне вспомнить взгляд Эдуарда в тот момент, когда он схватил меня за шарф. Рукой я инстинктивно потянулась к шее и коснулась синяков. Уголки глаз защипало, но расклеиться я себе не позволила. Так и стояла, глядя как проходящие внизу люди кутаются в воротники курток и пальто, как к одному из корпусов идёт женщина с ребёнком, как чужие жизни на секунду незримо сталкиваются с моей и растворяются в собственных делах, проблемах.
Должно быть, прошло не меньше получаса прежде, чем я, вздохнув, отошла от окна.
Но едва я сделала это, дверь отворилась.
Я вскинула голову, встретилась взглядом с Демьяном.
Казалось, вместе с ним в палату ворвался запах поздней осени, запах денег и предательства. Но отвести взгляда я не могла. Глаза его блестели темнотой, губы были поджаты.
– Сегодня ты способна на нормальный разговор? – с ходу спросил он, захлопнув дверь.
Я молчала, не зная, что ответить, потому что о чём говорить с ним без надлома, без болезненного надрыва, не имела понятия в принципе.
– Света сказала тебе про Соню? – снова заговорил он.
– Да, – едва шевеля губами, отозвалась я. Язык как будто прилип к нёбу, губы отказывались подчиняться.
Загнанная в угол, я знала лишь одно – моя жизнь осыпается пеплом. К его ли ногам или к чьим-то ещё – не важно. Может быть, теряется совсем, подхваченная порывом ветра вместе с хороводом снежинок.
Он не двигался с места. Уверенный в себе, жёсткий, сейчас он был именно тем мужчиной, с которым я впервые столкнулась на вечере, домой к которому пришла по приказу Эдика. Нет, не Эдика… По приказу самого Демьяна.
– Где она? – выдавила единственный важный для меня вопрос. – Её ведь не…
– Софья у меня дома, – отрезал он, не дав мне закончить. – В данный момент с ней Егор. Так ты способна на разговор, Дарина? – повторил он, так и не двигаясь с места. Ноги его были расставлены на ширину плеч, в резком тоне сквозило нетерпение.
– У… у тебя? – встревожилась я.
Он не ответил – ждал, когда отвечу я. Я сжала края кофты, которую принесла мне Света. Голова закружилась сильнее, и я ощутила острое желание опереться на что-нибудь, чтобы не упасть.
– Да… – сглотнув, сказала я, понимая, что он снова подчиняет меня себе – мою волю, мою сущность. Но в этот раз я должна была подчиниться, ибо другого выхода не было. Если Соня у него… Господи, что происходит?!
– Да, готова.
7
– Хорошо, – сдержанно сказал Демьян и наконец отошёл от двери.
Встал возле окна, где ещё недавно стояла я сама, привалился к подоконнику.
Взгляд его – пристальный, пронзительный и в то же время тяжёлый, был направлен на меня. Множество вопросов, которые я хотела задать, так и застряли в горле комом. Покрытая синяками, опустошённая, с припухшим от ударов бывшего мужа и бесконечных слёз лицом, я самой себе казалась беспомощной и жалкой. Впрочем, так ли далеко это было от истины? Сила Демьяна лишь подчёркивала мою тщетно скрываемую слабость.
– Как ты себя чувствуешь? – вопрос прозвучал неожиданно. Мягче, чем Демьян говорил прежде, но всё равно сдержанно.
– Лучше, чем мой бывший муж, – я всё же отвернулась.
Посмотрела на постель и подумала, что мне, наверное, стоит присесть, но не сделала этого. Глупо. И всё же чувствовать себя ещё более уязвимой мне не хотелось.
Демьян ничего не сказал. Тишина, снова повисшая между нами пропастью отчуждения, давила на уши, сознание тревожил запах Демьяна.
– Так о чём ты хотел поговорить? – спросила я, не глядя на него.
Слабость становилась всё сильнее, однако уступать я не собиралась. Резко вскинула голову, встретилась с Терентьевым взглядом.
– Как я тебе уже сказал, твоя дочь сейчас у меня, – проговорил он.
Я почувствовала, как при этих словах сердце забилось где-то в горле. Но слова были лишь одним из звеньев цепи, которая, я чувствовала, затягивается на моих руках, сковывая странным предчувствием.
Голос Демьяна звучал слишком ровно, что-то расчётливое, жёсткое слышалось в каждом слове, каждой букве. И глаза… Чернота казалась непроницаемой. Я не могла понять, чего мне ждать, и это только усиливало ощущение тревоги.
– Я могу решить все проблемы, – снова заговорил он. – И твои, и твоей дочери.
Сказав это, Терентьев умолк. Мне стало ясно, что он подвёл меня к краю. Он может… Может решить.
Поначалу я даже не поняла, что так сильно насторожило меня в этих его словах. И только спустя несколько секунд молчания до меня дошло: он сказал, что может решить. Может. И словно ударом недоговорённое – если захочет.
– И что я должна для этого сделать? – стараясь держать спину прямой, осведомилась я.
Мы опять смотрели друг на друга. Расстояние, разделяющее нас, не было больше нескольких метров. Слишком много и слишком мало одновременно. Ещё недавно этот мужчина держал меня за руку, целовал меня. Ещё недавно я, прижимаясь, плакала у него на груди от безысходности, от горького осознания потери, а теперь… Теперь он собирается выдвинуть мне условия, на которые я, чёрт возьми, должна буду согласиться, чтобы мою дочь не отправили в детский дом.
– Выйти за меня замуж, – всё так же спокойно сказал Демьян.
В голове зашумело ещё сильнее. Я понимала, что он сказал, понимала, что мне это не показалось, понимала… Я всё понимала, но не могла поверить, что это происходит со мной. Снова. Слишком… Слишком много всего за последние дни.
– Замуж? – переспросила я и всё-таки присела на край постели. Стоять не осталось сил. Не знаю, чего я ожидала от него и ожидала ли вообще чего-либо. Сама себе напоминала упавший в ручей сухой лист, уносимый куда-то потоком воды и не способный справиться с этим.
– Послушай меня, Дарина, – губы его сжались в тонкую линию, голос зазвучал ещё сдержаннее, как будто металл лишь слегка прикрыли бархатом. Шумно выдохнув через нос, он продолжил говорить, впечатывая в меня буквально каждое слово: – Собственного жилья, помимо квартиры матери, у тебя нет. Но я не думаю, что это самое лучшее место для того, чтобы растить дочь. Работы у тебя тоже нет.
Я посмотрела на него внимательнее. Взгляда он не отвёл – проговорил, глядя прямо в глаза:
– Я мог бы посодействовать в том, чтобы за тобой сохранили место в «Бархате», но делать этого не стану.
Вот тут слова пропали окончательно. Помощи его я не хотела, но… Помимо безвыходности, в которой я находилась, помимо ощущения, что со всех сторон на меня надвигаются отвесные скалы, было ещё что-то. Что-то личное, что-то, что сдавило сердце, что снова напомнило о себе внутренней болью.
– Я поняла тебя, – прошелестела я одними губами. Руки были холодными, пальцы не слушались. Гнев смешался с усталостью.
– Нет, не поняла, – ответил Демьян резче прежнего. – Твою дочь хотят забрать органы опеки и, Дарина, у них есть для этого весомые основания, – подойдя, он встал напротив меня. Крепко взял за локоть и заставил подняться. – Тебе это понятно? Тебе понятно, что ты здорово влипла, девочка?
Он вдруг дотронулся до моей скулы и сказал совсем тихо:
– Действительно сильно влипла, Дарина.
Сердце заколотилось ещё чаще, по телу пробежали мурашки. Я чувствовала его руку, вдыхала его запах, смотрела в глаза, и внутри меня происходило нечто непонятное, хаотичное. Гнев, усталость… Мне хотелось оттолкнуть его, закричать, чтобы он убирался. Решил шантажировать меня?! Получить то, что ему хочется любыми средствами? Но что дальше?
– А потом что, Демьян? – прямо спросила я. – Выйду я за тебя, а что дальше?
– Дальше, Дарина, твоей дочери не будет грозить детский дом, – он так и продолжал поглаживать мою скулу.
Я прикрыла глаза, понимая, что этими словами он размазал меня. Были ли у меня другие возможности? Может быть. Может быть и были, но… Я не видела их, а он бил наотмашь по самому больному. Ни дома, ни работы…
– Без моего участия ты можешь задержаться в следственном изоляторе, – обвёл ссадинку на губе и, взяв за подбородок, приподнял мою голову. – Я не угрожаю тебе. Твоя дочь будет в безопасности, это я тебе могу пообещать. Другое дело, что я не могу пообещать тебе, что органы опеки не захотят изъять её на то время, что ты будешь под следствием, – чуть сильнее сдавил мой подбородок. – Если тебе нужно время подумать, я дам тебе его. Ровно десять минут, девочка.
– Зачем тебе это? – гнев всё-таки вырвался наружу. Сбросив его руку, я отшатнулась и повторила громче: – Зачем?!
– Я так хочу, – просто сказал он. – Если ты согласишься, я внесу за тебя залог и постараюсь сделать так, чтобы ты вернулась домой в ближайшее время.
– А если нет? – заведомо зная ответ, спросила натянуто.
– Я тебе уже сказал, что будет.
Это был тот же Демьян, что и два дня назад, но в то же время совершенно другой. Человек, привыкший устанавливать правила и подчинять им всё и всех вокруг. Мужчина, смявший моё прошлое и настоящее, как обрывок гофрированной бумаги.
Меня трясло, он же, как и прежде ничем не выдал даже тени беспокойства. Потому что…
– Ты ведь знаешь, что я соглашусь? – дрожь появилась и в голосе. – Знаешь, да, сукин сын?! – процедила сквозь зубы и, сжав ладонь в кулак, отвернулась.
– Я на это надеюсь, – послышалось у меня за спиной. Коснувшись плеча, он повернул меня обратно. – Я обещал Соне привезти тебя. Ещё в тот день, когда поехал в посёлок. Отказываться от данного слова я не собираюсь, – это он сказал очень тихо. Ладонь его прошлась по моему плечу до локтя. – Я действительно хочу вернуть тебя ей, но для этого ты должна мне помочь.
– У меня ведь нет выбора? – дрожь усилилась.
– Думаю, что так. Хотя… Выбор есть всегда.
Я отрицательно качнула головой. Очень медленно. Отступила от Терентьева и качнула ещё раз.
– Разве это выбор?
– А разве нет?
В какой-то степени он был прав. Как всегда, чтоб его, прав. И опять тишина…
– Я выйду за тебя, Демьян, – нарушила я молчание. – Но у меня тоже есть условие.
– Какое? – спросил он с лёгким интересом.
– Я хочу поговорить с Соней.
Уголок его губ дёрнулся впервые за всё время нашего разговора. Без слов он достал телефон и, нажав несколько сенсорных кнопок, протянул мне. Не прошло и десяти секунд, как я услышала голос дочери и прикрыла глаза, понимая, что едва сдерживаю слёзы.
– Ты моё солнышко… – невпопад сказала я, прерывая её щебет. Поначалу грустная, немного обиженная, она оживала буквально с каждым сказанным ею, с каждым услышанным мной словом. С каждым моим словом ей и её мне. – Мама… Мама скоро вернётся, милая. Я… я обещаю тебе.
Оставшись в палате одна, я призраком прошла от стены до стены. Остановилась возле тумбочки и вдруг заметила стоящий на ней бумажный пакет. Только что я согласилась… Согласилась выйти замуж за Демьяна. Только что я…
Слёзы набухли в уголках глаз, дышать не осталось сил. Раскрыв пакет, я вытащила коробочку. Безе… Маленькие безе, такие же, как мы ели в тот вечер в кафе. В тот вечер, когда Демьян подарил Соне кружку. Кружку с медовыми подтёками и…
Тяжело опустившись на кровать, я сдавила коробку и потихоньку всхлипнула. Один всхлип, другой…
Сама не поняла, как открыла крышку и, достав безе, положила в рот. Только почувствовала на языке тающую сладость. Солёно-сладкий вкус и горечь предательства. Боже… И ещё этот запах… Запах мужчины, проникшего в моё сердце вопреки всему. Вопреки моей воле, моему желанию.
– Дарина… – вошедшая с капельницей медсестра нерешительно посмотрела на коробку в моих руках. Позади неё возник врач, и медсестра обернулась к нему.
– Что случилось, Лера? – спросил он у неё.
– Она ничего не ест, а тут… пирожные.
Врач глянул на меня, потом снова на медсестру.
– Пусть ест.
– Но ей же нежелательно.
– Пусть ест, – строго повторил он и обратился уже ко мне: – Только плакать перестань. Всё хорошо будет, ясно тебе?
Я всхлипнула и кивнула. Ладонь моя опустилась на маленькие лёгкие безе, и я словно опять оказалась в том кафе, смущённая под взглядом Демьяна, не знающая, что делать и как вести себя с ним.
Дверь палаты закрылась, капельница, что вкатила медсестра, так и осталась стоять возле стены, а я положила на язык очередное безе. Демьян Терентьев…
– Всё будет хорошо, – шепнула я себе. – Всё будет хорошо, – уже сквозь километры – своей маленькой девочке, кнопке, солнышку, светлому лучику. – Дядя Демьян… – всхлипнула и разрыдалась. – Дядя Демьян… поможет нам, Соня. Поможет…
8
Все последующие дни, проведённые в больнице, слились в бесконечность, наполненную беспомощным ожиданием и неопределённостью.
Терентьев больше не приходил. Может быть, оно и к лучшему, вот только уверений Светы в том, что всё в порядке, мне было слишком мало. Телефона у меня не было, и всё, что я могла – додумывать варианты реальности.
Демьян пообещал сделать всё, чтобы я увидела дочь как можно быстрее. Всё, чтобы сдержать данное Соне слово. В том, что он сделает это, я не сомневалась. Но понимала я так же, что даже его возможности не безграничны. Сколько ему потребуется времени? Сколько уже прошло?
– Есть какие-нибудь новости? – сдавшись, спросила я у пришедшего ко мне буквально минуту назад адвоката.
До этого момента личного мы не касались – обсуждали только то, что было важным для следствия.
– Демьян что-нибудь говорил про Соню?
Затаив дыхание, я вглядывалась в лицо Альберта. В отличие от меня за эти дни он нисколько не изменился: проницательный взгляд, элегантная простота. Что до меня…
Осунувшаяся, измотанная бессонными, наполненными кошмарами ночами и переживаниями, я мало чем напоминала себя прежнюю. До недавнего времени плотно обтягивающие ягодицы и бёдра домашние штаны, привезённые мне Светой вместе с другой одеждой, сидели свободно, черты лица заострились, под глазами появились огромные тёмные круги.
– С вашей дочерью всё в порядке, – ответил Альберт, а я едва не взвыла в голос.
Всё в порядке. Как же мало мне было этих слов! Я хотела знать, как она спит, что она ест, какие мультфильмы смотрит по вечерам. Хотела…
– Я так хочу увидеть её, – прошептала, понимая, что окончательно сдалась.
Должно быть, что-то во мне всё-таки надломилось. Неосознанно я искала поддержки, прекрасно понимая при этом, что задача Альберта заключается в другом. Если бы я могла хотя бы позвонить Свете, поговорить с ней… Но телефон у меня забрали ещё в первый день. Практически запертая в больничной палате, в четырёх стенах, я была предоставлена самой себе: своей памяти, своей боли, своим мыслям и своим страхам.
О том, что согласилась выйти замуж за Демьяна, я старалась не думать, ибо смысла в этом не было. Постараться отговорить его? Он предоставил мне право выбора, я этот выбор сделала. Вот и всё. Что дальше? Дальше… Этого я не знала.
– Об этом я и пришёл с вами поговорить, Дарина, – вместо каких-либо слов поддержки или утешения, сказал Альберт. – Завтра утром судья примет решение по поводу вашего освобождения под залог.
– Завтра? – с придыханием переспросила я.
Пальцы мгновенно похолодели, ноги стали ватными. Последние дни я только и ждала этого момента, но оказалась к нему не готова. Голова закружилась, мысли на секунду затянуло пеленой.
– Я должна присутствовать на заседании?
– Это не обязательно, – Альберт налил в стакан воды из пластиковой бутылки и подал мне, но я только мотнула головой. И на кой мне вода, если у меня ноги подгибаются?
Поставив стакан на тумбочку, Альберт проговорил:
– Думаю, уже завтра вы сможете увидеть свою дочь, Дарина. Подождите ещё немного, – он похлопал меня по руке, как, должно быть, сделал бы отец или близкий старший родственник. – Совсем немного. Сонечка тоже соскучилась по вам. Она у вас чудесная девочка, – губы его тронула едва заметная улыбка. Первая, что я увидела за всё время нашего общения. – Очень похожа на мою внучку. Вы скоро увидитесь, обещаю вам.
– Спасибо, – я тоже вымучила слабую улыбку и всё-таки потихоньку шмыгнула носом.
В эту ночь я почти не спала. Мысленно подгоняла время, надеясь увидеть за окном проблески рассвета, но оно будто специально стояло на месте. Каждая секунда – за час, каждая минута – вечность.
Наконец поднявшись, я подошла к окну и, приоткрыв створку, сделала несколько жадных глотков холодного воздуха. Заметила мелькнувшие в воротах больницы огни скорой.
Мысли о Демьяне всё же пробрались сквозь комок других, наслаивающихся друг на друга, путающихся, шипящих дикими змеями.
– Ты ведь так и не сказал, зачем всё это, – сказала я в пустоту. То ли самой себе, то ли надеясь, что тот, к кому они обращены, услышит их сквозь расстояние. Почти так же, как в знаменитом романе.
«Джейн Эйр»… Как давно я читала эту книгу. Ещё в старшей школе, когда была жива мама. Когда я думала о будущем, грезила, строила планы. Когда не знала, что однажды буду вот так стоять посреди ночи и говорить с пустотой.
– Температура, – услышала я сквозь тяжёлый сон и кое-как приподняла свинцовые веки.
Должно быть, под утро мне всё-таки удалось уснуть. Зашедшая в палату медсестра нажала на выключатель, и комнату тут же наполнил свет. Квадрат окна был таким же тёмным.
– Это было обязательно? – спросила я сиплым со сна голосом.
Медсестра недовольно поджала губы и сунула мне под нос холодный градусник.
Поморщившись, я взяла его. Встретилась взглядом с похожей на жабу девушкой с пухлыми губами и маленькими, как у хорька глазками.
– Сколько времени? – не дождавшись ответа, поинтересовалась я.
– Половина седьмого, – через губу ответила «жаба» и, покачивая слоновьим задом, пошла к двери.
Половина седьмого… Я прикрыла глаза и потёрла ноющий висок. Ещё несколько часов ожидания. Чашка крепкого чая и…
Открыв дверцу тумбочки, вытащила коробочку с тремя крохотными безе. Положила на колени и уставилась на них, понимая, как, должно быть, глупо выгляжу. Но мне нужна была связь с прошлым, с чем-то… С моментом, где я была хоть немножко счастлива.
Думая об этом, я не заметила появления другой девушки в бело-голубой медсестринской форме.
– Марина уже принесла вам градусник? – спросила она и, заметив коробку у меня на коленях, посмотрела в лицо. Смущённо улыбнулась. – Может быть, принести вам чай?
– Да… – неуверенно ответила я. – Градусник… Принесла. И…
– Чай, – кивнула медсестра.
Пару секунд мы смотрели друг другу в глаза, как будто вели немой диалог, а после она, не сказав больше ни слова, вышла. Я же снова посмотрела на лежащую на коленях коробку и сдавила её. Послышался хруст пластика, в груди поднялся гнев, но я быстро переборола его.
Да, чёрт возьми! В тот вечер я была счастлива! Хоть немного, но счастлива. Только… Всё это ничего не значит. Ни-че-го.
В последний раз проведя по волосам расчёской, я попыталась собрать их в хвост, но стоило затянуть резинку, кожа заныла.
Мог бы Эдуард убить меня? Почему-то сейчас мне казалось, что нет. Делать этого он бы не стал, а вот измучить так, что я сама попросила бы его о смерти…
Да, именно так бы он и поступил. Раз за разом, день за днём насиловал бы меня, избивал и ждал, когда я окончательно сломаюсь. Потому что за прожитые в браке годы, сломать меня ему, как выяснилось, не удалось.
Распустив хвост, я заплела слабую косу. Завтрак уже прошёл, наступила пора утреннего обхода. Тарелка с принесённой мне кашей так и осталась нетронутой стоять на столе, как и вторая – что на ней, я даже не посмотрела. И только пустая коробочка от безе, чуть треснувшая, помятая, лежала на тумбочке немым укором моей собственной слабости.
Услышав голоса, я замерла и впилась в дверь взглядом. Сердце забилось чаще, руки, как и вчера, стали холодными.
– Доброе утро, – сказал появившийся в палате врач.
С губ моих слетел прерывистый выдох разочарования, но не успела я ответить ему, следом появился Альберт. Я глянула на дверь надеясь… Нет. Демьяна я не ждала, и это было правдой. Но…
– Это ваша выписка, Дарина, – подойдя, отдал мне врач несколько листов бумаги с напечатанными строками.
Выписка?
Я вскинула голову. Посмотрела на него внимательно.
– Не забывайте, Дарина, что у вас сотрясение, – ничего не пояснив, сказал он. – Будьте осторожны. Остальное… – он посмотрел на моё покрытое синяками лицо, на разбитые губы. – Время это поправит, – проговорил негромко. – Пусть оно и не лечит, но что-то поправить может.
Я сжала листы в пальцах, понимая, что даже не чувствую прикосновения бумаги. Быстро перевела взгляд на Альберта Юрьевича.
– Суд одобрил ходатайство, – вместо приветствия сказал он. – Залог за вас уже внесён. Собирайтесь, Дарина. Сегодня вы увидите дочь.
Подбородок у меня задрожал, глаза мгновенно наполнились неподконтрольными слезами, с губ слетел всхлип. Прижав ладонь к губам, я проглотила солёно-горький комок. И заставила себя вдохнуть.
– Вам разрешили выехать в Санкт-Петербург, – продолжил он. – Собирайтесь. Через два часа у нас поезд.
– У нас? – совершенно глупо переспросила я.
Оглушённая, внезапно совершенно ослабшая, я так и сидела, держа в руках уже немного помятую выписку и не могла поверить. Сегодня… Сегодня я увижу Соню… Солнышко… Моё маленькое солнышко.
– Я буду сопровождать вас, – Альберт подал мне бумажный пакет и повторил: – Одевайтесь. Здесь есть всё, что может пригодиться. И… – отдал ещё один, небольшой, с логотипом косметической компании. – Ваша подруга сказала, что это вам тоже потребуется. – И ещё раз, как будто чувствовал, что я всё ещё не могу до конца поверить: – Вы едете домой, Дарина. Ваша дочь вас ждёт.
Спрашивать, что именно находится внутри большого пакета, я не стала. От кого он – тоже. Это было понятно и так. Зажав в пальцах ручки-ленты, я только и смогла в очередной раз сказать одно:
– Спасибо.
– Лучше будет, если вы поблагодарите Демьяна, – совершенно спокойно ответил Альберт. Я понимала, что действительно должна сделать это. Наверное, должна. Даже несмотря на условие, что он выставил.
– Он не приехал? – спросила я, поставив пакеты на кровать.
– Нет. У него много дел, – сказал адвокат и оставил меня одну.
Нет, не одну – наедине с наконец охватившими меня мыслями о будущем. О том будущем, где мне предстояло стать женой Демьяна Терентьева. Зачем? Потому что он захотел, чтобы было именно так. А его желания – закон. И я обязана подчиниться.
